– Хочешь, чтобы я нарисовал его?
Я рисовал ее сны с незапамятных времен. Большей частью это были фантазии в стиле Шагала, с облаками, дикими растениями, латинскими крестами и танцующими животными. Но были и плохие сны, темные, тягучие, наполненные зловещими предзнаменованиями, которые меня в отрочестве повергали в дрожь. Эти рисунки бабушка не сохраняла. Подозреваю, что она сжигала их, принося в жертву оришам.
– Он был какой-то нечеткий, – произнесла она.
– Может, если ты мне опишешь его, он станет яснее.
– Потом. Вначале поешь. Сегодня я приготовила для тебя треску.
Упоминание о ее знаменитой жареной треске со специями вызвало у меня обильное слюноотделение.
– Здорово. А то я боялся, что ты собираешься меня кормить этим противным зельем.
– Не надо над этим насмехаться, мальчик. Нехорошо обижать оришей.
Бабушка сделалась серьезной, повернулась, сняла с полки небольшую синюю бутылку, затерянную среди нескольких десятков других. Быстро вытащила пробку, пробормотала что-то себе под нос, вытряхнула немного жидкости на пальцы и брызнула на меня.
– Muy bien. Un poco de agua santa.[14]
Я покорно стоял, зная, что спорить с ней бесполезно.
– Садись.
Бабушка зажгла горелку рядом с кастрюлей с варевом, достала из холодильника треску, разогрела солидную порцию, поставила передо мной. Я с аппетитом ел, а она принялась рассказывать об одной бедной душе, которая требует сострадания, потом о другой, о том, что людям надо быть светлее и добрее, о том, какие цены сейчас на рынке, затем снова посетовала, что у меня нет постоянной девушки. И в этот момент перед моими глазами вдруг возникла Терри Руссо, проводящая пальцами по своим роскошным волосам. Я сказал бабушке, что мне не везет с женщинами, и она предложила принести жертву Ошун, богине любви. Я вздохнул, и она тоже вздохнула.
От добавки я отказался. Бабушка перестала говорить о пустяках, вымыла посуду и велела мне следовать за ней. Было видно, что она готова.
Я, как обычно, начал напевать ее любимую песенку, правда, сейчас не в таком веселом ритме. Она начиналась словами: «Пожалуйста, будь осторожна, когда отдаешь свое сердце. Все может измениться к худшему».
В гостиной я достал из ящика блокнот и карандаши – они всегда хранились тут, – сел на диван и раскрыл чистый лист.
– Комната, – промолвила бабушка, располагаясь рядом со мной, чтобы наблюдать за моими действиями и направлять.
– Просто комната?
– Нет. – Ее голос прозвучал серьезно. Она приложила ладони к сердцу, закрыла глаза и начала описывать комнату.
Картина из ее сознания переместилась в мое, а потом на бумагу.
С бабушкой легко работать. Она точно описывала увиденное. Немаловажную роль, конечно, играло то обстоятельство, что за много лет мы замечательно настроились друг на друга.
Она глянула на мой рисунок.
– Очень хорошо.
Я работал, а бабушка продолжала описывать комнату. Затем наклонилась над блокнотом.
– Очень хорошо.
Она пока не улыбалась, но я понимал, что в душе ее просветлело. Может, в этом все и дело. Она рассказывала, я рисовал, и этот процесс как-то освобождал ее от тревоги. То, что я пытался объяснить Терри Руссо.
Бабушка вздохнула:
– Но кое-что нужно исправить. Здесь… и здесь. А вот тут добавить.
Наконец исправления закончились и я попал в точку. Как всегда.
– Хорошо. – Бабушка откинулась на спинку дивана и перекрестилась. – Нет, плохо.
– Что плохо? Мой рисунок?
– Нет. Комната.
– Она не кажется мне такой уж плохой.
Бабушка подняла руку, звякнув браслетами.
– В этой комнате есть человек… или его дух. Чанго послал мне предупреждение. Я не могу увидеть этого человека, но… может, ты сумеешь.
– Ты хочешь, чтобы я изобразил человека, которого не видел?
Бабушка смотрела на меня так, словно верила, что я действительно могу.
– Это похоже на ад. Не мой рисунок, а твой сон. – Я рассмеялся, но бабушка меня не поддержала. Она перекрестилась.
– В комнате есть что-то еще. Como se dice?[15] Перед окном круг… а внутри круга… я не успела увидеть… оно ушло.
– Закрой глаза, и оно вернется.
– Loveo![16] – провозгласила она спустя несколько секунд и рассказала мне, что нарисовать.
