И, действительно, через пару месяцев Марина сообщила, что Глеб от нее ушел в свою двухкомнатную квартиру, а ее с собой не взял. Оказывается, Глеб тоже подрабатывал эти два месяца: он сдавал свою квартиру Мартину. Марина закончила секретную и срочную работу, но богаче от этого она не стала, просто дальнейшая работа была более привычной и не сопровождалась набегами проверяющих комиссий.
Родители Марины старели на ее глазах, и она не молодела. Мартин, словно услышал зов ее сердца и приехал к ней домой, наперекор всем и вся. Марина, зная, что Глеб ее венчанный супруг не равнодушен к Лизавете, приняла Мартина должным образом, не оглядываясь на слова своих родителей.
Отец Марины некогда был главным разработчиком отечественных фонов, и так получилось, что квартира в данный момент у них была четырех комнатная. Брат и сестра Марины выросли, обросли семьями и уехали из квартиры. О большой квартире Марины, Мартин услышал от Лизаветы, она бывала у Марины дома. Мартин решил, что такая квартира не должна пропасть, он не просто снимал квартиру у Глеба, он опутывал сетями Марину, в которые она и попалась. Это Мартин надоумил Глеба пойти под венец с Мариной и объединить свои квартиры, но Глеб сбросил с себя влияние Мартина и Марины, оставшись один. Цель была достигнута! Глеб охладел к Марине. Мартин был в квартире Марины! Ее родители жили в одной комнате. Оставалось еще три комнаты! Мартин искренне пел любовные рулады Марине, подкрепленные жилищными условиями. Женщина не устояла, да и, что стоять, годы бегут.
Одна комната Марины была зимним садом. В центре комнаты стоял диван нараспашку, больше ничего не было, кроме светильников и многочисленных цветов, которые росли по периметру комнаты и свисали с потолка. В эту комнату и привела женщина мужчину. Любовь среди домашнего леса — это что-то! А, впрочем, ситуация напоминала ее любовь с Глебом на плащ палатке в настоящем лесу.
Мартин оценил любовные условия, вожделенные комнаты окружали его, а цена их была рядом — любовь к Марине, и желательно до ЗАГСА. В качестве любовника он проявил три свойства: хвастливый, суетливый, верткий. Поцелуи Мартина были переспелыми, чувственность в них явно была утеряна. Марине хотелось встать и уйти от него подальше, и она ушла в ванну. Струи воды успокоили, и женщина вернулась на место.
Предложение руки и сердца последовало незамедлительно. Смешно, но Марина согласилась. Она поняла одно, что такой муж сексом ее не будет допекать, а в качестве мужа без претензий он ей подходил. Мартин оказался разведенным мужчиной, все документы у него были с собой. Путь к законным отношениям был открыт. Родители не возражали.
Законная супружеская жизнь началась со слов Мартина, что у него аллергия на цветущие домашние цветы. Марина любила цветы всеми фибрами своей души, и они разошлись спать по разным комнатам. Так бы они и вымерли, но у отца Марины наступил юбилей, все его дети и внуки съехались в дом Марины. Мартин вынужден был вновь стать супругом: одну комнату заняли родственники брата, вторую родственники сестры, и в результате Марина и Мартин оказались вместе в комнате без домашней растительности.
На празднование юбилея пришли их друзья: Глеб и Лизавета. В доме появились журналисты, вспомнили про первые серийные отечественные магнитофоны, отец Марины не вынес популярности, через день после юбилея его не стало. Публика еще и разъехаться не успела, и юбилей перешел в похороны, газета посмертно опубликовала о нем статью о фонах. У матери Марины на почве таких проблем, произошел срыв в головном мозге. Она осталась жива, но ее сообразительность сильно ограничилась.
Семьи брата и сестры захотели получить свой кусок наследства, но этого мать Марины уже не понимала, зато всю ситуацию понял Мартин. Он поговорил по телефону со своей очередной женой, объяснил, что происходит в семье Марины. Его жена развелась с ним формально из-за этой квартиры, а теперь кусок наследства Марины становился таким малым, что не за что было и бороться. У Мартина была еще и дочь, посмотрел он на ажиотаж, да и решил вернуться в свой дом, благо прописка у Марины у него была временная, на постоянную прописку не дали свое согласия ее родители, пока были в полной памяти.
Собрал Мартин свои вещи и уехал, оставив Марину среди ее родственников и наследников. Квартиру решено было разделить на четыре финансовые части, две части доставались тому, кто брал на себя уход за больной матерью. Как из-под земли, в самую трудную минуту, перед Мариной появился Глеб.
— Марина, я знаю все о твоей ситуации, есть предложение: бери на себя уход за матерью.
