Бицуев потер лоб.
— Меня там не было. Это они рассказывали.
— Я понимаю.
— Вот. Дверь оказалась запертой. Ну, Сяча постучал, там есть окошко… Постучал и ждет. Она спросила, кто? Файдыш ответил. Она услышала и подошла к окошку. Увидела, открыла… Думала, он что-то скажет ей… А Сяча… руку с пистолетом внутрь просунул и выстрелил в нее. Сказал, что попал ей в «моргальник», в смысле, в глаз, — поправился Бицуев, и его язык опять прошелся по губам. — Потом зашел и забрал «бабки». Деньги, значит.
Признание в кровавом преступлении звучало просто: приехали, зашли, убил. Потом все деньги поделили.
— Сколько Сячин взял себе?
— Десять кусков.
— А почему так много?
— Сказал, что передаст знакомому в угрозыске, и тот замнет убийство. Мол, все так делают, кто хочет жить.
— И вы поверили?
Климов почувствовал, как крылья его носа затвердели, кожа у глаз натянулась, веко задергалось.
— А что? — демонстративно удивился Бицуев. — Так не бывает? Конечно, поверили. Без связей ничего сейчас не сделаешь и не добьешься. Все это знают.
— Ну, ладно, — не стал дискутировать Климов и потер нижнее веко. — А кто фотографировал? Меня, других сотрудников милиции? Зачем?
— Чтоб знать в лицо, — с поспешностью сказал Бицуев. — Рудяк снимал.
— А ты?
— И я, — он опустил глаза. — Сяча приказывал. Потом устраивал экзамен: показывал на улице и спрашивал, кто это? Надо было отвечать.
— Послание мне Файдыш написал?
— Рудяк.
— Его затея?
— Сячи. Он нас и одеваться заставлял невзрачно, чтоб стрижечка была и все такое. Никаких примет.
— А у него у самого отличия имеются?
Бицуев помолчал, потом ответил.
— Недавно подбородок раскроил, попал в аварию. Теперь ходит со шрамом.
Климов выключил магнитофон, взял ручку.
— Слева, справа?
— Слева.
— Так и запишем: на подбородке слева косой шрам.
В общей сложности допрос продлился пять часов, сравнительно немного, но место, где скрывался главарь банды, оставалось неизвестным.
Глава 12
Вечером Климов присутствовал на допросе Рудяка.
Вел его Тимонин.
В этом следователе, с которым Климову не раз приходилось работать бок о бок, угадывалась та нервная сила, что заставляет подниматься навстречу даже чиновников в просторных кабинетах. И сейчас его желто-зеленые глаза рыси вприщур смотрели на Рудяка. Прокуратуру, как и уголовный розыск, интересовало местопребывание Сячина.
Рудяк уже не скрывал никаких подробностей, точно указывал, где, когда и с кем совершено то или иное преступление, и лишь убийство кассирши упорно сваливал на Файдыша. Выгораживал брата.
Холодный свет люминесцентных ламп делал его лицо мертвенно бледным, синюшно оттенял подглазья. Ноги в кремовых носках и кремовых кроссовках выглядели как пластмассовые протезы.
— Кто такая Сердюкова, приславшая на имя Сячина открытку «до востребования»?
— Томка, что ли?
Тимонин промолчал.
— Курортница одна. Серега снял па пляже.
— Кто она? Откуда? Где работает?
— В открытке адрес не указан?
— Я вас спрашиваю.
— Курортница и все. Я с ней не спал.
— А Сячин?
— Было дело.
— Так, — протянул Тимонин и отодвинул от себя подальше пачку сигарет. Чувствовалось, что он хочет закурить, но в комнате и так было сине от дыма.
— Но что-нибудь о ней вы знаете? Ее приметы, цвет волос…
— Нет, ничего.
В глазах Рудяка просквозила робкая, бессильная надежда: если и эта ложь не выгорит, тогда ему хана. Раза три- четыре в его голосе прорывались нотки горького раскаяния, но в основном он держался на злобе.
— Вы не пытались отговорить Сергея от убийства?
Тимонин сменил тему, и Рудяк, чьи скулы стали восковыми, безвольно-тягостно вздохнул:
— Пытался, сколько раз.
