— А он что? Он был любезен?
— Он был ошеломлен. Ты же ее знаешь. Про себя можно сколько угодно ненавидеть ее и возмущаться ее поведением…
— Но это должно быть только про себя, — иронично перебила ее я.
— Вот именно, если только желаешь себе добра. Но, даже ненавидя ее, невозможно не признавать ее величие. И Эссекс его признал. С него вмиг слетело все высокомерие. Мне показалось, он в нее влюбился. Она ожидает этого от всех мужчин, и все они делают вид, что ослеплены ее красотой и обаянием. Но ты же знаешь, что Эссекс не умеет притворяться, значит, с ним это произошло на самом деле.
— Итак, похоже на то, что твоего брата ввели в круг самых приближенных лиц, — подвела я итог.
Пенелопа задумалась.
— Очень может быть, — наконец ответила она. — Он слишком молод, но чем старше она становится, тем моложе ее фавориты.
— Однако в данном случае это чрезвычайно странно. Ведь речь идет о сыне женщины, которую она ненавидит больше всех на свете.
— Он достаточно привлекателен, чтобы устранить это препятствие, — ответила Пенелопа, — но, возможно, это ей даже нравится.
Внезапно я похолодела от ужаса. Она прониклась теплыми чувствами к моему сыну. Известно ли ей, как сильно я его люблю? Рано или поздно, но он признается ей в том, что между нами существует особая связь. Он не станет прибегать к разного рода уловкам, как это всегда делает Лестер ради того, чтобы сохранить ее расположение. Если она начнет поносить меня, он встанет на мою защиту. Он не позволит ей оскорблять меня в его присутствии.
В моей душе поселилась тревога.
По словам Лестера, Эссекс произвел на королеву хорошее впечатление. От выскочки Рейли она переключила свое внимание на моего сына. Он забавлял ее. Он так сильно отличался от всех остальных своей молодостью, дерзостью, искренностью.
О, мой любимый сын, терзалась я, неужели я позволила Лестеру заманить тебя в ее паутину?
Всецело погрузившись в личные проблемы и будучи отлученной от придворной жизни, я позволяла себе не обращать внимания на тучи, начинавшие сгущаться над нашей страной.
В течение многих лет я слышала разговоры об этой угрозе — королеве Шотландии, которую то и дело пытались посадить на трон, сместив с него Елизавету, для чего организовывались многочисленные заговоры. Вторую угрозу представляли собой испанцы. Обе эти угрозы давно стали частью моей жизни. Думаю, то же самое можно было сказать об очень многих моих соотечественниках и соотечественницах. Разумеется, ни королева, ни Лестер ни одну из этих угроз ни на минуту не упускали из виду.
Зато факт моей ссылки червоточиной разъедал мое сердце, особенно теперь, когда при дворе был еще и Эссекс. Не то чтобы я нуждалась в улыбках королевы. Я лишь хотела присутствовать там и быть свидетелем всех важных событий. Меня мало радовала возможность ездить по улицам Лондона, разрядившись королевой, и развлекать гостей в моих роскошных особняках. Ведь обо всем, что происходило при дворе, я могла узнавать только от других людей. Вновь оказаться при дворе было моим самым заветным желанием, которому, судя по всему, не суждено было осуществиться. Такова была месть Елизаветы.
Роберт часто говорил о королеве Шотландии. Временами он хотел втереться к ней в доверие, но потом принимал решение, что ее необходимо уничтожить. Он утверждал, что пока она жива, ни ему, ни Елизавете не видать мира в душе. Он опасался того, что когда-нибудь один из заговоров в ее пользу увенчается успехом. В этом случае сторонники Елизаветы вряд ли смогут рассчитывать на благосклонность новой королевы. И он лично возглавит список лиц, отстраненных от власти. Лишенный власти и всех богатств, он, несомненно, окажется в Тауэре, откуда выйдет только для того, чтобы подняться на эшафот.
Однажды, когда мы лежали в постели, Роберт, разомлев, на какое-то время позволил себе расслабиться и сказал, что он посоветовал королеве распорядиться, чтобы Марию удушили, а еще лучше — отравили.
— Существуют яды, — говорил он, — которые почти не оставляют следов… а через некоторое время эти следы и вовсе исчезают. Страна и королева вздохнули бы с облегчением, если бы Мария исчезла. Пока она здесь, она представляет серьезную опасность. В любое время, несмотря на все наши усилия, один из заговоров может увенчаться успехом.
«Яды! — подумала я. — Они не оставляют следов… через некоторое время. Когда эти следы начинают искать, они уже успевают исчезнуть».
О! «Республика Лестера» поистине не давала мне покоя.
