И Владивлад надолго замолчал. А после сказал так:
- Представь: есть три меча. Первый - обычный меч, такой, как у тебя сейчас. Таким мечом нам криворотых не остановить. А вот второй меч - очень, очень острый. Рубит кольчуги, латы, камни, корабли... Но, главное, и этот меч, хоть и могуч, вполне послушен нам, как и обычный - мы можем обнажать его, когда захотим, и можем прятать в ножны, когда того пожелаем. Вот что собою представляет то, с чем к нам явился Лайм. Такое колдовство мне по душе, с таким можно без всякой опаски идти на криворотых. Но есть еще и третий меч, который рубит все - не только латы, камни, корабли, но даже реки, города, моря, свет, тьму, судьбу. Так, хорошо! Но знай - как только ты достал его из ножен, так больше ты ему уже не нужен, ибо теперь он будет сам рубить все, что ему захочется, а подвернешься ты, он и тебя зарубит. И этот, третий меч - Источник. Вот почему я не пойду к нему, чего бы ни случилось. Источник, брат, поверь, еще страшнее криворотых!
- Но, говорят...
- Что говорят?! Ты был возле Источника?
- А ты?!
- А Хальдер?
- Был!
- Но разве он рассказывал тебе о том, что видел там, что говорил, о чем просил? Ведь же молчал! Он слово дал!
И тогда я, подумав, сказал так:
- Тогда, когда я спрашивал, Хрт был еще живой. Теперь Хрт мертв. Теперь бы Хальдер, думаю...
- Не надо думать за других!
- Тогда подумай за себя! И о Земле! О всей нашей Земле, брат Владивлад!
И он... Ух-х, почернел! Рука - к мечу! И также я!..
Нет, обошлось! Он хмыкнул, помолчал... Потом насмешливо сказал:
- Я-то уже подумал, брат. И думал я не один год. Да, не один! А теперь ты подумай. Я... расскажу тебе одну историю. А ты ее внимательно выслушай, потом еще как следует подумай... А уже после будешь говорить. Согласен?
- Да.
- Тогда... Н-ну, скажем, так! История, честно признаюсь, не короткая, но ты уж наберись терпения. Так вот. Жил один ярл. И был у ярла град, была своя земля, была дружина. Но град был небольшой, земля неплодородная, в дружине сто, не более, мечей. Ярл, как ты понял, бедно жил. Завидовал соседям. Он бы пошел на них войной, разбил бы их и взял богатую добычу, и земли отнял бы, нагнал бы тьму рабов, и град отстроил бы, и новый терем бы возвел... О многом ярл мечтал! Да сил у ярла не было. И он тогда... Он долго, очень долго думал. Он сомневался, да! А после он-таки решился - и связался с пропащим чурычьем. И стал он с той поры и ворожить, и наговаривать, и заклинать, и проклинать, хворь напускать, мор, голод... Словом, всякое. А после стал ходить в походы и малой силой бить большую силу. И град его разбогател, и земли стали тучными, в дружине - десять сотен воинов. И все бы хорошо... Вот только очень быстро он старел! А так, кстати, всегда, когда с чурычьем свяжешься. И вот... Ну, сорок, сорок два ему, не более, а он - совсем уже развалина! Так одряхлел, что и вставать уже не мог, и говорить не мог, есть по нормальному не мог - его кормили, как младенца, из рожка. И вот лежал тот ярл, по целым дням молчал, о чем-то крепко думал. Потом призвал к себе пропащее чурычье, стал отрекаться от него, просил, чтобы забирали они все, что с ними было нажито... Ан нет! Чурычье посмеялось да ушло. И все по-прежнему осталось. Тогда тот ярл не стал ни есть, ни пить - лежал, молчал и ждал, когда умрет. А смерть не шла. Ярл высох весь, стал как живой скелет. И так зима прошла, весна пришла, а он никак не умирал. Тогда однажды поутру ярл повелел, чтобы к нему призвали ярлича. А ярлич был... Ему в тот год было семнадцать. Он крепок был. И храбр. И Хрт и Макью чтил, законы соблюдал. И знал: его отец колдун. Это, конечно же, бесчестие. Но ведь - родной