И горько расплакалась, спрятав лицо на груди у мужа и причитая:
– Анютка, ну почему, почему?! За что?! Сколько ты уже перенесла, бедная моя, и нет этому конца! И снова беда! Что же дела-а-а-ать!
– Тише, родная, тише, детей разбудишь, – голос Хали дрожал. – Обещаю тебе – я сделаю все возможное, чтобы помочь Ании и Алексу, но ты должна уехать.
– Не могу, как ты не понимаешь!
– Я все понимаю, и, не будь с нами детей, я бы не настаивал, а только просил. Но Лейлу и Дениса необходимо срочно увезти отсюда, и лучше всего – к деду. Потом можешь вернуться, хотя я лично считаю, что тебе здесь делать нечего. Семья – самое слабое место мужчины, нами легко манипулировать, когда нашим близким что-то угрожает. Видела, что происходит с Алексом? А как Анна говорила с нами?
– Об Алексее ты лучше не вспоминай! – разозлилась Татьяна. – Его психоз начался, когда семье ничего не грозило, мы все были вместе.
– Кто знает, что там произошло! Но обещай мне, пожалуйста, что завтра увезешь детей.
– Хорошо, я их увезу…
– Умница!
– Но не завтра! – Татьяна умоляюще посмотрела на мужа. – За один день ничего не случится, мы далеко от отеля отходить не будем, а к вечеру Сергей Львович обещал собрать информацию, я хочу дождаться этого, а потом решим. Хорошо?
– Ну что с тобой поделаешь! Ладно, давай поспим, до рассвета всего пара часов.
– Попытаюсь.
Попытка родилась слабенькой, недоношенной, крепкого оздоравливающего сна не получилось.
А что обещают утром недосып плюс ночные слезы? Правильно, живую (почти) иллюстрацию к памятке начинающего пчеловода: «Мало дыма, мало сетки – распрощайтесь с мордой, детки!»
Татьяну из зеркала тщетно пыталось рассмотреть сквозь узенькие щелочки опухших глаз тестообразное и бесформенное нечто, очень напоминающее колобок, кое-как сляпанный страдающей катарактой старухой.
Привлеченный невнятной руганью, в ванную заглянул Хали и еле успел подхватить соскользнувшее было невозмутимое выражение лица. Но выдержки у него оказалось маловато, и из-за захлопнувшейся двери донесся сдавленный смех.
Ничего, это муженьку еще аукнется! Татьяна, чертыхаясь, занялась реставрацией внешности, скоро должны были проснуться дети, незачем травмировать нежную детскую психику, еще заикаться начнут с перепугу.
Учитывая размеры разрушений, повозиться пришлось довольно долго, из-за двери уже доносились индейские вопли и топот гарцевавших по номеру двойняшек. Потом в дверь забарабанили четыре кулачка:
– Мама, выходи скорее, мы есть хотим!
– А папа сказал, что тебя ночью комары покусали и чтобы мы над тобой не смеялись! – заложила отца Лейла. – Ты не бойся, мы не будем! Выходи!
– Иду, иду, не ломайте дверь, – проворчала Татьяна, произвела контрольный взгляд в зеркало, удрученно вздохнула и вышла из ванной.
Маленькие злодеи обещание сдержали, они не смеялись. Они исподтишка хихикали, папа начинал демонстративно поглаживать тонкий ремешок, змеей обвившийся вокруг талии, и многозначительно покашливал. Хихик на время прекращался.
Учитывая место временной дислокации веселого настроения, душераздирающее зрелище в зеркале, ситуацию в целом – сегодня Татьяна душой компании точно не была.
И маячившая в холле отеля Люсинда вызвала такой мощный выброс раздражения, что госпожа Салим едва удержала себя в шкурке цивилизованного человека. Эх, сейчас бы вцепиться в крашеные волосенки нахалки, повалтузить ее силиконом по полу, попинать от души в копчик – глядишь, на ней, на душе, и полегчало бы.
