Шкаликов Владимир Всемирная гармония
Владимир ШКАЛИКОВ
ВСЕМИРНАЯ ГАРМОНИЯ
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Зеркало
Второе "я"
Святая святых
________________________________________________________________
Зеркало
Старая хозяйка сняла очки и положила их на столик перед зеркалом. А сама легла спать.
Для зеркала это было весьма важным событием. Обычно хозяйка ложилась в очках, потому что перед сном любила почитать. Почитав, она усталой рукой опускала книгу на ночной столик у своего изголовья, снимала очки, щурилась, пристраивала их рядом с книгой и гасила свет. А простодушное зеркало, которое отражало все предметы такими, какими они были на самом деле, смотрело издали на толстые стекла очков и мучительно размышляло о тайне, которая скрывалась в их прозрачной пустоте.
Обычно все простодушные любознательны. Было таким и зеркало. Тайна очковых стекол так долго не давала ему покоя, что теперь оно нисколько не удивилось силе собственного волнения. Оно даже не заметило, что от этого волнения вся отраженная в нем комната заколебалась. Если бы, например, хозяйка в эту минуту включила свет и взглянула на свое зеркало, она бы с ужасом подумала, что в зеркале начался шторм: с такой силой качалась в нем люстра, кривился потолок, прыгала вазочка с цветами, а картина изображавшая бурю на море, едва держалась на гвозде.
Но хозяйка уже спала. Она была очень стара и в этот день очень устала, потому что была суббота, а в воскресенье она ждала гостей и весь день готовила и прибирала в комнате.
Очки лежали на вязаной салфетке перед зеркалом и равнодушно смотрели куда-то в пространство. Взгляд их был строг и остер от рождения, но старость уже давала себя знать, а потертая резиночка, которой были связаны концы дужек, еще более подчеркивала это обстоятельство.
"Нет, это будет неловко, - думало зеркало. - Если я заговорю, это может помешать их мыслям. А так хочется однако, поговорить".
И зеркало решилось.
- Простите, - сказало оно как можно мягче.
- Да-да, конечно, - немедленно откликнулись очки. - Мы видели ваше волнение и просто ждали, когда вы с ним справитесь. И поскольку можно считать нашу беседу начатой, сразу просим прощения за вынужденную бестактность.
- Ах, о чем это вы? - удивилось зеркало.
- Говорить о себе "мы" принято ведь только среди особ царской крови, поэтому хотим объясниться. У нас причина чисто грамматическая. Очки, ножницы, щипцы и еще некоторые вещи просто не имеют единственного числа. Это дает несведущим повод упрекать нас в высокомерии. Но ведь не скажешь: "Я, очки..."
- Нет-нет, - заверило зеркало. - Все эти условности для меня слишком сложны. Мне просто хотелось поговорить о вашей тайне. Она давно не дает мне покоя.
- Тайна? - Очки посмотрели удивленно. - Какая тайна у двух стекляшек?
- О, вы несправедливы, - сказало зеркало. - Просто вам это привычно. А я никак не возьму в толк, почему глаза нашей хозяйки становятся такими большими, едва она вас наденет?
- Ах, это! - Очки улыбнулись. - Это не тайна. Это оптика. Наука оптика, традиционный раздел физики, только и всего. Любая кривизна стекла искажает изображение. Вы делали то же самое, когда волновались. Вы просто этого не заметили.
- Неужели? - изумилось зеркало. - И могло бы как вы?
- Увеличивать? Безусловно! И уменьшать тоже. Все зависит от того, в какую сторону и с какой кривизной вы изогнетесь...
Всю ночь продолжалась оживленная беседа двух стеклянных предметов весьма образованного и весьма любознательного. Очки успели поделиться с зеркалом малой частью того, что им удалось узнать из книг за свою долгую жизнь, а зеркало проявило огромную охоту и изрядные способности к ученью. Изгибаясь необходимым образом, оно сумело прочитать все грамоты и дипломы старой хозяйки, которые висели в рамках на противоположной стене. Там же находилось и несколько фотографий, и зеркалу удалось наконец разглядеть их подробно. Из всего увиденного был сделан вывод, что в молодости хозяйка была очень красива и знаменита, а теперь она очень умна и дружит со многими замечательными людьми. Очки, хорошо знавшие интересы хозяйки, подтвердили этот вывод и не без гордости заявили:
- Можно сказать, коллега, что нам с вами серьезно повезло. Другие попадают в гораздо менее интеллигентные руки.
Утром хозяйка надела очки и причесалась перед зеркалом. Когда она захотела разглядеть что-то на лице и приблизилась, зеркало слегка изогнулось, чтобы ей было виднее.
- Ай-ай-ай! - огорчилась старая женщина. - Какие морщины!
