— Эй, а мальчишка кто таков? — вывел Питера из оцепенения чей-то голос.
— Мальчишка не простой! Он обучен грамоте, умеет составлять торговые расчеты и сводить дебет!
— Ладно врать-то, ребенок ведь!
— Не ребенок, а молодой работник! — поправил глашатай, чтобы не снижать цену. — И происходит из купеческого рода города Гудбурга!
— Сколько просите за мальчишку-грамотея? — Этот вопрос задал расталкивавший толпу человек с недобро горящими глазами. — Сколько он стоит — я заплачу!
— Эй, невежа, не знаешь разве порядка? Торговаться будем! — крикнули ему.
— Торговаться не будем! — Добравшись до помоста, человек улыбнулся. — Торговаться не будем — даю десять золотых!
Не дожидаясь ответа, он швырнул деньги глашатаю и тот ловко их поймал, не уронив ни монеты.
Питера развязали, и новый хозяин за руку стащил его в толпу.
— Прочь, пошли прочь! — кричал он, то и дело оглядываясь на Питера, ладонь его была мокрой. — Уф! — произнес новый хозяин, переводя дух у небольшой, запряженной ослом арбы. — Как тебя зовут, мальчик?
— Питер, сэр.
— Питер... Хорошее имя для мальчика. Забирайся на арбу.
Невольник залез на край арбы, и хозяин связал ему руки и ноги, потом взобрался на короб, с которого погонял осла, и, обернувшись, сказал:
— Будешь звать меня мессир Карцеп, я служу в канцелярии графа Макитваля, наместника императора в Савойе, понял?
— Понял, мессир Карцеп.
— Хорошо, тогда поехали.
Хозяин ткнул ослика палкой, и тот потянул арбу. В этот момент со стороны помоста раздался вой, на бьющегося, словно рыба, человека бросились охранники.
— Ну вот, еще одного на галеры купили! — прокомментировал Карцеп.
Питер вытянул шею, чтобы рассмотреть, кому не повезло, и понял — это был Биркамп.
19
Дом мессира Карцепа стоял в центре города, он оказался довольно большим и имел два этажа, хотя и не мог соперничать с домом Нуха Земаниса. По обычаю этого города, его окружала глухая стена, однако не глиняная, а из дорогого обработанного камня. Высокие дубовые ворота с коваными накладками вмиг распахнулись, едва к ним подъехала арба.
— Какое счастье, хозяин вернулся! — Немолодой слуга в просторных белах одеждах и кожаной шапочке низко кланялся, пока арба проезжала во двор, затем быстро запер ворота и подбежал к Карцепу прежде, чем тот слез с арбы.
— Отвяжи его, Мургаб, и отведи в лакейскую.
— Да, хозяин! Конечно, хозяин!
Все то время, пока Карцеп поднимался по ступеням, слуга не переставал кланяться. Лишь после того, как хозяин скрылся за дверью, он развязал веревки на руках и ногах Питера и помог ему слезть — путы были слишком тугими, и конечности пленника затекли.
На мощенном камнем дворе стояло несколько построек, а в его глубине начинался большой сад.
— Ой, плохо, ой, бежать тебе надо, — пробормотал Мургаб, не глядя Питеру в глаза.
— Почему бежать? — спросил тот, ожидая что старый слуга откроет какую-то страшную тайну, но Мургаб лишь замотал головой:
— Не слушай меня, пойдем — место покажу.
Питер пошел за Мургабом, осматриваясь и растирая онемевшие руки. Двор выглядел чистым, хозяйственные постройки и дом были побелены. Там, где начинался сад, росла трава, ее свежая зелень манила лечь и забыться.
Они подошли к двери небольшого, пристроенного к стене домика. Мургаб толкнул дверь и зашел, Питер последовал за ним.
В маленьком коридорчике дверей было немного.
— Здесь моя комната, а следующая — твоя.
