— Ты нас выдашь, — предостерегала я его.
Но мне было приятно, что он готов рисковать своим положением. В ответ он лишь пожимал плечами и делал вид, что ему все равно, но я знала, что, несмотря на рискованные выходки, он стремится сохранить наш брак в тайне.
К Новому году я подарила королеве янтарное ожерелье, украшенное жемчугом и золотом, и она заявила, что в восторге от моего подарка. Одновременно она заметила, что я несколько бледна, и поинтересовалась, вполне ли я оправилась после болезни.
Роберт считал, что на этот раз ему надлежит проявить исключительную щедрость, чтобы королеве не показалось, что он стал уделять ей меньше внимания. Я помогла ему выбрать удивительной красоты часы с рубинами и бриллиантами и шпильки для волос с такими же камнями. Я знала, что она будет носить их с огромным удовольствием, памятуя о том, кто ей их подарил.
Я часто видела, как она с нежностью смотрит на эти шпильки или поглаживает их в волосах. Часы она поставила у своей кровати.
В промозглый январский день в Лондон прибыл Джехан де Симьер — говорливый джентльмен с очаровательными манерами, сразу же покорившими королеву, тем более что он немедленно устроил целый спектакль, демонстрируя присутствующим, как его ошеломила красота Елизаветы. Она и в самом деле предстала глазам галантного француза во всем блеске своего великолепия. Она сообщила ему, что чрезвычайно рада тому, что его повелитель возобновил свои ухаживания. Она постоянно о нем думает, и на этот раз уже ничто не сможет помешать их браку.
Она танцевала с ним и услаждала его слух игрой на верджинале[11], всеми силами стремясь к тому, чтобы у него сложилось о ней самое благоприятное впечатление и чтобы это впечатление он передал герцогу. Она заверяла его в том, что чрезвычайно рада, что не остановила свой выбор на брате герцога, который некогда ухаживал за ней. Ведь он продемонстрировал непостоянство и женился на другой женщине. Зато теперь она в восторге от того, что может выйти замуж за милого герцога Алансонского, как его звали в прошлом, или за герцога Анжуйского, как его зовут сейчас.
Она помолодела как минимум на десять лет. Процесс одевания королевы теперь занимал гораздо больше времени. Елизавета могла придраться к любой мелочи, и порой нам всем доставалось, если ее волосы оказывались уложены не так, как ей того хотелось. Исполнять ее прихоти было невероятно тяжело, но в то же время занятно. Нельзя сказать, чтобы она была раздражительна, скорее, подвержена кратковременным вспышкам гнева, и если ей казалось, что мы недостаточно усердны, все наши усилия вознаграждались оплеухами или щипками. Даже я изумлялась, глядя на Елизавету, хотя она всегда выглядела значительно моложе своих лет благодаря девической фигуре и на удивление белой коже, за которой тщательно ухаживала. Порой она вела себя, как девчонка, которая впервые в жизни влюбилась. Ей удалось ввести в заблуждение даже саму себя, потому что на самом деле у нее не было ни малейшего желания выходить замуж за этого французского принца.
Она держала Симьера при себе и всячески о нем заботилась. Она задавала ему множество вопросов о герцоге. Она хотела знать, каков он по сравнению со своим братом.
— Он не так высок, как его брат, — последовал ответ.
— Я слышала, что король Франции очень красив и окружает себя в равной степени привлекательными молодыми людьми.
— Герцог Анжуйский не так хорош собой, как его брат, — прозвучало в ответ.
— Мне кажется, что король несколько тщеславен.
На это Симьер не ответил, поскольку по вполне понятным причинам не желал, чтобы его обвинили в измене королю.
— Стремится ли сам герцог к этому браку? — поинтересовалась королева.
— Он поклялся завоевать сердце Вашего Величества, — ответил Симьер.
— Сложно согласиться на брак с мужчиной, которого я ни разу не видела, — пожаловалась королева.
Симьер исполнился воодушевления и сказал:
— Мадам, если вы подпишете его паспорт, он, не теряя ни минуты, явится к вашим ногам.
Тут стали проявляться ее истинные чувства, поскольку всегда находилась причина, по которой паспорт не мог быть подписан.
Роберт откровенно забавлялся.
— Она никогда не выйдет за этого француза, — заявлял он.
— В таком случае что она сделает, когда узнает о нас? — спрашивала я в ответ.
— Это не имеет никакого значения. Сама она замуж не собирается, но она не может рассчитывать на то, что я тоже никогда не женюсь.