отец! И вот ярлич пришел к отцу. И тот сказал: "Сын, ты пойдешь к Источнику и принесешь оттуда меч". "Отец! - испуганно воскликнул сын. - Но ты же сам мне говорил..." - "Да, перебил его отец, - я прежде это говорил. А нынче говорю иное: пойди к Источнику и принеси оттуда меч. Ибо лишь только меч Источника может спасти меня". И сын - на то и сын, он не решился спорить. И ярл подробно обсказал, как следует идти к Источнику, и как развеять Марево, и прочее. И сын пошел. И сын пришел к Источнику, взял меч, вернулся. Отец, увидев меч, вмиг просветлел лицом и даже поднял руки, и жадно схватил меч, долго рассматривал его и лезвие поглаживал... а сам все молодел лицом и молодел, морщины исчезали, и на щеках даже румянец появился, и руки наливались силой, и сам он весь крепчал, и плечи расправлял, а после встал и, держа меч перед собой, он заходил по горнице, и твердо он ступал, уверенно, и меч в его руке сверкал, сверкали и его глаза, и он уже размахивал мечом - и меч свистел рассерженной змеей, а ярл смеялся, говорил: "Вот и мое спасение! Вот и мое спасение!", а после вдруг остановился, приставил лезвие к груди и - р-раз! - упал на меч - и прохрипел: "Спасение! Спасе..." И тотчас умер. Вот и все!
И замолчал ярл Владивлад. Глаза его блестели. И все его лицо было в поту. И била его дрожь. И пальцы ему крючило. Вот, значит, как ушел его отец! Вот, значит, получается... И я хотел было спросить...
Да все никак не мог!..
И, наконец:
- Но это же не все! - чуть выдавил. - А ярлич что? А меч?
- А ярлич, - Владивлад вздохнул. - А ярлич в тот же день и поседел. Совсем, как лунь. И то в семнадцать лет, брат Айгаслав! Ведь думал-то он как: что это он всему виной, ведь это он принес отцу тот злополучный меч, и, значит, кровь отца - родного, не приемного, не белобрового, не чужака, родного, брат, - на нем, на ярличе! А если это так... И в тот же день, нет, уже ближе к вечеру, пошел тот ярлич в Хижину - в ту самую, где я тебя встречал, о смерти Хрт рассказывал... Только тогда Хрт был живой и в силе. И вот ярлич пришел, и встретил его волхв, и ярлич и сказал волхву: "Убей меня! Убей во славу Хрт!" А волхв сказал: "Убить - дело нехитрое. Но прежде я должен узнать, из-за чего ты ищешь смерти и будет ли она, как ты пообещал, во славу Хрт; рассказывай!" И ярлич рассказал, и ничего не утаил, а после сказал так: "Теперь ты убедился, волхв, что я и только я виноват в смерти отца, и потому мне жить больше нельзя; убей меня!" Но волхв сказал: "Нет, ярлич, ты не виноват, ибо не ты убил отца, убил его Источник. Да и потом, ведь твой отец сам пожелал того. И то ему во благо, ведь если бы не меч, то твой отец лежал бы, умирал... и умирал, и умирал, пока стоит земля, реки текут и светят солнце и луна. А так он уже Там, он успокоился. Чего тебе еще?" Но ярлич закричал: "Но я ведь не того желал! Я думал, мой отец..." - "Х-ха! - засмеялся волхв. - Желал! Но за желания всегда надо платить. И чем больше желание, тем больше плата за него. Есть у тебя еще желание? Я знаю: есть - чтоб ожил твой отец. Ну так пойди и снова попроси, и, клянусь Хрт, Источник оживит его... но для того, чтоб твой отец убил тебя или сжег Уллин, или... Я уж не знаю, для чего еще, но знаю: плата будет знатная! А если ты, задумав обхитрить Источник, пожелаешь, чтоб и отец был жив, и ты был жив, и Уллин не сгорел, то будет, скажем, так: отец твой будет жив, но умирать и умирать и умирать, а рядом ты будешь лежать и тоже умирать, но не умрешь, а Уллин не сгорит, но мор его возьмет, или набег, или... Но снова плата будет знатная, да нет, еще знатней, чем прежде, ведь ты вон сколько попросил!" И засмеялся волхв. А