Старый слуга указал на дверь и остался стоять, испытующе глядя на Питера.
— Там что... кто-то есть? — не удержался тот, уж больно странно вел себя Мургаб.
— Заходи, не бойся.
Питер осторожно потянул за ручку, дверь скрипнула, в лицо пахнуло запахом старых тряпок. Окно закрывала истлевшая занавеска, отчего в комнате царил полумрак.
Питер прошел, снял занавеску и огляделся. Узкая деревянная кровать, а попросту — лавка, небольшая тумбочка и несколько деревянных сучков, вбитых в стену в качестве вешалок.
Из коридора заглянул Мургаб. Как показалось Питеру, он с явным опасением окинул взглядом голые стены и не решился зайти.
— Кто жил здесь раньше?
— Здесь? — Старый слуга отрицательно покачал головой. — Я не могу говорить, я не должен.
И повернувшись, пошел прочь. Питер поспешил за ним.
— Какую работу я буду делать?
— Какую хозяин скажет.
— А кто кроме нас есть из слуг?
— Женщина.
— Как ее зовут?
— Зовут? — Мургаб посмотрел на Питера с неподдельным удивлением. — Как ее могут звать? Женщина — и все. Она живет в доме, у нее там своя комната, и она выполняет домашнюю работу.
Неожиданно хлопнула входная дверь домика, и резкий высокий голос позвал:
— Мургаб, ты где?!
— Я здесь, хозяйка, здесь! — Мургаб едва не сбил Питера с ног, бросившись на зов.
— Ну, куда ты спрятал нашего нового человека?
— Он здесь, хозяйка, я показывал ему его комнату.
Питер прислушивался к разговору, стоя в коридоре. Хозяйку он не видел, а по голосу никак не мог определить ее возраст.
Послышался стук подбитых подковками туфель, и появилась сама хозяйка. В первое мгновение Питер решил, что эта красавица его возраста. Собранные в несколько косичек черные волосы, фиолетовые пронзительные глаза и чуть припухлые губы — примерно так в представлении Питера должна была выглядеть девушка, которую он когда-нибудь встретит и полюбит. На ней были бирюзовая куртка с высоким воротом и голубые шаровары, женщины здесь одевались странно, но это лишь придавало хозяйке загадочности и очарования.
Улыбнувшись, она показала острые зубки и произнесла:
— Так вот ты какой, грязный, лохматый... Неужели так трудно мыться почаще, грязнуля? Отвечай мне, дурак! — воскликнула она с неожиданной злостью.
— П-прошу прощения, мисс, нас целую неделю гнали по пустынным дорогам, там не было воды даже для питья, не то чтобы помыться... — Питер пожал плечами и виновато улыбнулся, надеясь пробудить в ровеснице сострадание.
— Так и ищут повода оправдаться, скоты! — воскликнула хозяйка и неожиданно для Питера огрела его по голове бамбуковым стеком. Испугавшись, что это очередное избиение, он закрыл голову руками и попятился, а девушка расхохоталась и опустила стек. — Не бойся, дурачок, я больше не буду. Как тебя зовут?
— Питер, мисс.
— Питер... Ну-ну. Мургаб!
— Слушаю, хозяйка!
— Позаботься, чтобы новый работник был чисто вымыт, ты знаешь — я не переношу грязи.
— Слушаюсь, хозяйка. Прикажете истопить терму?
— Прикажу. Подбери ему одежду, из той, что осталась от... Одним словом, ты меня понял.
— Понял, хозяйка, — не переставал кланяться Мургаб, хотя девушка стояла к нему спиной.
Отдав распоряжения, она повернулась и пошла к выходу, картинно покачивая бедрами. Стукнула дверь, и стало тихо.
— Кто она? — спросил пораженный Питер.
— Она хозяйка.
— Я понял, что хозяйка, но кто она мессиру Карцепу? Дочь?
— Нет, она не дочь.