— Она и так со мной остается.
— Объединим усилия, я знаю, что Мартин сбежал от тебя, моя квартира пойдет на погашения наследства твоим родственникам, а я остаюсь в твоей квартире, на правах мужа.
— А Мартин?
— Разведетесь.
— А Лизавета?
— Я ей не нужен.
— А я?
— Ты спрашиваешь? Да я люблю тебя!
— Ты уверен? А если ты только мечтаешь о повторении того, чего давно нет?
— А мы повторим!
Родственники разъехались, до наследства ждать еще полгода. Глеб перешел в дом Марины. У него не было аллергии на домашнюю растительность. Квартирные дела и разводы за год каким-то образом, но были решены. Глеб жил с Мариной на круглой кровати посреди домашних цветущих цветов. Мать Марины вышла из кризиса, и мыслила вполне адекватно.
Лизавета, каким-то образом взяла в свое время пистолет со стола Марины, когда еще разрабатывали 'Астру', пистолет поискали, не нашли и забыли. А Лизавета взяла в привычку ездить по выходным одна в лес и стрелять по нарисованным мишеням, которые она с собой привозила. В ней затаилась злоба против Марины и Глеба, но внешне вида она не подавала.
Счастливые улыбки пары, которые она случайно заметила, оскоминой сводили ее челюсти. На проходной большие сумки часто просматривали до дна, маленькие сумочки не проверяли. Лизавета стала ходить с маленькой кожаной сумкой, в сумке она носила пистолет. Глеб носил с собой 'Астру' во внутреннем кармане пиджака. Один образец, под предлогом усовершенствования, оставили разработчику нового оружия 'магнитный луч'.
Лизавета знала привычки Глеба, и решила пугнуть его пистолетом. Утром, когда он первым приходит на рабочие место, она не могла простить ему улыбку, адресованную Марине. Позвонила она ему по внутреннему телефону, который точно не записывается нигде, и пошла в его служебное помещение. Глеб, словно, что почуял по голосу Лизаветы, и достал 'Астру', положив приборчик рядом с собой. Лизавета, хоть и работала рядом с Мариной, но конструкцию и назначение 'Астры' так и не знала. Марина умела разговаривать с людьми, держа в секрете свою работу. Надо сказать, что она вернулась на свое рабочее место, после выполнения срочного и секретного задания на другой фирме.
Лизавета зашла в комнату Глеба, села против него на стул, слегка отодвинулась от стола, внимательно посмотрела на него, достала из кармана белого халата пистолет.
В это время Глеб взял в руки 'Астру'.
— Лизавета! Спрячь пистолет, или верни мне! Это я его дал Марине! Он у нее пропал!
— Опять, Марина! Молись, я стреляю на счет три!
Глеб, видя разъяренное лицо брошенной и любимой им женщины, не знал, что и делать! У него было время ее убить, но убивать ему не хотелось. Тут Лизавета еще раз подняла на него пистолет. Глеб, не поднимая 'Астру' нажал на ней кнопочку, луч вылетел на пистолет Лизаветы. Рука женщины лежала на курке, но нажать не успела, так с пистолетом ее рука и опустилась. Она вся обмякла, и грохнулась на пол, как мешок картошки, но поле, при сборе урожая, под дождем.
Глеб убрал в карман 'Астру'. В это время в помещение подразделения зашли две его сотрудницы. Они увидели, лежащую с пистолетом в руке Лизавету, посмотрели на бледное лицо Глеба.
— Глеб, что случилось?
— Она хотела выстрелить в меня, подняла на меня пистолет, да видимо сердце не выдержало, она только что упала.
Одна из женщин подошла к Лизавете.
— Она мертва. Что будем делать?
— Вам виднее, мне надо подышать.
— Идите, конечно, идите, вызовем, кого надо.
На следующий день в проходной появился траурный портрет Лизаветы, с надписью, что она скончалось от сердечного приступа. На столике перед портретом стояли астры в вазе.
Марина поняла почти все, когда вечером Глеб пришел к ней, тогда она достала прибор из его кармана, пока он был в ванне, посмотрела на счетчик лучей в 'Астре'. Счетчик показывал, что прибором пользовались, на нем стояло время, убийства Лизаветы. Марина ничего не сказала Глебу, она вообще чаще молчала.
Глеб заметил все, и сказал:
— Знаю, ты залезла мне карман и посмотрела на счетчик магнитных лучей, не оправдывайся, я знаю, что ты знаешь про убийство Лизаветы.
— Дальше…
— Иди ко мне работать!
Глеб заметил все, и сказал:
— Знаю, ты залезла мне карман и посмотрела на счетчик магнитных лучей, не оправдывайся, я знаю, что ты знаешь про убийство Лизаветы.