Было совершенно ясно, что она хочет, чтобы Симьер постоянно находился при ней. Она также желала получать очаровательные письма от своего поклонника. Она даже заявляла, что ей не терпится взглянуть на него хоть одним глазком. Тем не менее паспорт по-прежнему оставался неподписанным.
Подобная ситуация не могла не беспокоить Екатерину де Медичи, мать кандидата в женихи. Не было ни малейших сомнений в том, что королева Англии — предел надежд для ее юного сына, которому до сих пор удалось отличиться разве что своей крайней бездарностью. Но она не хуже самой Елизаветы обладала искусством интриги и поэтому понимала, что это сватовство ожидает судьба всех предыдущих.
Екатерина де Медичи и король Франции направили Роберту тайное послание, которое он показал мне. В письме содержалась просьба о том, чтобы, когда герцог Анжуйский все же прибудет в Англию, Роберт взял его под свою опеку и познакомил с обычаями страны. Царствующие французские особы особенно настаивали на том, что этот брак нисколько не угрожает положению при дворе самого Роберта.
Роберту это письмо немало польстило, поскольку указывало на то, что его влияние признавали даже при французском дворе.
— Она ни за что не выйдет за герцога Анжуйского, — повторил он. — Я слышал, что это уродливое маленькое существо.
— А она всегда была неравнодушна к красивым мужчинам, — добавила я.
— Это точно, — согласился Роберт. — Привлекательная внешность немедленно возбуждает ее интерес. Но я советую ей продолжать игру с французом. Как видишь, она до сих пор не предоставила ему паспорт, как я ей и рекомендовал.
— Что она говорит, оставшись с тобой наедине? — поинтересовалась я. — Чем объясняется подобное кокетство с французским принцем?
— Она остается верна себе. Если я его критикую, она заявляет, что я ревную, и, разумеется, ей это приятно.
— Я никогда не могла понять, как такая умная женщина может настолько успешно прикидываться дурочкой.
— Не верь ей, Леттис. Временами мне кажется, что за всеми ее действиями стоит какой-то скрытый, недоступный пониманию других мотив. Делая вид, что она собирается заключить брачный союз с Францией, она тем самым поддерживает мир между нашими странами. Я неоднократно становился свидетелем подобных уловок. Она убежденная сторонница мира, и кто посмеет усомниться в ее правоте? С тех пор как она взошла на трон, Англия процветает.
— По крайней мере, если ты ей сейчас во всем признаешься, она не будет разгневана.
— Ха! Еще как будет!
— Но почему? Ведь она сама как будто собирается замуж за этого французского принца?
— Никогда не спрашивай «почему», если речь идет о Елизавете. Это приведет ее в бешенство. В брак позволено вступить ей, но не мне. Мне до конца моих дней уготована судьба ее раба.
— Рано или поздно она узнает о том, что ошибалась.
— Я трепещу при одной мысли об этом.
— Ты трепещешь! Ты всегда умело манипулировал ею.
— Мне еще ни разу не приходилось испытывать ее терпение подобным образом.
Я взяла его под руку.
— У тебя все получится, Роберт. Тебе всего лишь необходимо пустить в ход свое неотразимое обаяние.
Но, возможно, он ошибался, считая, что хорошо знает королеву.
* * *Мой брак невозможно было сохранить в тайне от моих дочерей.
Пенелопа отличалась жизнерадостностью и была так похожа на меня, что наше родство ни у кого не вызывало сомнений. Правда, многие утверждали, что мы, скорее, похожи на сестер, а поскольку я не отличалась ложной скромностью, я была полностью с ними согласна. Значительно более скромная Дороти также была не лишена привлекательности. И обе они уже достигли того возраста, когда их интересовало все, происходящее вокруг, особенно если речь шла о мужчинах.
Граф Лестер был частым гостем в нашем доме, и мои дочери были заинтригованы его таинственными появлениями и исчезновениями, о которых были прекрасно осведомлены.
Когда Пенелопа спросила у меня, является ли граф Лестер моим любовником, я сказала ей правду, поскольку считала ее лучшим ответом.
Это взволновало и обрадовало обеих моих дочерей.
— Но ведь он самый влиятельный из всех придворных! — воскликнула Пенелопа.
— И как это должно было воспрепятствовать нашему браку?
— Я слышала, как кто-то говорил, что при дворе нет женщин, способных соперничать с тобой в красоте, — произнесла Дороти.
Это взволновало и обрадовало обеих моих дочерей.
