Слева виднелось удобное место — как для прохода людей, так и для проезда машин. И полковник красноречивым жестом отправил Кешу на место Уланова, в голову колонны. Тот двинулся вперед совсем уж медленно, уставя глаза в землю…
Он не был, строго говоря, сапером по основному раскладу — но у него давным-давно обнаружилась склонность именно к минно-взрывному делу. У каждого свои таланты: Уланов, к примеру, был незаменим в разведке и боевом охранении, он как-то ухитрялся за версту учуять двуногую опасность; Доронин, так уж случилось, осваивал необходимые в работе иностранные языки быстрее всех; Антон, несмотря на свои габариты, в рукопашке был сноровистее иных, более щупленьких. И так далее. У каждого рано или поздно проявляется склонность, а уж дело начальства — ее подметить и тренировать…
Первую мину Кеша обнаружил буквально через минуту — именно на той трассе, которой двинулся бы человек недостаточно опытный или беспечный, таилась хорошо замаскированная ниточка. Мина оказалась не натяжная, а обрывная: непрочная ниточка, моментально рвется от самого ничтожного усилия, и — ничего хорошего для неосмотрительного странника.
Ниточку обозрели на всем протяжении, выяснили, к чему она прикреплена с обеих сторон, и, разумеется, оставили в покое, аккуратненько обошли. Точно так же обошли и обозначившийся поперек дороги проводок — уже классическую натяжку, присобаченную к чуточку переделанной «черной вдове», солидной противопехотной мине, плевавшейся картечью на приличное расстояние и с нехилым «веером охвата».
Также обнаружились не оригинальные, но весьма поганые сюрпризы, без сомнения, заимствованные супостатами из давнего вьетконговского опыта. Из гранаты выдергивается чека, после чего граната аккуратно обмазывается грязью толстым слоем. Когда скорлупа засохнет, гранату бережно укладывают во влажную или рыхлую землю и маскируют. Под ногой идущего корка лопается моментально, последствия понятны…
Именно такими «кощеевыми яйцами», числом не менее четырех, была украшена трасса, годная для проезда машины. А машина здесь побывала: удалось высмотреть еще один отпечаток протектора, как две капли воды похожий на тот, первый.
Вслух это не обсуждалось, но Рахманин все более склонялся к мысли, что ловушкой, камуфлетом, ложной целью здесь и не пахнет: очень уж тщательно место окружили многочисленными минами, установленными четырьмя разными способами. Не хватало разве что «дистанционок», реагирующих на присутствие человека, — на звук шагов, на металл оружия, на электроемкость тела и все прочее, от чего избавиться физически невозможно. Однако после скрупулезных поисков Кеша заявил со всей уверенностью, что отыскал несомненные следы от подставок-треног и прочие признаки, свидетельствующие неопровержимо: не так давно на подступах к схрону были установлены и «дистанционки», фирменные, скорее всего, импортные. Сейчас, правда, ни одной нет.
А там обнаружилась и цель похода: этакое мини-ущелье, скорее даже распадочек, шириной метров пятьдесят, меж двумя отвесными склонами, покрытыми буйной жесткой зеленью, а местами и серыми пятнами скальных выходов. Уланова с Дорониным полковник отправил наверх, бродить дозором вокруг, а сам огляделся, стараясь не делать без нужды резких перемещений.
Ребус был не особенно и головоломным: следовало прикинуть, где он сам оборудовал бы схрон. С учетом того, что к нему и машина должна была подруливать беспрепятственно — она ведь тут побывала, в распадке еще следы протекторов отыскались.
Набралось целых четыре точки. И они медленно, со всеми мыслимыми предосторожностями двинулись вдоль склонов, едва ли не носами тыкаясь в подозрительные участки, чуть ли не принюхиваясь. Между прочим, в прямом смысле: иногда небрежно обустроенный схрон удавалось обнаружить по устойчивому запашку дерьма…
Искомое обнаружилось не на отвесных склонах, а на земле — у самой скалы Антон высмотрел едва различимые следы протекторов, четкие и глубокие, выглядевшие так, словно неизвестная машина подъезжала впритык к склону, и была она, похоже, очень тяжело нагруженной.
