И вот в доме установились тишь и гладь. Жан начал отлично учиться и брать уроки музыки. Родители были вне себя от счастья, осыпали его подарками... Да и Аллан тоже никогда не приходил с пустыми руками. Все закрывали глаза на его крашеных приятелей, а мама постоянно твердила, что гомосексуализм спутник гениальности. Имена так и сыпались у нее изо рта: Нуриев, Меркьюри, Чайковский... А обо мне никто и не вспоминал. Да и зачем? Хлопот со мной не было никаких, я всегда была тихой, воспитанной девочкой. Сидела себе в углу и вязала... Но никто не знал, какой вулкан бушевал у меня внутри. Вот бы, думалось мне, накраситься повульгарней, нацепить на себя оранжевое платье с вырезом и встать на углу Сен-Дени! А когда меня побьют сутенеры, заявить в полиции, что я дочь барона Макмайера. Газетчики взвыли бы от счастья, получив такую новость. Но это мне было слабб. Или наглотаться снотворных таблеток, а рядом положить записку: "Мой отец насиловал меня в течение пяти лет". Но это тоже было слабб. А лучше всего, думала я, лучше всего было бы, если они все умерли, все сразу, тогда бы меня жалели. Я представляла себя на похоронах: в черном платье, а вокруг цветы, цветы... Однако мечты оставались мечтами.
Но тут Сью засобиралась в Лондон - показать свою коллекцию кукол. За несколько дней до отъезда я пошла в магазин, чтобы купить корма коту. Смотрю, а в секции кондитерских товаров Жан с каким-то парнем. Мне стало интересно, и я попыталась подслушать их разговор. Слышно было плохо - все время кричало радио: распродажи, распродажи... - но и того, что я услыхала, было достаточно, чтобы понять - Жан хочет убить родителей. Ну а когда он назвал этого парня по имени, мне стало страшно! Это был Рено, тот самый террорист из колледжа.
Не помня себя, я спряталась в бакалейном отделе и долго боялась выйти на улицу, потом все-таки вернулась домой. Моего отсутствия никто не заметил. Полночи я прокрутилась в постели, а рано утром пошла в спальню к матери и рассказала ей все. Сью выслушала меня, а потом отругала как следует:
"Как тебе не стыдно выдумывать такие гадости про родного брата? Не вздумай подойти к отцу с этими глупостями!"
Утром в день отлета, когда все вещи были уже в самолете, Жан вдруг упал на землю и начал корчиться, биться головой, изо рта у него обильно пошла пена... Вызвали врача. Тот сказал, что похоже на припадок эпилепсии, и увез брата. Никогда не забуду, какими глазами мать смотрела вслед "Скорой помощи". Голову на отсечение, она поняла все и в этот момент полностью мне поверила. Ну, подумала я, сейчас она отложит полет, прикажет проверить багаж, и тогда где-нибудь найдут бомбу...
Но Сью посмотрела на меня и твердо сказала:
"Лиза, садись в самолет, нас ждут в Лондоне. Мартина, поторапливайся!" Вот, значит, как все обернулось: она поняла, почувствовала, что Жан ненавидит их с Эдуардом, и решила: раз так - жизнь кончена. А заодно незачем жить и Эдуарду, и мне, и Мартине... Наверное, она здорово ненавидела ее за то, что та стала женой Аллана. Сама она не могла выйти за него замуж, но, чтобы не расставаться с любимым, женила его на своей ближайшей подруге, а потом за это же подругу и возненавидела. Вот такой клубок.
Короче говоря, они все вошли в самолет, но я-то не хотела умирать. Мне совершенно не хотелось погибать только для того, чтобы Жану жилось лучше. И я стала кричать, что не хочу лететь, не хочу, и точка. Но меня никто не слушал. Тогда я рванула на себя дверь. Эдуард уже выруливал на дорожку и. стал страшно ругаться. Я вылетела буквально на ходу и, не помня себя, понеслась в ангар. Вбежав внутрь, я увидела гигантский ящик и спряталась там, среди грязных тряпок. Ну, думаю, посмотрю теперь, как вы меня найдете... Но меня и искать не стали, они просто улетели.
Ну а потом меня нашел в этом ящике негодяй Рональде и насильно привел к себе домой. Девушка его, Анриетта ее звали, она, бедняжка, и не подозревала, что ее жених задумал шантажировать Жана моими показаниями, вот почему мне пришлось от нее сбежать. Я нарочно порезала себе руку, и она, конечно, потащила меня в аптеку, а оттуда я просто ушла через задний ход.
Андре замолчала, мы молчали тоже. Наконец Жаклин спросила:
- А как же ты попала в "дочери" Яцека?
- Сейчас расскажу. Когда я убежала из аптеки, то у меня не было ни копейки денег, и я просто брела куда глаза глядят. Стало смеркаться. Я попробовала устроиться на ночлег в парке, но меня прогнала полиция. Спустилась под мост, но оттуда вытолкали клошары. Тогда я решила пойти на вокзал. Поднялась на набережную, и вдруг меня охватила такая тоска... Что же мне делать? Домой вернуться нельзя! Что я скажу всем? Правду? Кто мне поверит? Доказательств нет никаких. Жан скажет, что я сумасшедшая, и посадит меня в клинику или убьет. Обязательно убьет, не захочет он родительскими деньгами делиться... Все думают, что Лиза Макмайер мертва, - мне Рональде газеты показал - значит, и надо по-настоящему умереть. Стала я через парапет перелезать, тут меня Яцек и схватил. Повел в кафе, кофе купил, круассанов, и я все-все ему рассказала. Он сразу поверил, привел к себе в пансион и снял мне там комнату. Вот так. Андре снова замолчала.
- Не могу больше... Очень устала... Яцек обнял ее.
- Дорогая моя, мы с тобой должны сейчас рассказать все. Это как очищение огнем. Если ты не можешь, продолжу я... Как ни странно, но я почему-то сразу поверил Лизе. Вот взял и поверил. К тому же она очень похожа на мою дочь, оставшуюся в Варшаве. Стали мы думать, как нам жить дальше. У меня не так много денег, а на руках мать, сестра и две тетки, всех надо кормить. Я работал тогда оформителем витрин - я ведь художник. Но основной проблемой были не деньги нужно было как-то легализовать Лизу. Один мой приятель помог достать паспорт на имя Андре Ярузельской. Так Лиза стала моей дочерью. А чтобы ее не узнали случайные знакомые, сделали из нее брюнетку, изменили прическу, надели очки и вставили цветные линзы. Белокурая, голубоглазая Лиза исчезла, появилась Андре брюнетка с карими глазами... Ну а дальше, дальше уже идет история, которая касается тебя, моя радость...
Яцек повернулся к Жаклин.
- Как я уже говорил, денег не хватало катастрофически. Можно было воскресить Лизу Макмайер, потребовать дом, наследство... Но на все нужны деньги. И тогда мы решили: я должен попробовать жениться на Жаклин. Лиза мне многое о ней рассказала, так что я понял: познакомиться с ней надо как-то необычно... А потому надел белый костюм и упал ей под колеса...
- Ну ты и негодяй, - процедила сквозь зубы Жаклин. - Ну и сволочь!..
- Прости, мое золото, но я хотел сказать, что за все годы жизни с тобой ни разу ни о чем не пожалел - я полюбил тебя:
- Глупости, - фыркнула Жаклин, подвигая к себе коньяк, - ты полюбил мои деньги!
- Не буду скрывать, дорогая, с деньгами ты кажешься еще более привлекательной. Но я не закончил. Вот так и потекла жизнь. Я уже и забыл, что Андре мне не дочь. Ну а всем любопытным говорил, что мать Андре умерла, и я взял ее к себе в Париж. После смерти Жана мы подумали, что больше нечего бояться, но все как-то не могли решиться обо всем рассказать. А как вы, Даша, догадались, что Андре - это Лиза?
