Уже смеркалось, когда ихъ «муха», — быстрота движенія которой не соотвѣтствовала ея названію, — вскарабкавшись на четыре или пять крутыхъ пригорковъ, остановилась у крыльца одного запыленнаго дома съ венеціанскимъ окномъ, изъ котораго открывался дивный видъ на море, если высунуться изъ него до половины туловища, сильно рискуя вывалиться на дворъ. Миссисъ Тоггсъ произвела рекогносцировку. Внизу гостиная и три клѣтушки надъ нею съ одной постелью въ каждой. Домъ на двѣ половины. Хозяева помѣщаются по другую сторону сѣней. Пятеро дѣтей пили молоко съ кипяткомъ въ столовой, а шестой малышъ, изгнанный оттуда за дурное поведеніе, ревѣлъ благимъ матомъ, катаясь по полу въ сѣняхъ.
— Какъ цѣна? — освѣдомилась нанимательница.
Хозяйка раскидывала умомъ, не накинуть ли ей лишнюю гинею, и потому, слегка покашливая, притворялась, будто бы не разслышала вопроса.
— Какъ цѣна, говорю я? — повторила миссисъ Тоггсъ, повысивъ голосъ.
— Пять гиней въ недѣлю съ услугами, сударыня, — отвѣчала содержательница меблированныхъ комнатъ.
(Подъ «услугами» подразумѣвалась привиллегія звонить, сколько душѣ угодно, ради собственной потѣхи).
— Дорогонько! — замѣтила пріѣзжая.
— Ахъ, что вы, сударыня! — возразила хозяйка съ снисходительной улыбкой сожалѣнія къ такому незнанію мѣстныхъ нравовъ и обычаевъ. — Напротивъ, очень дешево!
Подобный авторитетъ былъ неоспоримъ. Миссисъ Тоггсъ уплатила за недѣлю впередъ и сняла квартиру на мѣсяцъ. Часъ спустя семья сидѣла за чаемъ въ своемъ новомъ жилищѣ.
— Чудесные «криветы»! — замѣтилъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ.
— Креветы, — съ жаромъ поправилъ мистеръ Симонъ, бросивъ на виновника своихъ дней хмурый взглядъ, полный угрюмой укоризны.
— Ну, пусть будетъ по твоему, — согласился родитель. Но криветы или креветы, не все ли это равно? Вотъ велика важность!
— Велика важность, отецъ! — подхватилъ сынъ съ сожалѣніемъ, къ которому примѣшивалась злоба. — Что сказалъ бы капитанъ Уольтерсъ, замѣтивъ подобное невѣжество?
— Или что сказала бы милая капитанша Уольтерсъ, — прибавила Шарлота, еслибъ увидала, какъ наша мать — то есть мамаша! — ѣстъ креветы цѣликомъ, съ головою и всѣмъ остальнымъ!
— Страшно и подумать! — содрогаясь, воскликнулъ ея братъ. — Какая разница съ вдовствующей герцогиней Доббльтонъ! — тутъ-же мелькнуло у него въ головѣ.
— Прехорошенькая женщина эта капитанша Уольтерсъ, не правда ли, Симонъ? — спросила миссъ Шарлота.
— Ангелъ красоты! — подхватилъ Симонъ, котораго кинуло въ краску.
— Ай-аи! — произнесъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ. — Смотри, сынокъ, берегись! Женщина замужняя, понимаешь…
И онъ многозначительно подмигнулъ однимъ изъ своихъ моргающихъ глазъ.
— Зачѣмъ, — воскликнулъ Симонъ, вскакивая съ мѣста въ нарывѣ ярости, столь же неожиданномъ, сколько и тревожномъ — зачѣмъ напоминать мнѣ объ этой отравѣ моего счастья, объ этомъ крушеніи всѣхъ моихъ надеждъ?! Зачѣмъ язвить меня горестями, которыя обрушились мнѣ на голову. Развѣ не достаточно того, что… что… что…
Тутъ его рѣчь оборвалась, но отъ того ли, что онъ не нашелъ подходящаго слова, или отъ пресѣкшагося дыханія, — такъ и осталось невыясненнымъ. Тонъ этого обращенія, какъ и видъ, съ какимъ романическій Симонъ поспѣшно позвонилъ и потребовалъ себѣ свѣчу, отзывались внушительной торжественностью, рѣшительно недопускавшей возраженій. Онъ драматически отправился спать, а полчаса спустя его примѣру послѣдовала и остальная семья, не мало смущенная и встревоженная.