Усиливая нажим, Климов уличил его в противоречии:
— Сейчас вы косвенно дали понять, что Лякину убил ваш брат, Сергей, к чему усугублять свою вину? А то получается, что это вы стреляли в кассе. По крайней мере, Бицуев с Файдышем считают, что убили вы.
— У, падлы гадские! — рассвирепел Рудяк. — Серега Файдышу при мне отдал «косую»!
— Тысячу рублей?
— Да, тысячу! Что, мало?
Климов не стал спорить, и Тимонин поблагодарил его взглядом: вовремя помог, хорошая раскрутка.
— Мало, — жестко сказал он. — За тысячу сейчас никто себя марать не станет! Признавайтесь, кто убил? Вы или Сячин?
Рудяк дал «трещину».
Пристыженно и виновато, сбивчиво, взахлеб, вымаливая для себя прощение, он рассказал о том, как Сячин убивал кассиршу.
— Он с вальтером теперь не расстается. Мы все боялись, что и нас он уберет. Он говорил, что в «уголовке» у него полно дружков.
— И вас бы мог убрать?
Кажется, наступил момент полной самообнаженности. Узкое лицо Рудяка исказилось, и он разрыдался. Размазывая слезы по щекам, стал говорить о том, что в августе его чуть не убил Сергей. Заподозрил в возможной измене. Привез на своей «Ладе» в лес, заставил полностью раздеться и, подтолкнув к какой-то грязной яме, угрожая пистолетом, потребовал молчать «до гробовой доски», чтоб ни случилось. Узнав, что между Файдышем и Бицуевым произошла драка, во время которой Бицуев орал, что выдаст банду «с потрохами», Сячин сказал, что «порешит Бича». Вместе с Файдышем, вооруженные пистолетом и обрезом, они до ночи поджидали того у здания милиции, сидя в машине. Если бы он вышел «из ментовки», они бы его застрелили. Но Бич пропал куда-то, наверное, испугался, заявлять не стал, и они успокоились.
— И вас осталось трое?
— Да.
Рудяк отвечал нервно, срывисто, и все-таки тон его теперь был иным, чем вначале. Немного помолчав, уняв волнение, он выпил воды, предложенной ему Тимониным, и ответил на последние вопросы.
— Организатор банды Сячин?
— Да.
— Куда он мог уехать?
— К Томке.
— Где она живет?
— В Подвойске.
— Кем работает?
— Швеей.
Остальное их уже не волновало. Рудяк и не заметил, как сказал о самом главном.
Глава 13
В Подвойск Климов приехал на рассвете.
Этот далекий, затерявшийся в лесах сибирский городок заставил его сделать три пересадки: с самолета на поезд, с поезда на катер, с катера на рейсовый автобус, переполненный рабочим людом.
Начальник подвойского уголовного розыска, поджарый капитан, назвавшийся Чурилиным, познакомил его с оперативной сводкой. Сердюкова Тамара Анатольевна, работница швейного кооператива «Соболь», проживает по улице Завражной, дом номер пять, в частном домовладении, разведена, детей не имеет. Три дня назад взяла на работе отпуск, на улицу выходит редко. Во дворе ее дома стоят «жигули» шестой модели, малахитово-зеленые, прикрытые брезентом.
— А что, сюда можно добраться своим ходом? — удивился Климов. И Чурилин подтвердил:
— Свободно! Чем мы хуже вас, южан? Недавно трассу протянули, так что можно.
Климов мысленно поблагодарил подвойских коллег за оперативность, за сбор нужной информации, и подумал, что «разведена, детей не имеет», это как раз то, что нужно Сячину. Он с машиной, при деньгах, она свободна. Частный дом… Подполье обеспечено.
— Как его теперь оттуда выкурить?
Сразу же возникло несколько вариантов, но на лице Чурилина отразилась кривая улыбка пройдохи, довольного своей хитростью. План его заключался в том, что дома по улице Завражной не были еще подключены к теплоцентрали, и горкоммунхоз устанавливал колонки для подогрева воды. Заодно устанавливали и ванны, тем, кто хотел. А хотели все: уж больно баня далеко, да и купаться в ней тоска: вот-вот завалится.
Климов уловил его идею.