Мне хотелось знать, говорит ли королева с ним обо мне, когда они остаются наедине. Быть может, она иногда произносит что-то вроде: «Ты поспешил, Робин. Если бы ты подождал, я могла бы выйти за тебя».
Она вполне способна на это. Она могла свободно говорить о возможности брака с мужчиной, уже состоящим в браке. Мне нетрудно представить, как она дразнит его: «Женившись на Волчице, ты потерял корону, Робин. Если бы не она, я бы сейчас вышла за тебя замуж. Я могла бы сделать тебя королем. Как великолепно смотрелась бы корона на этих седеющих кудрях».
Судьба Эми Робсарт не шла у меня из головы.
Когда я ездила в Корнбери в Оксфордшире, я проезжала мимо местечка Камнор. Я не входила в печально известный особняк, потому что это сразу породило бы слухи. Но мне очень хотелось взглянуть на лестницу, с которой упала Эми. Эта лестница не давала мне покоя. Иногда, когда мне предстояло спускаться по длинному лестничному пролету, я тайком оглядывалась через плечо.
Я уже упоминала две угрозы, постоянно нависавшие над Англией, — королеву Шотландии и испанцев. В то время ходили тревожные слухи о том, что Филипп Испанский строит огромный флот, намереваясь напасть на Англию. В английских доках также кипела лихорадочная активность. Люди вроде Дрейка, Рейли, Ховарда Эффингема и Фробишера подобно пчелам вились вокруг королевы, убеждая ее как можно серьезнее готовиться к отражению испанского нападения.
Лестер опасался того, что однажды испанцы все же нападут на нас, и именно поэтому кампания в Нидерландах так важна для Елизаветы.
Мне было известно, что после смерти герцога Анжуйского и Уильяма Оранского из Нидерландов неоднократно являлись делегации, предлагавшие Елизавете корону в обмен на защиту их территории. Она отказалась от этих предложений. У нее не было ни малейшего желания возлагать на себя подобную ответственность. Кроме того, совершенно очевидной представлялась реакция Испании в случае, если бы она приняла эту корону. Испанцы расценили бы это как объявление войны. Но это не означало, что она отказывалась посылать им деньги и людей, которые должны были сражаться на стороне «нижних земель» против агрессоров-испанцев.
Однажды Роберт явился в Лестер-хаус в состоянии крайнего возбуждения. Я услышала цокот копыт его лошади по булыжникам двора и поспешила вниз, чтобы встретить его. Едва увидев супруга, я поняла, что произошло какое-то событие чрезвычайной важности.
— Королева посылает в Нидерланды армию, — едва переведя дух, сообщил он. — Она решила с особой тщательностью выбрать человека на пост командующего армией, поскольку он должен по всем параметрам соответствовать важности задания. И она выбрала такого человека, хотя, по ее словам, предпочла бы оставить его возле себя.
— Так, значит, армию поведешь ты, — резко произнесла я. Внезапно меня охватил гнев. Она не хочет расставаться с ним, зато ее утешает то, что она отнимает его у меня. Мне легко было представить себе ее злорадство. «Он ее супруг, зато я решаю, будет она с ним или нет».
Роберт кивнул.
— Королева была необычайно ласкова со мной. Она даже немного всплакнула.
— Как трогательно! — ответила я с сарказмом. Роберт сделал вид, что ничего не заметил.
— Она оказала мне честь. Большую честь мне и представить себе трудно.
— Меня удивляет, что она тебя отпускает. Но, по крайней мере, ей радостно осознавать, что я тоже буду лишена твоего общества.
Лестер меня не слушал. Будучи чрезвычайно тщеславным человеком, он уже видел себя увенчанным славой и окруженным почетом.
Он ненадолго задержался в Лестер-хаусе. Елизавета намекнула ему, что, поскольку он вскоре покинет ее, то должен провести с ней как можно больше времени до своего отъезда. С ней! — горько думала я. Она давала мне понять, что, хотя я и являюсь его женой, самой важной женщиной в его жизни остается она. Она приказывала, а он повиновался. Каждый час, проведенный с ней, был часом, украденным у меня.
Спустя несколько дней я узнала, что он все-таки не едет в Нидерланды. Королеве нездоровилось, и она решила, что ей осталось недолго жить. Она не могла позволить графу Лестеру покинуть ее в такой час. Они провели вместе так много времени, что нельзя было допустить, чтобы они расстались и уже никогда не встретились. Посему Лестер оставался в Англии, а королева опять принялась раздумывать, кому ей поручить командование армией.
