...Она так задумалась, что не услышала, как вернулся с пробежки Женька, вошел на кухню и замер в дверях, прислонившись спиной к косяку и наблюдая за ней.
– О боже мой! – вздрогнула Коваль, обернувшись. – Напугал, черт!
– Ты чего так рано встала? – улыбнулся он.
– Не спится. Иди, мойся, овсянка твоя остыла уже, наверное.
– Киска, ты что, сама мне кашу варила? – неподдельно изумился Хохол, заглядывая в кастрюлю.
– А ты думал, что я этого не умею? – усмехнулась она. – Или боишься, что отравлю? Вот Малыш всегда спрашивал, не задумалась ли я во время готовки и не положила ли чего лишнего в еду.
– А я вот не спрошу, мне из твоих рук все равно что есть – хоть сечку. – Он подошел к ней и поцеловал в щеку. – Спасибо, родная.
Марина чувствовала, как ему приятно то, что он увидел, что ее забота, пусть такая мелкая, бытовая, значит для него нечто большее, чем просто завтрак в субботу утром. А что еще она могла для него сделать?
После завтрака Коваль занялась бумагами по «Империи», пролежавшими в кабинете пять дней. А ведь Барон предупреждал, что дела срочные. Он, кстати, быстро вошел в курс дела, сказалось наличие экономического образования и солидный опыт работы в каких-то советских структурах, да и своя небольшая фирмочка была у него до ареста. Словом, Марина вытащила козырного туза.
Теперь, когда с рук свалилась «МБК», высасывавшая из нее сил и нервов больше, чем приносила прибыли, Коваль спокойно могла заняться тем, в чем разбиралась и что давало неплохой доход. Вот только как быть с деньгами, полученными от продажи, она так еще и не решила. В принципе, можно было спросить совета у мужа, благо что теперь за этим не нужно ехать в Англию. Но было одно маленькое «но» – в пылу бурных постельных восторгов Марина как-то забыла взять его номер телефона, поэтому придется ждать, когда он сам позвонит, соскучившись, а уж в том, что это непременно произойдет, она не сомневалась ни секунды, прекрасно зная своего драгоценного Егора.
– Ты не передумала на водохранилище ехать? – Хохол задал вопрос и сел в стоящее у открытой балконной двери кресло.
– А ты заказал?
– Конечно.
– Тогда чего спрашиваешь? – Она пошла к себе в гардеробную собирать вещи, хотя на две ночи и один день их не так уж много и надо.
Закинув сумку в «Хаммер», Хохол вызвал охранников и сообщил, что ехать придется на трех машинах вместо привычных двух, так как после игры они уезжают до понедельника, поэтому у всех выходные. Но Сева с Геной заартачились:
– Жека, так не делают. Ехать вдвоем вам нельзя, нужно еще кого-то брать, мало ли, что там может произойти! – Севины аргументы не убедили Хохла, зато разозлили его порядочно, он сузил глаза и смерил Севу взглядом:
– Да? И что, например?
– Ну...
– Так вот насчет «ну»... – зловещим шепотом произнес Женька, двумя пальцами незаметно вынимая из кармана джинсов тонкую, остро заточенную финку, – насчет «ну» запомни – пока я с ней рядом, не будет никаких «ну», «но» и «ага», ты понял, специалист? – Каким-то неуловимым движением, змеиным броском он вдруг обхватил Севу за горло и приставил лезвие, уперев кончик в сонную артерию. И все это одной рукой. – Не шевелись, порежу! – предупредил, заметив, как ошалевший от неожиданности Сева пытается ухватиться рукой за его руку. – И сейчас, если бы только ты был не ты, уже хрипел бы, сечешь? Я, может, ваших спецкурсов не кончал, но на зоне еще не такому учат.
– Рамсить закончили, ребятки? – поинтересовалась Коваль из машины. – Отпусти его, Хохол. Сева, если дают выходной, его надо использовать, потому что неизвестно, когда будет следующий. Поехали, а то начнут без нас! – это относилось уже к Юрке, который протирал стекло джипа. – И вообще – может, ты прекратишь возить тряпкой, когда я уже сижу в машине? Сколько раз тебе говорить?
– Извините, Марина Викторовна, – пробормотал Юрка, садясь за руль. – Больше не повторится.
– Сотый раз слышу!
Хохол и Сева разошлись в разные стороны, было видно, что «альфовец» не ожидал такой прыти от уголовника, да еще с рукой в гипсе, и сейчас ему было не по себе. Хохол же спокойно убрал финку в карман и сел в машину рядом с Коваль. Та покачала головой, но ничего не сказала.
Стараясь загладить свою вину, Юрка рванул с места так, что засвистело в ушах, но Марина любила скорость, так что даже бровью не повела, вынула сигарету и закурила.
