БОЛЬШОЕ СЧАСТЬЕ
Сиденье для унитаза, обитое норковым мехом, 412 долларов
Бриллиантовый брелок в виде знака зодиака, 1330 долларов
Каютный круизный лайнер (с турбонагнетателем), 2 750 000 долларов
Итого: 2 751 742 доллара
Ну, а теперь, разделив сумму для каждой пачки на количество квитанций в этой пачке, определите Среднюю цену товара™. Тщательно, не спеша, проверьте результаты своих вычислений. В вышеприведенных примерах СЦТ™ для пачки «СЧАСТЬЕ» составит 43,33 доллара. СЦТ™ для пачки «БОЛЬШОЕ СЧАСТЬЕ» составит 917 247,33 доллара. В действительности вы, возможно, получите другие результаты — ничего страшного. Но вы уже заметили существенную разницу между двумя пачками: БОЛЬШОЕ СЧАСТЬЕ стоит гораздо дороже СЧАСТЬЯ. Если это не так, снова проверьте результаты своих вычислений или позвоните в компанию, выдавшую вам кредитную карточку, и потребуйте, чтобы вашу карточку немедленно аннулировали!
Ну что, «похоже, все сходится»? Еще бы! Это известно, как Первое следствие Пятого закона™:
Чем больше денег вы истратите, тем счастливее будете.
Молитва неунывающего транжиры
Глава шестая
Незадачливый паломник…
Монсеньер отдыхает…
Призрак по имени Себастьян…
Рим гневается…
Ужасающий сюрприз
Следующий месяц принес сплошные несчастья. «Уайн спектейтор», один из ведущих винных журналов в стране, оценил «Секрет Аббата» в семьдесят два балла по стобалльной шкале. Критик отметил его «необычайно высокую цену для каберне, выращенного на севере штата Нью-Йорк», и охарактеризовал его вкус, как смесь «ежевики, авокадо и перезрелых бананов — сочетание отнюдь не божественное». Фрэнк Прайел из «Нью-Йорк Таймс», также пораженный его «заоблачной ценой», счел, что оно «подозрительно напоминает некоторые терпкие столовые вина из чилийской долины Майпо». (Несомненно, Прайел знал толк в чилийских винах.) Количество заказов на «Секрет Аббата» резко сократилось и продолжало уменьшаться даже после того, как мы снизили цену.
Потом произошел несчастный случай. Брат Джером проводил дегустацию для группы паломников — членов благотворительного общества католиков «Рыцари Колумба» из Баффало, штат Нью-Йорк, — и где-то между пятым и шестым бокалами заявил, что «вино приближает нас к Богу!». Один из подвыпивших «рыцарей», по-видимому, воспринял эти слова в буквальном смысле. Он отделился от группы и по тропинке, не проложенной еще до конца, начал восхождение на гору Кана. Добравшись до алтаря святого Тада, он каким-то образом, несмотря на ограждение, свалился в яму с колючими кустами, где около получаса, до тех пор, пока его крики не были услышаны, подвергался умерщвлению плоти. В иске на двадцать миллионов долларов были упомянуты семьдесят восемь швов, наложенных истцу, а также «тяжелое нервное потрясение, явившееся следствием применения средневековой пытки». Несколько многочисленных групп паломников отказались от экскурсии после того, как в одной из газет Баффало появился такой заголовок:
КОШМАР РЫЦАРЯ В КАНСКОЙ ВИНОДЕЛЬНЕ.
Мы предвкушали доход от водной горки «Канский каска-ад», которая должна была открыться как раз к началу летнего сезона, однако строители отстали от графика и превысили смету. Эллиот испытывал затруднения с подачей изготовленной на заказ «Канской красной» краски в гигантский «мерный кувшин», стоявший на горе. Краска постоянно просачивалась в систему, вырабатывавшую снег для вершины. В результате Кана походила не на величественную заснеженную гору, а скорее на наполовину растаявшее вишневое мороженое.
— Для создания снежных вершин, — объяснил Эллиот, — в основном применяются белила.
Мой рабочий стол был завален счетами от наших адвокатов, строительных компаний и поставщиков чилийского вина. Однажды днем я решил обсудить наши финансовые проблемы с монсеньером Маравильей, который взял на себя контроль над нашими банковскими счетами.
Войдя в президентские апартаменты, я с удивлением обнаружил, что монсеньер смотрит телевизор, а рядом, на низком столике, стоит початая бутылка «Шато Дюар-Милон Ротшильд». Он смотрел футбол на большом экране. Я откашлялся, чтобы дать знать о своем присутствии. Он мельком взглянул на меня и знаком предложил сесть.