— Но ведь он самый влиятельный из всех придворных! — воскликнула Пенелопа.
— И как это должно было воспрепятствовать нашему браку?
— Я слышала, как кто-то говорил, что при дворе нет женщин, способных соперничать с тобой в красоте, — произнесла Дороти.
— Возможно, это говорилось потому, что ты — моя дочь.
— О нет. Это и в самом деле так. Ты выглядишь совсем юной, несмотря на то что у тебя столько детей. Да и вообще, даже если на самом деле ты немного старая, граф Лестер ведь тоже не юноша.
Я рассмеялась, а потом запротестовала:
— Я совсем не старая, Дороти. Возраст определяется духом, а мой дух так же молод, как и твой. Я твердо решила, что никогда не состарюсь.
— И я тоже, — заверила меня Пенелопа. — Но расскажи нам о нашем отчиме, мама.
— Что вы хотите знать? Вы и так знаете, что он самый интересный мужчина в мире. Я уже давно решила выйти за него замуж и вот наконец сделала это.
На лице Дороти отразилось беспокойство. Судя по всему, слухи проникали даже сквозь стены классных комнат. Возможно, мои дочери что-то слышали о скандале вокруг Дуглас Шеффилд.
— Мы заключили брак по всем правилам, — успокоила я девочку. — На церемонии присутствовал ваш дедушка, а это говорит само за себя.
Дороти вздохнула с облегчением, и я привлекла ее к себе и поцеловала в щеку.
— Не беспокойся, милое дитя. Все будет хорошо. Роберт часто говорит со мной о вас. Он хочет, чтобы вы заключили блистательные браки.
Я принялась объяснять дочерям, что положение их отчима таково, что самые знатные семьи почтут для себя за честь породниться с ним. Девочки внимательно слушали, их глаза блестели.
— А теперь и вы, мои дочери, являетесь его родственницами, потому что он стал вашим отчимом. Вас ожидает увлекательная жизнь. Но не забывайте, что пока мы храним наш брак в секрете.
— О да! — воскликнула Пенелопа. — Королева любит его и не позволила бы ему жениться на другой женщине.
— Это действительно так, — подтвердила я. — Так что помните, никому ни слова.
Девочки энергично закивали. По всему было видно, что эта ситуация приводит их в восторг.
Я спрашивала себя, стоит ли нам продолжать рассматривать возможность заключения брака между Пенелопой и племянником Роберта Филиппом Сидни, который нам с Уолтером казался весьма выгодным. Но я не успела обсудить этот вопрос с Робертом, так как получила от него записку, в которой он сообщал, что покинул двор и направляется в Уонстед. Он предлагал мне незамедлительно к нему присоединиться.
До Уонстеда было всего шесть миль, поэтому я тут же отправилась в путь, озадаченная неожиданным поступком Роберта.
Прибыв в Уонстед, я обнаружила его крайне разгневанным. Он сообщил мне, что, несмотря на его предостережения, королева все же выдала Симьеру паспорт, которого он так давно домогался.
— Это означает скорый приезд в Англию герцога Анжуйского, — заключил он.
— Но прежде она не видела ни одного из своих поклонников… за исключением Филиппа Испанского, если только его можно считать таковым. Кроме того, он приезжал вовсе не для того, чтобы свататься к ней.
— Я ничего не понимаю. Зато я вижу, что она вполне осознанно пренебрегает мною. Я много раз повторял ей, что было бы большой ошибкой приглашать его сюда. Отослав его обратно, она настроит против себя Францию. Одно дело, когда она притворяется и кокетничает в письмах, хотя это тоже опасно, и я неоднократно напоминал ей об этом. Но приглашать его приехать лично… это безумие.
— Что заставило ее пойти на этот шаг?
— Похоже, она совершенно потеряла голову. Мысли о замужестве всегда приводят ее в подобное состояние, но так далеко она еще ни разу не заходила.
Я знала, о чем думает Роберт, и мне казалось, что он прав. Она его любила, и если бы ей намекнули на то, что он женился, это не могло не привести ее в неописуемую ярость. Та вспышка гнева, во время которой она заявила, что ни за что не унизится до того, чтобы выйти замуж за слугу, которого она сама же и возвысила, вполне могла быть внешним проявлением душевной раны. Она хотела, чтобы Роберт принадлежал только ей. Сама она могла кокетничать и флиртовать с кем угодно, но он должен был понимать, что это все несерьезно. Любила она только его. И теперь Роберт предполагал, что до нее дошли слухи о нас, потому что хранить наш секрет становилось все труднее.