- Окончательно догадалась только сейчас, когда увидела на экране голубоглазого Киркорова. Меня смущали только карие глаза Андре. Волосы можно перекрасить, а вот глаза... Ну и потом ее привычка вязать, и этот шрам на руке... - мне про него рассказала Анриетта. А что, Ренальдо шантажировал вас?
- Да, он случайно увидел, как мы шли по улице, и узнал Лизу - она еще не перекрасила волосы. Этот мерзавец проследил за нами, узнал мою фамилию и начал требовать денег. Но год тому назад я заплатил ему последний раз и больше не дал ни сантима. Я не убивал его и не знаю, кто это сделал. Но кто бы он ни был, пусть примет мою благодарность.
Яцек замолк. Андре встала с дивана и посмотрела на Жаклин:
- Теперь ты можешь выгнать меня из своего дома за обман, а ты, бабуля, - она посмотрела на старуху, - прости меня!
Галина Владимировна поманила девушку:
- Иди сюда, моя дорогая, я люблю тебя, как свою дорогую внучку, и, поверь, не забыла упомянуть тебя в своем завещании.
- Наверное, лучше пойти в полицию, - сказала я, - и честно рассказать все. Ведь Андре положена часть наследства Макмайеров.
- А я думаю, - сказала Маня, - что Андре лучше молчать. Все равно денег ей не видать как своих ушей.
- Маша! - возмутилась я.
- А что я сказала? - продолжала гнуть свое моя дочь. - Ведь есть же закон, по которому убийца не может получить деньги того, кого убил.
- При чем здесь это, дорогая? - спросила Галина Владимировна. - Если можно доказать, что Жан убил родителей, тогда, конечно, он незаконно получил состояние, и оно целиком должно было перейти к Лизе. Но боюсь, это не удастся сделать, доказательств у нас нет никаких, кроме догадок Лизы. И к тому же прошло много лет. Нет, Лиза может рассчитывать только на часть капитала, другая принадлежала Жану, потом его жене Натали, а потом досталась вам... Думаю, придется выделить Лизе ее часть.
- При чем здесь это, дорогая? - спросила Галина Владимировна. - Если можно доказать, что Жан убил родителей, тогда, конечно, он незаконно получил состояние, и оно целиком должно было перейти к Лизе. Но боюсь, это не удастся сделать, доказательств у нас нет никаких, кроме догадок Лизы. И к тому же прошло много лет. Нет, Лиза может рассчитывать только на часть капитала, другая принадлежала Жану, потом его жене Натали, а потом досталась вам... Думаю, придется выделить Лизе ее часть.
- Мне не жалко денег, - завела было Машка, но я оборвала:
- Замолчи, Бога ради, ты еще мала для таких рассуждений.
- Может, и мала, - с негодованием воскликнула Маша, - но Андре мне очень нравится! Она такая милая... Не надо идти в полицию. А деньги мы ей и так отдадим. Правда, мамочка? Пусть все будет, как прежде.
- Никак не могу понять, о чем ты толкуешь, - сказала Галина Владимировна. - Не надо ничего давать просто так. Лиза получит то, что ей причитается.
- Да ничего ей не причитается! - зарыдала Машка, - Ничего. Ведь это она убила Жана... Он мне перед смертью так и сказал: "Меня убила Андре".
Мы все застыли.
Глава 14
Прошло несколько недель, кошмарных для всех. Во-первых, через несколько дней кто-то из изумленных знакомых сообщил в полицию о воскрешении Лизы Макмайер. Во-вторых, полиция арестовала Андре по подозрению в убийстве Жана Мак-майера. В-третьих, нам не отдали ее даже под залог. В-четвертых, толпы газетчиков осаждали дом. Стоило кому-нибудь высунуть наружу нос, как под этим носом оказывался микрофон. Экспансивная Маша, не удержавшись, скорчила рожу репортеру. К вечеру ее фото с высунутым языком и рукой, сложенной в фигу, обошло многие газеты с подписью:
"Ребенок "новых русских": мил, приветлив и воспитан". Осада продолжалась дней десять, но потом в пригороде Парижа нашли трупы трех девушек, и интерес прессы переключился на них. Мы перестали вздрагивать, выходя из дома.
