– Но когда пресса установит связь между этими преступлениями, нам несдобровать, – закончил Дентон. – И в любом случае к этому надо готовиться. – Он бросил взгляд на Терри, и она напряглась. Непонятно почему.
Реплику подала агент Коллинз, сообщив, что держит постоянную связь со своим начальством в Квантико, а Дентон не преминул заметить, что несколько раз в день разговаривает по телефону с мэром. Наблюдая за их мимикой и телодвижениями, я пришел к выводу, что в данный момент они озабочены не только борьбой с преступностью. Агент Коллинз иногда чуть выше приподнимала юбку, чтобы продемонстрировать ноги. Дентон на это реагировал тем, что высовывал кончик языка. Лично мне этот прием показался более забавным.
Затем выступил Мики Родер. Симпатичный пожилой коп с лицом доброго бассета. Он обращался в основном к главам полицейских управлений округов, обсуждал с ними частные вопросы. При этом называл каждого по имени, у одного осведомился, как прошла операция жены, у другого сын окончил колледж, и он его поздравил. Говорил Родер только по делу и быстро закруглился.
Я радовался, что совещание наконец закончилось, и собирался уйти, однако Терри захотела познакомить меня с Дентоном.
– Вы согласны, что Родригес кое-что прояснил с рисунками?
– Да. – Дентон изобразил фальшивую улыбку, потому что главные скуловые мышцы у него оставались нейтральными. – Хорошая работа, Родригес. Продолжайте в том же духе, собирайте свидетельства. – Он заставил себя рассмеяться. – Хорошо, что вы работаете в группе.
Я поблагодарил, думая, как бы поскорее смыться, но Терри не унималась.
– У него уже есть кое-какие наброски нашего преступника, – сообщила она.
– В самом деле? – удивился Дентон, на сей раз искренне. – Но как такое возможно?
– У Родригеса дар. Он видит образы, возникающие в сознании людей.
– Вы шутите?
– Все гораздо проще, – произнес я. – Я лишь выполняю свою работу.
– Он скромничает.
Я начал догадываться, зачем Терри вытащила меня к шефу.
– Так вы, Родригес, умеете читать мысли? – проговорил Дентон.
– Нет, сэр. Только лица.
– В самом деле? И что вы сейчас видите на моем лице?
Я вгляделся. Улыбка в резком контрасте с твердым пристальным взглядом, когда веки приподняты к опущенным бровям, почти всегда предполагает первую фазу подавляемого гнева.
Этот человек пытается скрыть раздражение.
– Так что?
Я улыбнулся:
– Ваше лицо свидетельствует, что вы успешный, знающий себе цену человек.
– Вот так?
– Да, сэр.
Мы смотрели друг на друга, затем Дентон кивнул и попросил Терри следовать за ним. Я подождал, пока за ними закроется дверь, а затем щелкнул выключателем кодоскопа. Мне захотелось еще раз посмотреть на рисунок Кэролин Спивак. Настроил объектив на максимальное увеличение.
Что это? Вытаскивая рисунок из держателя, я вспомнил, где видел такой символ. Но это было совершенно непонятно.
В коридоре руководитель оперативного отдела Мики Родер разговаривал с Терри. Он попросил меня подойти.
– Вы славно поработали. Отец бы вами сейчас гордился.
Я замер.
– Вы знали моего отца?
– Да. Мы служили в одном отделе, занимались борьбой с наркотиками, много лет назад. – Он вгляделся в меня. – Вы на него похожи.
Неужели? Я никогда не позволял себе думать об этом.
– Хуан Родригес был хорошим человеком.
Мне оставалось лишь кивнуть, потому что голос пропал.
– Я один из немногих копов, – продолжил Родер, – кто не стал уходить в отставку, когда такая возможность появилась. Уверен, ваш отец тоже продолжал бы служить.
Я вгляделся в него и обнаружил, что он не такой старик, каким казался. Лет пятьдесят пять. То есть ровесник моего отца. Этот разговор меня тяготил, но Мики Родер не собирался заканчивать его.
– Да, вы очень похожи на отца. Я сидел на совещании и вспоминал, как он приносил ваши рисунки на работу и развешивал на стенах. Отец вами гордился.
Он, наверное, ждал, что я что-нибудь скажу, и, не дождавшись, хлопнул меня по плечу. Заявил, что надеется еще увидеться, пожелал успехов и двинулся по коридору. А я остался стоять с пересохшим горлом. Глаза жгли навернувшиеся слезы.
23
Я прошел пешком от Таймс-сквер к Центральному вокзалу, потом спустился в метро и стал ждать поезда.