— Когда я узнал о том, что она сделала, — рассказывал он, — я тут же отправился к ней, а она в присутствии своей свиты отчитала меня за то, что я посмел явиться, предварительно не получив позволения. Я напомнил, что делаю это не впервые, но впервые она встречает меня упреками. В ответ она посоветовала мне впредь быть осторожнее со своими действиями и заявлениями. Мне ее настроение показалось странным, и я сказал, что покину двор, поскольку мне кажется, что таково ее желание. Она ответила, что если бы она этого желала, то, не колеблясь, сообщила бы мне об этом, но, раз уж я сам об этом заговорил, то она согласна с тем, что это хорошая идея. Я поклонился и хотел было уйти, когда она поинтересовалась, как я смею столь бесцеремонно врываться в ее покои. Я сказал ей, что не желаю разговаривать в присутствии третьих лиц, и она приказала всем удалиться.
Тогда я обратился к ней: «Мадам, я считаю большой ошибкой приглашение француза в Англию». «Почему же? — воскликнула она. — Вы что же, хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого ни разу не видела?» Я ответил: «Нет, мадам, я очень надеюсь, что вы вообще не станете выходить замуж за иноземца».
Она только расхохоталась и разразилась проклятиями. Она сказала, что отлично понимает мои мотивы, поскольку я всегда отличался непомерными притязаниями. Вплоть до того, что на том лишь основании, что она оказывала мне кое-какие милости, я возомнил, будто она позволит мне разделить с ней корону.
Я сдержался и ответил, что вряд ли найдется дурак, всерьез полагающий, будто она согласится разделить с ним корону. Максимум, о котором может мечтать любой ее подданный, это право служить ей. Но если ему представилась бы возможность оказать ей услуги интимного свойства, уже это следовало бы считать большой удачей.
После этого она обвинила меня в том, что я всячески препятствую миссии Симьера, который сам жаловался ей на холодность моего обращения с ним. Я держусь высокомерно. Я, кажется, вообразил, что слишком много для нее значу. Мне придется снизить уровень своих притязаний, поскольку, когда она выйдет замуж, ее муж вряд ли потерпит подобную беспардонность с моей стороны. Тут я и испросил позволения покинуть двор.
Она закричала: «Считайте, что вы его получили. Уезжайте и держитесь от меня подальше. Последнее время славного графа Лестера при дворе стало слишком много».
И вот я в Уонстеде.
— Ты полагаешь, этот французский брак и в самом деле будет заключен?
— Я в это не верю. Это слишком чудовищно. У нее уже никогда не будет наследника. А какие еще могут существовать мотивы для вступления в брак? Ему двадцать три года, а ей сорок шесть. Не может быть, чтобы все это было всерьез.
— Готова поклясться, что она считает это сватовство своим последним шансом поиграть в невесту. В этом все дело.
Он покачал головой, а я продолжала:
— Быть может, сейчас, когда ты в немилости, наступил удачный момент публично объявить о нашем браке? В конце концов, если она тебя отвергла, почему бы тебе не поискать утешения в другом месте?
— Учитывая ее нынешнее настроение, это может обернуться катастрофой. Нет, Леттис, с Божьей помощью нам надо подождать еще немного.
Он был так разгневан поведением королевы, что я решила оставить эту тему. Он много рассуждал о том, что для нас может означать немилость королевы, как будто бы я нуждалась в напоминании о возможных катастрофических последствиях. Человек, пользовавшийся подобной благосклонностью королевы, вполне естественно являлся объектом злобы и зависти со стороны других придворных. Зависть является ведущей страстью в мире, и двор Елизаветы не был исключением. Милостью королевы Роберт являлся одним из самых богатых и могущественных людей страны. Он владел великолепным домом на Стрэнде, несравненным замком Кенилворт, Уонстедом, землями на севере, юге и в центральных графствах Англии. Все это приносило значительные доходы. Именно к нему обращались все, кто искал милости королевы, поскольку хорошо знали, что бывали времена, когда королева не отказывала ему ни в чем. Более того, ее привязанность к нему была столь искренней, что она хотела, чтобы о ней знали все без исключения.
Однако она была деспотичной госпожой. Как часто она уподоблялась своему отцу, предостерегая подданного: «Я тебя возвысила. Мне будет совсем нетрудно тебя низвергнуть». Ее тщеславие не знало границ, и покушения на него она не простила бы никому.