Из этого зеркало сделало вывод, что даже очень пожилой женщине не следует указывать на ее недостатки. И когда расстроенная хозяйка приблизилась во второй раз, оно изогнулось так, что морщины на ее лице разгладились, и оно стало почти таким же прекрасным, как на фотографии в молодости.
- О-о-о! - сказал хозяйка. Мягкой салфеткой она тщательно протерла зеркало, посмотрелась еще раз и опять сказала: - О-о!
Потом, она стала собирать на стол все блюда, что приготовила в субботу, и каждый раз, проходя мимо зеркала, заглядывала в него с радостным любопытством.
Потом пришли ее друзья, а с ними - незнакомый человек средних лет, которого хозяйке представили как Знатока прекрасного и Светило в области точных наук.
Гости были приглашены к столу, и во время оживленной беседы зеркало развлекалось тем, что подробно разглядывало каждого из них. Очки это заметили и весело ему подмигнули. Однако заметил это и новый гость. Он сидел как раз напротив зеркала и все время к нему присматривался, а когда пришло время уходить, этот человек спросил, не знает ли хозяйка, где и когда изготовлено это великолепное произведение зеркального искусства.
- Не знаю, - со вздохом призналась хозяйка. - Сколько себя помню, оно всегда стояло на этом месте. Мне кажется, оно уже давно вросло в пол.
Все засмеялись, а любознательное Светило в области точных наук спросило, нельзя ли ему это зеркало прямо сейчас купить.
- Никак нельзя, - улыбнулась хозяйка. - Это мое фамильное зеркало. Единственная вещь, которая осталась от моей прабабушки.
Знаток прекрасного не стал настаивать на продаже и откланялся.
А через месяц, когда женщина уехала на недельку в гости к внучатам, дверь ее квартиры была взломана. Все произошло ночью и так тихо, что никто из соседей даже не пошевелился во сне.
Фигуру грабителя скрывал просторный плащ, а на голову были натянуты черный чулок с прорезями для глаз и широкополая шляпа. Он вошел и целиком отразился в зеркале. Поняв, кто перед ним, зеркало сильно заволновалось.
- М-да-а, - только и сказал грабитель знакомым голосом.
Он подошел к зеркалу и попытался его поднять. Но оказалось, что деревянные ножки действительно приросли к полу. Тогда грабитель, не снимая кожаных перчаток, пошарил по задней стенке, что-то осторожно отогнул своими железными пальцами и вытащил зеркало из рамы. Затем он положил стекло на кровать и набросил на него края старушкиного одеяла. Вынув из кармана моток шпагата, он обвязал им сверток, положил на стол деньги и вышел с добычей, осторожно притворив за собой дверь...
Зеркало увидело свет в незнакомой просторной комнате. Другим был этот свет, другим воздух был, другая была температура.
- Здесь тебя не найдут, - раздался голос грабителя. Перед зеркалом появился тот самый Знаток прекрасного, который месяц назад не смог его купить. Он сказал: - До твоей хозяйки отсюда очень далеко. У нее тебе жилось довольно серо, а у меня ты не заскучаешь. Мы с тобой совершим кое-что в области точных наук. А точнее - в оптике.
Зеркало всмотрелось, не шутит ли. Грабитель не шутил.
"Конечно, его поступок безобразен, - подумало зеркало. - Но ведь это в интересах науки. Если поразмыслить, моя умная хозяйка в конце концов одобрила бы такой поступок".
И начались эксперименты.
Поначалу это было занимательно. Ученый разглядывал зеркало в различные линзы и отражал в нем различные материалы. Потом, не разобравшись, ножиком соскреб с обратной стороны немного амальгамы и долго исследовал ее под микроскопом, капал на нее различными химикатами, опять разглядывал и все записывал в тетрадь.
Когда скребли ножом, было щекотно и не очень приятно: ведь в конце концов, нельзя даже в интересах науки разрушать красоту. Но когда Знаток с помощью стеклореза и клещей отколол от него уголок, пришла пора возмутиться. Когда Знаток, унося кусочек зеркала, оглянулся и подмигнул, зеркало изо всех сил увеличило один его глаз, а все остальное изо всех сил уменьшило.
- Очень интересно! - оценил Знаток. - С этим мы еще разберемся.
Он сделал химический анализ стекла, но это не прибавило ему знаний. Тайна зеркала не раскрывалась.
- Ну, - сказал Знаток, - пора переходить к более современным методам.
Он прикатил из дальнего угла небольшой железный столик с приборами и приклеил концы проводов к разным углам зеркала. Черный шнур он подсоединил к гудящему ящику на стене и начал медленно поворачивать голову прибора, который он уважительно называл потенциометром. Сначала зеркало почувствовало легкое жжение, потом неприятное покалывание, а потом его затрясло, как в лихорадке. Человек и столик на колесах стали видны неясно, при этом они морщились и подпрыгивали, а позади них дергалась на стене расчерченная какими-то линиями репродукция знаменитой картины.
