Я снова помчался в Административно-отшельнический центр. Судя по всему, Маравилья там так и не появлялся. Я бросился к Аббату. Мы вместе вернулись в апартаменты и принялись осматривать все помещения. Стенной шкаф был пуст, а из ванной исчезли туалетные принадлежности.
— Лампочка мигает — наверно, кто-то оставляет сообщение, — сказал Аббат, показав на автоответчик, стоящий на его бывшем рабочем столе. Потом подошел и нажал кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ».
Первые два сообщения были переданы по-итальянски, причем, судя по скрипучему голосу, одним и тем же человеком. Я смог понять только слова «urgente»[34] и «presto»[35].
Третье сообщение оставила женщина: «Да, это звонят из компании „Эйр Канада“ мистеру Мара… Маравиг-глия, относительно рейса девятьсот восемьдесят семь. По расписанию самолет вылетает из Торонто в девять тридцать пять утра. Просим принять к сведению, что рейс отложен по техническим причинам. В настоящее время вылет из Торонто намечен на одиннадцать пятьдесят утра. Если у вас возникнут вопросы, позвоните по телефону 800-776-3000».
С минуту мы с Аббатом пристально смотрели друг на друга. Электронные часы на автоответчике показывали двенадцать тридцать шесть пополудни. Оба мы одновременно протянули руки к телефону. Аббат включил громкую связь и набрал номер. Раздался голос, сообщивший нам, как важен наш звонок для компании «Эйр Канада». Спустя две минуты мы обратились с вопросом о рейсе девятьсот восемьдесят семь к живому человеческому существу.
— Сейчас посмотрим, — сказала женщина, — девятьсот восемьдесят седьмой был отложен… вылетел из Торонто в… двенадцать ноль пять.
— Куда… куда он вылетел?
— В Гавану.
— В Гавану, Куба?! — спросил Аббат,
— Это единственная Гавана, которую мы обслуживаем, сэр.
Я повесил трубку. Мы переглянулись. Аббат сказал:
— О, боже!
— В чем дело? — спросил я.
— Вино!
Он бросился к лестнице, ведущей вниз, в его винный погреб… Я пошел следом за ним. Аббат принялся носиться взад и вперед вдоль стеллажей, то и дело останавливаясь и пристально изучая бреши в аккуратных рядах бутылок, лежащих на полках.
— Нет, вы только полюбуйтесь! — пробурчал он. — Вино восемьдесят второго года… исчезло!
Он свернул за угол. Я услышал душераздирающий крик:
— Ну, подонок!
— Что случилось?
— Он забрал все «Романейское-Конти» шестьдесят первого года! У меня здесь было пять бутылок!
— Святой отец, — сказал я, — вино, конечно, жалко, но кроме него мы лишились еще и десяти миллионов долларов.
— А вы хоть представляете себе, сколько стоит бутылка «Романейского-Конти» шестьдесят первого года?[36]
Аббат появился из-за угла, остановился в темной нише, напоминающей подземную пещеру, и горестно покачал головой:
— Сдается мне, под «ревизией души Каны» подразумевалась кража не только всех наших денег, но и нашего лучшего вина.
— Идемте к Филомене, — сказал я. — Посмотрим, что известно ей.
Мы вышли черным ходом из винного погреба и через автостоянку направились в Паломнический центр. И тут мы заметили еще одну пропажу — на стоянке не было «лексуса».
— Неудивительно, что ему понадобились ключи, — сказал Аббат.
Следующую пропажу мы обнаружили в Паломническом центре.
Исчезла Филомена. У нее на столе я нашел записку. Адресованную мне:
«Дорогой Зап!
Я должна уехать. Прошу вас, объясните все Аббату и остальным братьям.
Простите, что покидаю вас в час испытаний. Постарайтесь, пожалуйста, понять.
Вчерашний вечер значил для меня очень много. Я рада, что мы провели еще одну минутку на горе, и на сей раз без проповеди.
С любовью, Филомена».
Аббат заглянул мне через плечо и прочел записку.
— «Минутку на горе»? — сказал он. — Не хотите ли исповедаться мне, брат?
— Охотно, но только не в том, что произошло вчера вечером, — сказал я, — а в грешных злобных мыслях, которые одолевают меня в данную минуту.
Я представил себе, как они сидят рядышком в самолете, в салоне первого класса, и переливают Аббатово «Романейское-Конти» из бутылки в графин, направляясь в Гавану, а потом бог знает куда еще, — с нашими десятью миллионами.