Но пришлось снова старательно не обратить на пупочку внимания и последовать за семьей в ресторан на завтрак.
А потом – на пляж. Туда же приволоклись дудусик, кошелек и их персональный лежак, устроившиеся «совсем незаметно» буквально в двадцати метрах от Салимов.
Оставаться один на один, нет – один на два с этими типами Татьяна не рисковала, раздражение от беспардонности соотечественников принимало угрожающие для этих соотечественников размеры, шкурка цивилизованности могла лопнуть в любой момент.
Поэтому семья Салимов сегодня все делала вместе: купалась, загорала, играла, снова купалась, снова загорала, и так почти до полудня, пока солнце не начало вредничать.
Благодаря шумной возне на пляже удалось немного отвлечься от зудящего беспокойства, время не попало в мертвый штиль, а легким парусником пролетело поближе к тому часу, когда ситуация станет немного яснее.
А пока ситуация пряталась за мутным и грязным до неприличия окном, разглядеть сквозь которое хоть намек не удавалось.
Телефон тоже решил прикинуться бесполезным куском пластика и угрюмо молчал.
Пора было возвращаться в отель и смывать с детворы песок и соленую воду. Салимы и это сделали дружно, к отелю шли кучно, так же собирались пройти и в номер, но их окликнул портье:
– Мадам и месье Салим, вам тут письмо оставили!
– Кто?
– Месье Майоров, ваш друг. Как жаль, что его очаровательная семья переехала из нашего отеля! У них такая чудесная малышка!
– Он что, был здесь сегодня? – Татьяна торопливо подошла к стойке портье.
– Да, забрал оставшиеся вещи.
– Он был один? Без жены?
– Без жены, но не один, с ним был слуга. Такой неприятный молчаливый человек, он нес за месье Майоровым чемоданы.
– А адрес виллы он не оставил?
– Мне – нет, но, возможно, адрес есть в письме.
– Спасибо.
Татьяне очень хотелось выхватить письмо из рук вежливого портье, но она забрала его спокойно, с достоинством, стараясь не показывать своего бешеного интереса.
Зато его не собиралась скрывать Люсенька, сопевшая буквально за спиной Татьяны. Едва Салимы направились к своему номеру, как пупочка ринулась к слегка оторопевшему от напора французу.
Глава 19
«Таня и Хали, пожалуйста, простите меня за вчерашнее! Ситуация сложилась достаточно сложная, мы с Алексеем очень переволновались из-за дочери, поэтому сразу сообщить вам о нашем решении обосноваться на вилле я просто забыла. Да и телефон в машине оставила.
Что касается поведения Алексея – не забывайте о не так давно перенесенной коме и всех травмах. Похоже, что от долгого пребывания на солнце у него началось какое-то осложнение, он сейчас тоже обследуется. Но пока поведение Алексея не совсем адекватное, он может обидеть человека, сам того не желая. Простите его, пожалуйста, все – и ты, Хали, и ты, Таня, передайте мои извинения и Левандовским.
Мне очень неудобно перед всеми вами – договаривались о совместном отдыхе, приглашали в гости на нашу виллу, а теперь, получается, всем от ворот поворот.
Но так будет лучше, поверьте. Общение с Алексеем сейчас никому радости не доставит, ему надо пройти серьезный и, возможно, длительный курс лечения. Я даже не знаю пока, сможет ли он отправиться осенью в намеченный гастрольный тур.
Мне же сейчас тоже не до общения, Ника заболела достаточно тяжело, такого с ней еще не было. Звонить кому-либо или отвечать на звонки не хочется, хороших новостей пока нет, а о плохом говорить – только душу рвать. Так что я пока отключаю телефон, как только наши дела пойдут на поправку, я сразу же отзвонюсь.
