– Как всегда – бегает, потом, сказал, в больницу ему надо, гипс снимать.
Точно, как Марина могла забыть!
«Ладно, сначала в больницу, потом в клуб».
Пока она пила кофе и покуривала, вытянув ноги на стоящий перед ней стул, вернулся Женька, сухо поздоровался и пошел в душ.
«Блин, опять начинается!» Коваль разозлилась. Ругаться с утра не входило в ее планы на сегодня, а Хохол сделал все, что от него зависело, чтобы подтолкнуть ее к скандалу. Когда он вернулся и сел за стол, Марина спросила, стараясь сдержать рвущиеся наружу нелестные слова:
– Что, утро добрым не бывает?
– Почему, бывает, – буркнул он, принимая из Дашиных рук тарелку.
– Тогда в чем проблема?
– В тебе.
– Отлично. Можешь сегодня отдыхать, я поеду без тебя! – Она встала, шарахнув здоровой ногой стул, стоявший рядом, и пошла к двери, но на пороге обернулась и сказала: – В больницу поедешь с Котом, я ему скажу.
– Не маленький. Не тратьте ваше драгоценное время на пса, Марина Викторовна, – нахамил Хохол, не глядя на нее. – К ветеринару и сам доберусь.
– Тогда удачи тебе, родной!
Она почти бегом, насколько позволяла разболевшаяся ночью нога, поднялась в гардеробную и стала собираться. Летом этот процесс очень напрягал – носить юбки, прихрамывая на одну ногу, Марина не могла, а в брюках было жарковато, погода просто кошмарная, с самого утра так жарило солнце, что дышать было нечем. Пришлось поискать что-то наименее плотное – это оказались черные шифоновые брюки, широкие и длинные, в них было совершенно не жарко. Добавив к ним маечку на бретельках, Коваль осталась собой вполне довольна. Позвонив в коттедж охраны, велела Юрке готовить машину, а Севе с Геной – собираться, и пошла вниз, прихватив сумочку и темные очки. Хохол, смотревший телевизор в гостиной, обернулся на звук шагов, и глаза его зло заблестели. Он терпеть не мог, когда Марина одевалась слишком уж вызывающе, но промолчал, только набычился еще сильнее. Коваль не хотела ссориться окончательно, а потому чмокнула рассерженного любовника в висок, и тот чуть улыбнулся, поняв, что прощен.
В офисе полным ходом шло заседание, и председательствовал не кто иной, как Иван Петрович Рассадний. Нашелся, курилка, сам в руки приплыл. Коваль остановилась за дверью, сделав знак телохранителям замереть и не мешать, и прислушалась.
– ...такое узнал, кошмар просто! – возбужденно говорил Рассадний. – Все, что о ней говорят, чистейшая правда, никакая она не бизнесвумен, бандитка она, разве вы еще не поняли? Иначе откуда такие деньги у молодой девки? И вот эти быки в кожаном – думаете, это охрана из агентства? Ага, хрен-то, это ее бригада, отморозки поганые, наверняка не одного и не двух положили в своей жизни! Мне проверенный человек еще когда шепнул – Наковальня это, а с ней шутить вредно, враз на тот свет пропишет! Я, дурак, не поверил тогда, а надо было. С бандитами, с криминалом не пошутишь, прижмут теперь нас, за все спросят. Надо ее срочно спихивать, иначе всем труба придет!
– А попробуй-ка! – Открыв дверь, Марина вошла в кабинет и села за стол, не обращая внимания на то, что оратор был почти парализован от ужаса, да и остальные выглядели не лучше. – Ну, что же ты замолчал? Давай, продолжай, мне тоже интересно, как дальше будем отношения строить.
Она вынула сигареты, закурила, изучающе глядя на обомлевшего Рассаднего. Он готов был выпрыгнуть в окно, только чтобы не находиться в одном помещении с ней, это отчетливо читалось на его морде, покрывшейся испариной и красными пятнами.