— Обычно я так рано не отдыхаю, — сказал он, не сводя глаз с экрана, — но сегодня особый случай. Моя команда, «Милан», играет со «Штутгартом».
Я попытался охватить умом всю чудовищную важность матча «Милана» со «Штутгартом».
— Со «Штутгартом»? — переспросил я.
— За эту команду болеет кардинал, — прошептал он. — А мы выигрываем с разницей в один мяч!
Никогда еще я не видел, чтобы он выглядел таким довольным. Словно заправский комментатор, он охарактеризовал мне замечательные индивидуальные качества каждого миланского футболиста. Когда знаменитого нападающего «Штутгарта» Вилли Бекера уносили с поля после грубо выполненного подката, Маравилья едва сдерживал ликование.
— Блютшпиллер наверняка убит горем, — взволнованно сказал он. — Бекер его любимый игрок. За это надо выпить!
Не успел я возразить, как он достал еще один бокал и наполнил его. Потом вручил мне и со звоном стукнул об него своим:
— За победу над Германией!
Пить мне не хотелось, но я решил, что благоразумнее будет отметить вместе с монсеньером радостное для него событие. Я выпил глоток. Вино оказалось отменным. Маравилья осушил свой бокал и налил себе еще, опорожнив бутылку. Не было еще и трех часов дня. Неудивительно, что он держался гораздо менее церемонно, чем обычно.
— А в Ватикане вы смотрите футбол вместе с кардиналом? — спросил я.
— Браво, Марио! — вскричал он, глядя на экран. — Да, смотрим… иногда.
— Это, наверно, здорово.
— Только не том случае, если проигрывает его команда. Когда он недоволен, лучше всего оказаться где-нибудь в другом месте. Хорошо, что сегодня нас разделяет Атлантический океан. — Он потягивал вино. — Право же, — несколько легкомысленно продолжил он, — такие дни, когда лучше бы нас разделял океан, бывают часто.
К футболу я был равнодушен, но эти рассуждения начинали вызывать у меня интерес. Я составил ему компанию и выпил еще один глоток.
— Полагаю, работать у кардинала не так уж и легко.
— Легко? Ха!
Заметив, что бутылка уже пуста, он встал и, спустившись по лестнице, скрылся в Аббатовом винном погребе. Минуту спустя он вернулся с бутылкой другого вина — «Лафит Ротшильд» стоимостью в сто пятьдесят долларов. А в это время где-то проливал слезы Аббат.
— А знаете, брат Зап, я уже начал ценить уединенную жизнь в вашем монастыре. Здесь царит умиротворенность. Честно говоря, будь моя воля, я бы не особенно спешил возвращаться в Ватикан с его неотложными делами. Мне у вас очень нравится.
Пока он переливал вино из бутылки в графин на серванте, я увидел рядом с видеомагнитофоном знакомую коробку от кассеты.
— Вы смотрели «Поющих в терновнике»? — спросил я.
— Мы досмотрели до того места, где священник получает деньги старой дамы, — сказал он, вернувшись с графином к кушетке. — Скажите мне одну вещь. Как по-вашему, похож я на этого актера, Ричарда Чемберлена?
— Даже не знаю. Мне говорили, что я и сам на него похож.
Маравилья внимательно посмотрел на меня.
— Нет, — сказал он, — я не вижу сходства.
— Вообще-то, — сказал я, собравшись с духом, — я пришел не для того, чтобы поболтать о Ричарде Чемберлене. Наш текущий счет исчерпан. Чтобы заплатить по счетам, необходимо Использовать резервные фонды. Нам нужно примерно…
— Fermatelo! Fermatelo! No! No! Nooo![31]
Я посмотрел на экран. «Штутгарт» забил гол. Маравилья повалился на кожаный диван. Счет сравнялся, а до конца матча оставалось всего несколько минут. В последние секунды «Штутгарт» забил после углового победный мяч. Маравилья с такой силой поставил бокал на столик, что откололось донышко.
— Porca miseria! Li mortacci tua![31a]
Мне было известно, что европейцы относятся к своему футболу серьезно, однако потрясение монсеньера казалось несколько несоразмерным. Я начал подозревать, что оно связано не столько с футболом, сколько с теми чувствами, которые Маравилья испытывает по отношению к Блютшпиллеру.
— Вероятно, — сказал я, вставая, — сейчас не самое подходящее время для обсуждения финансовых вопросов.
Казалось, Маравилья пришел в замешательство.