Пожалуйста, не сообщайте пока никому об ухудшении самочувствия Алексея Майорова. Можно только Виктору, его администратору. Боюсь, что сам Алексей наговорит ему лишнего и обидит еще одного хорошего человека.
Что касается связи через Интернет – компьютера здесь пока нет, как только появится, я сразу напишу.
И прошу вас, не пытайтесь навестить нас без приглашения. Грипп, который подхватила Ника, очень заразен, поэтому появление рядом с нами ОЧЕНЬ ОПАСНО!
Еще раз простите за испорченный отдых, надеюсь, со временем мы сможем все исправить.
А пока – просто ЖИВИТЕ!
Люблю вас. Анна».
– Ну что, по-моему, теперь все объяснилось? – неуверенно проговорил Хали, читавший письмо через плечо жены. – Хорошего, конечно, мало, но загадок больше нет. Алекс ведь действительно чудом выжил тогда, и то, что он остался полноценным человеком, – просто невероятное везение. Ему действительно не стоило, наверное, ехать к морю в самую жару.
– Ты ничего не понял. – Горло перехватило, Татьяна с трудом сдержала подступившие слезы. – Ничего.
Плакать нельзя ни в коем случае, Лейла и Денис, почувствовав настроение родителей, встревоженными сусликами застыли перед ними. Глазенки испуганно блестели, Лелька робко прикоснулась к письму, повисшему в маминой руке:
– Мамочка, что здесь написано? Почему вы с папой такие?
– Какие? – смогла криво улыбнуться Татьяна.
– Вы боитесь! – крикнул Денька, сжав кулачки. – Там злое, на этой бумажке, да? А где Ника?
– Мы слышали, что письмо от дяди Леши! – Брат и сестра, как всегда, выступали единым фронтом. – А Ника еще тогда заболела!
– Да, мои маленькие. – Детям стоило объяснить происходящее, иначе расспросами замучают. Татьяна подтянула их к себе поближе и нежно обняла. – Ника действительно заболела, у нее грипп, а эта болезнь очень заразна. Поэтому вы пока с ней не увидитесь.
– Мамочка, что здесь написано? Почему вы с папой такие?
– Какие? – смогла криво улыбнуться Татьяна.
– Вы боитесь! – крикнул Денька, сжав кулачки. – Там злое, на этой бумажке, да? А где Ника?
– Мы слышали, что письмо от дяди Леши! – Брат и сестра, как всегда, выступали единым фронтом. – А Ника еще тогда заболела!
– Да, мои маленькие. – Детям стоило объяснить происходящее, иначе расспросами замучают. Татьяна подтянула их к себе поближе и нежно обняла. – Ника действительно заболела, у нее грипп, а эта болезнь очень заразна. Поэтому вы пока с ней не увидитесь.
– Она в больнице, да? – Лелька засопела, в уголках глаз заплескались слезы. – Ей больно! Уколы делаю-ю-ют!
– Нет, не надо плакать, Ника не в больнице, мама с папой увезли ее на ту виллу, где мы собирались погостить.
– А нам к ней можно? – Слезы Денька победил, а вот про дрожащий подбородок совсем забыл.
– Нет, зайчата, нельзя, грипп – штука заразная. – Хали присел перед детьми на корточки. – Но обещаю, как только ваша подружка поправится, мы обязательно ее навестим.
– Честно?
– А я вас когда-нибудь обманывал?
– Нет! – Дети явно повеселели.
– Тогда – марш в ванную, а то вы такие соленые сейчас, что вас можно к пиву подавать в качестве закуски.
– Нельзя! – завизжали Салимы-младшие и попытались сбежать, но папины руки такие длинные!
Детей успокоить легко, в их возрасте беды и проблемы размером с воробьиный клюв – короткие и смешные. И это хорошо, незачем им знать лишнее.
Послеобеденный сон со своей задачей справился на «отлично» – детвора отключилась моментально, обошлось без сказок.
Татьяна вышла из детской и устроилась на диване рядом с мужем.