– Где Матвей? – спросила Марина у директора клуба, и Ежов поспешно доложил:
– Он вот-вот подъедет, звонил...
– А где главный тренер, что, не участвует в вашем засекреченном партсобрании?
– Он на базе, тренировка у них...
– Тогда почему второй тренер не на поле, а здесь? – Коваль резанула глазами Орехова, он дернулся и промычал что-то невнятное. – Так, все ясно. Значит, решили за мои же деньги меня же и развести? Вы до сих пор не поняли, с кем дело имеете? А вот игроки ваши умнее оказались – трое постояли по пояс в воде вместо мишеней для метания камней, теперь радостно и с удовольствием тренируются. Что, мне и вас всех в реку загнать? Только по вас не камнями – есть такая классная вещь, как резиновые пули, давно мечтала посмотреть, какие следы оставляют. Так что, проведем маленькие испытания? – Она окинула всех взглядом: – Ну, есть добровольцы? Нет? А что так? Или это совсем не то, что чесать за моей спиной, называя меня хромой сукой? Вы что, языки проглотили?
Первым очнулся пресс-атташе, видимо, считавший себя наименее виноватым и зависимым от президента:
– Марина Викторовна, я понимаю, вы привыкли вести свои дела именно таким образом, но ведь сейчас за такое можно и в суд угодить...
– Так, вот и доброволец! Ты кого в суд тянуть собрался, уж не меня ли? – поинтересовалась Марина совершенно спокойно, закурив новую сигарету. – Не слышу! – Она так стукнула кулаком по столу, что подпрыгнула тяжелая пепельница, стоявшая перед ней.
Повисла гробовая тишина, Речнев уже жалел, что так опрометчиво открыл рот, но слово, как известно, не воробей.
– Тяжелый случай, мужики, – за слова надо отвечать, и это не только в моем окружении так принято, это по жизни так. Сейчас у вас есть только один выход из создавшейся ситуации, причем он единственно верный и безопасный, – вы все тихо-мирно пишете заявления об уходе и валите отсюда так быстро, как только сможете, а я забываю обо всем, что тут случилось, и все довольны. Решаем быстро, думать некогда – мне еще ведь замену вам нужно искать.
– Но... – начал было Ежов, но Коваль заорала так, что он отшатнулся:
– Не надо «но»! Я сказала – некогда думать!
Словом, к моменту приезда Комбара Марина уже держала в руках пять заявлений об уходе, оставив клуб без директора, начальника команды, пресс-атташе, второго тренера и администратора. И ведь теперь надо кого-то сюда ставить...
– Комбар, Марадону сюда, чтобы через тридцать минут были оба!
Пока Матвей мотался на базу, Коваль успела позвонить в Москву племяннику, который был очень рад ее услышать.
– Колек, дело в следующем, – сразу начала она, не откладывая в долгий ящик. – У меня к тебе предложение – ты ведь юрист у нас, так?
– Ну, вроде бы.
– Вот. Следовательно, ты не только в строительном праве сечешь?
– Разумеется – образование-то фундаментальное, потом уж специализация. – Племянник враз стал серьезным и избавился от дурашливых ноток в голосе – их черта, фамильная!
– Отлично. Коля, я в заднице – только что разогнала все руководство футбольного клуба, в котором президентствую. Мне нужен свой человек, который не будет лезть в мой карман и сделает все, как положено. Как ты на это смотришь?
Николай помолчал немного, а потом осторожно переспросил:
– Ты меня хочешь взять, что ли?
– Я предлагаю попробовать, а там видно будет.
– Я не знаю... но можно, в принципе. А что надо делать?
– Коль, знала бы прикуп – не парилась бы, – вздохнула Марина. – Но тут ведь есть люди, которые знают, как это все работает, помогут...
– Ну, встречай меня завтра, – решительно сказал племянник, и Коваль даже растерялась:
– Как – завтра? А родители?
– Слушай, Марина Викторовна, мне ведь не пять лет – я взрослый мальчик, я даже с девочками уже сплю! – усмехнулся он.