Если пристань представила Тоггсамъ сцену шумнаго оживленія и суеты при ихъ высадкѣ въ Рамсгэтѣ, то ее далеко превзошло зрѣлище песчанаго плажа на слѣдующее утро послѣ ихъ прибытія. Стоялъ теплый, ясный день съ безоблачнымъ небомъ, съ легкимъ бризомъ, тянувшимъ съ моря. На берегу были тѣ же дамы и кавалеры, тѣ же дѣти, тѣ же няньки, тѣ же телескопы, тѣ же портшезы. Дамскій полъ занимался шитьемъ и вязаньемъ, надзоромъ за младшими или чтеніемъ романовъ. Мужчины читали газеты и журналы. Дѣти рыли деревянными лопатками ямки въ пескѣ, гдѣ тотчасъ проступала вода, няньки съ малютками на рукахъ бѣгали вдогонку за волнами, а потомъ бѣжали обратно за ними, догоняемыя волной. Отъ времени до времени парусный ботикъ отчаливалъ отъ берега съ веселой шумной компаніей пассажировъ или возвращался обратно съ удивительно молчаливыми и словно пришибленными пловцами унылаго вида.
— Вотъ тебѣ разъ! — воскликнула миссисъ Тоггсъ, когда вся почтенная семейка, обитая въ желтые башмаки, усѣлась на плетеные стулья, поставленные на рыхлый песокъ и тотчасъ увязнувшіе въ немъ фута на два съ половиной подъ своимъ грузомъ. — Вотъ тебѣ разъ!
Мистеръ Симонъ, съ напряженіемъ всѣхъ своихъ силъ, еле вытащилъ стулья изъ песковъ, послѣ чего отнесъ ихъ дальше отъ берега.
— А вѣдь — ей Богу! — какія-то леди идутъ купаться! — съ крайнимъ изумленіемъ воскликнулъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ.
— Шш! папа! — остановила его дочь.
— Вѣрно тебѣ говорю, моя милая, — настаивалъ отецъ.
Въ самомъ дѣлѣ четыре молодыя особы, запасшись полотенцами, взбѣгали по ступенямъ купальной будочки. Лошадь вошла въ воду, барахтаясь въ ней, будочка повернулась, кучеръ сѣлъ на свое мѣсто, а рѣзвыя купальщицы кинулись въ волны съ громкимъ плескомъ.
— Однако-же, ловко! — вымолвилъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ послѣ смущеннаго молчанія. Мистеръ Симонъ тихо кашлянулъ въ замѣшательствѣ.
— Ай, да съ той стороны подходятъ еще нѣсколько мужчинъ! Тоже купаться! — воскликнула его мать, тономъ ужаса.
Три будочки, три лошади, тройное барахтанье, тройной поворотъ, тройной всплескъ, и трое джентльменовъ принялись рѣзвиться въ водѣ на подобіе дельфиновъ.
— Ловко, нечего сказать! — снова повторилъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ.
На этотъ разъ кашлянула Шарлота, и опять наступила пауза. Она была прервана пріятнымъ образомъ.
— Какъ поживаете, милочка? Мы цѣлое утро поджидали васъ, — произнесъ чей-то голосъ по адресу Шарлоты, и къ Тоггсамъ приблизилась ихъ вчерашняя знакомая подъ руку съ мужемъ.
— Какъ ваше здоровіе? — заговорилъ капитанъ Уольтеръ Уотерсъ наипріятнѣйшимъ тономъ, послѣ чего послѣдовалъ дружескій обмѣнъ привѣтствій.
— Билинда, моя дорогая! — сказалъ онъ опять, поднеся бинокль къ глазамъ и поглядывая на море.
— Что, мой дружокъ? — отозвалась жена.
— Вѣдь, это Гарри Томпкинсъ.
— Гдѣ? — спросила Билинда, въ свою очередь вооружившись биноклемъ.
— Да онъ купается.
— Ишь ты въ самомъ дѣлѣ! Онъ насъ не видитъ не такъ ли?
— Нѣтъ, должно быть, не видитъ, — отвѣчалъ капитанъ. — Клянись честью, это престранно!
— Что? — полюбопытствовала Билинда.
— Мэри Гольдингъ также тамъ.
— Не можетъ быть! Гдѣ-же? (Бинокли опять пущены въ дѣло).
— Да вонъ тамъ! — произнесъ капитанъ, указывая на одну изь купальщицъ, которая казалась въ своемъ купальномъ костюмѣ завернутой въ патентованный макинтошъ скудныхъ размѣровъ.
— Это она и есть! — воскликнула капитанша. — Вотъ курьезъ, что мы увидимъ ихъ обоихъ!
— Да, немалый, — съ невозмутимымъ хладнокровіемъ замѣтилъ ея мужъ.