Я кипела от ярости. Я была убеждена, что все ее действия направлены против меня. «Она стремится еще сильнее унизить меня, потому что старых унижений ей недостаточно!» — думала я. Она решила, что мой супруг отправляется в Нидерланды, и он приготовился к отъезду. Она заявила, что он остается, и он остался. Он должен постоянно быть у нее на побегушках. Она заболела так тяжело, что он обязан находиться при ней. Если бы заболела я, он все равно отправился бы командовать армией. Она хотела, чтобы я помнила, какое незначительное место занимаю в его жизни. Если бы она велела ему, он бы вообще оставил меня. Как же я ее ненавидела! Меня утешало только то, что она ненавидела меня не меньше, чем я ее. И я также знала, что в душе она понимает, что если бы не ее корона, победа осталась бы за мной.
Подобные настроения привели к тому, что я наконец стала неверной женой. Я вполне сознательно пошла на измену. Я устала от мимолетных визитов, которые мой муж наносил мне тайком от королевы, как если бы она была его женой, а я — любовницей. Я не побоялась ее ярости и вышла за него замуж, хотя знала, что эта ярость будет безжалостной. Пойдя на это, я не желала, чтобы со мной обращались подобным образом.
Лестер старел и, как я уже давно заметила, в его услужении были весьма привлекательные молодые люди. Королеве нравилось, когда ее окружали симпатичные молодые мужчины. Они исполняли ее капризы, угождали ей, льстили ей… Что ж, мне они тоже нравились. Я редко видела своего мужа, поэтому думала об этом все чаще. Я была еще достаточно молода, чтобы черпать наслаждение из общения с противоположным полом. Оглядываясь назад, думаю, я, быть может, надеялась: если Лестер обо всем узнает, то поймет, как другие мужчины ценят меня настолько высоко, что не боятся даже его мести.
Когда-то мне казалось, будто меня не может удовлетворить никто, кроме Лестера. Я хотела доказать себе, что это уже не так.
В свите моего супруга был один молодой человек, некто Кристофер Блаунт, сын лорда Маунтджоя. Лестер назначил его на должность старшего конюшего. В этом необыкновенно привлекательном юноше атлетического телосложения, высоком, голубоглазом и светловолосом, была какая-то почти детская невинность, которая и привлекла меня больше всего остального. Я часто встречала его и замечала, как он провожает меня глазами. Я всякий раз здоровалась с ним, а он становился навытяжку, и его взгляд при этом выражал благоговейное восхищение, немало льстившее моему самолюбию.
Я взяла себе за правило заговаривать с ним при каждой встрече и вскоре обнаружила, что он специально создает эти ситуации.
Повстречав его, я возвращалась к себе, продолжая думать о нем. Я подходила к зеркалу и критически изучала свою внешность. Мне не верилось, что через пять лет мне исполнится пятьдесят. Я содрогалась от одной этой мысли и говорила себе, что мне не следует быть чрезмерно щепетильной, пока у меня еще есть возможность вкушать радости жизни, потому что пройдет немного времени, и я стану слишком старой. В прошлом я неизменно поздравляла себя с тем, что королева на восемь лет старше меня, а Роберт еще старше. Но теперь я начала сравнивать себя с Кристофером Блаунтом. Он, должно быть, младше меня лет на двадцать. Что ж, не только королевы могут изображать из себя молодых красоток. Я хотела доказать самой себе, что сохранила способность привлекать молодых мужчин. Возможно, я также хотела убедиться в том, что Лестер уже не так важен для меня, как прежде. Если он обязан быть у Елизаветы под рукой и постоянно развлекать ее, я могу поискать развлечений в другом месте. Мне казалось, что таким образом я расквитаюсь не только в Лестером, но, и это было не менее важно, с королевой.
Несколько дней спустя я увидела Кристофера в конюшне и, проходя мимо, уронила платок. Старый, но безотказный прием. Это давало ему шанс, и я спрашивала себя, хватит ли у него смелости воспользоваться этим шансом. Если бы хватило, он заслуживал бы награды, потому что ему наверняка была известна репутация Лестера, и я сомневалась, что он не читал «Республику Лестера». А значит, ему известно, что флирт с женой Лестера может быть чрезвычайно опасен.
Я знала, что он придет.
Он стоял у дверей моей спальни, держа в руках оброненный платок. Я с улыбкой подошла к юноше и, взяв его за руку, увлекла за собой в спальню, не забыв плотно прикрыть дверь.
Он был взволнован не меньше, чем я. Меня будоражило ощущение опасности, которое было знакомо мне по моим первым встречам с Робертом. Было восхитительно лежать в постели с молодым мужчиной, зная, что мое тело все еще прекрасно, а мой возраст только еще сильнее привлекает его, потому что я полностью контролировала ситуацию, и мой опыт вызывал у него удивление и уважение.
После я быстро выпроводила его со словами, что это больше никогда не должно повториться. Разумеется, я знала, что это не так, но эти слова делали наше приключение еще более волнующим и ценным. Он смотрел на меня очень серьезно, чуть ли не трагично, но я знала, что он скорее согласится навлечь на себя гнев Лестера, чем откажется от встреч со мной.