— Дальше…
— Иди ко мне работать!
— Опять пистолет в астре или хризантеме?
— Умница! Надо 'Астру' модифицировать. Прицел должен находиться на экране. Без тебя дело плохо идет.
Глава 11
Летающие, блестящие снежинки — бальзам на душу и настроение. По краю асфальта под легким снегопадом Марина могла идти и идти, без всякой конкуренции: люди предпочитали ехать в машинах и в автобусах. Пусть едут. А она проходила по краю снегопада, пока она шла, аура — очищалась, она возрождалась, набиралась астральных сил без всякого человеческого обмена энергиями. Сейчас модно искать крайнего в изъятии внутренней энергии, так вот, Марина энергию брала из космоса летающих снежинок.
А вчера она встретила долгий и продолжительный взгляд любимых глаз Мартина. Дал ли этот взгляд дополнительную энергию? Неизвестно, но нечто человеческое — дал, остатки любви или начало новых надежд на отношения между нами. Кто бы знал, как она не хотела его любви в свое время, но потом привыкла, и он оказался снежным бальзамом ее души.
Часть дороги весьма пустынна, хотя шоссе от ее дороги недалеко находилось. Однако в одном месте своего снежного пути Марине всегда было жутко: из-за этой внутренней жути ей иногда идти не хотелось по этому пути. У дороги находился выход теплоцентрали, точнее, выход колодца больших размеров, прикрытого решеткой. Сквозь решетку дул теплый воздух, поэтому на решетке часто лежал человек в драповом пальто. Остановка автобуса от его лежанки находилось метров в двадцати, но этот человек всегда внушает ей ужас.
В душе леденело, когда она по кромке дороги обходила лежбище этого человека. Недалеко от этого страшного места, стояла фирма: ухоженная, украшенная, но до нее еще надо было дойти…
Струйка крови ярко выделялась на белом фоне, выпавшего снега. Марина готова была пробежать бегом мимо страшного колодца, но краем глаза она увидела, что на решетке сидит не конь в драповом пальто. На решетке сидел Мартин! Это был он! Марина остановилась, как вкопанная, с ужасом взирая на кровь и Мартина.
— Марина, остановись, я ранен! — сказал Мартин, держа руками ногу ниже колена.
— Мартин, какими судьбы ты здесь, да еще весь в крови? Скорую помощь или такси вызвать? — спросила Марина, не зная, что делать в такой ситуации. — Кто тебя ранил?
— Не поверишь, но я увидел тебя из автобуса одну среди снега, выскочил на остановке, решил подождать, сел на решетку и в ногу мне вонзился острый предмет. Я вытащил из ноги металлическую шпильку, заточенную с двух сторон, одной стороной она была вставлена в этот колодец, а другой торчала, но сквозь снег я ее не заметил и напоролся.
Мартин показал Марине острую шпильку в крови. По телу ведьмы прошла дрожь. Совсем недавно она встречала такие острые, черные шурупы, и эта шпилька была того же качества: острая и жесткая. Буквально два дня назад, она, не думая о лешем Мартине, сама вбивала такой шуруп молотком в стену. Она била по шурупу с размахом, со всей силы, с ожесточением. Шурупы требовали вкручивания, но на это сил у нее не хватало. Шуруп вылетел из уголка, с закрепленными на них лесками для сушки белья. Вылетел примитивный, жирный и мягкий шуруп, а вбила она вот такой острый, черный…
Почему она испытывала ужас, но не испытывала жалости к Мартину? Ей не было его жалко, вероятно потому, что еще живо его пренебрежительное отношение к ней. Остаточная деформация его унижений.
Мартин пошел на свое рабочее место на заводе. Кто любит запахи парфюмерии, а он любил запахи механического цеха, запах станков, масла и стружки. Любил тихий гул работающих станков, любил рабочих за станками и технологов их опекающих. Любил чертежи, и даже перечеркивание ошибок.
Он шел мимо цехов, смотрел на станки, дышал местными запахами и насыщался астральной энергией производства. Здесь производили новейшую технику. В эпицентре производства отличная — аура. Его рабочие место находилось дальше механического цеха, он поднялся на второй этаж, прошел длинный переход, соединяющий два здания, и оказывался в здании, выполненном из листов неизвестно чего, но всегда холодном.
Окна по периметру излучали холодный воздух из всех щелей. Здесь и сидели технологи и конструктора, они — морозоустойчивые. Мартин не вынес холода и в обед стал скатывать газеты в плоские трубки и втыкать их во все явные щели. Потеплело.