Как-то днем Софи доложила, что пришел господин Прудон. Я спустилась в кабинет. Увидев меня, Прудон заулыбался:
- Нет, нет, не волнуйтесь, мадам. С вашими деньгами все в полном порядке. В завещании Эдуарда и Сьюзен Макмайеров четко сказано, что капитал делится между Лизой Макмайер и Жаном, носящим в данный момент ту же фамилию, в пропорции один к трем. Лиза была признана умершей, и капитал перешел к Жану. Жан завещал свои деньги Натали, а Натали - вам. Скорее всего, если Андре Ярузельскую признают, как Лизу Макмайер, и оправдают, вам придется выделить ей часть, завещанную родителями. Это самая большая неприятность, которая вас ждет... Но я пришел не за тем, чтобы объяснять вам юридические тонкости... В нашей семье назревает большое событие, и хотелось бы, чтобы вы в нем поучаствовали. В воскресенье мы объявляем о помолвке Антуанетты с господином Алланом Гранжем.
- С господином Гранжем? - невежливо переспросила я.
- Да, и мы с женой страшно рады этому, хотя, конечно, разница в возрасте составляет почти тридцать лет. Ведь Тине в мае исполнится только двадцать, и все же мы с мадам Прудон счастливы. Она выбросила из головы эту идиотскую мысль об уходе в монастырь... Мы ждем вас с дочерью. Помолвка состоится в доме господина Гранжа.
Такую новость невозможно было удержать, и я тут же позвонила Жаклин. Оказалось, что она уже все знает, - к ним приезжала госпожа Прудон.
В воскресенье утром Жаклин заехала за мной и Маней. Жаклин была в машине одна.
- А где Яцек? - удивилась я.
- Он поехал на свидание к Андре, третий раз, между прочим, но она отказывается встречаться с ним. Яцек даже похудел за эти дни...
Мы замолчали. Да и что тут было говорить? Так в молчании и доехали до дома Гранжа.
- Нет, ты только погляди на это, - прошептала Жаклин. - Ничего подобного я не видела.
Весь дом был увит гирляндами бумажных цветов. Они сходились над входной дверью, где красовались два громадных шелковых сердца: на красном стояло "Аллан", на розовом - "Антуанетта". Дверь была распахнута настежь, внутрь дома вела ярко-голубая ковровая дорожка.
- Да... - сказала Жаклин, - сколько ни дави в себе жиголо, он все равно высунется.
- Зачем ты так?
- Фу-ты, ну-ты! - фыркнула Жаклин. - Знаешь, сколько денег Прудоны дают Тине в приданое? Около пяти миллионов франков. А насколько мне известно, в Париже стали поговаривать, что Гранж разоряется. Он ведь игрок; шептались даже, что шулер.
Капая ядом, она двинулась в дом.
- Ну нет, ты посмотри, только слонов не хватает. Бедняги Прудоны просто счастливы, что им удалось пристроить Тину.
Мы вошли в дом. В просторном холле толпилось человек тридцать. К нам направился Аллан:
- О, как я рад вас видеть!
- Мы тоже довольны. Говорят, женитьба на молоденькой и богатенькой резко улучшает настроение, - не удержалась Жаклин.
- Дорогая, - расхохотался Аллан, - спрячь свое змеиное жало. Анри, обратился он к проходящему слуге, - предупредите буфет, чтобы этой даме не наливали больше пол-литра коньяку -она страшна в опьянении.
Покрасневшая и злая, Жаклин ушла в комнаты, а я не знала, куда деваться от неловкости.
- Даша, - произнес Аллан, - вы же не знакомы как следует с Антуанеттой. Тина, подойди сюда.
Высокая девушка послушно подошла к нам. В те два раза, что я видела Антуанетту Прудон, она была одета в серое платье и гладко причесана. Сейчас на. ней красовался ярко-красный костюм с перьями, а пепельные волосы были распущены по плечам.