– Ну что, может, позвоним Сергею Львовичу? – Хали обнял прижавшуюся к нему жену и потерся щекой о ее волосы. – А то они там волнуются, генерал всех на уши ставит.
– Ты что, действительно поверил бреду, написанному неизвестно кем? – усмехнулась Татьяна.
– Что значит – неизвестно кем? Разве это не почерк Ании?
– Почерк ее, а вот стиль письма совершенно чужой. Я-то знаю, как она пишет, а здесь какой-то корявый отчет о происшедшем.
– Какой там еще стиль! – повысил было голос Хали, но вовремя опомнился и снова заговорил тихо: – Это же не ваша обычная шутливая переписка, которую вы вели через Интернет. Ании сейчас не до веселья, поэтому письмо довольно сухое и лаконичное, а вовсе не корявое. И ее нежелание общаться теперь понятно, и поведение Алекса вполне объяснимо. Не хотят никого видеть – что ж, это их право, значит, справляться с проблемами Майоровы решили самостоятельно.
– Но ведь…
– Не придумывай ничего, родная, они ведь вместе, их никто не разлучал, а вместе любую беду преодолеть можно.
– Хали, постой, ты не даешь мне сказать! – Татьяна встала с дивана, взяла лежащее на телевизоре письмо и затрясла им перед лицом мужа: – Ты что, не видишь выделенных слов?
– Вижу. – Хали отодвинул руку жены в сторону. – И совершенно необязательно стучать меня для этого письмом по носу. Ания выделила «очень опасно» и «живите». И что с того?
– Хали, ты – блондинка! – свистящим шепотом сообщила Татьяна мужу неожиданную новость. – С соображением у тебя очень гламурно, то есть никак. Мне, например, совершенно ясно, что письмо написано под диктовку, но чтобы хоть как-то предупредить нас – Анюта выделила эти слова. Там, где сейчас она, настолько опасно, что существует угроза жизни! Она прощалась с нами, понимаешь?!
Эта фраза была настолько переполнена болью и горечью, что Хали вскочил с дивана и потянулся к жене, чтобы обнять ее, утешить, защитить. И едва успел подхватить падающее тело.
Уже знакомый отельный врач достаточно быстро справился с напавшим на Татьяну обмороком, осмотрел ее, что-то негромко уточнил и повернулся к бледному и взъерошенному Хали:
– Успокойтесь, с вашей супругой все в порядке.
– А почему тогда она потеряла сознание? С ней раньше такого никогда не было!
– Вы уверены? – хитро прищурился врач. – Насколько я мог заметить в прошлый раз, такое с ней уже было, только я не понял – один или два раза. Сколько у вас детей?
– Двое.
– Значит, два раза.
– Они двойняшки, – автоматически пробормотал ошарашенный Хали, потом выдал какой-то сиплый клекот, прокашлялся и дрожащим голосом уточнил: – Моя жена что, беременна?
– Именно!
– Вы уверены?
– Почти. Но для стопроцентной уверенности надо сдать анализы.
– А? Что? Да, конечно. – Папаша, похоже, уже не слушал врача, он не отрываясь смотрел на смущенно отводившую глаза Татьяну.
Эскулап оказался достаточно сообразительным, чтобы понять – в данный момент он здесь лишний. Довольно внушительная сумма благополучно перекочевала в карман лекаря, и хозяин кармана так же благополучно откочевал вместе с суммой в свой офис.
– Почему ты мне сама не сказала? – Хали сел на пол возле дивана, на котором лежала его жена, и наклонился к ее лицу.
Его аквамариновые глаза оказались так близко, что Татьяна, в который уже раз, утонула в этой синеве. И выныривать в переполненную болью и страхом действительность не хотелось. Категорически.