Его любимой прической стал парик, он его держал в тумбочке стола. Он приходил на работу, снимал шапку, надевал парик и работал. На работу лучше всего было приходить в пальто, в нем можно работать и даже чертить. Зато было всегда приятно от собственных ошибок или проблем на производстве. Можно было снять с себя пальто, надеть халат и идти в цех по вызову технолога. Во всех цехах значительно теплее, потому что установки и станки хорошо работают при определенной температуре.
Шла Марина в белом халате по переходу, а навстречу ей шел Мартин, прихрамывая. Он посмотрел на нее и прошел мимо. Он вновь работает на основном производстве, и у него свои задачи. В данный момент они по работе не пересеклись. Марина шла по вызову технолога механического цеха. На фрезерном станке последнего поколения обрабатывали корпус для сложного изделия, который ей был необходим в ее работе с ювелирными изделиями. Он был такой сложный и прихотливый, что фрезеровщик от гордости из себя выходил, так он был доволен, поставленными допусками на чертеже. Чем меньше допуск, тем дороже изделие, что фрезеровщику выгодно. Он — элита в области оплаты, поэтому он получит в два, три раза больше Мартина. Но Марине не обидно, ее отец был рабочим и получал всегда по верхней планке. А Мартин конструктор, у него оклад, если не считать его работу огранщиком, но это больше хобби, чем работа.
Фрезеровщик Марине улыбнулся, в душе он был доволен изделием и своей работой. Как он любил свой станок! Не пересказать.
Мартин подозвал к себе технолога, и они пошли на второй этаж разбираться с чертежами. Здесь стояла пара деревянных кульманов, на которых делали чертежи для доработок изделий. Технологи всегда держали себя важно и с большим достоинством, а Мартин ничего, он с ними соглашался с небольшими уступками в допусках, размерах или материалах изделий.
Мартин спустился с пристройки второго этажа, его перехватил другой технолог и с великой гордостью показал новый гигантский станок, познакомил с его особенностями, чтобы он в чертежах их учитывал, чтобы станок не простаивал. На столе Мартин заметила знакомые детали, посмотрел, как их изготовили, и медленно ушел на свое место, за свой деревянный кульман. Только он сел, взял карандаш, как подошел разработчик. С ним они просмотрели еще раз устройство прибора и соответствие ему корпуса, который уже обрабатывается на фрезерном станке.
Разработчик красивый и умный мужчина, с любой точки зрения разработчики просто умнейшие из умнейших людей. Марина в них влюблялась с первой их умной фразы, с первого блеска глаз. Она любила с ними говорить о работе, и в очередной паре рождался очередной новый прибор. К Марине подошел Мартин и недовольно глянул на разработчика, но руку ему пожал. Разработчик ушел. Мартин добавил пару фраз в технические требования чертежа, сказал, что зайдет за Мариной в конце рабочего дня, и ушел, даже не прихрамывая.
Спокойно чертить ему не дали, подошел умный заместитель главного технолога. У него появился заказ на уникальное изделие, они с ним начали на кульмане прорисовывать габариты изделия и говорить о том, как его можно обработать и вообще сделать. Тут же подошла женщина из ОНС, и сообщила об изменениях одного ГОСТА. Святое дело, изменения надо вносить в чертежи.
Все же наступает момент, когда Мартин чертит на кульмане очередной чертеж. Час чертит. Два чертит. Затачивает карандаш, проводит тонкие и толстые линии. Циркуль делает в дереве дырочки. Все нормально. За окном темно, рабочий день подошел к концу. Мартин идет Марине навстречу, и они едут каждый к себе. Она выходит на своей остановке автобуса, смотрит на плакат в книжном киоске и проходит мимо. Поворот, дорога, магазин, дом.
Звонок. Голос Мартина:
— Марина, я иду к тебе…
— Нет.
Он бросил трубку и правильно, не хочет она его прихода, нет. Сама, лучше все сама, хотя, надоело ей быть мужчиной в доме. Она вспомнила, как много мужчин на основном производстве, и как мало их в ее домашней жизни, просто ноль, обычный нуль. Иногда она думала о том, что зря влезла в эту мужскую профессию, но сдаваться она не собиралась. Она решила пройти путь обаятельной и привлекательной женщины на производстве, что не хуже общения с королями и шахами.
Рабочие будни к любви мало располагали, но еще существовала коварная пятница, в этот день возможны всплески чудес. Мартин явился в пятницу вечером. Пышный букет подсказывал о его серьезных намерениях. Они смотрели друг на друга и не пылали любовью, что они друг друга не видели? И тут из-под него вывернулся коврик. Как это произошло не понятно, но он грохнулся на пол. Чипа держал конец коврика в зубах, и сверкал глазами: