У Гордеева голова шла кругом, и еще он почувствовал зуд во всех нервных окончаниях – захотелось остановить машину и почесаться, засунув пальцы под кожу, в мышцы, но это невозможно…
– Надо что-то делать, – сказала Лера.
– О себе надо думать, – нервно отрезал он.
Магазин в Саврасье выбором товара не баловал, поэтому они заехали в мини-маркет на выезде из райцентра, загрузили полный багажник продуктами, выпивкой. Процесс занял время, утомил, но вместе с тем отвлек от дурных мыслей. Гордеев замаялся, но успокоился. Холодок по нервам пробежал, когда они подъезжали к дому. Большую часть денег и драгоценности он закопал за хозблоком, но в доме осталась серебряная посуда, шубы, ноутбуки, бытовая техника – вдруг все это соберут и вывезут?
Но беспокоился он зря, ворота и калитка были на замке, дверь закрыта, вещи в доме. Только вот собака их не встречала, не выбежал к ним сторожевой, страшный в своем служебном гневе пес, не склонил голову перед хозяином. Жаль, очень жаль. Ирина собаку не держала, только кошку, и они с Лерой не думали обзаводиться псом, не дошли еще пока до этой мысли, а надо бы заняться этим вопросом всерьез, и чем быстрей, тем лучше.
Жаль, своего Лорда он отдал соседу; тот очень просил, а отказать Гордеев не смог. Как теперь обратно забрать?.. Видно, придется.
Гордеев обошел вокруг дома, подергал решетки на окнах, проверяя их на прочность. Хорошо сделано, на совесть и с выдумкой: каждая вторая решетка открывалась изнутри – мало ли, вдруг пожар, если дверь завалит, без этого из дома не выбраться. А дом деревянный, если полыхнет, выгорит все до фундамента. Дверь стояла крепко, так просто ее не высадишь, хотя обшивка не внушала особого доверия – стальная, но далеко не самая прочная, возможно, пуля возьмет ее даже на излете.
И забор он обошел как по внутреннему, так и по внешнему периметру – профильные листы примыкали плотно, проломов, подкопов и подставок не было, но это не успокаивало. Если очень захотеть, забор можно было легко преодолеть. А при серьезном подходе ни собака не спасет, ни видеокамеры не помогут, тем более нет ни того, ни другого.
Видеокамеры были у Гордеева в старом, проданном уже доме, но немного – одна висела над входом, другая над воротами, и ни одна из них не засекла момент, как подбрасывался во двор дома пистолет, и сам злоумышленник остался незамеченным. Видеокамеры нужно ставить сплошным фронтом, не должно быть мертвых зон, но это не просто – и как решить вопрос? Заказать в частной компании в комплекте с охранниками? А в какую сумму это обойдется? И будет ли от этого польза?..
Гордеев сел на крыльцо, закурил, осознавая свое бессилие перед злым роком. Если Федосов очень захочет, никакая сила его не защитит… Да и какая сила, если у него даже травматического пистолета нет, а охотничье ружье изъяла полиция. Чем отбиваться, если что?
Ира не держала в доме оружия, но в хозблоке у нее хранились кое-какие инструменты и садовый инвентарь. Гордеев нашел там лопату с длинным черенком, взял ножовку по металлу и принялся за работу. Полотно резало хорошо, но и железо было прочным, он взмок, пока обрезал широкий штык с одной стороны, за вторую половину и браться не хотелось – так он устал. Но все-таки взялся и даже осилил. Обрезав штык под острие копья, он принялся обтачивать его напильником, за этим занятием его и застала Лера.
– Ужин готов, – сказала она.
– Хорошо.
– Может, баню затопить?
Баня находилась в конце двора, вода в бак шла из скважины, грелась через дровяную печь, подавалась в душ. Небольшая банька, но для двоих в самый раз. Ира любила париться в сауне, и Гордеев не смог отказать ей в этом удовольствии, и теперь мог сам пользоваться своей же добротой.
– Да некогда, – сказал он под скрежет металла.
Лера пожала плечами. Ей-то баня не очень нужна: в доме душ есть и ванна, его хотела побаловать. Погода хорошая, в холодильнике пиво, можно напариться, перебраться на веранду, там посидеть, выпить. А можно и в предбаннике остаться, стол там небольшой, но им с Лерой хватит. Именно об этом он и думал, затачивая железное острие, но сначала копье нужно сделать, а то зря насиловал себя.
– Я сама, – немного подумав, сказала она.
Он кивнул. Баню затопить не проблема, Ира справлялась, и Лера сможет. Открыть кран, пока бак наполняется, забросать в печь дрова, бросить под них пару таблеток сухого спирта, чиркнуть спичкой… В конце концов, он заботился не о своей, а об общей безопасности, Лера должна это понимать.