– Поганец! – возмутилась она. – Ты как с теткой разговариваешь?
– Ой-ой! С теткой! Ладно, тетка, давай завтра все обсудим, и мое поведение в том числе.
Да, племянничек оказался весь в тетку – тоже не откладывал в долгий ящик. Марина положила трубку и сжала пальцами переносицу – голова вдруг заболела с дикой силой, даже мухи полетели перед глазами, такое бывало только раньше, когда после ранения в височной доле развилась гематома, и вот опять... Первым заметил побледневшее лицо хозяйки Сева:
– Марина Викторовна, вам плохо?
– Да, голова раскалывается, – пробормотала она, стараясь не делать лишних движений и не трясти головой. – Принеси мне пару таблеток из машины...
– Может, укол лучше?
– А сумеешь?
– Обижаете, Марина Викторовна, мы ж спецназовцы, нас этому учат! – отозвался Гена. – Я вот даже заинтубировать трахею могу подручными средствами!
– Это лишнее – я еще дышу. Так не стойте тогда, сделайте что-нибудь, – попросила Марина, не открывая глаз.
Укол Гена сделал молниеносно, Коваль даже не поняла, когда и как он успел, вроде только начал – и уже:
– Все, локоть согните, Марина Викторовна!
– Ты молодец, Гена, рука у тебя легкая!
Ей полегчало, но не настолько, чтобы прийти в нормальное состояние, и это пугало. Только разболеться сейчас и оставалось, самое время!
Телохранители оказались парнями с догадкой, Сева поднял хозяйку на руки и понес в машину, не слушая вялых возражений на тему необходимости встречи с Комбаром и Марадоной.
– Вам в больницу надо, насколько я в этом понимаю!
– Не сегодня. Поедем домой.
– Не сегодня. Поедем домой.
Как добрались до «Парадиза», Марина уже не помнила, задремав на заднем сиденье джипа и проснувшись только от прикосновения рук Хохла, пытавшегося вытащить ее из машины.
– Что, мы уже дома?
– Дома-дома, не разговаривай, я тебя сейчас унесу и уложу в постель, и до конца недели никуда ни шагу!
– Перестань, Женя, мне и так хреново. Завтра племянник мой прилетает, Колька, его надо встретить.
– Без проблем – встречу.
– Жень, я забыла совсем – как твоя ключица? Тебе ведь тяжелое нельзя поднимать, а ты меня на второй этаж пёр.
– Обалдеть! Тяжелое – это ты, что ли? – засмеялся Хохол, убирая с ее лица челку. – Твои пятьдесят кило я могу унести и одной рукой, не льсти себе! «Тяжелое»! Ладно, пойду я, отдохни немного, поспи. Что на ужин хочешь?
– Ничего не хочу, мне плохо, и тошнит все время. Включи кондиционер – жарко.
Воздух в комнате почти мгновенно стал прохладным и свежим, стало легче дышать, и даже головная боль немного уменьшилась, но в висках все равно стучало. Сколько прошло времени, Марина не знала, было ощущение, что всего несколько минут, но вошедший тихонько Женька был в тренировочных брюках и без майки, значит, бегал, значит, утро уже...
Она вдруг осознала, что почему-то не видит прикроватной тумбочки слева, только повернув голову, смогла взглянуть на часы, стоящие на ней. Это было странное ощущение – переведя взгляд на картину напротив кровати, Марина перестала видеть стоящего в дверях Хохла.
– Ну, ты даешь, дорогая! – заметив, что она не спит, произнес он, усаживаясь рядом на кровать и беря ее руку в свои. – Спишь и спишь, я уже волноваться начал – ты ж со вчерашнего обеда голодная и не встаешь ни в какую. Как твоя голова?
– Не знаю... вроде на месте, – с трудом ворочая языком, ответила Марина. – Только тошнит, и запах... чем тут так пахнет? Рыбой какой-то, что ли?