Когда я закончил, она улыбнулась, дав знак, что я славно поработал. Но улыбка вскоре пропала.
– В этой комнате аше не хорошие.
Аше – блоки, кирпичики, из которых, согласно сантерии, построено все сущее.
Она потянулась к моей руке.
– Нато, там кое-что еще!
– Что, бабушка?
– Там есть ты. В этой комнате. Не всегда, а… иногда. Это трудно объяснить. – Она отпустила мою руку и направилась к боведа, начала перебирать морские ракушки, разбросанные между бокалами с водой. – Я прочитаю раковины и точно определю, какой эбо будет тебя охранять. Не волнуйся.
– Я спокоен, бабушка.
– Нато… – Она попыталась улыбнуться. – Сделай свою бабушку счастливой. – Она взяла со стола большую пурпурную свечу и протянула мне: – Возьми ее и зажги в своей квартире. Ради меня, твоей бабушки.
– Но если человек не верит, это не помогает.
– Есть кое-что сильнее нас, Нато. Пожалуйста, возьми!
И я взял свечу.
9
– Перри, ты забыл, что у нас билеты в театр?
Дентон поморщился: «Неужели этот индийский акцент я когда-то считал прелестным?»
– Позови кого-нибудь из приятельниц, беби. – Он притянул жену к себе, крепко сцепив руки на ее спине, так, что их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
– От тебя воняет сигарами. – Она уперлась рукой ему в грудь. – И не называй меня «беби».
Они познакомились на приеме в ООН. Он пришел с женщиной, с которой тогда встречался, длинноногой блондинкой, секретаршей одного из делегатов ООН, но, увидев Уриши, сразу забыл о блондинке. Уриши работала там переводчицей, она была самая красивая из всех женщин, кого он когда-либо встречал. Но это было семь лет назад. А как известно, любую, даже самую красивую женщину, в конце концов надоедает трахать. Перри Дентон не помнил, кто это изрек, но, безусловно, мысль мудрая.
– Прежде тебе это вроде нравилось, беби. – Он улыбнулся, сжал ее еще сильнее, потом отпустил и сделал шаг назад. – Послушай, ты пойдешь в театр, развлечешься, а мне предстоит встреча с мэром.
– Ты с ним проводишь больше времени, чем со мной. – Она надула губы. – Такая у меня работа.
– Мне кажется, иногда работа для тебя лишь предлог, чтобы уйти из дома.
Дентон напрягся. Ему очень хотелось ударить ее, но жена начальника полицейского управления не может показываться на людях с подбитым глазом. А жаль.
Она, похоже, прочитала его мысли.
– Извини.
– Ничего, беби. – Дентон изобразил улыбку. – Желаю получить удовольствие… и не жди меня, я приду поздно.
– Водителя вызвать, сэр? – Дежуривший у дверей молодой полицейский поднес руку к фуражке.
– Нет. Я просто решил прогуляться.
– Тогда, может, вызвать такси, сэр?
– Сидя в такси, трудно прогуливаться.
Дентон прикурил сигару и вышел на улицу.
Вагон метро был наполовину пуст, вечерняя суета давно закончилась. На станции «Девяносто шестая улицам большинство белых пассажиров вышли. Дентон поправил темные очки и огляделся. Никто из оставшихся в вагоне в его сторону не смотрел.
Поезд с шумом выехал на станцию. Дентон уже принял твердое решение, что в последний раз посещает Вэд, ли в этом дерьмовом Бронксе. Хватит идти на поводу этого типа.
Терри отвела взгляд от рисунка и посмотрела на лежащего на тротуаре убитого. Все один к одному. Реальность имитировала искусство. Она вернула рисунок детективу, осматривающему место преступления.
– Репортерам не показывайте. Ни в коем случае.
Терри медленно двинулась по тихой улице, застроенной четырех– и пятиэтажными домами и другими, более высокими зданиями, пытаясь представить, как стрелял преступник – в упор или издалека.
Она приблизилась к своему заместителю, Винни Дугану, курносому ирландцу. Неподалеку столпились жители соседних домов, которых разбудили полицейские сирены в два часа ночи. Если бы это случилось пораньше и в другом районе, не таком фешенебельном, то сейчас на этом спектакле был бы аншлаг.
– Есть свидетели?
– Нет, – ответил Дуган. – Даже выстрелов никто не слышал.
Странно. Кто-нибудь обязательно должен был их слышать! Терри в очередной раз оглядела тихую улицу. У преступника был глушитель? Но зачем? Это же явно не заказное убийство. Ведь присутствует рисунок, очередной поганый рисунок.
