Наконец Выдра заставил себя сесть. Он весь промок, совершенно окоченел и… ничего не понимал. Зачем он здесь? Почему он один?
Он что-то потерял и должен был найти. Он не знал, ЧТО именно потеряно, но помнил, что потеряно ОНО в той ужасной башне, в том самом месте, где винтовая лестница круто поднимается на самый верх сквозь дым и ядовитые испарения. Он должен пойти туда! Он встал и потащился к башне, прихрамывая и пошатываясь, как пьяный.
У него и в мыслях не было прятаться или пытаться как-то защитить себя с помощью иллюзий. К счастью, навстречу ему не попалось никого из стражников; их здесь вообще было немного, и они не особенно себя утруждали, будучи абсолютно уверенными, что заклятия волшебника никого из башни не выпустят. Теперь-то заклятия были сняты, но люди в башне этого не знали и продолжали трудиться, скованные куда более могущественным заклятием: безнадежностью.
Выдра миновал плавильню со сводчатыми стенами, торопливо суетившихся вокруг ямы рабов и стал медленно подниматься по винтовой лестнице, темной и осклизлой, пока не добрался до самого верхнего этажа.
Она была там, несчастная, истерзанная недугом женщина, сумевшая исцелить и освободить его, здорового парня; нищенка, державшая в своих руках бесценное сокровище; незнакомка, ставшая его вторым «я».
Он молча стоял в дверном проеме. Она сидела на каменном полу возле тигеля. Ее хрупкая фигурка казалась серой тенью, сливавшейся с серыми каменными стенами. Ее подбородок и грудь блестели, мокрые от слюны, непрерывно стекавшей у нее изо рта, и Выдра вдруг вспомнил тот ручей, что вырвался из разверзшейся земли на склоне холма.
– Медра, – сказала она и умолкла. Ее губы потрескались настолько, что не способны были внятно выговаривать слова. Он опустился возле нее на колени, взял обе ее руки в свои, заглянул ей в лицо.
– Аниеб, милая, – прошептал он, – пойдем со мной.
– Да, я хочу домой, – сказала она.
Он помог ей встать. Он даже не пытался пользоваться заклятиями, чтобы защитить себя и ее, сделать, скажем, на время невидимыми. Силы его были сейчас полностью исчерпаны. И хотя Аниеб, безусловно, обладала невероятным волшебным могуществом, позволившим ей постоянно быть с ним рядом во время того странного похода в долину, когда он обманом заставил Геллука назвать свое Истинное имя, никакими магическими знаниями она не владела, не знала ни одного заклятия, да и сил у нее совсем не осталось.
И тем не менее, пока они спускались по лестнице, никто даже внимания на них не обратил, словно их скрывали ото всех некие защитные чары. Они вышли из башни, миновали жилые постройки и двинулись прочь от шахт Самори сквозь небольшую рощу к тем холмам, что скрывали гору Онн от обитателей низин.
Аниеб шла куда быстрее, чем можно было бы ожидать от женщины, столь истощенной и измученной болезнью. К тому же она прямо-таки посинела от холода, ибо была почти обнажена, а погода была промозглой, накрапывал дождь. Казалось, вся воля Аниеб сосредоточена на одном: идти, как можно быстрее двигаться вперед, все дальше и дальше от этих мест; больше она не думала ни о чем – ни о Выдре, ни о чем-то ином. Но физически она была рядом с ним, и он ощущал ее присутствие столь же остро и странно, как и когда она явилась на его мысленный призыв. Капли дождя стекали по ее обнаженному телу, и он буквально заставил ее остановиться и надеть его рубашку. Ему было немного стыдно предлагать ей эту рубашку, грязную и пропахшую потом, ведь он носил ее все эти долгие недели и месяцы, но она безропотно позволила ему надеть на нее эти лохмотья и тут же пошла дальше. Особенно быстро она, конечно, идти не могла, но шла упрямо, не останавливаясь, не сводя глаз с едва видимых следов телеги на дороге, по которой они шли, пока – слишком рано из-за дождливой погоды – не спустилась ночь, и они не могли уже больше видеть дорогу перед собой.
– Зажги огонек, – сказала она. Голос у нее был жалобный, тоненький. – Сможешь?
– Не знаю, – откликнулся он, но все же попытался, и через некоторое время земля у них под ногами осветилась слабым мерцанием волшебного огня.
– Нам бы лучше где-нибудь укрыться и отдохнуть, – сказал он.
– Я не могу останавливаться, – сказала она и снова пошла.
– Но не можешь же ты идти всю ночь!
– Если я лягу, то уж не встану. А я так хочу снова увидеть Гору!
Ее тоненький голосок совершенно заглушал многоголосый шум дождя, изливавшегося на холмы и безжалостно хлеставшего по голым ветвям деревьев.