Местечком занялись всерьез. Скоро обозначился результат, недвусмысленные детали, которые можно было узреть, только приблизившись вплотную. На склоне была растянута маскировочная сеть, мастерски покрытая искусственной зеленью, практически неотличимой от реальной травы и длинных плетей какого-то местного вьюнка. Судя по исполнению и реквизиту, работали весьма опытные люди, вбухавшие в маскировку уйму трудов и недешевых имитаторов, определенно импортных. Это автомат можно смастерить на коленке, в какой-нибудь сельской мастерской, он будет пакостным, но стрелять кое-как способен. А вот подобную высококлассную маскировку способно производить только государство, и далеко не всякое…
Все, кроме Кеши, оттянулись подальше от этого интересного местечка, и Кеша остался перед ним один. Наступил миг неизбежного профессионального цинизма: случись что, пострадает один-единственный, а если под взрыв попадут другие члены группы, это будет попросту нерационально, бессмысленно, глупо… Жестокая алгебра войны: рисковать обязан кто-то один, это именно его обязанность, никакого гуманизма и боевой дружбы, не тот случай.
По времени Кешины осторожные изыскания у маскировочной сети продолжались всего-то минут восемь. Как частенько бывает, наблюдателям это время показалось добрым часом…
В конце концов Кеша, с чем-то там повозившись, выпрямился, помахал рукой и продемонстрировал нечто — при ближайшем рассмотрении оказавшееся снятым обрывом от очередной «черной вдовы». Только тогда они приблизились.
И сноровисто занялись делом, в темпе рассекая ножами маскировочную сеть, сворачивая ее в рулон справа налево, ничуть не стремясь сохранить все в целости. Вовсе не требовалось потом приводить маскировку в прежний вид. Задача еще в Москве была поставлена недвусмысленно: накировскую банду, исходя из текущего момента и условий игры, следовало взять в жесткую прессовку и гнать, гнать, гнать, не давая передыху. Кого удастся — взять живым, прочих истреблять на месте, выявленные явки громить, обнаруженные тайники и схроны уничтожать, не опасаясь себя выдать. Охота загоном, как говорится. Чтобы курбаши занервничал, заметался, не мог уже воспользоваться спаленными блатхатами и схронами, а тех, что пока не сгорели, подсознательно опасался. Точно так когда-то поступали китайцы во время «великого истребления воробьев», птицам попросту не давали сесть на землю, чтобы отдохнуть, пока они не сыпались с неба замертво…
Кто-то присвистнул, и было отчего, интересная вещь обнаружилась: вместо обычного лаза, невеликого, чтобы только человеку на карачках протиснуться, открывался самый настоящий дверной проем, примерно совпадавший размерами с обычным, квартирным. Ну да, и дверь, закрытую на два стандартных шпингалета, сверху и снизу, явно не своими руками смастерили, а стырили где-то на стройке. Обычная дверь, разве что завешенная поверху огромным куском полиэтилена.
Полковник машинально отметил: по его наблюдениям, здесь вряд ли отыщется запасной выход, повсюду скала, в которой пришлось бы пробивать лаз так долго, что проще выбрать другое место. Нет запасного выхода, самый натуральный дверной проем, определенно бывший естественный вход в небольшую пещерку. Ага, сбоку и сверху естественный контур входа надежно заложен кирпичами и булыжниками, валявшимися, видимо, тут раньше и скрепленными теперь самодельным бетоном. На совесть работали, вбили массу трудов, что-то (тот же цемент) возили, скорее всего, на машине.
Ничуть не похоже, что это схрон, то есть место, обустроенное для долгого потайного пребывания людей. Больше всего походит на склад, оборудованный капитально и давно.
Шпингалеты открыли со всеми предосторожностями так, словно они были отлиты из тончайшего стекла и лопнули бы от грубого прикосновения. Привязали к ручке (и ручка была, да, самая обыкновенная, из магазина хозтоваров) шнур, рассредоточились по обе стороны от входа. Дернули как следует, как в известной сказке: потяни, внучка, за веревочку, дверь-то и откроется… Открылась. И никакого взрыва не случилось.
Посветили внутрь двумя мощными фонариками. Обнаружилась та самая естественная пещерка, чье существование и предполагалось: площадью квадратов пятнадцать, неправильных очертаний, вроде сплюснутого с обоих концов яйца, высотой метра три, с неровным бугристым потолком, дикой скалой.
— Кеша… — распорядился полковник невыразительным голосом.
Оба фонаря положили у входа, пристроили и третий, чтобы пещерку осветить во всей красе. Кеша проскользнул внутрь, остальные отодвинулись вправо-влево от проема. Рация давно уже была включена на прием, но молчала — и от боевого охранения тревожных сообщений не поступало, так что за тылы пока не приходилось беспокоиться.
Наконец изнутри послышался тихий свист, и все вошли в пещерку, оставив на страже Антона.