Терри тронула за плечо старшего группы технических экспертов:
– Вы сделали соскобы с рубашки убитого там, где был прикреплен рисунок?
– Конечно, – обиженно протянул тот.
– И булавку не забыли?
Он показал полиэтиленовый пакет с булавкой.
Медэксперт провел ватной палочкой по лбу трупа и отправил ее в пакет.
– Передам в лабораторию на анализ, но могу сейчас сказать, что ничего особенного они не найдут. Лишь продукты сгорания пороха.
Терри обратилась к фотографу:
– Сделайте несколько снимков этих людей. – Она кивнула на небольшую толпу у линии ограждения, затем посмотрела на Дугана: – Кто опрашивает жильцов соседних домов?
– Детективы с Двадцать третьей улицы. Это их район.
– А расследование наше, – с нажимом проговорила Терри. – Так что возьмите сотрудников и начинайте с северной стороны квартала. – Она повернулась к другим членам группы: – А О'Коннелл и Перес – с юга.
– Тут публика не любит, когда ее будят среди ночи, – заметил Перес.
– А мне плевать. – Терри вздохнула. – Послушайте, ребята, я знаю, что вы устали. Мне бы тоже хотелось находиться сейчас дома, в постели, как всем нормальным людям. Но такая у нас работа. Давайте заканчивайте и приходите в управление. Я угощу вас завтраком.
– Только настоящим, – усмехнулся О'Коннелл. – А не вареными яйцами.
– Непременно.
Терри посмотрела им вслед. Интересно, они уже перестали называть ее за глаза стервой? И где этот чертов Дентон? Наверное, трахает какую-нибудь смазливую стажерку. Из-за этого пропускает встречу с репортерами.
Они только что прибыли. Телевизионщики носились с микрофонами и камерами, торопились успеть запечатлеть, как заканчивают работу техники и врачи укладывают тело убитого в чехол.
Она бросила взгляд на молодого парня, который обнаружил труп. Он возвращался с холостяцкой вечеринки, сильно подвыпивший, едва не споткнулся о тело. Разумеется, никого не видел. Как же добыть хотя бы одного сносного свидетеля, который хоть что-нибудь видел? Чтобы с ним рядом сел Родригес и сотворил свое обычное чудо.
Терри улыбнулась.
А вот настоящее чудо свершилось бы, если бы Родригес создал лицо преступника из воздуха, вообще без свидетелей.
10
Кабинет Перри Дентона был именно таким, какой и подобает иметь большому начальнику. Кожаные кресла, диван, медные ручки, книжный шкаф во всю стену. Терри знала, что хозяин кабинета никогда его не открывает, лишь изредка пробегает взглядом по корешкам.
– Я вам звонила ночью.
– И вы пришли сейчас, чтобы сообщить мне об этом? – Дентон посмотрел на нее со значением. – Детектив Руссо, у меня нет времени посещать каждое место преступления. В мои обязанности это не входит.
– Извините, я просто думала… – Она замолчала, увидев на столе Дентона «Пост» и «Ньюс». Обе газеты раскрыты на страницах, где сообщалось об убийстве в Верхнем Ист-Сайде. Если бы кого-нибудь пристрелили в Гарлеме, журналисты бы и бровью не повели, а тут иное дело. Есть основания поднять шум.
Пока полицейскому управлению удавалось держать фамилии убитых в тайне, и, что более важно, рисунки. Если пресса докопается, то уж повеселится от души. И это только вопрос времени, прежде чем о преступлении пронюхает какой-нибудь жаждущий славы репортер. Так было всегда, и так будет. Терри это знала. И Дентон тоже.
Она хотела прочитать «Пост», но Дентон взял ее за руку. Терри высвободила руку и положила ему на стол рисунок.
– Что это?
– Рисунок. Одного из ваших сотрудников, Натана Родригеса.
– Да, я его знаю. Рисовальщик, составляет фотороботы подозреваемых. И что?
– А то, что преступника поймали. По рисунку. Детективы говорят, что сходство поразительное.
– Ну и что? Значит, он сделал хороший рисунок.
– Не то слово. Замечательный. Задержанному уже предъявили обвинение. Свидетельница опознала его.
– Замечательный так замечательный. – Дентон недоумевал, к чему Терри клонит.
– Родригес ценный работник. Хороший коп.
– А зачем вы все это мне рассказываете, детектив Руссо?
– А затем, что Родригеса недостаточно используют.
Дентон улыбнулся:
– У вас есть предложение, как его лучше использовать?
– Да. – Терри вздохнула. – Я хочу взять его к себе в группу и…
– Родригеса? На оперативную работу? Вы шутите?