- Э-э-э, нет, - услышало зеркало. - Так не годится.
Мучения прекратились, стало опять хорошо видно.
- Нужна только постоянная составляющая, - сказал мучитель. - Я начинаю кое-что понимать. Сейчас мы с тобой получим оч-чень интересный эффект!
Он что-то переключил, и зеркало ничего, как будто, не чувствуя, вдруг стало испытывать тревогу. С ним происходило что-то непонятное и страшное. Ему стало казаться, что его стискивает со всех сторон какая-то беспощадная холодная сила. Она давила все опаснее, это становилось невыносимым. Зеркалу захотелось превратиться в маленькую капельку горячего стекла и утечь куда-нибудь в щелочку. Но на пределе этих мучений все стало меняться. Теперь зеркалу казалось, будто его накачивают, наполняют чем-то невыносимо горячим. Оно опять видело с трудом, его раздувало, как праздничный резиновый шарик, какими старая хозяйка раз в году украшала свою комнату. Это было так давно... И так хорошо... И так далеко... Взорваться бы, обрызгать мучителя расправленным стеклом и превратиться в пар!..
Но опять все стало на место, и Знаток, очень довольный, подмигнул совершенно дружески:
- Все идет просто прекрасно! Сейчас такое устроим!..
"Ну нет! - подумало зеркало. - Хватит! Наука наукой, но надо и совесть иметь!"
И человек перед столиком с приборами замер от удивления. Из глубины зеркала на него смотрел не Знаток прекрасного и не Светило в области точных наук, а невообразимо уродливый волосатый паук с хищными желтыми глазами. Знаток улыбнулся. Паук в ответ оскалил ядовитые челюсти. Знаток на всякий случай отодвинулся назад, а паук прыгнул вперед и едва не выскочил из зеркала. Зато он увеличился настолько, что на виду осталась одна громадная голова, которая едва умещалась в границах стекла, сверкала горящими глазами и щелкала острыми шипастыми жвалами, с которых капала мутная от яда слюна. Человеку показалось, что зеркало исчезло, что мохнатые лапы с острыми крючками тянутся к нему...
- Не-е-ет! - закричал Знаток не своим голосом и, схватив двумя руками тяжелый прибор, метнул его в оскаленную пасть.
Сверкая и звеня, посыпалось на пол разбитое стекло.
Замкнулись оборванные провода. Что-то сверкнуло. Где-то хлопнуло и затрещало. Внезапный сквозняк распахнул дверь и разбил окно. Комната быстро наполнялась голубым дымом.
Со всех сторон донеслись крики: "Гори-и-и-им!"
Второе "я"
Уже неделю Знаток не выходил из дома и стонал. Ожоги плохо заживали. И душа не переставала болеть. Жалко было свою лабораторию. Самые чуткие осциллографы, самые современные генераторы, самые совершенные потенциометры, самый быстродействующий компьютер - все сгорело дотла. Что лаборатория - институт кое-как отстояли пожарные. Если бы они так быстро не примчались, никакая автоматика не помогла бы. Знаток вспоминал потоки белой пены, в которых не хотело униматься электрическое пламя, вспоминал голубой, потом серый, потом черный дым, в котором он едва не задохнулся, и все его боли - и телесные, и душевные - вгрызались в него с новой силой. Погибло ценное оборудование, а хуже того - сгорели бесценные записи экспериментов. Из-за этого уже неделю Знаток стонал, метался по квартире и не находил себе места.
Зазвонил телефон. Знаток снял трубку и по привычке представился полным званием, как делал на работе:
- У аппарата Знаток прекрасного и Светило в области точных наук.
- Привет, старина! - раздалось в трубке.
- А, это ты, Друг! Здравствуй.
- Ну, - спросил Друг, - почему такой бледный голос? Где твое богатырское ничего? Когда собираешься на работу?
- Голос слабый, потому что все болит, - отвечал Знаток. - Здоровье уже не богатырское. А если бы оно и было, то все равно выходить на работу некуда.
- А вот и врешь! - В трубке раздался радостный смех. - Ты забыл, что у тебя есть я, а у меня - Институт Безумных Идей.
- Как? - вскричал Знаток. - Уже?
- Уже, - подтвердил Друг. - Уже месяц я директор Института. И новая лаборатория с самым наиновейшим оборудованием ждет тебя не дождется. Так неужели она не дождется?
- Лечу! - взревел Знаток. - Спаситель! Пять минут на одевание, полчаса на троллейбусе...
- Никаких троллейбусов! - засмеялась трубка. - Одевайся без паники да не забудь побриться: через пятнадцать минут за тобой прикатит мой голубой лимузин.
И вот окрыленный Знаток выходит из голубого лимузина, поднимается в лифте, обнимает Друга, идет с ним по просторному коридору и ахает на пороге своей новой лаборатории.