Они продолжали идти сквозь ночь, видя перед собой в слабом мерцании серебристого волшебного огонька только размытую дождем колею. Когда Аниеб споткнулась, Выдра подхватил ее, взял за руку, и они пошли бок о бок, прижавшись друг к другу – так было теплее и спокойнее обоим. Правда, теперь они шли гораздо медленнее, но все же шли. Вокруг не было слышно ничего, кроме шума дождя, падавшего с черных небес, да чавканья их насквозь промокших башмаков.
– Смотри, – сказала Аниеб, неожиданно останавливаясь, – смотри, Медра, смотри!
Он встрепенулся, хотя давно уже переставлял ноги совершенно машинально и почти спал на ходу. Бледный свет его волшебного огонька померк, словно утонул в некоем мощном, широко разливавшемся сиянии. Небо и земля в этом сиянии казались одинаково серыми, но впереди, в вышине, почти в небесах, над легкой грядой облаков светилась красным зубчатая вершина огромной горы.
– Вот она! – воскликнула Аниеб, указывая на эту вершину, и улыбнулась. А потом медленно и тяжело сползла на землю и встала на колени. Он тоже опустился на колени возле нее, пытаясь поддержать, но она выскользнула из его рук и легла прямо в грязь. Он успел лишь подложить руки ей под голову, чтобы она не захлебнулась в луже. Руки и ноги Аниеб сводило судорогой, зубы стучали. Он крепко прижимал ее к себе, пытаясь согреть.
– Там женщины… – шептала она. – Женщины Руки. Спроси о них. В деревне. Но я все-таки видела Гору!..
Она попыталась снова сесть, но судороги не прекращались, лишая ее последних сил. Она начала задыхаться. В красноватом свете, что изливался теперь с вершины горы, окрашивая весь восточный край неба, он увидел, что на губах Аниеб показалась розовая пена, а потом из уголка ее рта потекла струйка крови. Она еще пыталась прильнуть к его груди в последнем усилии, но больше не сказала ни слова и молча сражалась со смертью, сражалась до последнего вздоха, а красный свет постепенно мерк и вскоре погас, сменившись серым: тучи вновь затянули небо, скрыв от них и вершину горы, и восход солнца. Было уже позднее утро, дождь лил вовсю, когда Аниеб в последний раз судорожно вздохнула и больше уж не дышала.
А молодой мужчина по имени Медра сидел в грязи, нежно прижимая к себе мертвую женщину по имени Аниеб, и плакал.
Какой-то человек, что вел под уздцы мула, впряженного в тяжелый воз с дубовыми дровами, набрел на них и помог добраться до ближайшей деревни, которая называлась Лесная Опушка. Но вынуть из рук молодого мужчины мертвую женщину он так и не сумел. Юноша был очень слаб и весь дрожал, однако ни за что не отдавал своей печальной ноши, пока хозяин повозки не разрешил ему сесть на краешек телеги. Он и тогда не выпустил Аниеб из рук. И весь долгий путь до деревни Выдра прижимал ее к груди. Он лишь сказал вознице: «Она меня спасла». И возница не стал приставать к нему с вопросами.
– Она меня спасла, а я ее спасти не сумел! – яростно воскликнул он и перед жителями горной деревни, собравшимися вокруг него. Он по-прежнему не выпускал мертвую девушку из рук, словно надеялся хотя бы так защитить ее.
Понемножку им все же удалось убедить его, что одна из здешних женщин – это мать Аниеб, и он должен теперь отдать Аниеб матери. Только тогда он наконец решился опустить мертвую на землю, но ревниво следил, чтобы с нею обращались почтительно и нежно, то и дело порываясь опять защищать ее. Потом – видно, силы его совсем иссякли – он довольно покорно последовал за какой-то женщиной, покорно надел предложенную ему сухую одежду и немного поел. А потом послушно подошел к соломенному тюфяку, с ее помощью лег на него и долго плакал от горя и усталости, пока не уснул.
Через день-два в деревню явились люди, посланные Лики, и стали спрашивать, не слышал ли кто-нибудь о двух бесследно исчезнувших людях – великом волшебнике Геллуке и сопровождавшем его молодом Искателе. Перепуганные охранники говорили, что этих двоих, должно быть, поглотила сама земля. Но никто в деревушке ни слова не сказал им ни о незнакомце, спрятанном у старой Мид в чулане для яблок, ни об умершей девушке. И стражники, посланные Лики, убрались ни с чем. Возможно, поэтому тамошние жители теперь называют свою деревню не Лесная Опушка, как прежде, а Убежище Выдры.