ярлич, помолчав, спросил: "Но почему Источник так жесток?" А волхв сказал: "Он вовсе не жесток. Он просто берет плату. Другим ты платишь как? Вот ты приходишь к Хрт и воздаешь ему дары, ты ему платишь, а уже после о чем-нибудь просишь. И так и Винн, Чурык, Всевышний и другие боги - всем воздают дары, а уже после у них просят. Один Источник сразу, без даров, все, что ни загадаешь, исполняет. Но уж зато он сам потом берет с тебя все то, что посчитает нужным. Вот у тебя он взял отца. И у других берет, что приглянется. Но вот что именно, того нам наперед не угадать. А посему... Теперь, я думаю, ты крепко меня понял. А коли так, тогда о чем еще нам говорить? Ступай!" И ярлич возвратился в терем, и там сидел три ночи и три дня, и думал, думал, думал... А после встал и, взявши меч, вложивши его в ножны, опять пошел к Источнику и меч ему вернул. И ни о чем ведь не просил, рта даже не раскрыл! И больше никогда к Источнику не хаживал... Но все равно с тех черных дней стал ярлич колдуном, но колдовство добра ему не принесло - и сыновей у него нет, и дочерей, и жены его мрут, град нищ - и он ему упырь... Вот так-то, брат! Вот каково ходить к Источнику! А меч... Тот самый меч, который он вернул, лежал возле Источника и ждал, покуда не явился Хальдер, и загадал желание, взял меч и с ним не расставался до тех пор, пока вы не сожгли его на жертвенном костре. А ножны от того меча...
И Владивлад вдруг снова замолчал, прищурился, а после, глядя мне прямо в глаза, спросил:
- Да, кстати, а где ножны? Ведь ты их на костер не возложил, ты их... Гм! Да! Ты взял их и унес с собой в Окрайю. Так?
Я молчал. Я весь горел. Великий Хрт, так вот как оно было: Хальдер пришел к Источнику и попросил его, и оживил меня... а я ему за это отплатил - убил. Убил! И то: да хоть бы сам убил, честно убил - так нет, дал отравить! И он лежал и мучался, а я пришел к нему, сидел над ним и насмехался. И даже проклинал его. Вот я каков!..
А Владивлад:
- Да, брат, все было так. Но ты не убивал его - убил его Источник. И Хальдер это знал, и ждал, когда к нему придет расплата. И потому он и простил тебя, зла не держал... А дальше было так: Хальдер сгорел, и меч его сгорел, а ножны ты унес в Окрайю. Потом сошел с ними в Чертог. Потом... Х-ха! Лайм и до сих пор не знает, что и думать, а был ли то действительно Чертог, был ли то Винн, и у меня все спрашивал и спрашивал... А я спрошу другое: где ножны, Айгаслав? Что, Хальдер отобрал их у тебя?
Я снова промолчал. Теперь уже не Владивлад, а я был весь в поту. И пальцы мои крючило... А Владивлад сказал:
- Значит, я прав. Конечно же, я прав! А вот еще: он потому и заманил тебя в Чертог и потому и отобрал у тебя ножны, чтоб ты не смог прочесть, что же на них написано, ибо, он так, наверно, и сказал, что от того тебе будет одно лишь зло!
- Н-нет, - сказал я. - Он так не говорил. Да и откуда он мог знать, зло будет оттого или не зло? Ведь он же был неграмотным. И он не мог прочесть...
- Ха! - засмеялся Владивлад. - Не мог! Неграмотный! Так знай же, брат: чтобы прочесть то, что было начертано на ножнах, совсем не обязательно знать грамоту. Ведь там же не слова были начертаны - условные значки, по ним и узнают, как следует идти к Источнику. Вот, скажем, косой крест - это рубеж. А три кружка - три дня до рубежа. А курья лапа и ее отпяток...
Но тут он замолчал. И, глянув на меня, глухо спросил:
- Так было там?
- Да, - я кивнул. Потом спросил: - А что еще?
- Еще?... - и Владивлад задумался. - А вот еще: Хальдер, пока был жив-здоров, меч при себе держал, тебе, небось, и притронуться к нему не позволял, на ножнах знаки не показывал. Ведь не показывал?
- Нет, брат.