К началу игры они чуть опоздали, но это было не страшно – через пустой холл можно было пройти в ложу, не привлекая к себе лишнего внимания. Игра уже шла, и Коваль что-то не показалось, что победа сегодня обеспечена, как-то вяло выглядели футболисты.
– Гена, в перерыве Марадону ко мне на два слова! – распорядилась она, краем глаза заметив, как ухмыльнулся Хохол.
К перерыву счет был уже ноль – три, Коваль выкурила почти половину пачки, в горле першило, Хохол тихонько ругался, даже Сева с Геной были раздосадованы незадавшейся игрой. Марина встала, чтобы немного размять затекшие ноги, и увидела сидящего внизу, под ложей, Егора с его девушкой. О, черт, только не это! Только не сейчас! Не хватало еще, чтобы Хохол прилюдно начал выяснять свои запутанные отношения с ее мужем, поломав всю его легенду. Зачем он пришел, зачем обостряет ситуацию, которая и так вот-вот выйдет из-под контроля, и тогда-то мало не покажется ни ему, ни Марине... Слава богу, в перерыве они встали и пошли вниз, видимо, за пивом – в руках у девчонки была пустая уже пивная бутылка. О, низко пал Егор Сергеевич – Коваль никогда не позволяла себе показаться на людях в таком виде – хлебать пиво из горла! И ведь терпит, погляди ж ты!
Вошедший в ложу Марадона недовольно бросил после приветствия:
– Ну, что у вас, Марина Викторовна? Меня игроки ждут!
– За базаром следи, баклан! – моментально завелся Хохол, взбешенный подобным выпадом тренера. – Ты с кем разговариваешь, урод?
– Тихо! – пресекла Коваль. – Что у меня, спрашиваешь? А у тебя-то что? – Под ее взглядом Марадона сник и опустил глаза. – Что происходит с командой? Это игра, по-твоему? Вот это на табло – это счет или телефон «Скорой помощи», который ты для памяти записал, чтобы сразу позвонить, как только понадобится?
За спиной фыркнул кто-то из охранников, не вынеся юмора хозяйки, но Марадоне было не до смеха – он весь покрылся испариной, лицо пошло красными пятнами:
– Марина Викторовна, там такое дело... приезжие начали воду мутить, мол, денег мало, а местным-то мы вообще подъемных не дали, голая зарплата и премиальные... Ну, началось там у них между собой...
– Я не поняла – какие подъемные местным, кто им что обещал? И потом – пусть поищут работу, за которую им будут полторы штуки грин в месяц отстегивать! – возмутилась она. – Козлы борзые! И что?
– Да что... Местные сказали, что пусть, кто подъем получил, тот и выкладывается на всю катушку, а им за зарплату и вполноги нормально...
– Вполноги, говоришь? – Коваль задумчиво смотрела на поле, где разминались запасные и второй вратарь. – Ну, это был их выбор. Комбара сюда.
Матвей Комбаров принял команду после гибели Дрозда, именно ему теперь вменялось в обязанности контролировать все, что происходило в «Строителе». Этот амбициозный парень изо всех сил старался обратить на себя внимание хозяйки, лелея тайную мечту оказаться хотя бы в рядах ее личной охраны. Долгое время ему не удавалось показаться «во всей красе», но после гибели Дрозда он получил шанс проявить себя. Внешне Матвей Комбаров ничем не отличался от любого молодого парня: короткая стрижка, стандартная одежда – короткая кожаная куртка, черные джинсы, – толстая золотая цепь на крепкой шее. Широкие плечи и внушительного вида мышцы свидетельствовали о том, что их обладатель много времени проводит в спортзале, общаясь с тренажерами на «ты». Прибежав из подтрибунного помещения за пять минут до начала второго тайма, он сел около Марины и осторожно спросил:
– Марина Викторовна, я что-то не так делаю?
– Комбар, дело не в том, что ты делаешь, а в том, чего НЕ делаешь. Почему ты сразу не приехал ко мне, когда в команде начался этот гнилой базар за деньги, а?
– Я думал, что сам урегулирую, – удрученно пробормотал Матвей.
– Так впредь не думай ничего без моего ведома, усек? – Коваль посмотрела на него, а потом продолжила: – После игры соберешь всех, кто громко разговаривал, и объяснишь, насколько они были не правы. Надеюсь, учить не надо?
– Превентивные меры?
– Нет, уже хирургические.
– Понял, – кивнул Комбар. – Могу идти?
– Можешь. Потом позвони мне на сотовый, я после игры уеду на пару дней. Смотри только, не переусердствуй, – предупредила она, набрасывая на плечи протянутую Хохлом ветровку – начало знобить от возбуждения.
– Не волнуйтесь, Марина Викторовна, все сделаю в лучшем виде.