— А кто же тогда — племянница?
— Я не могу сказать...
— Но какая же в этом тайна? Сколько ей лет?
Мургаб упрямо молчал.
— Как и мне — шестнадцать? — настаивал Питер. Он считал это важным.
— Она старше тебя, вот и все, что могу сказать. Пойдем, я истоплю терму, там есть большой запас хвороста.
20
К терме пришлось идти через весь сад по проложенным в траве тропинкам из красноватого камня. Таким же был вымощен двор. Деревья выглядели ухоженными, где надо подрезаны, стволы побелены, а с ветвей свисали невиданные прежде Питером плоды. Но птиц не было, даже шмели не летали, хотя цветов здесь хватало.
— Кто содержит сад — садовник?
— Я один.
— Правда? — Питер вздохнул. — У моего дяди был садовник, его звали Гошар.
Сложенный из разнокалиберных камней домик с единственным окном и широкой медной трубой был той самой термой. Мургаб вошел в него первым и указал Питеру на узкую боковую дверь:
— Тебе сюда, раздевайся и жди — сейчас я нагрею терму.
Питер вошел в крохотное помещение, разделся и положил одежду у двери. Огляделся — небольшое окно, массивная каменная полка, здесь было прохладно и пахло сыростью. Во встроенном в стену медном чане оказалась вода, Питер зачерпнул ее ладонью и зачем-то попробовал на вкус — она была обыкновенной.
За стеной слышалась возня Мургаба, трещал хворост, звенела заслонка. Скоро все стихло, он протопал по коридору и заглянул к Питеру.
— Сейчас будет тепло.
— Зачем топить — и так не холодно, я бы мог обойтись обычной водой.
— Если хозяйка сказала нагреть терму, значит, нужно нагреть.
Подхватив грязную одежду и стоптанные башмаки новичка, слуга исчез.
Питер стал прислушиваться, в трубе ревел огонь, в печи трещал хворост. Полка стала нагреваться, а в чане закипела вода.
Питер стал прислушиваться, в трубе ревел огонь, в печи трещал хворост. Полка стала нагреваться, а в чане закипела вода.
Питер огляделся в поисках мочалки, и в этот момент вернулся Мургаб, он поставил на полку кувшин и положил пучок свежего мыльника — душистой травы, которая давала пену.
— В кувшине — щелок, голову мыть, — сказал слуга. — Давай я помогу тебе.
— Не нужно, я сам.
— Ты должен быть чистым, это приказ хозяйки.
— Ладно, только осторожно со спиной — у меня там...
— Я вижу — тебя наказывали.
Мургаб налил горячей воды в деревянную шайку, распарил в ней пучок мыльника и принялся натирать Питера, впрочем, делал это очень деликатно. Потом окатил его теплой водой и сказал:
— Просохни, я пойду принесу тебе одежду.
Мургаб ушел, а Питер поднялся с полки, чтобы не так щипали раны на спине. Снова скрипнула дверь, и он обернулся, надеясь увидеть старого слугу с одеждой, однако это оказалась хозяйка.
Питер ойкнул и попытался прикрыться шайкой, но девушка подняла стек.
— Не смей двигаться, раб, я хочу на тебя посмотреть. Повернись спиной!
Питер повиновался.
— О, да ты не радовал своих прежних хозяев... Теперь повернись ко мне и не смущайся, для меня ты — раб, существо бесполое. Ты понимаешь, что ты бессловесная тварь, Питер?
— Да, мисс.
— Называй меня Юлия.
— Хорошо, мисс Юлия.
— Фу, болван! — Она топнула ногой и ударила стеком по полке. Питер вздрогнул. — Говори мне просто — Юлия.
— Да, Юлия.
— Вот так. — Хозяйка смягчилась. — Теперь подойди.
Питер подошел. Он был напряжен, опасаясь, что эта стерва выкинет еще какой-нибудь фокус.