— Поверить не могу, что она сбежала с нашими деньгами, — сказал я. — Одно дело — по уши втрескаться в какого-нибудь смазливого монсеньера, но обокрасть друзей…
— Бьюсь об заклад, она не замешана в краже, — сказал Аббат. — Наверно, он даже не рассказал ей о своем поступке. Она думала, что просто бежит отсюда с возлюбленным.
— Простите меня, святой отец, ибо я все же по-прежнему надеюсь, что на борту рейса девятьсот восемьдесят семь возникнут серьезнейшие проблемы «по техническим причинам», причем желательно над морем, которое кишит акулами.
— Прощаю, — сказал Аббат. — Разве не говорил нам добродетельный монсеньер, что грешники должны с радостью принимать страдания?
Вспоминая о том, как Маравилья, поразив всех своей праведностью, прочел нам напоследок нотацию насчет нашей греховной жизни, я наконец усвоил истинный урок, который он нам преподал. Он забрал у нас деньги, вино, машину, консультанта по вопросам управления, но зато оставил нам нечто весьма ценное — Шестой закон духовно-финансового роста:
VI. КТО ПЕРВЫМ БРОСИТ КАМЕНЬ, ТОТ ОБЫЧНО И ПОБЕЖДАЕТ.
Рыночная медитация шестая
В Библии сказано: «Пусть тот, кто без греха, первым бросит камень».
Но если мы с соперником оба грешники, кому бросать первым?
Если Бог не хотел, чтобы люди бросались камнями, почему же Он не убрал камни, которые валяются повсюду?
Может, фараоны строили пирамиды только для того, чтобы отбирать камни у людей, которые хотели ими бросаться?
(Подсказка: назовите хоть одного фараона, убитого брошенным камнем.)
Будь у Голиафа камень, разве он не кинул бы его в Давида?
Кто лучше понял Шестой закон™ — святой Тад или султан, отпиливший ему голову?
Как же ему удалось стать султаном?
А что это за история с Филоменой и монсеньером?
Говорят, людям, живущим в стеклянных домах, не стоит бросаться камнями. Согласен, но разве я живу в стеклянном доме?
Может, мой соперник живет в стеклянном доме?
Да и вообще, знаю ли я хоть одного человека, живущего в стеклянном доме?
(Ну хорошо, не считая того богача из Коннектикута, что нанял в архитекторы Филипа Джонсона. Уж коли на то пошло, не лучше ли соблюдать такое правило: «Людям, живущим в стеклянных домах, не стоит разгуливать нагишом»?)
Кто победил в Перл-Харборе?
Поразительно! Ваши вопросы становятся все сложнее, а успехи — все заметнее!
Ну, а теперь купите ящик хорошего чилийского вина (если можно — «Долину Майпо», но подойдет и любой другой сорт). Откройте бутылку и медленно выпейте ее. Между глотками глубоко вздыхайте, закрывайте глаза и думайте обо всех тех людях, которые совершали по отношению к вам скверные поступки (ничем не вызванные оскорбления, нотации по поводу ваших так называемых недостатков, увольнение с работы, прелюбодеяние с вашим лучшим другом, присвоение того, что вы скопили за всю жизнь, и так далее). Записывайте их имена на листке бумаги. Когда вы допьете бутылку, положите в нее листок с их именами. (Вероятно, вам придется свернуть его в трубочку. Не торопитесь.)
Откройте вторую бутылку вина. Повторите выпивание и дыхательные упражнения, описанные выше, только на сей раз думайте обо всех тех поступках, которые хотите совершить по отношению к скверным людям. (Не забывайте рассчитывать свои силы — самое интересное еще впереди!) Теперь напишите ваше имя на листке бумаги и засуньте его во вторую бутылку.
Поставьте эти два «стеклянных дома» перед собой. Теперь возьмите большой шлакоблок — из тех, что применяются при строительстве домов не из стекла. Поднимите его высоко над головой и притворитесь теми скверными людьми, которые находятся в первом доме. Швырните его в себя — в того, что во втором доме.
Ну, кто победил? ОЙ!
Теперь откройте третью бутылку вина. Выпейте ее вышеописанным образом. Возьмите еще один листок бумаги и снова напишите свое имя. (Если вам трудно это сделать, можно обойтись инициалами.) Всуньте листок в бутылку. Не торопитесь — и не забудьте сначала свернуть его в трубочку. Это облегчит задачу.
Поставьте свой новый «стеклянный дом» возле бутылки со скверными людьми. Осторожно, осколки! Ай-яй-яй! Лучше возьмите пластырь.