«Вы очень похожи на отца… отец вами гордился…» Когда поезд наконец выехал на станцию, я даже испугался, настолько был погружен в мысли. В вагоне, ухватившись за поручень, я уставился на рекламу зубной пасты, но не видел ее. Перед глазами стоял рисунок Кэролин Спивак.
Невероятно…
Бабушка ждала меня у двери, на площадке третьего этажа.
– Лифт esta roto?[24]
Я отрицательно покачал головой и перевел дух.
– Нет, просто захотелось размяться.
Она взглянула на меня:
– Что случилось?
– Ничего, бабушка. Все в порядке.
– По глазам вижу: что-то произошло.
Бабушка умела читать по лицам лучше меня. Я наклонился поцеловать ее в щеку.
– Мне нужно кое-что посмотреть в блокноте.
Она положила руку на мою руку.
– Cuál es el problema?[25]
– Да все в порядке. Я же говорю, мне просто нужно посмотреть кое-что в блокноте для рисования.
Бабушка махнула рукой и направилась к небольшому стенному шкафу в холле, где лежал мой блокнот и карандаши, но я опередил ее. Достал блокнот и прижал к груди.
Она прищурилась.
– Пойду разогрею тебе что-нибудь поесть.
Я шагнул в гостиную и сел на диван. Дрожащими руками раскрыл блокнот на последнем рисунке, описывающем сон бабушки. Достал копию рисунка, найденного рядом с убитой Кэролин Спивак, и увеличенный символ на ее поясе.
Ошибки не было. Но как такое возможно? Неужели это просто немыслимое фантастическое совпадение – одинаковые символы на рисунке, найденном на месте преступления, и во сне бабушки?
– Qiiieres algo de tomar, serveza?[26] – крикнула бабушка из кухни.
– Да!
Ладно, пусть придет посмотрит, чем я тут занимаюсь.
Через минуту она появилась с банкой «Короны» и сразу наклонилась над диваном.
– Что такого важного для тебя в этом блокноте?
– Мне просто нужно было кое-что проверить.
– Que?[27]
– С каких это пор ты стала детективом?
– Я всегда им была.
– Вот именно, всегда. – Я улыбнулся и раскрыл блокнот. – Хорошо, смотри.
Она взглянула на рисунок и перекрестилась.
– Я говорила тебе, что в комнате плохой аше.
– Да, помню. Но что означает этот символ?
– Не знаю. Я просто увидела его. – Она села рядом. – А почему ты спрашиваешь?
Я не знал, что ответить. Непонятно, можно ли вообще доверять ее снам, в том смысле, что они что-либо означают.
Я вдруг вспомнил день накануне гибели отца. Мы с Хулио хорошо посидели на крыше, покурили травку и послушали доносящуюся из открытых окон музыку сальса. А когда потом спустились, я увидел, что у бабушки всюду зажжены свечи, а на боведа стоят бокалы с водой. На мой вопрос, зачем это, она отмахнулась.
Сейчас не хотелось бередить старые раны, но я должен был спросить.
– Помнишь, за день до гибели отца ты зажгла свечи и на полнила бокалы на боведа. Зачем?
– Hacemuchotiempo.[28]
– Да, бабушка, это было давно, но мне важно знать.
– Зачем?
Я молчал.
Она тяжело вздохнула.
– Мне приснился сон. Как раз перед тем… как это случилось.
Она начала рассказывать свой сон, и я вспомнил ту ночь двадцать лет назад.
Хулио уговорить не удалось, как я ни старался. Пришлось отправляться на заклание одному. Я вышел из метро и уныло поплелся по безлюдным улицам. Мне встретился лишь один прохожий, да и то сильно пьяный. В нашем доме окна горели только в одной квартире, и мне не нужно было считать этажи, чтобы определить в какой. Значит, родители не спят, ждут меня. Когда отец обнаружил мой тайник, мама была на работе. Но теперь она уже все знает.
Я отправил в рот пластинку жвачки, чтобы отбить запах выпивки и травки. Шагнул в тихий, как склеп, подъезд, поднялся в лифте на свой этаж. Из-под входных дверей нашей квартиры пробивался свет. Готовясь к взбучке, я несколько раз глубоко вздохнул и открыл дверь.
В гостиной стояли два детектива, которые служили с отцом. Мама, увидев меня, начала плакать. Вначале я подумал, что они пришли за мной. Ах, если бы это было так! Нет. Они огорошили меня кошмарным известием: «Твой отец убит при задержании преступника, наркодельца. Он всадил твоему отцу две пули в грудь и одну в голову. – Детектив положил руку мне на плечо. – Твой отец был настоящий герой. Ты можешь им гордиться».