Из трубы уже вовсю валил дым, когда он закончил работу. Копье удалось – острие прочное, острое, черенок, вернее, древко достаточно длинное, неплохо сбалансированное, но для метания оно все-таки не годилось. Гордеев атаковал невидимого противника колющим ударом в голову, когда появилась Лера.
– Как настоящее, – сказала она, разглядывая копье.
– Держи! Твое!
– И возьму, – пожав плечами, кивнула она.
С копьем и скрылась в доме, а он взялся за грабли – снял их с черенка, к которому примотал скотчем большой старый нож. Примотал, подергал за острие, отодрал острие, взялся за ножовку по дереву, выпилил в черенке выемку для рукояти, в которой затем просверлил отверстия под шурупы. Он прикрутил нож к древку, опробовал на прочность – на этот раз его устроило все. А к этому времени баня протопилась.
Пока он парился, Лера накрыла стол. И подала себя. Он ошалело смотрел, как она заходила в парилку. Волосы перетянуты черной лентой, в которую вставлено пластиковое перо из декоративной чернильницы, грудь обнажена, на бедрах широкий кожаный поясок, едва прикрывающий место для фигового листика. И главное, копье в руке. Ни дать ни взять – амазонка. Только вот глаза горят, как у нимфоманки.
– Готова к труду и обороне, – сказала она.
Он уловил слабый, свежий запах коньяка – похоже, Лера успела приложиться к бутылке. Видимо, для успокоения. В одиночку она никогда не пила, но Гордеев сам был виноват – заработался, даже об ужине забыл. Он не спрашивал почему, а сам искал для нее оправдания. Это что-то новенькое для него. И сама Лера подала себя в непривычной обертке.
– Поздно уже трудиться, – сказал он, заинтригованно глядя под поясок. – Пора отдыхать.
Лента повязана широко, а ноги у Леры длинные, тонкие даже в бедрах, развал-схождение просто потрясающее – и как только он этого не замечал?.. Нет, он, конечно, догадывался.
И грудь у нее вполне – не самая упругая, но и не обвислая, а коричневые «глазки» улыбаются, манят, зовут.
Он потянулся к жене, но между ними вдруг оказалось копье, острием направленное на него.
– Руки!
– А что, нельзя?
– Сначала женись!
Гордеев вскинул брови, удивленно-вопросительно глядя на нее.
– По обычаю предков! – пояснила Лера.
Он восторженно кивнул. Если это была игра, то со своей ролью она справлялась безупречно. Только вот копье в сторону бы убрать, а то вдруг кто-то из них поскользнется…
– А это как?
– Догонишь – женишься!
– А если не догоню?
– Тогда согреешься, – улыбнулась она, опуская копье.
Он резко шагнул к Лере, обхватил ее руками, ощутив под пальцами твердую волнистость ребер под гладкой, чертовски приятной на ощупь кожей.
– Уже догнал!
– Ну, если догнал!
Она откинула назад голову и выгнула назад спину, выставляя на обозрение обнаженную грудь. Или под ласкающее, поглощающее прикосновение. Он мог пальцами, языком… Лера его жена, и он мог с ней все… Хотя нет, еше не совсем. Да, он догнал ее, но еще не женился…
– А заодно и согреемся, – пробормотал он.
В парилке было душно, влажно, его пальцы скользили по спине под верхним срезом пояса, а за ними, выцеживаясь из кожи, стекали капельки пота. Горячая кожа, мокрая, она липла к рукам, но это лишь еще больше возбуждало. Поясок упал под ноги, на Лере осталась только лента и пластиковое перо на ней…
Он помнил их первую брачную ночь, она пришла в спальню вся такая робкая, трепетная, ищущая, ждущая, полная надежд, а Миша лежал на кровати пьяный, немощный, все мысли крутились вокруг Насти, только с ней он и хотел. А Леру ему навязали, и душа к ней не лежала.