- Я даже репродукцию тебе припас, - Друг показывает на стену. - С той же самой картины, что у тебя сгорела. Можешь снова расчертить ее циркулем и вообще - располагайся и делай что хочешь: на то мы и в Институте Безумных Идей, чтобы вести свободный поиск.
Они еще раз обнялись, и началась научная сказка. А науки в ней ровно столько, чтобы ученый понял, а неученый поверил.
Тигром ходит по лаборатории окрыленный Знаток. Орлом глядит на приборы и находит, что прежние против этих были просто хлам.
- Ну все можно! - бормочет. - Ну все-все-все!
Останавливается, щелкает тумблерами, крутит верньеры, смотрит на экраны и самописцы и чуть не плачет - такова радость. Просто места себе не находит.
Наконец нашел. Присел к столу и стал смотреть на репродукцию, которая специально для него изыскана замечательным директором Института.
- Рублев! "Троица"! Ах!..
После этих слов он надолго замолчал, вглядываясь в узкие лица, в удлиненные задумчивые фигуры, в странную игру простых теплых тонов - охры и сурика, столь удивительно оттененных двумя другими, тоже простыми белилами и сажей.
- Боже мой! - произнес он наконец. - Такое богатство - четырьмя комьями грязи! Из-под ног!.. А позы! Боже мой... Ну, теперь-то...
И, схватив линейку, циркуль и остро отточенный карандаш, он одержимо принялся за работу. Он хорошо знал на память все формулы "золотого сечения", ему не надо было листать справочники в поисках цифр. Через какие-то полчаса картина великого художника украсилась густой сеткой прямых и кривых, тонких и жирных линий, пересечения которых приводили Знатока в восторг, в ярость и в священный ужас.
Когда к вечеру директор Института навестил Знатока в его новой лаборатории, тот сидел перед компьютером и сверял цифры и линии на экране дисплея с теми, что были у него начертаны от руки.
- Ну, - спросил Друг, - как теперь твое богатырское ничего?
- Смотри, - пробормотал Знаток, подняв на него глаза поверх очков. Я почти приблизился к разгадке всемирной композиции.
- Это как же? - Друг поглядел в бумаги и на экран. - Что ты называешь "всемирной композицией"?
- А вот что, - начал Знаток. - Надеюсь, ты помнишь, я говорил тебе когда-то о возможности существования некоего Всемирного Разума.
Друг кивнул.
- Ты еще сказал, - продолжал Знаток, - что, мол, не надо усложнять, и мой Всемирный Разум имеет простое название - Природа, и творит он по законам, ему самому неведомым.
Друг снова кивнул и сел на вертящийся стул, готовясь к беседе.
- Так вот, - заявил Знаток, - я почти доказал, а с таким оборудованием докажу непременно, что существует некий осознанный акт творчества, осуществляемый на Земле Всемирным, точнее сказать, даже Вселенским Разумом через людей. Этот акт бесконечен и необозримо разнообразен, но каждое его действие подчинено неким единым законам, которые внушаются свыше лишь избранным творцам - вроде Рублева, Леонардо, Бетховена, Пушкина...
- Ньютона, Эйнштейна, нас с тобой...
- Нет-нет! - Знаток замотал головой. - Ты не понял! Я сейчас говорю не о научных открытиях, а о художественном творчестве. Я не говорю даже о неизвестном изобретателе колеса. Творчество таких людей подчинено законам физики и математики. Я же имею в виду законы Гармонии, которые еще не нашли своего настоящего выражения!
- Хочешь поверить алгеброй гармонию? - Друг улыбнулся.
- Именно! - вскричал Знаток. - И музыку - разъять! Но я не Сальери, я ученый. Мне нет нужды творить симфонии по формулам! Я не намерен писать картины с циркулем в руке. Я просто докажу, что все великие мастера во все времена не были чужды в искусстве циркуля и формул!
- То есть?
- То есть, я докажу, что даже в древнейшие времена, когда еще никто не помышлял о "золотом сечении", оно было хорошо известно практикам. Его использовали, не зная, что оно - "золотое".
- То есть, - догадался Друг, - его чувствовали?
- Именно! - вскричал Знаток. - Ты все понял! Вот это и есть проявление Вселенского Разума! - Он веером раскинул на столе несколько таблиц и схем. - Смотри! Яблоко, птичье яйцо, человеческий череп, планета, галактика - их форма описывается теми же формулами, что и рублевская "Троица"! А возьми "Юдифь", возьми "Тайную вечерю", возьми, наконец, ядерный взрыв и любую сонату Бетховена...
- Я понял, - Друг поднялся... - Желаю тебе удачи. А мне пора. - У двери он задержался, чтобы добавить: - И еще одно пожелание. Будь осторожен, к цифрам в клетку не попади.