Через день на улице Завражной появились сварщики, сантехники, газовики. Климов с Чурилиным стали бригадирами.
В полдень в доме Сердюковой был замечен квартирант. Когда она отправилась в ближайший магазин, занавеска на одном из крайних окон дрогнула. Кто-то наблюдал за улицей.
Одетый в прожженную робу сварщика, в вязаной шапочке, с защитными очками на лбу, Климов не боялся, что его узнает тот, кто прятался за занавеской. Черные усы и трехдневная щетина настолько изменили его облик, что, пройди мимо него жена, и та бы отшатнулась, как от чужака. Она панически боялась уличных знакомств.
Утром следующего дня группа Чурилина устанавливала газовую колонку в доме Сердюковой, но Сячин ни разу не вышел на кухню, словно его и не было.
Климов попросил соседку, бойкую старушку в кацавейке, узнать, есть ли кто в доме? Но та вернулась, пригорюнясь. С ней и разговаривать не стали: «Томка чевой-то окрысилась». Это лишний раз убеждало, что Сячин здесь, бежать ему отсюда некуда. Плохо то, что у него «вальтер» и неизвестно, сколько патронов к нему. Любой, кто сделает хоть шаг в его жилище, в его прочное убежище, получит пулю.
Надо было выманить его на улицу, по крайней мере, сделать все, чтоб он расслабился, забылся, опустил оружие в карман. Услышав голоса газовиков, он, без сомнения, вынул пистолет и встал за дверь.
В бюро технической инвентаризации Чурилин взял план сердюковского дома, и после его изучения они пришли к весьма неутешительному выводу: штурмом сячинскую клетку не возьмешь. Она была без окон, с единственной дверью, которую легко забаррикадировать. К тому же, наискось от двери, в стене располагалась ниша, еще одно хорошее укрытие.
— Да не пяльте вы глаза на окна! — с раздражением заметил Климов одному из оперативников, делая вид, что дает рабочее задание. — Никуда он отсюда не денется.
После того, как газовики подключили колонку, а сантехники врезались в канализацию, Климов подозвал хозяйку дома. Вряд ли ей захочется получить срок за укрывательство убийцы, да и ее саму он мог убить в любой момент, а мог и просто взять заложницей.
Сердюкова, щуплая блондинка с острым носиком, сначала стала в позу: я вас знать не знаю, но, видя, что Климов жестом приглашает ее выйти, спустилась с крылечка. Одновременно к ней подошел Чурилин.
Развернутое удостоверение сделало ее послушной.
Ужаснувшись тайне своего дружка, она боязливо оглянулась на дверь кухни.
— И что я должна сделать?
Ее уже трясло.
— Прежде всего успокоиться. Потом «обмыть» благоустройство дома.
— Подпоить?
Климову понравилась ее сообразительность.
— И постарайтесь вытащить его в кино, или на улицу.
— А у меня…
— Мы вам достанем.
Речь шла о водке, и Климов усмехнулся. Он сейчас напоминал себе пронырливого выпивоху. Все дела побоку, одно на уме: достать и чекалдыкнуть.
Через полчаса работы в доме были закончены, и подъехавший грузовик с обшарпанными бортами увез рабочих на обед..
Сердюкова отправилась в магазин. Там ее уже поджидал Чурилин. Вернулась она с полной сумкой и, пройдя мимо Климова, сидевшего на лавочке недалеко от ее дома, толкнула калитку.
В том, что Сячин обрадуется выпивке, сомнений не было. Со слов Бицуева и Рудяка, он давно уже был алкоголиком.
Спустя сорок минут, все тот же грузовик лихо тормознул возле скамейки, на которой сидел Климов. Из кабины выпрыгнул Чурилин, из кузова — четверо оперативников.
Группа захвата была в сборе.
Если ничего не изменится и все пойдет по разработанному плану, вечером Сердюкова и Сячин пойдут в кипо. Там демонстрировали западный остросюжетный фильм «Однажды в Америке» — с убийствами и откровенной порнографией. Вот тут-то они голубя и подомнут.
— Кому с ним работать впритирку? — используя профессиональный жаргон, поинтересовался чурилинский помощник, и Климову в этом вопросе послышалась подсказка: мол, птица ваша, вы с ней и возитесь. Режьте крылья.