— А ты хочешь, чтобы я тоже разделась?
— Я... я не знаю... Юлия...
— Мы могли бы вместе обливаться водой, а?
— Я не смею ничего желать, вы — моя хозяйка.
Она еще постояла молча, потом фыркнула и ушла, а Питер бессильно опустился на теплую полку, его тело покрылось гусиной кожей, а зубы начали выбивать дробь.
Наконец явился Мургаб и застал Питера в слезах.
— Она... она разглядывала меня, словно я... — Питер не мог подобрать подходящего слова. — Словно я какой-то бык!
— Она — хозяйка, — сухо заметил старый слуга. — Вот тебе штаны и рубаха, а еще чистые обмотки и башмаки — как раз тебе впору.
— А подштанники?
— Рабам белье не полагается.
Питер стал одеваться. Одежда оказалась впору, башмаки — тоже.
— Чьи это вещи?
— Я не должен говорить.
— А кафтан мне вернут? Он очень просторный — в него можно заворачиваться, как в одеяло.
— Старых вещей нет.
— Ты их сжег?
— Нет, их забрала хозяйка.
— Но ведь они грязные и в крови!
— Потому и забрала.
Поняв, что сказал лишнее, Мургаб выскочил из термы. Питер, криво усмехнувшись, вышел за ним.
Старый слуга ждал его.
— Питер, ты только сегодня сюда явился и уже задал мне много вопросов. Держи язык за зубами — и проживешь долго. Если нет, то лучше бы тебе сбежать...
Мургаб развернулся и быстро пошел прочь, Питер в недоумении зашагал следом.
21
В бедной комнате его ожидал обед — большая теплая лепешка и вода в кувшине. Это было очень кстати, после термы есть захотелось особенно сильно.
Насытившись, Питер почувствовал, что хочет спать, однако мысль о том, что, заснув, он может навлечь на себя гнев хозяев, заставила пойти за советом к Мургабу.
— Скажи, какая у меня сегодня будет работа?
— Пока хозяин ничего мне не говорил, — развел руками слуга. — Сегодня можешь отдыхать.
— Что, и спать можно?
— Конечно, — кивнул Мургаб, пряча глаза.
— Ты советовал мне бежать...
— Не помню этого. Иди спать.
— Но сейчас еще день.
— Спи, пока можно, невольничья жизнь сложная — старайся есть с запасом, спать с запасом, неизвестно, какие могут случиться обстоятельства.
Спорить Питер не стал и, вернувшись к себе, лег на приготовленную чьими-то заботливыми руками постель. Он проспал несколько часов и, проснувшись, будто явился из небытия. Открыл глаза и ничего не увидел — за окном сгустились сумерки, потом посмотрел на дверь и подскочил от ужаса — в открытом проеме кто-то стоял. Питер не сразу понял, что это Мургаб.
— Если хочешь бежать, сегодня для тебя последняя возможность, — произнес старый слуга и закрыл дверь комнаты.
— Вот так дела, — прошептал Питер и почувствовал, что вся его одежда пропиталась холодным потом. — Неужели действительно бежать?
Он промокнул лицо тощей подушкой и сел. В голове тяжело ухало, обрывки мыслей мешались друг с другом, не давая ни на чем сосредоточиться. Бежать! Сегодня же! Но куда? Говорят, тут близко море — можно увязаться за обозом, поработать в каком-нибудь порту. Будет тяжело, но он справится, накопит денег и вернется в Гудбург, а там банкиры Нуха Земаниса — Нарстад и Хикле, они перепишут на него дядины капиталы, и все ужасы останутся позади.
Питер встал и, подойдя к двери, осторожно ее приоткрыл — в коридоре был слышен негромкий храп Мургаба. Неужели он успел так быстро заснуть? Миновав дверь в его комнату, Питер выглянул во двор — здесь тоже было тихо, мирно пели цикады, а в небе мерцали крупные звезды.