– Ничем, по-моему, тут не пахнет, – потянув носом воздух, ответил Хохол.
– Да как не пахнет, когда просто дышать нечем? – разозлилась Коваль и вдруг осеклась – навязчивый запах и тошнота, выпадение полей зрения – признаки гематомы или какого-то процесса в мозге... она все же нейрохирург, знания не выветриваются так быстро...
– Ты что, киска? – удивленно спросил Хохол, глядя на ее слезы.
– Женя... у меня в голове что-то...
– Дурь у тебя в твоей голове, вот что! – заорал он, догадавшись, что она имеет в виду. – Поехали в больницу!
– Нет.
– Ну, ты вообще! Надо проверить, а потом думать, что делать дальше.
– Я сказала – нет! Ты почему еще не в порту?
– Потому что там Сева с Юркой.
– Как они его узнают?
– Узнают – он вчера звонил, я ему сказал номер и марку машины, сам подойдет. Ты не беспокойся ни о чем, киска, лежи спокойно. Давай я тебе поесть принесу? Там Дарья какой-то бульон сделала. – Хохол погладил Марину по щеке и вопросительно взглянул в глаза. – Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу...
– Ладно, неси, – сдалась она.
Но ничего хорошего не вышло из попытки съесть хоть ложку – ее вывернуло наизнанку, перед глазами все плыло и кружилось.
– ...твою мать, допрыгалась! – констатировал Женька, вглядываясь в позеленевшее лицо. – Короче, хватит тебя слушать – я пойду звонить твоему доктору, достала ты со своими придурями!
– Только попробуй!
– Попробую, не сомневайся! – отрезал он, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
Через час приехал Алексей Иванович, тот самый доктор из нейрохирургии, который лечил Коваль после ранения в спину. Вынув из портфеля белый халат, он протер руки салфеткой и присел на край кровати, оглядывая беспокойную пациентку. Она молчала, только прикушенная нижняя губа ярко свидетельствовала о едва переносимой боли. Нейрохирург прохладными пальцами коснулся щеки, потом чуть надавил на глазные яблоки, и Марина тихо ойкнула – головная боль усилилась.
– О, Марина Викторовна, запустили вы себя! Что случилось?
– Да ничего особенного, наверное, зря только вас дернули...
– Нет, ну, до чего ж противная баба! – стоявший в дверях Хохол взревел так, что доктор поморщился. – Она спит почти сутки, головная боль дикая, и запахи ее какие-то все время мучают, и съесть она ничего не может, потому что тошнит ее.
– Ну, весь анамнез на лицо – нужна томография, – выслушав Хохлову тираду, произнес доктор. – Собирайтесь, Марина Викторовна, – едем к нам, томограф в кармане не привезешь.
– Ну, блин, Хохол, ты труп! – тихо пообещала Коваль, сузив глаза и вставая с постели.
– Ладно-ладно, я испугался и осознал, только собирайся быстрее!
Пока она шаталась по комнате, доктор наблюдал с интересом, потом что-то черкнул в блокноте и покачал головой.
– Что, доктор, прикидываете, в какую сторону я завалюсь? Могу сказать – влево, меня все время туда тянет, – натянуто пошутила Марина, пошатнувшись и хватаясь за подоспевшего Женьку.
– Вы, Марина Викторовна, такая веселая, – вздохнул Алексей Иванович. – На вашем месте я бы особо не шутил с головой-то, все же вещь нужная и даже иногда полезная.
– Ага, бывает и такое, – откликнулась Коваль уже из гардеробной.
– Киска, я тебя прошу – ну хоть чуть-чуть посерьезнее отнесись, а? – Хохол помог одеться и, пока были в гардеробной, ухитрился поцеловать. – Обещаешь?
– Что ты хочешь? Чтобы я сделала скорбную мину и сложила руки на груди? Женя, я вообще никуда не хочу ехать, только потому, что ты заставляешь, я сейчас стою одетая и куда-то собираюсь, а иначе...