- Вот то-то же! Но ты, я уж не знаю, как это получилось, сообразил, что ножны будут поважней меча. И потому, когда он уходил, ты меч возложил вместе с ним на костер... а ножны при себе оставил! Но Хальдер не желал того, чтобы они рано или поздно, но все же привели тебя к Источнику и чтобы ты потом, как я, как он, за то и поплатился. И потому, уже горя на жертвенном огне, он и призвал тебя вслед за собой в Чертог. И он это сделал только затем, чтобы ты не смог прочесть те письмена и никогда бы не нашел Источник. Ты согласен со мной?
А я...
- Н-нет, не совсем, - сказал.
- Как это "нет"?! - воскликнул Владивлад. - Он, что, разве не звал тебя? Ведь все же тогда слышали, что звал!
- Да, - сказал я. - Все слышали. И я пошел. Сошел в Чертог... А Хальдер мне сказал: "Как ты попал сюда? Ведь я тебя не звал!"
- Что?! - Владивлад даже привстал. - Не может того быть!
- Нет, значит, может, брат, - тихо ответил я. - Клянусь усопшим Хрт. Клянусь и тем, кого еще не знаем, но кто уже идет.
И я свел пальцы крестиком. Ярл Владивлад, подумавши, кивнул. А после, глядя на огонь, долго молчал. Потом сказал:
- Но если это так, тогда я ничего не понимаю. Так кто же звал тебя? А если звал и, значит, думал погубить... то почему потом позволил тебе возвратиться? И ведь не просто возвратиться, а... Гм! Для чего?
Он замолчал. Молчал и я. Да, и действительно: Винн, Триединый злобный Винн, вдруг взял да пощадил меня. Вепрь отпустил меня живым. Хвакир меня не разорвал. Ведь для чего-то же все это делалось! Но для чего?
А Владивлад:
- Вот так-то, брат! Здесь что-то кроется... И очень, очень важное. Да только разве нам дано понять богов? Нет, нам дано их только чтить. И все-таки...
И тут он встал, сказал:
- Ночь, Айгаслав. А завтра трудный день. Я ухожу.
И он ушел к себе. А я пошел к себе. И вот я шел, и был я жив-здоров, и руки-ноги мои целы, есть у меня жена, и есть корабль, есть дружина, а тот, кто спас меня сперва возле Источника, потом в Чертоге, он...
Но мне, честно скажу, к великому стыду, о Хальдере не думалось! Я просто шел, смотрел по сторонам. А подойдя к шатру, остановился. И долго я стоял возле шатра, смотрел на Небо. Вот так и Хрт, наверное, стоял и молча ждал... а после принялся просить. И Небо даровало ему Макью. Потом, уже зимой, она ему сказала: "Муж мой, сегодня ночью мне приснилась рыба. Пойди и принеси ее". И Хрт пошел. А был сильный мороз, мела метель...
А Сьюгред ничего не говорит. Молчит и Небо. И я к нему не обращаюсь, не прошу. Да и о чем просить? Есть у меня любимая жена. И скоро будет сын. И родится он в самом начале зимы, все будут чтить его. А где зимою буду я, и что было начертано на ножнах, и кто призвал меня в Чертог...
А! Суета! Не знаю я того - и, значит, и не надо. И я закрыл глаза Небо исчезло. Потом, немного подождав, я снова их открыл и снова глянул вверх - тьма, звезды, облака, луна. Хрт мертв, Макья мертва, Земля наша пуста, нет ничего и никого, есть только я да Сьюгред. Да, только я и только моя Сьюгред! А остальное - прах и тлен. И я вошел в шатер и опустился перед Сьюгред на колени, меч отстегнул и положил у изголовья, потом снял через голову кольчугу и тоже положил - с опаской, чтоб не разбудить...
Вдруг Сьюгред прошептала:
- Муж мой!
Я вздрогнул. Обернулся и спросил:
- Ты что, еще не спишь?
- Нет, - снова шепотом ответила она. - Мне очень страшно.
А я сказал:
- Но я же рядом, Сью. Кого тебе бояться?
- Тебя я и боюсь, муж мой.
- Меня?!
- Да, муж, тебя. Ты стал совсем чужой. Ты обо мне совсем забыл. Все с ним да с ним. И шепчетесь. Он околдует тебя, муж. Он же колдун!