Когда он ушел, я рассмеялась собственной хитрости и представила себе Лестера, исполняющего все прихоти королевы.
— Не только ты умеешь играть в эти игры, мой дорогой граф, — вслух произнесла я.
Королева в очередной раз передумала. Она выздоровела и решила, что только Лестер достоин того, чтобы повести армию в Нидерланды.
Он опять приехал в Лестер-хаус в состоянии крайнего возбуждения и сообщил мне, что перед ним открывается удивительное будущее. Королеве предложили корону Нидерландов. Она от нее отказалась, зато ему эта корона может прийтись впору.
— Ты хотела бы стать королевой, Леттис? — спросил он, и я ответила, что если бы я получила подобное предложение, то от него бы не отказалась.
— Будем надеяться, на этот раз она тебя не остановит, — добавила я.
— Она этого не сделает, — заверил меня он. — Она обязательно должна одержать победу. Нам нужна эта победа. Я обещаю тебе, что выгоню испанцев из Нидерландов.
Внезапно он взглянул на меня и увидел холод в моих глазах, потому что в этот момент я думала о том, что он всецело поглощен грядущей славой и его ничуть не тревожит расставание со мной. С другой стороны, она позаботилась, чтобы мы проводили вместе так мало времени, что его отъезд почти ничего не менял в той жизни, которую она вынудила нас вести в течение очень долгого времени. Он взял мои руки и поцеловал их.
— Леттис, — продолжал он. — Я хочу поблагодарить тебя за терпение. Не думай, что я не понимаю, как тяжело тебе приходится. Я ничего не мог с этим поделать. Все происходило помимо моей воли. Пойми это, любимая.
— Я все отлично понимаю, — ответила я. — Ты вынужден пренебрегать мной, исполняя ее волю.
— Это действительно так. Как бы я хотел…
Он схватил меня и прижал к себе, но я чувствовала, что причина его волнения кроется не в его страсти ко мне, а в предвкушении славы, ожидающей его в Нидерландах.
Вместе с ним отправлялся Филипп Сидни. Он также пообещал найти место и для Эссекса.
— Это придется по вкусу нашему юному графу, — воскликнул Роберт. — Видишь, как я забочусь о своих близких.
Его ожидало триумфальное шествие в Нидерланды. Таков был его план. А теперь он желает видеть старшего конюшего. Им предстоит многое обсудить.
Меня позабавила мысль о реакции Кристофера Блаунта. В нем было что-то необычайно невинное. Со времени события, которое я про себя окрестила «происшествием», я часто наблюдала за сменой эмоций на его лице. Вина, волнение, надежда, желание, стыд, страх… Все эти чувства смешивались и боролись друг с другом. Должно быть, он считал себя злодеем, соблазнившим жену хозяина. Я хотела сказать ему, что, наоборот, это я соблазнила его. Он был очарователен, и хотя мне очень хотелось повторить этот опыт, я удержалась от соблазна. Мне не хотелось испортить все для Кристофера, низведя наши отношения до уровня физической связи.
Тем не менее я очень желала знать, как он будет вести себя в присутствии Лестера. Я опасалась, что он может дать моему супругу повод для подозрений. В то же время я не сомневалась в том, что он приложит все усилия, чтобы не допустить этого. А поскольку ему предстояло сопровождать Лестера в Нидерланды, я сказала себе, что в ближайшем будущем «происшествие» повториться не может. Но я ошиблась.
Королева решила, что не допустит, чтобы последнюю ночь в Англии Лестер провел со мной. Я же считала, что имею право рассчитывать хотя бы на это, и ожидала его приезда в Лестер-хаус. Он не приехал. Вместо него прибыл посыльный с сообщением, что королева настояла, чтобы он остался при дворе, поскольку ей еще надо многое с ним обсудить. Я, разумеется, поняла, как тем самым она показывает мне, что именно ей, а не мне, его жене, принадлежит первоочередное право на его услуги. Я расстроилась и рассердилась одновременно. Я не хотела, чтобы он уезжал. Полагаю, я все еще продолжала любить его и все еще его хотела. В этот момент я поняла, что никто и никогда не сможет занять его место в моей жизни. Мне было физически плохо от ревности и тоски. Я не сомневалась, что она будет танцевать до утра, и все это время он будет рядом, будет танцевать с ней, нашептывая ей тошнотворные комплименты, уверять ее, что разлука с ней наполняет его душу отчаянием. А она будет слушать его, склонив голову набок, и ее ястребиный взор слегка затуманится… Она будет верить своему Милому Робину, своим Глазам, единственному мужчине, которого она когда-либо любила.