— Это здѣсь обыденная вещь, какъ видите, — прошепталъ мистеръ Симонъ Тоггсъ своему отцу.
— Вижу, вижу, — тѣмъ же осторожнымъ шопотомъ вымолвилъ старикъ. — А все же дико, не такъ ли?
Мистеръ Симонъ Тоггсъ кивнулъ въ знакъ согласія.
— Что вы намѣрены дѣлать сегодня поутру? — освѣдомился капитанъ. Не позавтракать ли намъ въ Пегуэлѣ?
— Что-жь, я бы съ удовольствіемъ! — подхватила миссисъ Тоггсъ.
Она отъ роду не слыхивала о Пегуэлѣ, но предложеніе позавтракать весьма пріятно отозвалось у вей въ ушахъ.
— Какъ же мы туда отправимся? — продолжалъ Уольтерсъ. Пѣшкомъ черезчуръ жарко.
— Къ фантонѣ, что-ли? — продолжалъ мистеръ Джозефъ Тоггсъ.
— Въ фаэтонѣ,- шопотомъ поправилъ его сынъ.
— По моему, одного фантона было бы достаточно, — сказалъ вслухъ бакалейщикъ, не обративъ вниманія на поправку. Впрочемъ, берите хоть два, коли вамъ угодно.
— Мнѣ такъ хотѣлось бы ѣхать на ослѣ,- вмѣшалась Билинда.
— О, и мнѣ также! — отозвалась, какъ эхо, Шарлота Тоггсъ.
— Хорошо; мы можемъ взять пролетку, — согласился капитанъ, — а вы поѣзжайте вдвоемъ на ослахъ.
Возникло новое затрудненіе. миссисъ Уольтерсъ объявившія, что двумъ дамамъ рѣшительно неприлично ѣхать верхомъ безъ провожатаго. Помочь горю, однако, было очень легко. Пожалуй, молодой мистеръ Тоггсъ будетъ настолько любезенъ, что согласится сопутствовать имъ.
Мистеръ Симонъ Тоггсъ вспыхнулъ, улыбнулся, оторопѣлъ, и нерѣшительно возразилъ, что онъ плохой наѣздникъ. Но его возраженіе было тотчасъ опровергнуто. Пролетку нашли мигомъ и наняли трехъ ословъ, о которыхъ владѣлецъ отозвался съ торжественною клятвою, что въ нихъ на три четверти крови, а на одну четверть корма.
— Шевелись! — заоралъ одинъ изъ двухъ мальчишекъ, слѣдовавшихъ сзади въ качествѣ погонщиковъ, между тѣмъ, какъ Бндинду Уольтерсъ и Шарлоту Тоггсъ начало подбрасывать, толкать во всѣ стороны и немилосердно трясти въ сѣдлѣ.
— Гей! гей! гей! — рявкнулъ, что было мочи, другой мальчишка позади мистера Симона Тоггса.
Оселъ поскакалъ, сломя голову; стремена звонко хлестали по каблукамъ Симоновыхъ сапогъ, а Симоновы сапоги почти задѣвали землю.
— Эй! — эй! У… у… у!! — кричалъ во все горло мистеръ Симонъ Тоггсъ посреди этого гвалта.
— Не пускайте его въ галопъ! — визжала позади него миссисъ Уольтерсъ.
— Мой оселъ сворачиваетъ въ питейный домъ! — вопила Шарлота въ арьергардѣ.
— Гей! гей! гей! — усердствовали мальчишки, стараясь перекричать другъ друга; и ослы мчались, во весь духъ, какъ будто ничто уже не могло ихъ остановить.
Однако, все на свѣтѣ имѣетъ конецъ; даже ослиный галопъ прекращается со временемъ. Животное, бывшее подъ мистеромъ Симономъ Тоггсомъ, чувствуя разныя непріятныя подергиванья мундштука, значенія которыхъ оно никакъ не могло уразумѣть, внезапно навалилось бокомъ на кирпичную ограду и выразило свое недовольство треніемъ ноги сѣдока о ея жесткую поверхность. Оселъ капитанши Уольтерсъ, очевидно, подъ вліяніемъ игривости, кинулся, очертя голову, въ загородку и отказывался изъ нея выйти, тогда какъ четвероногое, доставшееся на долю миссъ Шарлоты Тоггсъ, по своему проявило чувство радости при этихъ потѣшныхъ приключеніяхъ: твердо упершись передними ногами въ землю, оно стало брыкаться задними тесьма ловкимъ, но довольно опаснымъ манеромъ.
Эта неожиданная остановка ретивой скачки естественно вызвала нѣкоторый переполохъ. Обѣ дамы неистово кричали нѣсколько минутъ, между тѣмъ какъ мистеръ Снмонъ Тоггсъ, помимо сильной физической боли, страдалъ еще душевно при видѣ отчаяннаго положенія своихъ спутницъ, которымъ онъ былъ не въ состояніи помочь, потому что его нога была крѣпко ущемлена между ослинымъ бокомъ и оградой. Однако, усилія, мальчишекъ при содѣйствіи остроумнаго пріема въ видѣ закручиванья хвоста наиболѣе непокорнаго изъ ословъ возстановили порядокъ гораздо скорѣе, чѣмъ было можно ожидать, и маленькая кавалькада снова затрусила дальніе…
— Теперь пустимъ ихъ шагомъ, — сказалъ мистеръ Симонь Тоггсъ. Безчеловѣчно гнать животныхъ черезъ силу.
— Какъ вамъ угодно, сэръ, — отвѣчалъ мальчишка, ухмыляясь у него за спиной и перемигиваясь съ товарищемъ, точно ему стало ясно, что замѣчаніе Симона насчетъ безчеловѣчности относилось скорѣе къ самымъ сѣдокамъ, чѣмъ къ животнымъ.
— Какой чудесный день, моя дорогая! — замѣтила Шарлота.
— Очаровательный, дивный! — подхватила, миссисъ Уольтерсъ. А что за роскошный видъ, мистеръ Тоггсъ! — прибавила она.
Симонъ заглянулъ прямо въ лицо Билиндѣ, когда произнесъ:
— Дѣйствительно, роскошный!
Юная леди смущенно потупилась и позволила своему ослику немного отстать. Симонъ Тоггсъ машинально сдѣлалъ тоже самое.
Наступило краткое молчаніе, прерванное только вздохомъ мистера Симона Тоггса.
— Мистеръ Симонъ, — внезапно сказала впологолоса черноокая капитанша, — мистеръ Симонъ, я принадлежу другому.
Мистеръ Симонъ выразилъ свое полное согласіе съ заявленіемъ, котораго было невозможно опровергнуть.
— Если-бъ не это… — продолжала Билинда и запнулась.
— Что-жь тогда, что?.. — допытывался ея спутникъ. Не терзайте меня. Что вы хотите сказать?
— Если-бъ не это, — начала опять миссисъ Уотерсъ, — если-бъ до замужества мнѣ было суждено встрѣтить и полюбить благороднаго юношу… съ родственной мнѣ душой… съ однороднымъ умомъ… человѣка, способнаго чувствовать и оцѣнить чувства, которыя…
— Боже, что я слышу! — воскликнулъ мистеръ Симонъ Тоггсъ. — Возможно ли это? Осмѣлюсь ли я повѣрить моему… Шевелись! — (Послѣднее прозаическое восклицаніе относилось къ ослу, который, уткнувъ голову между передними ногами, какъ будто вникалъ съ большою тревогой въ состояніе своихъ копытъ.
— Гей-гей-гей! — закричали мальчики сзади.
— Шевелись! — снова повторилъ Симонъ Тоггсъ.
— Гей-гей-гей! — усердствовали погопщики.
Обидѣлось ли животное повелительнымъ тономъ мистера Тоггса, или было испугано топотомъ сапогъ понукавшихъ его мальчишекъ, или же внезапно воспылало благороднымъ усердіемъ обогнать всѣхъ прочихъ ословъ, только оно рванулось вдругъ впередъ и поскакало такою бойкою рысью, что съ сѣдока тотчасъ слетѣла шляпа. Осликъ мигомъ домчалъ его до гостиницы «Пегуэльская бухта», гдѣ избавилъ отъ безпокойства слѣзать съ сѣдла, перекинувъ его черезъ голову прямехонько въ дверь таверны.