Но они не знали, почему он погиб. Его убил я.
Бабушка призналась, что, увидев этот сон, потом советовалась с богами.
– Надо было предупредить его. Но как? Я же знала: мой сын неверующий и поднимет меня на смех. – В ее глазах мелькнули слезы. – Но все равно надо было попытаться. – Бабушка погладила мою руку и стала рассказывать о призраках, эгунах: – Каждому из нас отпущено определенное количество дней жизни на земле, и те, кто умирает раньше срока – насильственно умерщвленные, – странствуют по этому миру в виде призраков, пока не придет их время. – Она посмотрела на мои рисунки, ее лицо посуровело. – В той комнате было что-то важное. И вот теперь ты пришел снова посмотреть на это. Почему?
– Просто так, бабушка.
– Нато, рог favor,[29] не ври своей бабушке.
– Это связано с расследованием, которое ведет полиция. Не со мной лично.
Бабушка покачала головой:
– Ты должен держаться от этого дела подальше, Нато. Оно опасное.
– Это действительно опасно, бабушка, но не для меня.
– Я видела в той комнате тебя, Нато.
Я насторожился.
– Одного?
Бабушка откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
– Нет. Там находился еще человек.
– Какой?
– Noloveo.[30] Но по-прежнему чувствую. После того сна миновало много времени.
Я попросил ее расслабиться. Она опустила плечи, ее лицо разгладилось. Прошла минута.
– Ты помнишь, в той комнате было las flamas?[31]
– Конечно, помню. Но попробуй описать мне человека.
Бабушка зажмурилась.
– У него темное лицо. Он в маске.
Я похолодел.
– В этой маске есть дырки для глаз и носа. И для рта тоже. – Не открывая глаз, она показала на своем лице. – Я вижу его глаза, они светлые.
Я попросил ее посмотреть на рисунок человека в длинном пальто.
– Господи! – Она перекрестилась и что-то пробормотала.
– В этой комнате есть что-нибудь еще? – спросил я, чувствуя себя персонажем триллера «Омен». Я не верил ни в какие паранормальные явления. Но сейчас отмахнуться от этого было невозможно.
– Там больше ничего нет.
Я закончил рисунок. Бабушка посмотрела и снова перекрестилась.
– Да, у него именно такие глаза.
Я не знал, что подумать. Как могла моя бабушка, уже долгие годы не отходящая от своего дома дальше чем на несколько кварталов, увидеть во сне человека, за которым мы охотимся? И этот символ, который она так хорошо описала, убийца изобразил на поясе юбки Кэролин Спивак.
Бабушка схватила мое запястье.
– Нато, будь осторожен!
– Разумеется, – произнеся, изобразив фальшивую улыбку. – Ты же знаешь, я трусливый.
– Не умничай! – Она погрозила мне пальцем. – Не надо все превращать в шутку. Я видела тебя в той комнате. Я не знаю, что это значит, но…
Она встала и направилась к боведа, сгребла со столика раковины и, бормоча что-то себе под нос, начала перекладывать их из руки в руку.
Я прислушался. Она повторяла:
– Будь осторожен… Будь осторожен…
24
– Можно задать вам нескромный вопрос? – спросил я, устроившись на стуле в кабинете Терри.
Она удивленно вскинула на меня глаза.
– Какой?
– Что у вас произошло с Дентоном?
– Не понимаю.
– Мне кажется, у вас с ним была какая-то история.
Ее глаза вспыхнули и погасли.
– С этим человеком у меня нет никакой истории.
В данной фразе ключевым было слово «этим». Помните, как Билл Клинтон твердо заявил: «С этой женщиной у меня не было никакого секса». Я еще тогда подумал: «Нет, Билл, раз ты так говоришь, значит, секс с этой женщиной у тебя был». Впрочем, я его ни капельки не осуждал. Если уж президент Соединенных Штатов не может позволить себе секс со стажеркой, то на что тогда надеяться остальным гражданам? Единственное, ему не следовало бы заниматься этим в Овальном кабинете.
– Ну не было истории – так не было. Хотя я уверен, что была.
Терри устало вздохнула:
– Ну допустим, а тебе-то какое дело, Родригес? – Она неожиданно перешла на ты, и мне это понравилось. – Да, пообщалась я однажды с этим сукиным сыном минут пять, ну и что? И было это до того, как он стал шефом полиции. Так что пошел ты в задницу со своими вопросами, Родригес!
– Я просто так спросил. Чего ты разозлилась?