– Ну, конечно! Иначе ты уже неслась бы в порт встречать племянника! Или с футболистами своими рамсила бы! Я тебя из больницы не выпущу, пока доктор не разрешит, уяснила?
– Уяснила, – со вздохом отозвалась Марина. – Жень, мне так страшно, если бы ты только знал...
Это было дико и странно – Коваль призналась в том, что боится чего-то. Хохол посмотрел на ее растерянное лицо, на руки, тискающие черную футболку, взятую с полки, и его сердце сжалось. Марина прежде никогда не была такой...
– Ну, чего ты? – Он ласково обнял ее и прижал к себе. – Я же с тобой, ты ничего не должна бояться, я с тобой, моя киска, я всегда с тобой.
Марина покидала необходимые вещи, телефон, косметичку в сумку и отдала ее Хохлу.
– Я готова, поехали.
По дороге доктор сделал пару звонков, из которых стало ясно, что Марина там надолго задержится – ей готовили «люксовую» палату в самом конце коридора, рядом с бывшим ее кабинетом и попутно кучу обследований прямо сразу в приемном покое. Веселое времечко предстоит, ничего не скажешь...
В палате было прохладно, Марина сразу замерзла и поежилась:
– Жень, дай кофту, меня морозит.
Хохол закутал ее в спортивную толстовку, сел рядом, обняв за плечи:
– Не переживай, все будет нормально, я знаю.
«Мне бы твою уверенность!» – подумала Коваль, прижимаясь к нему и чувствуя себя маленькой девочкой возле огромного, заботливого папочки. В этот момент она не думала ни о ком и ни о чем, кроме Хохла, кроме того, что вот опять он взял на себя заботу о ней, переживает, волнуется... А Егор и не знает, где она и что с ней, но, может, так оно и лучше даже – слишком уж часто он оказывался перед больничной койкой, на которой лежала жена в разной степени разобранности.
Пока они сидели, обнявшись, пришел доктор, переодетый в белый халат, и забрал Марину в рентгенотделение. Больше часа трое врачей крутили ее, разглядывая что-то на мониторе аппарата, сделали кучу снимков, долго спорили о чем-то, закрыв дверь, а Коваль лежала в капсуле томографа, совершенно безучастная к своей судьбе, и мучилась от разрывающей голову боли.
«Господи, хоть бы таблетку анальгина кто принес, я ведь так рехнусь...» Марина не заметила, как вцепилась зубами в губу, прикусив ее так, что потекла кровь. Вернувшийся к ней Алексей Иванович немедленно вызвал сестру, и та вкатила хорошую порцию обезболивающего и принесла салфетку, чтобы остановить кровь, капающую из разорванной губы на шею и черную майку.
– Ну, что же вы не сказали, что вам плохо, Марина Викторовна? – укоризненно сказал доктор, щупая лоб. – Такие боли терпеть нельзя, давайте договоримся сразу, что впредь вы не будете из себя героиню корчить, хорошо? Полегче стало?
– Да, немного. Спасибо вам...
– Пока не за что. Скажите, а ваш охранник здесь останется?
– Да.
– Это хорошо.
– Почему?
– Не буду юлить и обманывать вас, Марина Викторовна, предстоит операция, и довольно серьезная – в височной доле какое-то образование, нужно срочно убирать, ждать смысла не вижу, так что через пару-тройку дней...
Она отключилась, стараясь не слушать больше ничего, ничего не знать, потому что и так все было понятно – опухоль, и еще неизвестно какая. Марине тридцать с небольшим, вся жизнь впереди, но будущее какое-то незавидное – опять дыры в черепе, опять наркоз, а она и так ненормальная, потом-то что с ней будет?..
– Я знаю, что вы сильная, Марина Викторовна, – опять вплыл в ее сознание голос врача. – Я помню это еще с момента нашего знакомства, поэтому и решил сказать правду. Только одна просьба у меня – не убегайте, не отказывайтесь от операции, уверяю вас, что все будет хорошо.