– Только Вилли не бери с собой – футболисты с недержанием мочи совершенно неэффективны.
Хохол засмеялся при упоминании о головорезе Вилли, встреча с которым никому ничего хорошего не сулила. Сейчас, в период затишья в разборках, Вилли устроился санитаром в морг, чтобы, как он говорил, «не терять квалификацию». Словом, тот еще одуванчик...
Комбар ушел, а Марина посмотрела осторожно в сторону того места, где сидел Малыш, – он уже вернулся, но один, без девицы. У нее опять заныло сердце – видеть его и не иметь возможности прикоснуться, даже поговорить...
Но Коваль понимала, что стоит только поддаться слабости, как тут же Хохол выполнит то, что обещал, – постарается выяснить отношения и раз навсегда определить, кому же все-таки принадлежит Марина. Только резни ей не хватает... И еще было почему-то обидно, что Егор видит, как бездарно она вложила деньги: эти одиннадцать уродов ничего не могут сделать на чертовом зеленом газоне, смешивая с грязью не себя – Марину.
Игра так и закончилась со счетом ноль – три, еще хорошо, что больше не забили, и то только благодаря тому, что последний защитник и вратарь встали намертво, как герои-панфиловцы под Москвой.
– Черт... Поехали отсюда! – Коваль встала, и Хохол кивнул охранникам, чтобы выходили и освобождали дорогу.
Гена с Севой, как два ледокола, шли впереди, рассекая людской поток надвое и образуя коридор, по которому Марина, как в тумане, прошла мимо Малыша, отвернувшегося, чтобы не попасться на глаза Хохлу. У машины она почувствовала, как трясутся ноги, в голове шумит и плывет.
– Женя, мне плохо... – пробормотала Марина, и он подхватил ее здоровой рукой под мышки, чтобы не упала.
– Ты чего? Жарко, что ли?
– Не знаю... тошнит меня что-то... дай водички.
Хохол достал из сумки-холодильника в багажнике бутылку «Перье» и протянул ей, Марина судорожно глотнула, потом приложила запотевшую бутылку ко лбу.
– Что это со мной?
– Киска... а ты не?.. – Хохол понизил голос и посмотрел на нее вопросительно.
– Сдурел совсем?
– А что? В этом нет ничего удивительного, между прочим.
– Ага, только я первая буду, если вдруг после одной очень интересной операции окажусь в залете, – усмехнулась Коваль, заметив, что он почему-то расстроился. – Ты что, Женька?
– Ладно, все, поехали, – бросил он, садясь за руль.
– Может, я лучше поведу, ведь тебе неудобно? – предложила она, но Хохол отрезал:
– Я сам!
До самого водохранилища, до летних домиков профилактория, он молчал, сжимая руль одной рукой и глядя на дорогу. Марина тоже молчала, но совсем по другому поводу – ей было не по себе от воспоминаний о том, как Егор отвернулся от нее, даже не улыбнувшись, не показав хотя бы глазами, что рад видеть, что соскучился. Чертова жизнь...
– Приехали, – буркнул Женька, паркуя машину у двухэтажного деревянного домика, стоящего в отдалении от остальных. – Это у них «люкс» считается, почти пять звезд.
– Знаешь, мне как-то все равно, лишь бы никто не доставал, – отмахнулась Марина, вылезая из джипа.
– Проблема – там только одна спальня, но я могу на диване внизу.
– Ой, да что вы говорите, Евгений Петрович! – съехидничала она. – На диване? А что ж сразу не на коврике у двери-то? Или в машине, например? Можно подумать, ты никогда не спал со мной в одной постели, Женечка! Или боишься – приставать начну?
– Напугала! – фыркнул Хохол, устав наконец строить из себя великомученика. – Я, может, только на это и рассчитываю!
– Ну-ну, гляди только, не просчитайся, – протянула Марина, входя в домик, где оказалось прохладнее, чем на улице. – О, прекрасно, хоть задыхаться не придется. Сейчас переоденусь – и в воду, а то рехнусь.
Пока она плавала, пытаясь сбросить нервное напряжение, Женька сидел на берегу и исподтишка осматривался. На пляже было многолюдно, не они одни решили провести выходные на природе, кругом сидели компании, выпивали, закусывали, чьи-то дети строили прямо у воды огромную песочную крепость. Этих строителей было, наверное, человек десять, и шума от них исходило ровно столько, сколько от восточного базара. Марина покачивалась на воде, перевернувшись на спину и раскинув в стороны руки, и совершенно не обращала внимания на Женькины попытки заставить ее выйти. Наконец ей самой надоело, и она поплыла к берегу.
– Хорошо! – Коваль потянулась и взяла протянутое полотенце. – Теперь есть захотела – аж в глазах темно!