– Нет.
– Погодите, погодите. – Дентон заговорщицки посмотрел на нее. – Вы что, вздыхаете по этому парню?
– Вздыхаю по этому парню? Вы. наверное, начитались любовных романов, Перри. Нет, к вашему сведению, я по нему не вздыхаю. Считаю, что он может помочь в расследовании. И все. Он – коп с особым талантом.
– Никакой он не коп, а просто рисовальщик.
Но сбить Терри с курса не просто. Она серьезно подготовилась к беседе. Внимательно прочитала личное дело Родригеса. О его учебе в колледже и полицейской академии, отзывы преподавателей из Квантико. Все упоминали о нем в превосходной степени.
– Нет, Родригес именно коп. Он был самым первым на курсе, по всем предметам. «Осмотр места преступления», «Элементы доказательства», «Допросы», «Общение».
– Я знаю, какие предметы проходят в академии, детектив Руссо. И что?
– В деле Родригеса есть десяток отзывов преподавателей, свидетельствующих о том, что он не просто способный, а талантливый. До академии он окончил Хантер-колледж Университета Нью-Йорка, прослушал специальные курсы по психологии и изобразительному искусству. – Терри подняла руку, предупреждая Дентона, чтобы он не прерывал ее. – А потом он прошел специальную подготовку в Квантико. Очень серьезную. Окончил с похвальной грамотой.
– Но как коп Родригес никак себя не проявил и…
– Мне не нужно, чтобы он в кого-нибудь стрелял. У меня Родригес будет заниматься тем. чем занимался всегда. Рисовать. Тут он проявил себя с лучшей стороны. Лишь за последний месяц по его рисункам проведены два задержания.
– Я впечатлен, – усмехнулся Дентон.
– Зря вы ерничаете, Перри. Половина полицейских управлений в Штатах мечтают заполучить его к себе. Сиэтл, Лос-Анджелес, Бостон. Нам повезло, что он работает у нас. – Терри замолчала, давая Дентону время усвоить сказанное. – Я надеюсь, он поможет в расследовании. Нарисовать преступника, которого мы ищем.
– Его же никто не видел. Вы что, забыли?
– Но я хочу, чтобы Родригес встретился с теми несколькими свидетелями, которые…
– …ничего не видели. – Дентон покачал головой. – Нет, это совершенно ни к чему.
– Но я прошу вас, Перри.
– Не надо просить.
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте. – Дентон наставил на нее палец на манер пистолета. – На мне город, за который я отвечаю перед обществом, где ежедневно совершают десятки преступлений. А вы тут лезете со всякой ерундой.
– У него талант. Он способен разговорить любого, а потом перенести на бумагу образы, которые возникают у этого человека в сознании.
– Но никто ничего не видел. Неужели мне нужно это повторять?
– Может, все же кто-нибудь что-то видел и Родригесу удастся это что-то вытянуть.
– Тогда вызовите людей, пригласите Родригеса, как это делают другие детективы. Зачем включать его в группу?
– Важно, чтобы он общался со свидетелями у них дома. И я хочу, чтобы он побывал на местах, где были совершены преступления. Вдруг он что-нибудь почувствует?
– Что он может почувствовать?
– Дело в том, – добавила Терри, – что с минуты на минуту могут появиться федералы. И тогда…
– Вы думаете, Родригес остановит федералов? Так вот, вы опоздали. Они уже появились. Назначена группа из манхэттенского отделения ФБР. Мы обязаны передать им все, что у нас есть. Фактический материал, результаты лабораторных анализов…
– Черт!
– Это вопрос решенный, детектив Руссо.
– Когда они начинают?
– Сейчас. – Дентон вздохнул. – А в чем дело? Пусть забирают себе расследование, если хотят. Это станет их проблемой, не нашей.
– Полагаю, вы ошибаетесь. Это по-прежнему останется нашей проблемой. Они привыкли снимать сливки, а нас заставят заниматься черной работой. – Терри помолчала. – Когда к нам пришлют психолога?
– Нас поставили на очередь.
– Но ведь придется ждать несколько недель.
– Ваши предложения?
– Родригес мыслит, как настоящий психолог.
– Да, но он никудышный полицейский.
– Зато прошел серьезную подготовку в Квантико.
– По рисованию.
– Перри, позвольте включить Родригеса в мою группу. Пусть он поговорит со свидетелями, порисует. Не получится так не получится. Мы все равно ничего не потеряем.
Дентон уже решил подарить ей эту игрушку, но не собирался пока говорить об этом. Ему доставляло удовольствие заставлять Терри томиться, ждать.