- Н-ну, - я смутился, - и колдун. И что с того? - и тут я обнял Сьюгред. - Но колдуны бывают всякие. Вот Владивлад! Он мне сейчас сказал: зимой, в самом начале, у нас с тобой родится сын, все будут чтить его! - и я ее поцеловал и повторил: - Чтить, милая. Твой сын!..
Но Сьюгред отстранилась от меня и сказала:
- Так то когда еще будет - зимой! А уже завтра ты забудешь обо мне. Ведь завтра мы придем к тому поселку, и твой отец и твоя мать выйдут к тебе. А если даже и не выйдут, то Владивлад, он же колдун... Он отведет твои глаза - и ты забудешь обо мне, и мы с тобой расстанемся!
- Х-ха! Милая! - воскликнул я. - Да как же мы с тобой расстанемся! Ведь Вепрь мне обещал!..
- Да потому... - сказала было Сьюгред...
Но не сдержалась и заплакала. Я утешал ее, как мог, я целовал ее и обнимал, шептал ей нежные слова... А нужно было бы спросить, узнать, откуда у нее это предчувствие. Но я не сделал этого. Забыл. Не обратил внимания. Я только утешал ее и утешал - и Сьюгред успокоилась, и я был тому рад. Потом она заснула. А я лежал, лежал, лежал... и думал, честно вам скажу, о тех, кого я завтра должен встретить. С тем и заснул.
А утром, встав раньше обычного, я сразу взялся торопить, чтобы скорее выступали. Но Владивлад сказал, что прежде он должен снестись со смердами и он так и сказал о своих градских: "смерды" - и жег сигнальные дымы, и требовал от них ответа, и гневен был. А градские - дымами же - ответили: мол, да, они идут за нами вслед, да вот никак не поспевают, уж больно берега плохи, болотисты, но ведь идут они, торопятся, и в срок придут, и встанут заодин, чего там беспокоиться? Но черен был ярл Владивлад, грозил, что вырвет тысяцкому бороду, что... А! Немало он грозил! И невдомек было ему, что оттого и медлят уллинцы, и отстают, что не хотят они идти при его стремени, уж больно страшен он, уж больно он колдун!
Но ничего я Владивладу не сказал. Поели мы, взошли на корабли и двинулись вверх по реке навстречу Барраславу, криворотым, навстречу...
Да! Только об этом я тогда и думал. То есть я думал только о себе, а о Земле совсем не думал. Также не думал я о том, что умер Хрт, что Макья умерла, что я иду навстречу криворотым, и если одолею их...
Нет! Честно вам скажу, я обо всем забыл, даже о Сьюгред. Стоял, смотрел на берега и вспоминал свои видения, и ждал, когда же я увижу тот поселок. Теперь-то я его узнаю, теперь-то я его не пропущу, как в тот поход, когда мы с Хальдером ходили к Уллину жечь Владивладу бороду, а после возвращались - и я смотрел, смотрел, смотрел, да так ведь и не высмотрел. Я и теперь смотрю - но по-иному. Вот справа хижины. Не то. А вот еще. Опять не то. А вот опять пустые берега, нет никого...
Да и в поселках я ведь никого не видел, никто на берег не сходил и не смотрел нам вслед. Небось, уже бежали, кто куда, ведь криворотые идут, жгут, грабят, режут. И, говорят, от них одно спасение - в леса. Вот и бежал мой люд в леса, и затаился там, и ждет: вот ярл придет и остановит криворотых, и побьет, и вот тогда уже...
Х-ха! Это он! Я не ошибся! И берег тот, и тот песок, и та ракита, и та хижина! Я подскочил и закричал:
- Право греби! Лево табань! Р-раз! Р-раз!
- Ярл! - поразился Лайм. - Ты что...
- Молчи! Право греби! Р-раз! Р-раз!
Гребцы смешались. Я кричал! И так страшно кричал...
Что повернули. Подгребли. Сьюгред хотела мне что-то сказать...
Но я ее не слушал - оттолкнул. И - через борт! И - по воде! И - на песок! По взгорку! К хижине! Вбежал...
И замер. Да, все, как тогда, в тех страшных снах - стол, лавки, печь...
И - никого, конечно же. И - запустение. Мох на столешнице. Репей в углу. И плесень на печном боку...
Я постоял, свел пальцы крестиком...
Но умер Хрт! И Макья умерла. И я, похолодев от ужаса, прошел за печь...