Велико было смущеніе мистера. Симона Тоггса, когда его подняли и поставили на ноги двое служителей; миссисъ Тоггсъ порядкомъ напугалась за своего сына, а капитанша Уотерсъ испытывала жгучую тревогу объ его участи. Впрочемъ, скоро обнаружилось, что онъ пострадалъ немногимъ больше осла: мистеръ Симонъ только слегка оцарапался, а буйный оселъ, какъ ни въ чемъ не бывало, щипалъ траву. Такимъ образомъ поѣздку признали восхитительной. Супруги Тоггсъ вмѣстѣ съ капитаномъ Уотерсъ заказали завтракъ въ садикѣ, разбитомъ во дворѣ гостиницы; на столѣ стояли блюдечки съ крупными креветами, сливочное масло, черствыя булки, бутылки съ элемъ. Небо оставалось безоблачнымъ. Передъ глазами туристовъ красовались цвѣточныя клумбы и ярко-зеленый дернъ; море отъ подошвы утеса, простиралось вдаль, до самой линіи горизонта, гдѣ взоръ не могъ уже различить ничего; по его гладкой поверхности скользили суда подъ парусами, которые казались на разстояніи такими же бѣлыми и маленькими, какъ развѣвающіеся носовые платочки. Креветы были превосходны, эль и того лучше, а капитанъ Уотерсъ еще милѣе всей этой благодати. Капитанша удивительно разошлась послѣ завтрака. Она вздумала бѣгать вдогонку по лужайкѣ между цвѣточныхъ клумбъ сначала за своимъ мужемъ, потомъ за мистеромъ Симономъ, потомъ за миссъ Шарлотой, при чемъ заливалась громкимъ смѣхомъ. Но, по словамъ капитана, это ничего не значило; кто-же въ самомъ дѣлѣ могъ здѣсь знать, что они за люди? Вѣроятно, всѣ въ гостиницѣ считали ихъ простыми смертными. — «Само собою разумѣется», — отвѣчалъ на это мистеръ Джозефъ Тоггсъ. Послѣ завтрака вся компанія отправилась нѣсколько далѣе, чтобъ спуститься по крутымъ деревяннымъ ступенямъ, которыя вели къ подножію утеса. Тутъ пріѣзжіе любовались крабами, морскими водорослями и угрями до тѣхъ поръ, пока спохватились, что имъ давно пора отправиться обратно въ Рамсгэтъ. Въ заключеніе мистеръ Симонъ Тоггсъ сталъ подниматься по лѣстницѣ послѣднимъ, а миссисъ Уотерсъ предпослѣдней.
Ѣхать на ослѣ къ мѣсту его постояннаго жительства дѣло совсѣмъ иное и гораздо болѣе исполнимое, чѣмъ ѣхать на немъ въ противоположную сторону. Оно требуетъ большой предусмотрительности и присутствія духа въ одномъ случаѣ, чтобъ предугадывать частые порывы блудливаго ослинаго воображенія, тогда какъ въ другомъ вся ваша задача ограничивается тѣмъ, что вы должны держать свой путь, слѣпо довѣрившись инстинкту животнаго. Мистеръ Симонъ Тоггсъ избралъ послѣдній способъ на возвратномъ пути. И его нервы были такъ мало разстроены путешествіемъ, что онъ отлично понялъ, какая перспектива, открывается передъ нимъ на предстоящій вечеръ. Между Тоггсами и Уотерсами было рѣшено сойтись опять въ курзалѣ.
Курзалъ былъ наводненъ публикой. Тамъ собрались тѣ-же леди и тѣ-же джентльмены, которые прогуливались утромъ по ллажу, а наканунѣ по дамбѣ. Молодыя особы въ коричневомъ платьѣ и браслетахъ изъ черной бархатной ленты торговали бездѣлушками въ кіоскѣ или предсѣдательствовали за столами, гдѣ шла азартная игра въ концертномъ залѣ. Здѣсь можно было встрѣтить маменекъ съ дочерьми-невѣстами, занятыхъ игрой, или гуляющихъ подъ звуки музыки, при чемъ молодежь усердно предавалась втихомолку флирту. Здѣсь попадались вертопрахи, которые прикидывались сантиментальными и вздыхали, или, наоборотъ, корчили изъ себя свирѣпыхъ усачей. Здѣсь сошлись: миссисъ Тоггсъ въ платьѣ янтарнаго цвѣта, миссъ Тоггсъ въ небесно-голубомъ и капитанша Уотерсъ въ розовомъ. Тутъ парадировалъ капитанъ Уотерсъ въ венгеркѣ съ золотыми шнурами; тутъ были: мистеръ Симонъ Тоггсъ въ бальныхъ башмакахъ, въ золотистомъ жилетѣ и мистеръ Джозефъ Тоггсъ въ синемъ сюртукѣ и гофрированномъ жабо.
— Нумера: третій, восьмой и одиннадцатый! — громко и отчетливо произнесла одна изъ молодыхъ особъ въ коричневомъ платьѣ.
— Нумера: третій, восьмой и одиннадцатый! — повторила, какъ эхо, ея товарка въ такой же форменной одеждѣ.
— Нумеръ третій вышелъ, — сказала первая дѣвица. — Нумера восьмой и одиннадцатый.
— Нумера восьмой и одиннадцатый, — отозвалась опять вторая леди.
— Нумеръ восьмой вышелъ, Мэри-Анна, — заявила первая.