Кровотечение остановилось? Хорошо, Так вот, на сей раз «первым бросаете камень» вы! Поднимите шлакоблок над головой и прицельтесь в первую бутылку. Вспомните, сколько зла вам причинили эти люди. Начать бомбометание!
Промазали? Ничего страшного. Остатки вина всегда можно процедить, и к тому же вы все равно собирались покупать новую стереосистему. Лучше отключите ее — тогда она перестанет искрить и дымить. Только сначала уберите домашнее животное в спальню — пускай побудет там, пока вы не закончите упражнение. Продолжайте бросать до тех пор, пока не попадете в бутылку. Теперь видите, что происходит, когда вы первым бросаете камень? Помните, что произошло, когда первыми камень бросили они? Начинаете улавливать закономерность?
Молитва предприимчивого грешника
Глава седьмая
Посредник из Палермо…
Телекошмар…
Последняя конфиденциальная информация…
Аббат создает банк талантов…
Удивительный вывод
Мы с Аббатом бросились обратно в монастырь. Я засел за свой компьютер и наскоро проанализировал объем операций, проходивших по всем счетам Каны после того, как контроль над последними взял на себя Маравилья. Оказалось, что, сняв со счета пропавшие девять миллионов восемьсот тысяч, он осуществил далеко не первое «изъятие». Все это время добродетельный монсеньер потихоньку выкачивал денежки из нашего резервного фонда, из нашего фонда страхования от потерь и — к ужасу Аббата — из фонда исследований и опытных разработок по виноградарству (чаще именуемого «Фижак-фондом»). В общей сложности его «ревизия» обошлась нам в шестнадцать с лишним миллионов долларов. Тринадцать миллионов были переведены в швейцарский банк на Каймановых островах; оставшиеся три осели в «Банко ди Палермо» на Сицилии. Теперь наши активы составляли сто девяносто пять тысяч долларов — одну десятую суммы, необходимой для того, чтобы обеспечить доставку вина из ньюаркского порта.
— Сдается мне, — сказал Аббат, — что Блютшпиллер должен нам шестнадцать лимонов.
Он отыскал визитную карточку Маравильи.
Мы набрали указанный ватиканский номер и услышали записанный на пленку голос, предложивший нам на выбор несколько языков. После того как мы выбрали английский, телефонный громкоговоритель выдал следующую информацию:
«Мы рады приветствовать вас в Ватиканском отделе внутренних расследований. Для того чтобы быстро связаться с нужным вам сотрудником, выберите один из следующих вариантов:
Чтобы сообщить о новой ереси, наберите единицу.
Чтобы сообщить о рецидиве старой ереси, наберите двойку.
Чтобы сообщить о духовном лице, подвергающем сомнению Догмат о папской непогрешимости, наберите тройку.
Чтобы сообщить об аморальном поведении, наберите четверку.
Чтобы сообщить о финансовых нарушениях, наберите пятерку.
Если вы считаете, что вас несправедливо обвинили или отлучили от Церкви, изложите, пожалуйста, свою жалобу в письменной форме.
Чтобы сообщить о несанкционированном посвящении женщины в духовный сан, немедленно наберите ноль — вскоре вас соединят со следователем.
По всем прочим вопросам ждите, пожалуйста, ответа. Для его преосвященства кардинала ваш звонок очень важен».
Зазвучало торжественное «Диес ире» из моцартовского «Реквиема». Аббат набрал ноль. Почти сразу же в ответ раздался голос:
— Ufficio dell' Investigazione Interna. Vuole Lei communicare un'ordinazione femminile?[37]
— Нет, — сказал Аббат, — желаю сообщить о нечистом на руку монсеньере.
— Это финансовое нарушение. Я переведу вас на другую линию.
— Нет! — вскричал Аббат. — Это molto importante![38] Мне необходимо поговорить с кардиналом Блютшпиллером. Я настоятель монастыря Каны, в Соединенных Штатах.
Пауза.
— Его преосвященству некогда разговаривать с каждым… аббатом, который звонит по телефону.
Аббат оторопел, но всего лишь на мгновение.
— Слушайте меня очень внимательно. Я хочу сообщить о том, что монсеньер Маравилья рукоположил двадцать шесть женщин, и все они завзятые лесбиянки.
— Momento, — сказал голос.
Вскоре послышался другой голос, с немецким акцентом:
— У телефона отец Хаффман.
Фамилию я узнал.
— Отец Ганс, — прошептал я. — Личный секретарь Блютшпиллера.
В ответ Аббат прошептал:
— А вы будете моим личным секретарем.