Испытание, выпавшее на долю Выдры, оказалось для него чрезвычайно тяжким, ибо ему пришлось противостоять великой магической силе и мастерству настоящего волшебника. Впрочем, физические силы вскоре стали возвращаться к нему, ибо он был молод и силен, а вот душа его и разум выздоравливали гораздо медленнее. Он чувствовал, что утратил нечто очень важное, едва успев это найти, и утратил его навсегда.
Он искал Аниеб всюду – среди своих воспоминаний, среди теней былого, что снова и снова сгущались в его израненной душе: разгром его родного дома в Хавноре; каменная темница без окон, Легавый, подвал неподалеку от плавильни и паутина страшных связующих заклятий; «прогулки» с Лики и «задушевные» беседы с Геллуком; рабы, огонь плавильни, витки каменной лестницы, ведущей сквозь ядовитые испарения и дым в самое верхнее помещение башни… Ему необходимо было вспомнить все это, снова пройти этим путем, осуществляя свой поиск. Снова и снова он видел, как стоит в той самой верхней комнате башни и смотрит на женщину, пытаясь понять ее брошенный украдкой мимолетный взгляд. Снова и снова он мысленно проходил по той узкой долине, покрытой сухой травой, – проходил вместе с нею, – стремясь к вожделенной цели волшебника Геллука. Снова и снова видел он, как Геллук падает в пропасть, как смыкаются разверзшиеся края подземной пещеры. Он видел светившуюся красным вершину горы и лицо Аниеб, ее истерзанное лицо, которым она так доверчиво прижималась к его плечу, пока не умерла. А он все пытался говорить с ней, все спрашивал, кто она и как им удалось все это сделать, а она не отвечала… Не могла ответить.
Ее мать, Айо, и сестра ее матери, Мид, были мудрыми женщинами. Они лечили Выдру, как умели: теплыми масляными притираниями и массажем, травами и целительными песнями. Они охотно разговаривали с ним и всегда внимательно слушали, когда он что-то им рассказывал. Обе даже не сомневались, что юноша обладает огромной магической силой. Он же упорно отрицал это.
– Я бы ничего не смог сделать без твоей дочери, – говорил он Айо.
– А что сделала она? – мягко спрашивала Айо.
И он снова и снова рассказывал – как умел:
– Мы с ней даже знакомы не были. И все-таки она сразу назвала мне свое Истинное имя. А я ей – свое. – От воспоминаний о пережитом у Выдры часто перехватывало горло, и он надолго умолкал. – Это ведь меня все время заставляли ходить вместе с волшебником, ибо я был связан его чарами, но она по собственной воле стала ходить со мной, хотя она-то была свободна! Только вместе мы сумели направить силу Геллука против него самого, и он уничтожил себя. – Выдра надолго задумался и прибавил: – Это она отдавала мне свою силу!
– Мы всегда знали, что Аниеб – очень способная девочка, – сказала Айо и тоже надолго замолчала. – Но кто взялся бы учить ее? На горе ведь совсем не осталось учителей. Волшебники правителя Лозена стремятся извести всех колдунов и ведьм в округе. Вот и не осталось никого, к кому можно было бы обратиться.
– Как-то раз я поднялась высоко в горы, – вставила молчавшая Мид, – и меня там застигла весенняя пурга. Я совершенно сбилась с пути, так наша девочка явилась туда ко мне – не в обычном своем обличье, разумеется, – и вывела меня на тропу. А ведь ей тогда было всего двенадцать!
– Иногда она встречалась с мертвыми, – об этом Айо говорила почти шепотом. – Там, в лесной низине, недалеко от леса Фалиерн. Она хорошо понимала, что такое Древние Силы Земли, о которых мне еще моя бабушка рассказывала. Она говорила, что в той низине они особенно сильны.
– А вообще-то она была такой же девочкой, как и все остальные, – сказала Мид и закрыла лицо руками. – И очень хорошей девочкой!
Некоторое время все молчали, потом снова заговорила Айо:
– Она с другими деревенскими ребятишками спускалась до самого Фирна. Они там шерсть у пастухов покупали. А год назад, прошлой весной, туда явился этот проклятый волшебник, о котором мы уже были наслышаны, и с помощью своих заклятий стал забирать людей в рабство…
И теперь обе женщины замолчали уже надолго.
Айо и Мид были очень похожи, и Выдра видел, какой могла бы стать Аниеб в зрелые годы: маленькой, изящной, легкой на подъем женщиной с округлым лицом, ясными глазами и массой густых темных волос, не прямых, как у большей части жителей Земноморья, а вьющихся, даже курчавых. Здесь, в западной части острова Хавнор, довольно часто встречались такие курчавые волосы.
Но когда он впервые увидел Аниеб, она была совершенно лысой: все ее роскошные густые волосы «съела» проклятая башня, как и у остальных работавших там рабов.
Ее здешнее прозвище было Голубой Ирис, прелестный цветок, что расцветает весной. И мать с теткой тоже так ее называли.