Пещерка, собственно, оказалась почти пуста, только справа отыскались всякие пустяки: картонный ящик с корейской лапшой быстрого приготовления, небольшая картонная же коробка с несколькими палками хорошей сухой колбасы, чипсами, шоколадом. Классический набор, удобный сухпаек. Чай в жестяных баночках, крохотная спиртовая горелка, коробка таблеток к ней. Несколько пачек сигарет, пакетики с конфетами…
Полковник обошел пещерку по периметру. Как он и предполагал, никаких признаков импровизированного сортира — кто бы стал в скальной породе выдалбливать ямку, чтобы прятать туда пластиковые бутылки и пакеты с неизбежными отходами человеческой жизнедеятельности? Точно, стопроцентный склад. Принесли — унесли, отдохнули — перекусили, и не более того. Здесь, конечно, можно ненадолго отсидеться, но это никак не схрон.
В свете сильных фонарей опер высмотрел интересную деталь: на полу как будто бы отпечаталась решетка, почти геометрически правильная, состоявшая из прямых линий пыли. Здесь лежал некий штабель точно, из немаленького количества мешков или другой похожей тары. И следы рубчатых подошв. Что бы тут ни прятали, это вывезли подчистую.
Несколько палок колбасы Кеша хозяйственно прибрал к рукам. Полковник не препятствовал: вряд ли супостаты загнали туда шприцем смертельную отраву, с подобным как-то не сталкивались. Точно так же и мелочовку вроде шоколада и сигарет можно было распихать по карманам в виде законного трофея — с паршивой овцы, как говорится…
Кеша вдруг распрямился над опустошенной коробкой и молча протянул полковнику тонкую пачку сложенных вдвое пыльных бумажек. Тот их прямо-таки выхватил с нешуточным охотничьим азартом: любая бумага, обнаруженная во вражьем логове, если только она не туалетная, может представлять серьезный интерес…
Белой бумаги стандартного формата А-4 насчитывалось ровно пять листочков. На одном было нечто чрезвычайно похожее на план: центральную часть листа, треть его, занимают две параллельные линии, выгнутые, напоминающие не дорогу, а скорее уж реку, меж ними три неправильных овала, от которых в восточном направлении тянутся четко прорисованные стрелки. Сверху и снизу — россыпь квадратиков-прямоугольников, тут же загадочные числа и какие-то закорючки.
Остальные листы изрисованы сплошной математикой, даже и не высшей: некие арифметические вычисления, числа не столь уж и астрономические. Судя по виду, к расчету приступали несколько раз — разной пастой намалеваны, где вверх ногами по отношению к другим, где даже поверх. И закорючки, закорючки, напоминающие что-то уже виденное, знакомое.
Несомненный текст. Полковник вглядывался в него, шевеля губами, как будто это могло ему помочь прочитать загадочные иероглифы. Не латинский шрифт, конечно, не кириллица — но и не китайские иероглифы… это вообще не иероглифы в прямом смысле, что-то другое… На индийское или таиландское письмо тоже не похоже категорически…
— Грузинский, — уверенно сказал подошедший опер.
— Думаешь? — пожал плечами полковник.
— Вижу. Вот буковка, и вот, и вот… — опер старательно показал пальцем. — Стопроцентно грузинский.
— А что написано?
Опер виновато улыбнулся:
— А черт его знает. Я грузинского не знаю, я его только по виду опознать могу.
— Я знаю, — сказал Кеша, ухмыляясь. — Эш чимазе могытхан ни траки, гетваран боженица…
— В таких-то пределах я тоже знаю, — хмуро сказал полковник. — В маму, в бога душу…
Настроение у него было, впрочем, вовсе не хмурое. Он осторожно сложил листки вчетверо, упрятал их в боковой карман и тщательно застегнул его на пуговицу. Вряд ли бумажки хранили некие супертайны, но они и сами по себе были достаточно интересны. Хоть крохи информации да должны в них сыскаться. Что до картвельской мовы — то для знающих людей это секрет полишинеля. Широкой общественности об этом как-то смущаются сообщать из ложно понятой деликатности, но посвященным прекрасно известно, что Тбилиси давненько уж запускает в Россию агентуру, оттуда тянутся ниточки и к сволочам, вроде Накира с напарником…
Что касаемо данного конкретного случая — подозрения теперь не беспочвенны. Умирающий звал какого-то грузина, теперь в тайнике и бумажки с грузинскими иероглифами нашлись. Хоть скудная, но конкретная информация, хоть что-то может Кареев доложить наверх, кроме меланхоличного сообщения об отсутствии живых «языков». Правда, наверху ждут совсем не того, но все же можно будет…
Он обернулся на тихий свист. Антон просунул голову внутрь и доложил без особых эмоций:
— Доронин. Три объекта на подходе, прямо сюда чапают…
Ситуация переменилась мгновенно и резко, теперь прохлаждаться не приходилось. Полковник отдал распоряжение.