— Это брат Зап из монастыря Каны в Соединенных Штатах. Отец настоятель хочет поговорить с его преосвященством кардиналом. Речь идет о неотложном деле, касающемся монсеньера Рафаэлло Маравильи, ответственного секретаря кардинала.
— Как здоровье монсеньера?
— На этот вопрос я не могу ответить, поскольку здесь его больше нет.
— Нет? Где же он в таком случае?
— Где-то между Торонто и Гаваной.
— Гаваной, Куба?!
— Гаваной, Куба.
— Что ему делать на Кубе?
— Аббат понятия не имеет. Ему известно только то, что монсеньер украл у нас приблизительно…
Аббат слегка подтолкнул меня локтем и шепнул:
— Двадцать.
— Э-э… значительную сумму денег. Много миллионов долларов. Необходимо немедленно соединить отца настоятеля с кардиналом.
— Его преосвященства сейчас нет на месте. Возможно, если мне удастся поговорить с Аббатом, я сумею разобраться в этом деле.
— Не вешайте, пожалуйста, трубку, сейчас с вами будет говорить Аббат, — схитрил я.
Аббат выждал минуту и заговорил:
— Добрый вечер, святой отец. Я настоятель Каны.
— Да. Я узнал ваш голос.
— Неужели?
— По телевизионной рекламе. Той, с костылями.
— А-а! — сказал Аббат. Он поспешно перевел разговор на другую тему и объяснил положение дел.
Отец Ганс слушал не перебивая — до тех пор, пока Аббат не упомянул о трех миллионах, переведенных в банк на Сицилии. Он осведомился о дате перевода.
Когда Аббат окончил нашу скорбную повесть, отец Ганс спросил:
— Кто об этом знает, кроме вас?
— Никто, — сказал Аббат.
— И ни в коем случае не говорите никому ни слова. Наш отдел проведет доскональное расследование. С вами свяжутся.
Аббат откашлялся:
— Простите, святой отец, но я, наверно, не совсем ясно высказался. Дело в том, что нам нужны наши деньги, presto. У нас тут критическая ситуация. Необходимо перевести минимум два миллиона долларов в Чили, поставщику нашего вина, — причем сегодня, иначе наш монастырь будет опозорен на весь мир.
— Это невозможно, — сказал отец Ганс. — Всестороннее расследование займет по меньшей мере несколько недель.
— Святой отец, если мы не получим эти деньги немедленно, в пятницу в наш монастырь приедут сотрудники федеральных правоохранительных органов и арестуют нас. Огласка была бы весьма нежелательна не только для нас, но и для кардинала — как бы мы ни старались его оградить. Боюсь, властям очень скоро станет известно, что ответственный секретарь кардинала, его доверенное лицо, украл деньги у бедного, скромного монашеского ордена.
Наступила долгая пауза.
— Кардиналу хотелось бы избежать широкой огласки. Могу по секрету сообщить вам, что действия монсеньера вызывали у его преосвященства некоторое беспокойство. Кроме того, могу сообщить, что кардинал намеревался без предварительного объявления посетить ваш монастырь. Даже монсеньер об этом не знал.
— Нет, — сказал Аббат, — монсеньер был прекрасно осведомлен о том, что кардинал приезжает на текущей неделе. В пятницу он сам сообщил нам об этом. Мало того, воспользовавшись случаем, он прочел нам нотацию по поводу нашей собственной безнравственности.
— Невероятно! — сказал отец Ганс. — Но об этом он узнал не от нас! Кардинал весьма ясно дал понять, что его визит держится в тайне.
— Ну что ж, очевидно, тайное стало явным, и, очевидно, именно поэтому монсеньер и уехал. С нашими деньгами. За что, разумеется, несет ответственность его непосредственный начальник.
— Я сделаю все, что смогу. Немедленно перешлите мне по факсу имеющиеся в вашем распоряжении документы, в частности — касающиеся банка на Сицилии.
Всякие сомнения в важности сицилийского вклада отпали уже на следующее утро, во вторник. Мы с Аббатом шли через автостоянку в Паломнический центр, который решили открыть вновь, чтобы сохранить хоть какой-то источник дохода, как вдруг я заметил на стоянке седан и прислонившихся к нему двоих мужчин в темных костюмах. В голове у меня сразу мелькнула мысль о том, что в Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия решили перенести предельный срок с пятницы на сегодня. Но когда они подошли к нам, мне показалось, что в них нет ни малейшего налета государственной казенщины. Федеральные агенты редко носят итальянские кожаные ботинки за шестьсот долларов.