– Кем бы я ни был, я никогда не смогу расплатиться за эту утрату; никакого волшебного могущества не хватит, чтобы исправить совершенное зло! – с горечью говорил Выдра.
– Это верно, – печально кивала Мид. – Да и что может любой человек сделать в одиночку?
Она подняла большой палец, потом расправила все остальные и сжала их в кулак, а потом медленно перевернула руку и раскрыла ее ладонью вверх, словно что-то предлагая. Выдра вспомнил, что Аниеб перед смертью сделала точно такой же жест. Значит, это не часть заклятия, размышлял он про себя, внимательно наблюдая за Мид; это всего лишь какой-то символ! И он заметил, что Айо буквально не сводит с него глаз.
– Это наша тайна, – сказала она в ответ на его вопросительный взгляд.
– Могу я узнать ее? – неуверенно спросил он, помолчав.
– Ты уже ее знаешь. Вы с Голубым Ирисом отдали ее друг другу. Это доверие, мальчик.
– Доверие? – растерялся Выдра. – Да, конечно… Но против них?.. Ну хорошо, Геллука больше нет. Может быть, теперь падет и Лозен. Но ведь этого мало, это, в сущности, ничего не изменит! Рабы не обретут свободу. Нищие не наедятся досыта. Справедливость не сможет восторжествовать, пока в мире правит зло. А мне кажется, это зло сидит во всех нас, в каждом из людей. Ну а доверие… доверие как бы перекидывает мостик над этой пропастью зла. Но пропасть-то все равно существует! И все, что мы ни делаем, в итоге служит злу, ибо в нас самих живет зло – алчность, жестокость, ненависть… Я смотрю на мир вокруг, на эти леса и горы, на эти небеса, и все это прекрасно, все это таково, каким и должно быть. Но с нами, людьми, что-то не так! Мы живем не по правилам. Ни один зверь не нарушает правил своей жизни. Да звери и не могут их нарушить. А мы можем и нарушаем. И никогда этому не будет конца!
Они слушали его, не соглашаясь, но и не противореча – просто принимая его отчаяние. И его слова падали в их внимательное молчание и оставались там порой на несколько дней, словно пуская корни, а потом возвращались к нему – измененными.
– Мы ничего не можем друг без друга, – говорил Выдра. – Но сплачиваются почему-то самые алчные и жестокие, тем самым укрепляя силы друг друга. А те, что не желают присоединяться к их страшному союзу, пытаются выстоять в одиночку… – Образ Аниеб – такой, какой он впервые увидел ее на верхнем этаже башни, когда она, несчастная, умирающая женщина, стояла в одиночестве посреди той пустой комнаты, отравленной парами ртути, – не покидал его ни на минуту. – Истинное могущество растрачивается попусту! Каждый маг и волшебник использует свои умения и свое искусство только для борьбы с другими волшебниками, служа пораженным алчностью властителям или же просто защищая самого себя. Разве может в таких обстоятельствах добро победить зло? Все идет неправильно, все обесценено, точно жизнь раба, каждый из которых влачит свои оковы в одиночку. Но в одиночку никто не может быть свободен! Даже настоящий маг. Ведь, по сути дела, все они плетут свои заклятия в темнице, в позлащенной клетке, во имя пустой забавы или черной корысти, не получая в итоге никакой награды, ибо использовать свои волшебные силы во имя добра им уже не дано.
Айо, не сказав ему в ответ ни слова, сжала пальцы в кулак и раскрыла руку ладонью вверх – мимолетный жест, некий таинственный знак…
Через несколько дней в деревню из долины поднялся какой-то человек, сказавший, что он угольщик из Фирна, и попросивший проводить его к дому Айо.
– Моя жена Нести велела мне кое-что передать здешним мудрым женщинам, – сказал он, и жители деревни тут же отвели его куда он просил. Едва ступив на порог, он поспешно сделал уже знакомый Выдре жест – сжал пальцы в кулак и быстро перевернул руку раскрытой ладонью кверху. – Нести велела передать вам, что вороны что-то стали летать с самого раннего утра и что легавый пес охотится на выдру. – И гость внимательно посмотрел на обеих женщин.
Выдра, сидевший у огня и лущивший орехи, так и застыл. Мид поблагодарила гонца и предложила ему скромное угощение – кружку воды и горсть очищенных орехов. Потом сестры немного поболтали с угольщиком, расспросили, как поживает его жена, и он вскоре ушел, а Мид повернулась к Выдре.
– Легавый – это слуга Лозена, – сказал он. – Я сегодня же ухожу.
Мид вопросительно посмотрела на сестру.
– В таком случае пора тебе кое-что узнать, – сказала она, усаживаясь напротив него у очага. День был сырой, холодный, а дрова были в этой горной деревне тем единственным, чего здесь всегда хватало.