…Мирными пастухами в поисках заблудившейся овечки тут и не пахло, как вскоре самолично убедились полковник и остальные: по пересеченке без особых предосторожностей — хотя и с оглядкой, конечно, — передвигались трое экземпляров в качественном камуфляже натовского производства, таких же ботинках и, что гораздо более важно, хорошо вооруженные отечественными автоматами. Конечно, экипировку эти субъекты предпочитают импортную, а вот оружие пользуют российское, так с патронами проще.
Судя по тому, как они шли, как держались, волки были битые — правда, один из них, тот, что шагал вторым, по неким неуловимым признакам показался полковнику гораздо более зеленым, нежели те двое. А это было уже интересно: слабое звено, ага, перспективный кандидат в «языки». Не факт, что его удастся взять, но попытаться брать следует именно его, а двух остальных без тени колебаний следует зачислить в бесперспективные, а значит, и поступать соответственно. Отсюда видно в бинокль, что среди них нет ни Накира, ни Абу-Нидаля, а значит — осетрина второй свежести…
Действительно, троица очень уж целеустремленно, «полетом ворона» двигалась прямо к тайнику. Они могли, конечно, оказаться передовым дозором более многочисленной группы — но таковую непременно засекли бы другие. Вероятность нестопроцентная, но все за то, что этими тремя личный состав противника как раз и исчерпывается. Очередные пчелки, собравшиеся навестить свою базу. Интересно, зачем? Вполне возможно, ради сущих пустяков, но иногда такими тайниками и как почтовыми ящиками пользуются, вот это было бы славно, окажись у кого-то из них донесение, сообщение, послание…
И точно, как выяснилось путем личных наблюдений, двое были определенно матерые, а вот третий — несомненный щенок, на фоне двух крепких бородачей смотревшийся блекло. Нет, конечно, не впервые в жизни вышел он на подобную туристическую прогулку, и оружие держит умело, но все равно, стажа разбойного у него по сравнению с двумя матерыми — кот наплакал. Вот и славненько. Хорошо, когда есть слабое звено…
Диспозицию полковник обрисовал кратенько, больше жестами, чем словами, команда у него была не из первогодков, сами все умели и понимали досконально.
Местом встречи определили обширную поляну, примыкавшую к негустому лесочку. Троица не могла эту поляну не пересечь, а вот «комитет по встрече» как раз мог скрытно перемещаться в упомянутой «зеленке» и занять позиции именно там, чтобы встретить качественно и не размениваться на долгое, прочувствованное общение. Война, которую они вели, изначально лишена всякого благородства, упоминание о рыцарских законах и каких-то там конвенциях вызывало у понимающих людей с обеих сторон лишь циничный смешок.
Далее полковник распоряжался исключительно жестами, а потом и в этом отпала надобность: каждый уже знал свой маневр, шестерка рассыпалась по «зеленке», заняла удобные позиции.
Оставалось только ждать — пожалуй, самое неприятное занятие на свете, но в данной конкретной ситуации недолгое. Троица уже приблизилась метров на двести, шагают настороженно, волчьей цепочкой, но не похожи на паникеров, способных шарахаться от каждого куста, сразу видно, не впервые здесь, и давненько уж шляются по глухомани… И чувствуют себя в относительной безопасности, бдительность не выходит за рамки разумной, это сразу видно, вот только Щенок временами все же без надобности озирается там, где и нужды нет.
Плавненько вытащив из набедренной кобуры пистолет с длинным и толстым дулом, полковник привычным движением снял его с предохранителя. Держа обеими руками, примостил дуло на подходящем сучке и прикинул линию огня. Слишком дырявить намеченного для взятия живьем не следовало. По мнению полковника, Богомолов, хотя и дело знал круто, все же допустил в «Августе» одну существенную ошибку: не следовало его героям так треножить экземпляра, которого собирались брать живьем, — лупить из автомата по обеим нижним конечностям. Был нешуточный риск, что после такого угощения раненый загнется от болевого шока. А может, так в свое время и треножили, кто ж теперь скажет. Как бы там ни было, следовало сделать чище.