Обсудили и этот момент.
К вечеру похолодало. В туманно-серой наволочи неба тускло светилось бледное, розово-дымное пятно, в котором угадывалось некогда яркое солнце. Иногда оно пропадало совсем, и тогда острее ощущалась знобящая сырость предзимья.
Климовские помощники тревожно поглядывали друг на друга.
Лишь бы ничего не изменилось, только бы ничто не помешало провести захват.
Чурилин достал беломорину, пофукал в плотный бумажный мундштук, закурил. Сидит, понимаешь ли, человек после трудов праведных и дым пущает. Он успел переодеться, и теперь на нем были синие джинсы «варенки» и кожаная куртка. На груди болталась металлическая цепочка. Этакий блатняжка-хиппи, перестарок. Даже паричок добыл с патлатой гривой. В самый раз.
Незаметно стемнело.
В доме Сердюковой вспыхнул свет.
Климов с Чурилиным переглянулись. Неужели Сячин заартачится? И пить не стал, и выйти в город отказался? Тогда у него чувство опасности, действительно, звериное.
Напротив сердюковского дома, на затененной скамье обнималась какал-то парочка. Оттуда доносился перебойный ритм модного шлягера.
— Твои? — почему-то шепотом спросил Климов, хотя можно было говорить и громче.
— Мои, — ответил Чурилин.
— Надо убрать, — посоветовал Климов. — Слишком хорошо тоже нехорошо. Сячин — зверь осторожный.
Чурилин не без некоторого усилия над собой переместил милующихся на другую скамью, и сделано это было вовремя. В вечерней тишине протяжно скрипнула калитка, и на тротуаре появилась женская фигура. Постояла, махнула рукой.
Около нее тотчас покачнулась тень мужчины.
Климов быстро спрятался за дерево.
Чурилин вышел на дорогу, как человек, который хочет ехать и не видит ни одной приличной для себя машины. Постоял, качаясь на бордюре, и медленно, нетвердо ставя ногу, пересек проезжую часть улицы.
Пошатавшись вдалеке, скрылся в переулке.
Спустя какое-то время за ним свернули Сячин с Сердюковой.
В тот же переулок тенью скользнул Климов.
Около кинотеатра было людно, оживленно, празднично, а главное, светло. С рекламной афиши на прохожих щурился угрюмый тип в низко надвинутой на глаза широкополой шляпе.
Сердюкова направилась к кассе, а Сячин отошел в сторонку. Правую руку из кармана он не выпускал.
Какой-то увалень в пижонской кепке заслонил его от Климова спиной, должно быть, обратился закурить, но тут же отвалил, держа сигарету на отлете, дескать, кто поможет огоньком?
Сячин снова оказался в поле зрения.
Куртка со стоячим по моде воротником: хомуток-застежка на кнопках. Туфли на «липучках», брюки-бананы, а лицо серое, с бескровными губами. Есть такие типы, у которых губы как бы припорошены. Хочется заставить их пойти умыться.
В посадке головы было что-то хищное, особенно при повороте, в профиль.
Климов старался не встречаться с ним взглядом. Не дай бог узнает!
Браслет на руке, шрам на подбородке.
Когда от кассы отошла Сердюкова, что-то говорившая Чурилину, державшему билеты. Климов напрягся. По разработанному им сценарию, у Сердюковой нет разменных денег. Может быть, у Сячина найдется мелочь?
Увалень в пижонской кепке снопа очутился рядом с Сячиным, ища глазами: у кого бы прикуркутъ?
Под его прикрытием и Климову легко переместиться.
Сячин недовольно буркнул, взялся левой рукой за ворот куртки, правой распустил «молнию», полез в брючный карман…
Чурилин, Сердюкова, Климов, увалень в пижонской кепке — все придвинулись, стеснились: нет ли лишнего билетика? — и сячинские руки подломились, вывихнулись за спиной в локтях.
Послышалось звериное рычание:
— У, сучий рот…
И в тот же миг взведенный «вальтер» оказался в руке Климова.
— Спокойно, без конвульсий.
Нетрудно было понять, что Сячин хотел бы сейчас всем им перегрызть глотки и прежде всего, Климову.