— Нет, сейчас так сейчас, — оказал он деловым тоном. — Так вы говорите, вам деньги нужны?
— Да. Чтобы оплатить счета.
— Я не могу санкционировать выплаты из резервных фондов. Если вам нужны деньги, придется раздобыть их где-нибудь в другом месте. — Он встал, дав понять, что разговор окончен. — Я слышал, у вас блестящие способности к добыванию денег, брат Зап.
Я опрометью бросился в Паломнический центр, к Филомене. Нетвердо держась на ногах после выпитого вина, я налетел на ребенка, который стоял у кассы вместе с родителями, покупавшими подвижную игрушку на батарейках — «Искупителя-2». Игрушка с грохотом упала на пол и включилась сама. Пластмассовый святой Тад пополз вперед на коленях, стуча правой рукой себя в грудь и твердя записанным на пленку голосом: «Меа culpa! Mea culpa! Mea maxima culpa!»[32]
— Mea culpa! — сказал я мальчику, наклонившись, чтобы поднять с пола его игрушку. При этом я почему-то потерял равновесие и упал ничком, раздавив голову святого Тада коленной чашечкой. К моему большому стыду, самостоятельно встать я не смог, и мне помог отец мальчика, одновременно утешавший сына, закатившего истерику. Обезглавленный торс святого Тада продолжал твердить «meameameamea…».
— Он отрубил голову святому Таду! — закричал малыш.
— Не плачь, — сказал отец, — мы тебе нового купим.
— За счет фирмы, — простонал я, потирая ушибленное колено. Потом обратился к малышу: — А знаешь, именно так и погиб настоящий святой Тад.
— Кто-то на него наступил? — спросил мальчик.
Я велел брату Алджернону, сидевшему за кассой, отдать малышу «Искупителя-2» бесплатно. Потом, прихрамывая, направился наверх, в апартаменты Филомены.
— Что с вами? — спросила она.
— На меня напала одна из ваших подвижных кукол. Можно сесть?
Филомена вышла из-за стола и помогла мне сесть на стул. Должно быть, она учуяла легкий запах перегара.
— Зап! Вы что, опять пьете? Днем?!
— Я был у монсеньера.
— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила она. — Что-нибудь стряслось?
— Еще как стряслось! — сказал я.
— Что?
— «Штутгарт» выиграл.
Она посмотрела на меня:
— О чем это вы?
— Мы вместе смотрели телевизор. Вдвоем — нет, втроем, если принимать в расчет барона Ротшильда. Устроились очень уютно, хотя смотрели только футбол. Посмотреть «Поющих в терновнике» так и не удалось. Но этот фильм он, наверно, приберегает для кого-то другого, — сказал я. — Для того, кто уверяет его, что он очень похож на Ричарда Чемберлена.
— Право же, Зап!
— Кажется, это сравнение доставляет ему удовольствие.
— Но он и вправду похож на него. Я не виновата.
— Ясное дело. Вы просто были с ним откровенны. Помогали ему проводить ревизию. Это входило в ваши непосредственности… непосре… в ваши обязанности. «О, монсеньере мио! Я хоть раз сказала вам за прошедшие десять минут, что вы — вылитый Ричард Чемберлен?»
— Ну хорошо, однажды вечером мы смотрели «Поющих в терновнике». Велика важность! Мы страшно устали. Десять часов подряд изучали ведомости. Три раза звонил Блютшпиллер и орал на него. Я слышала его голос, сидя в другом конце комнаты. Вы хоть представляете себе, какое давление на него оказывают? У него не начальник, а сущий дьявол.
— А вы всячески стараетесь им помочь. Играете в команде Блютшпиллера. Делаете все для того, чтобы нас отправили в Конго. Неужели вы не чувствуете за собой никакой вины? А ведь почти вся эта липа — ваша идея. Чудо в Кане! Футболки с изображением меры вина! Игрушечные мученики!
Больное колено начало пульсировать.
— Возможно, я была не права. Некоторые из произошедших здесь перемен вряд ли так уж угодны Богу. Вся эта погоня за всемогущим долларом… В последнее время я много об этом думаю. Работа с Рэем заставила меня…
— С Рэем? Кто такой Рэй?
Филомена зарделась:
— Я хотела сказать, с монсеньером.
— Ах, этот Рэй! Рафаэлло Чемберлен. Ну конечно.
— Не пора ли свыкнуться с этим, Зап?
— Извините. Просто я не обладаю вашим умением с легкостью переводить разговор на нейтральные темы. Но с другой стороны, я дал обет безбрачия.