– Ты спросил не просто так. А разозлилась я потому, что ты меня осуждаешь. Хотя это произошло, во-первых, давным-давно, во-вторых, абсолютно ничего не значит, а в-третьих, какое тебе до этого дело? Понял?
Я поднял руки, словно сдаваясь.
– Извини, ради Бога. Я тебя совсем не осуждаю.
– Осуждаешь. Это видно по высокомерному выражению твоего дурацкого лица, Родригес. И вообще, почему тебя трогает, с кем я спала?
– Меня не трогает.
– Трогает! – Она устремила на меня твердый взгляд. – Мистер Родригес, полагаю, вы получили на свой вопрос исчерпывающий ответ. А теперь перейдем к делу. Что ты принес?
Я положил перед ней рисунки.
– Что это?
– Увеличенный фрагмент рисунка Кэролин Спивак. Изображено на ее поясе. – Я не стал рассказывать о сне бабушки, иначе бы Терри подумала, что я спятил.
– И в чем тут дело?
– Я полазил по Интернету и нашел вот это. Точно такой же символ изображен на обложке «Библии белого человека», основного руководства расистов.
– А на других рисунках этот символ есть?
– Нет. – Я придвинул к ней стопку листов. – Это распечатки. «Библия белого человека» проповедует ненависть к чернокожим, евреям и арийцам-предателям, которые их защищают.
– А некоторые даже женятся на расово неполноценных и заводят с ними детей.
– Совершенно верно. Или общаются с ними. Например, такие, как Дэниел Райс или Кэролин Спивак.
– Арийцы-предатели. – Терри покачала головой. – Омерзительно. Но теперь становится понятным выбор жертв нашего подопечного.
– Он их наказывает. Они перед ним виноваты. – Я вытащил из пачки распечаток несколько листов. – Люди, подобные ему, объединены в организации. Общаются в Интернете, так безопаснее. Я хочу сказать, что сюда могут входить не только местные. Вот несколько названий организаций неонацистов, скинхедов и просто расистов: ку-клукс-клан, «Христианская идентичность», «Молодость», «Арийская нация», «Солдаты войны», «Всемирная церковь Создателя». Согласно официальной статистике, в США суммарная численность членов подобных групп составляет около двадцати тысяч, но аналитики, внимательно следящие за их деятельностью, приводят иную цифру – свыше миллиона человек, – и она имеет устойчивую тенденцию к увеличению.
– Боже! – охнула Терри.
– Можно догадываться, что эти выродки сделали бы с Христом, появись он в наши дни. Еврей, длинноволосый, да еще проповедующий любовь к ближнему.
– Итак, давай подведем итог. – Терри встала. – Наш клиент фанатик, в этом нет сомнений. Печально, но наши подозрения насчет расовой ненависти оказались верными. В общем, придется обращаться к федералам. Уверена, у них на подобную публику много информации и досье на всех лидеров.
– Но теперь мы кое-что о нем знаем.
– Что именно?
– А то, что он хочет стать известным. Ведь символ на поясе убитой девушки он изобразил намеренно, желая похвастаться.
Терри перестала ходить по кабинету. Подошла, села рядом, коснулась моей руки.
– Ты хорошо поработал, Родригес. Спасибо. – Она задержала свою руку на пару секунд, затем собрала бумаги и встала. – Пойду. Сначала в отдел расследования преступлений на расовой и национальной почве, а потом нанесу визит своей новой подруге, агенту Монике Коллинз.
25
Перри Дентон приблизился к дому и осмотрелся. Открыл дверь подъезда. Свет горел только на площадке второго этажа, тусклая красная лампочка. Ему предстояло подняться на четвертый. Плевать. Все равно он посещает эту дыру в Бронксе в последний раз.
Джо Вэлли сидел за столом в алькове, образующем миниатюрную кухню. Плита, небольшой холодильник, свисающая с потолка голая лампочка. Дентон не испытывал к нему никакой жалости. Бывший напарник сам виноват, что так получилось: он потерял работу и право на пенсию. Конечно, он считает, что в этом виноват Дентон, ну и пусть.
– Чего опоздал?
– Скажи спасибо, что вообще пришел.
– Попробовал бы не прийти. – Вэлли зло усмехнулся.
– В последний раз, Джо. – Дентон положил на стол пачку купюр. – Хватит.
– Не хватит, Перри. Даже не думай. – Вэлли хлебнул кофе из треснутой кружки.
Дентон едва сдерживался. Ему было противно смотреть на все это убожество. Ладно, хорошего понемногу.
– В последний раз, Джо. Я серьезно.