- Тина, - сказала она и протянула узкую руку. Да, будущую мадам Гранж было трудно назвать красавицей. Мелкие черты лица, небольшие, близко посаженные к узкому носу глаза, острый подбородок, хрупкая, если не сказать тщедушная, фигурка. Рука, которую я пожала, была похожа на лапку больной обезьянки.
- Очень рада, - вежливо сказала я.
- Взаимно, - ответила Тина. - Аллан много про вас рассказывал. Он искренне восхищается вашим умом. Говорит: если бы не я, то сделал бы предложение вам. Вы ведь тоже богаты, жаль только, что старше него и некрасивы. Но я не ревную, ведь теперь Аллан мой. - И она весело рассмеялась.
Я уставилась на нее с искренним восторгом - редко встретишь глупость в таком чистом виде. Аллан тихо засмеялся:
- Тина неподражаема!
- Пойду поищу своих, - сказала я.
- Мари крушит торт.
Я двинулась в столовую. Маша и правда была там. Вместе с Галиной Владимировной они оживленно что-то обсуждали.
- Добрый день, - сказала я. - Галина Владимировна, а как вы добрались сюда?
- - Приехала на машине, - ответила старуха. - А что?
- Просто Жаклин была одна...
- Я не езжу с ней, боюсь раньше положенного отправиться на тот свет.
- Мамочка, ты знаешь, у Аллана в оранжерее есть коллекция попугаев. Можно, я пойду посмотрю?
- Конечно, сходи, моя дорогая. А ты не знаешь, где Жаклин?
- Она пролила вино на платье и пошла замыть пятно. Куда-то на второй этаж.
Я пошла наверх по широкой лестнице. В холле второго этаже были спущены шторы и горел свет. На стенах тут и там висели картины. Я пригляделась: имена и фамилии художников мне ничего не говорили, но пейзажи, в основном горы, показались слегка мрачноватыми. Интересно, это выбор Аллана или его первой жены? Я толкнула первую дверь и оказалась в кабинете. Большой письменный стол, диван и кресла из светлой кожи, книги и тоже картины. Уже собираясь выходить, я услышала тихий шепоток.
- Кто там? - от неожиданности слишком громко спросила я.
- Не пугайтесь. - В углу на коленях стояла Тина.
- Господи, что вы делаете?
- Молюсь.
- Молитесь - кому?
- Богу, конечно.
Я повнимательнее посмотрела на стену - на ней висела картина с изображением распятого Христа. Тина поднялась с колен:
- Я ведь хотела идти в монастырь, потому и привыкла молиться несколько раз в день. Трудно сразу отвыкнуть. Вообще-то я не собиралась замуж выходить. Никогда. Но тут Аллан внезапно сделал мне предложение.
- Просто ни с того ни с сего? Вы даже не встречались?
- Нет, он сначала приехал к моим родителям и попросил у них разрешения поухаживать за мной. Правда, благородно? Как в романе. А когда они дали согласие, начал приглашать в. театр, на концерты. Он тоже, как и я, любит музыку восемнадцатого-девятнадцатого веков. И вообще у нас много общего. Он тоже одинок и несчастлив. Знаете, первая жена его не любила. Она ему изменяла, а Аллан ее просто обожал и так переживал после ее гибели! Бедный, он столько в жизни страдал.
Из моей груди вырвался вздох, сколько глупых женщин поймались на крючок сострадания! Мой третий муж тоже обожал рассказывать своим пассиям о моих похождениях и своих страданиях. Глупые бабы падали вокруг него пачками. Старый испытанный мужской метод.
Тина посмотрела на меня:
- Вам тоже стало жалко Аллана, да? У него было тяжелое детство в нищей многодетной семье. Но ему удалось выучиться на автослесаря. И вот он стал ремонтировать чужие машины. Представляете, какой ужас! Целый день в грязи и никаких надежд. Но Аллан усердно молился!
Я закашлялась, чтобы скрыть смешок. Вид молящегося циника Аллана показался мне очень забавным.