— Мне некогда, — сказала она. — Я не обязана слушать пьяного монаха.
Я с трудом поднялся со стула и поковылял к выходу. Мне ужасно хотелось придумать находчивый ответ, нанести прощальный укол, достойный Оскара Уайльда. Добравшись до двери, я с гордым видом обернулся:
— Да пошла ты в меру!
Несколько дней спустя Аббат пригласил меня, Филомену и Брента, нашего режиссера, на совещание. Вчетвером у него в келье было тесновато. Брента привела в восхищение солома.
— Это помогает от каких-нибудь хворей? — спросил он.
— Нет, — сказал Аббат, — это исключительно от нищеты.
— А я думал, с нищетой вы покончили.
— Именно это мы и должны обсудить. Количество заказов уменьшается, расходы увеличиваются. Нужно каким-то образом генерировать поток прибыли. Нужны новые идеи. Нужно вновь сотворить чудо в Кане.
Первой высказалась Филомена:
— Монсеньер полагает, что нам следует сосредоточить усилия на производстве более качественного вина.
Мыс Аббатом принялись закатывать глаза. Аббат сказал:
— Как?! Неужто он уже выпил все наше бордо?
— Quod seris metes, — сказала она.
— Мне страшно нравится этот фильм, — сказал Брент. — Устинов в роли Нерона неподражаем.
— Это «Quo Vadis», — сказала Филомена.
— В последнее время Филомена делает большие успехи в изучении латыни, — сказал я. — Она берет частные уроки.
— Это значит «что посеешь, то и пожнешь», — продолжала она, не обращая внимания на меня. — Монсеньер хочет сказать, что если мы будем производить хорошее вино, нам не придется беспокоиться об организации сбыта.
В келье наступило красноречивое молчание.
— Над этим стоит подумать, — сказала Филомена.
— Хорошо, — сказал Аббат. — А теперь, когда мы подумали над этим, давайте перейдем к угрозе нищеты. Что скажете, Брент?
— Мы могли бы снять еще один традиционный рекламный ролик. «Чудо два» — новое, более совершенное и грандиозное. Но, как я погляжу, у нас тут проблема с контролем качества. Мы должны спросить себя: кто купится на такую рекламу? Люди уже попробовали это вино. Они знают, каково оно на вкус. Надо смириться с тем, что серьезные ценители вина на нашу приманку не клюнут. Они читают специальные журналы и знают, что это отвратная бормотуха.
— Это чилийское столовое вино, вполне пригодное для питья, — сказал Аббат.
— Правильно, и нужно найти людей, готовых этим довольствоваться. Ясно, что речь идет не о самых искушенных людях. И это хорошо. Чем меньше они знают, тем лучше. Ну, а если они еще и не понимают, что написано на этикетке, — отлично, значит, речь идет о гигантском рынке сбыта.
— Короче говоря, нам нужны бестолковые люди, — сказал Аббат.
— Вот вам и новая рекламная формула, — сказала Филомена. — «"Кана" — вино, которое подают, когда гости слишком тупы, чтобы уловить разницу».
— Именно! — сказал Брент. — А для рекламы такого товара традиционный ролик не годится, тут нужна большая информационно-рекламная передача. Забудьте о дорогостоящих рекламных паузах во время демонстрации «Звуков музыки». За ничтожную долю этой суммы можно купить целых тридцать минут на ночном кабельном канале.
— Это что, самый рентабельный способ охватить всех бестолковых потенциальных покупателей? — спросил я.
— Именно! — сказал Брент. — Знаю, в эффективность подобных методов верится с трудом. Я и сам был скептиком до тех пор, пока не сделал информационно-рекламную передачу о деревушке Фатима с участием Рикардо Монтальбана. — Он посмотрел на Аббата. — Вы ее видели?
— К сожалению, нет, — сказал Аббат.
Я не был уверен, что он признался бы, даже если бы видел.
— Сперва я подумал: ну и ну, у нас же ничего — то есть nada — нет! Не на что опереться. Был какой-то храм в Португалии, где ватага ребятишек, по их словам, когда-то, давным-давно, видела Деву Марию. Мы слышали небылицы о чудесном исцелении да об огнях, кружащихся в небе — по правде говоря, эти крестьяне чересчур подолгу глазеют на солнце. А на роль ведущего ко мне привели актера, который зарабатывал на жизнь тем, что торговал вразнос обивкой из коринфской кожи. Я думал, у нас никогда ничего путного не выйдет. Но передача принесла прибыль.