«Вот она — свобода!» — подумал Питер и вдохнул теплый, пахнущий садовыми травами воздух. Оставалось лишь перебраться через забор и двинуться на юг — туда, где начинаются дороги, ведущие в портовые города. Дождаться утра и пристать к обозу — чего уж проще.
Осмелев, Питер вышел во двор и притворил за собой дверь. В хозяйском доме не светилось ни огонька. Ступив на прогретые за день камни, Питер почувствовал решимость: сейчас он доберется до ограды, взберется по ступенчатым уступам — и свобода.
В темноте двор казался куда больше, чем днем, свет неполной луны размывал контуры предметов, делая их призрачными.
Подойдя к воротам, Питер еще раз огляделся, ухватился за уступы...
В воздухе что-то свистнуло, и страшный удар обрушился на его спину — такой сильный, что Питеру показалось, будто его рассекли пополам.
Вспыхнули факелы, появились какие-то люди, залаяли собаки и, вцепившись в Питера, стали его терзать. Он закричал от ужаса и упал, поджимая руки и ноги, чтобы сохранить их от увечья. Удары сыпались вперемешку с ругательствами, но скоро тело онемело, размякло и перестало чувствовать боль.
— Добавь ему! Добавь!
— Забейте эту сволочь!
— Секи! Сильнее секи! Дайте собакам ухватиться!
«Ну все — убьют», — напоследок подумал Питер, и в этот момент послышался голос:
— Довольно, он получил урок.
Удары прекратились, визжавших от досады псов оттащили, они визгливо лаяли и хотели дорвать жертву, но им не дали.
Питер ждал, что его снова будут бить, однако вместо этого его окатили водой. Неужели пожалели? Нет, через мгновение он понял, что это продолжение пытки — вода оказалась густым рассолом, и многочисленные раны и ссадины на теле загорелись огнем. Питер застонал.
К его лицу поднесли факел, так близко, что запахло палеными волосами, — Питер попытался отстраниться.
— Ну что, червь, извиваешься? За тебя заплатили деньги, а ты хотел сбежать? Думал, здесь это запросто?
Питер не сразу осознал, что низким неприятным голосом с ним разговаривает Юлия.
— Уберите его!
Питера подхватили под руки и куда-то потащили, его ноги бессильно волочились по земле. Послышался скрип открываемой крышки, и в следующее мгновение пленник кувырком полетел по лестнице.
Ожидая удара о каменный пол, он сжался, однако приземление оказалось не таким жестким — кажется, здесь был сырой песок.
Не найдя сил двигаться, он потерял сознание и лежал довольно долго, лишь изредка переходя в состояние полусна-полубреда.
22
Сколько Питер валялся в этом погребе, он не помнил. Открывая глаза, видел темноту или непроницаемую серую пелену. Тела он не чувствовал и, казалось, не догадывался о своем существовании на этом свете.
Открыв глаза в очередной раз, Питер сумел выделить из увиденного какие-то образы. Перед ним были живые твари, они почесывались и смотрели на Питера черными бусинками глаз. Пошевелившись и почувствовав боль, он понял, что на этот раз остался жив. Хотелось заплакать, пожалеть себя, но плакать он не умел с детства.
Собрав все силы, невольник перевалился на спину, напуганные крысы отбежали к стене и там, возле норы, остались наблюдать, лелея надежду, что человек все же умрет.
Питер увидел низкий сводчатый потолок и светлый квадрат уходящего вверх колодца. Попадавшего в квадратное отверстие света хватало, чтобы разглядеть погреб.
Осторожно, чтобы не закашляться, Питер вздохнул — в легких что-то забулькало, дыхание было хриплым. Попробовал пошевелить одной ногой, потом другой — вроде были не сломаны. Руки тоже оказались целы, только внешние стороны ладоней представляли собой раны с засохшей кровью и песком. Питер царапнул пол — так и ость, это был песок.