– Так пошли, здесь же полно кафешек всяких, забегаловок, – сказал Женька, бросая подбежавшему карапузу лет пяти большой полосатый мяч, отскочивший к лежаку. Мальчик подхватил мяч и улыбнулся, демонстрируя беленькие зубки, потом развернулся и побежал к своим приятелям, взметая ножками белесый песок.
Женька смотрел на убегающего ребенка с каким-то странным выражением, Марине даже показалось, что она заметила слезу в уголке глаза, но Хохол быстро опустил глаза, встал и подал ей руку:
– Идем, я тоже есть захотел.
Они до самой темноты просидели под зонтиком небольшого кафе, и Хохол вместо еды не сводил глаз с Марины, заставляя даже краснеть.
– Слушай, киска, а ты про что сказала в машине? Ну, про операцию, в смысле?
– Совсем обалдел! – констатировала Коваль со вздохом. – Женя, если ты о том, что могут быть дети, так не могут. Иначе уже были бы – от Малыша. Все, закроем эту тему раз и навсегда.
– А ведь ты была бы хорошей матерью, наверное...
Она чуть не треснула по швам от смеха – Хохол был первым и единственным, кто предположил наличие у нее материнского инстинкта, никому даже в голову не приходило, что Коваль могла бы стать матерью вообще, а уж хорошей... Да-а, вот это любовь!
– Женя, ты фантазер, ей-богу! – вытирая слезящиеся от смеха глаза, проговорила Марина.
– А что? Ведь ты просто не знаешь, что это такое. А прикинь, был бы у тебя ребенок... твой, родной, за которого убить можешь...
– Блин, достал ты! – рявкнула она, сама не понимая, почему вдруг так разозлилась. – Все, хватит!
Она вскочила, едва не опрокинув стол прямо на Хохла, и убежала в номер, замкнула дверь спальни и рухнула на постель. Было странно, что Женька завел разговор о детях, даже Егор всегда обходил эту тему, зная, как остро в последнее время Марина начала чувствовать какую-то вину за то, что нет их у нее, детей этих. Но у него, Егора, теперь все с этим в порядке...
Она встала, переоделась в спортивный костюм и кроссовки и вышла к Хохлу, сидевшему на веранде с банкой пива. Даже головы не повернул, гордый! Она села на подлокотник кресла и положила руку ему на плечо – реакции не последовало. Пересела на колени, лицом к нему, чуть расстегнула кофту – снова никак. Точно, обиделся...
– Жень... ну, Жень, не злись, а? – Марина прижалась к нему грудью и поцеловала в губы. – Женечка...
– Отстань от меня, Коваль. Я устал быть твоей игрушкой.
– Ну, так давай я стану твоей... – она снова склонилась к его губам. – Что ты сейчас хочешь, скажи?
– Не хочу ничего. И вообще тебя не хочу.
– О, вот тут ты врешь! – засмеялась Марина.
– Господи, да за что мне такое наказание?! – зарычал Хохол, вскакивая и забрасывая ее на плечо. – Я убью тебя сейчас, ты это понимаешь?!
– О, дорогой, это именно то, что нужно, – прошептала она, руками проводя по его спине вверх и вниз. – Давай...
Он принес ее в спальню и свалил на постель, как мешок просто, рявкнув при этом:
– Раздевайся!
...Это было лучше, чем просто хорошо... она не хотела, чтобы все прекращалось, тело стало невесомым и легким, а голова – совершенно пустой...
Женька вытянулся рядом на кровати, полежал, закрыв глаза, а потом вдруг продекламировал, ошеломив Марину:
Он сел и посмотрел на удивленное лицо Марины.
– Что это? – спросила она, когда немного отошла от шока. – Вернее – кто?
– Есть у меня приятель один... смотри, как странно – он тебя никогда не видел и не знал, однако же так все расписал точно, да? И про меня, и про тебя... Как будто в голову мне залез и все там прочитал, все, что я чувствую. Надо же, столько лет прошло, а я все еще Жоркины стихи помню. И он тогда уже знал, что я тебя встречу.
Марина тоже села, обняла его сзади, положила на плечо голову и замерла, стараясь не спугнуть возникшую вдруг между ними волну. Порой Хохол сражал ее своими познаниями и суждениями. С виду и не скажешь, что у него в голове вообще что-то есть, а в такие вот моменты из него рвались тщательно скрываемые ото всех эмоции. И то, что он, оказывается, мог вот так читать стихи, проникновенно и страстно, тоже было удивительным. Марина в принципе никогда не оценивала человека по его внешнему виду и спокойно относилась к тому, что ее нынешний любовник дважды судим и весь покрыт «синьками». Но то, что внутри Женька совершенно другой, ее безумно радовало и словно бы оправдывало его специфическую внешность.