– Я сама не сообразила, что к чему, – прошептала она. – Ведь тогда, в первый раз, все было по-другому – мутило, тошнило, кожа болела. А сейчас только слабость какая-то да настроение постоянно скачет, словно укусившая бешеную лису блоха. Плаксивая стала, нудная…
– И в обмороки хлопаешься, пугая меня до смерти. – Муж нежно провел губами по ее щеке, добрался до рта, и на этом разговор благополучно закончился.
До тех пор, пока не проснулись дети. Сообщать им новость о скором пополнении их отряда родители пока не стали, надо было и на самом деле удостовериться в этом.
Пока Хали сгонял мельтешащих Лельку и Деньку в одну кучу, Татьяна снова и снова перечитывала письмо подруги. Теперь ей можно было задавать бесконечные «Почему так?» лично себе, поскольку ощущение зарождения новой жизни приходит к ней в самые трагичные моменты жизни.
В первый раз это произошло тогда, когда она считала, что Хали предал ее, а впереди был только мрак в рабстве у бедуинов. Теперь – в момент, когда подруге грозит смертельная опасность, а она, Татьяна, не в силах ей помочь.
К тому же вряд ли кто поверит в эту опасность, письмо действительно написано Анютой, и в нем все логично и объяснимо. А если еще подтвердится болезнь Ники и ухудшение состояния Алексея, то никто и слушать не станет истеричную в связи с беременностью женщину.
Остается дождаться вечера и новостей от Левандовского.
Глава 20
Вы когда-нибудь видели раздувшегося от важности голубя, проглотившего лампочку мощностью двести ватт, причем горящую? Нет? Вот и Татьяна раньше такого и представить не могла, но собственный муж, выплясывавший вокруг нее с приседаниями и гордым воркованьем, иных ассоциаций не вызывал. Он их, ассоциации, вообще не звал – не звонил, эсэмэсок не посылал, даже не телеграфировал. Он просто надувался от гордости и светился от счастья. Ассоциация пришла сама.
А еще господин Хали Салим стал жутким занудой. Татьяна долго терпела бережное заворачивание в вату внимания и укладывания в мягкие опилки заботы, целых три часа терпела. И то, что для спуска по лестнице ее бережно подхватили под локоток, а по дороге на пляж держали над головой зонтик от солнца (что вызвало легкое недоумение у прохожих и бурное веселье Лельки с Денькой), и сооружение из пляжного шезлонга трона царицы Савской. Но когда свихнувшийся от радости супруг решил, что пляжного навеса явно недостаточно для защиты будущей матери от коварных происков солнца, и попытался водрузить над головой жены тот самый злосчастный зонтик, Татьяна не выдержала:
– Ты еще двух полуобнаженных негров с опахалами сюда подгони, для придания картине завершенности.
– Какой картине, мам? – Денька, вместе с сестрой решивший принять активное участие в новой папиной игре, отвлекся от сооружения вокруг шезлонга бастиона из песка.
– А почему, интересно, тебе нужны именно полуобнаженные негры? – проворчал Хали, вытаскивая из сумки очередную подушечку и пытаясь подсунуть ее под спину жены. – Чем тебя не устраивают карлики с опахалами?
– По голове потому что будут стучать из-за недостатка роста и сделают из моей несчастной головы опухало! – Татьяна выхватила едва успокоившуюся подушку и запустила ею в супруга. – Ты угомонишься сегодня, а?! Хватит сходить с ума, я такая же, как была утром, ничего не изменилось!
– Ну как же, очень даже изменилось! – мурлыкнул Хали, усаживаясь возле шезлонга прямо на песок.
– Но ведь это произошло не сегодня, верно?
– Что произошло, что? – моментально среагировала Лелька.
– Да ничего, просто ваш папа на солнышке, похоже, перегрелся, вот у него временное расстройство и случилось.
– Чего расстройство, живота? – хихикнула дочка. – Как у Деньки было, когда он абрикосов объелся и с горшка не слезал? Ты еще тогда всюду с собой его горшок носила! Папа, а где твой горшок? Он же должен быть большой, да?