Она тогда сама разделась, шмыгнув носом, юркнула под одеяло: хотела поскорее скрыть свою наготу, как будто Миша только и ждал, как наброситься на нее и грязно надругаться. Не набросился. И не надругался. Так, ткнулся несколько раз без вожделения. Ткнулся, дернулся и заснул, даже не понял, сорвал цветок или это случилось еще до него. Не волновало его, как оно там до него было, потому и не озаботился. И утром спрашивать не стал, да и зачем…
А сейчас вдруг захотелось спросить. Кто мял до него ее грудь, нежными движениями пальцев нагоняя в соски кровь, заставляя их твердеть, набухать, кто гладил спину, ощущая волнующую упругость продольных мышц? Кто укладывал ее на живот, как он делал это сейчас, кто движением руки замерял крутизну изгиба со спины на высокие раздвоенности, с которых, как саночки под горочку, вниз по бедру к икрам спустились ладони? Чьи пальцы мяли маленькие нежные пяточки, массировали ступни, разминая косточки? Под чьими прикосновениями ее жаркое дыхание переходило в сдавленный стон?.. Может, она встречалась до свадьбы с Ромой, возможно, жила с ним. Замуж она вышла в девятнадцать лет, а это возраст, до которого женщина вполне способна обзавестись богатой историей…
Гордеев ощутил укол ревности, но Леру за горло не схватил. И не остановился. Напротив, его движения стали резче, стремительней, плотней. Он с необычной легкостью подхватил ее на руки, вынес из парилки в приятную прохладу предбанника, посадил на краешек стола, сдвинув на угол блюда. Лера с жадностью обхватила его, вжимаясь навстречу движению, к которому он шел двадцать лет…
Глава 8
Небо – как школьная доска, но высшие силы пишут на нем не буквами, а знаками. На самой высоте, прямо над головой, тонкие, скрученные в жгут, светло-серые облака будто веревками обвязывали темную тучу. Вдоль горизонта, на южной стороне, плыли белые барашки, как на вертела нанизывались на лучи закатного солнца, поджаривались на его рыжем огне, одно за другим исчезали в утробе гигантского толстяка, скрывающегося за огромным ярко-красным диском. На севере небо почти чистое, там только маленькие облака, похожие на разрывы зенитных снарядов. Случайное ли это нагромождение небесных знаков? Что, если в них можно прочесть будущее и осмыслить настоящее? Может, в небе сейчас перелистывается книга судеб, написанная свыше на языке, не понятном людям? Или как раз все понятно? Веревки облака поймали тучу, которую нужно обескровить, разделать на маленькие барашки, а потом сожрать. Или расстрелять, как показывают на то зенитные разрывы… А темная туча – Гордеев Михаил Викторович, коррупционный чиновник и казнокрад…
Гордеев опустил голову, закрыл глаза. Да, он плохой человек, но разве с ним борются ангелы? Чем тот же Федосов лучше его?
За спиной послышалось легкое рычание, и тотчас в ногу, под коленку, с силой ткнулся мокрый нос, Гордеев едва не потерял равновесие. Ему нужна была собака; сказано – сделано. Он не стал усложнять себе задачу, просто съездил в Долгопольск, побывал там в приюте для бездомных животных, просмотрел всех собак, ту, которая «улыбнулась ему», он и взял. И не пожалел. Гарик был метисом, помесью кавказской овчарки с дворнягой; порода в помеси не просто чувствовалась, она бросалась в глаза. И вел он себя как благородный, хотя иногда вылезала дворняжья игривость, как сейчас.
Не окажись в приюте такой собаки, он бы, пожалуй, переступил через себя и вернул бы Лорда, но ему повезло.
– Фу!
Гарик спрятал дурашливо высунутый язык, сел на задние лапы, взгляд обрел осмысленное выражение.
– Служить!
По этой команде собака должна была встать на задние лапы, вытянув передние, к таким тонкостям Гарика не приучили, но главное, он понял суть – опустился на все опоры и побежал к воротам, раздувая ноздри в поисках вражьего запаха. Третий день он уже на службе, и никаких пока проблем – ни с ним, ни вообще. Спокойно все.
Сегодня утром Гордеев был в больнице, проведывал сестру. Все без изменений, состояние по-прежнему стабильно тяжелое. Очень тяжелое, но стабильное.
Не успел он отделаться от Гарика, как появилась Лера. Тихонько подошла к нему сзади, взяла его под руку. А подкрадываться нельзя: слишком уж ситуация напряженная.
– Пошли кушать!
Голос прозвучал нежно, ласково, но его вдруг взяла злость – и на нее, и вообще.
– Ты что творишь? – резко спросил он.
Лера удивленно глянула на него, обиженно вдохнула носом воздух и повернулась спиной. И голову вскинула – то ли гордость хотела свою показать, то ли таким нехитрым способом пыталась сдержать слезы.
Он хотел извиниться перед ней, но не успел – слишком быстро она скрылась в доме. Или он так долго тянул?..
Да и зачем извиняться? Обстановка напряженная, вокруг враги, а у него нож в кармане и копье под рукой. Все возможно… Сама виновата – и подкралась незаметно, и под горячую руку попала, впредь умней будет.
Впрочем, она и так знала его характер и за двадцать лет научилась приспосабливаться к нему, просто сейчас расслабилась, обласканная его нечаянным вниманием. Хорошо ему вдруг с ней стало, тепло и уютно. И секс новыми красками заиграл…
Да, неплохо с ней, но восторга нет, крылья за спиной ввысь не тянут. Хорошо с Лерой, но буднично, и скука дает о себе знать. Настя уже не вдохновляет, и Риту он оставил без всяких сожалений, но сможет ли Лера заменить их?.. Сегодня был в больнице, засмотрелся на молоденькую медсестру, и она улыбнулась ему не без кокетства, грешные мысли в голове запрыгали. Соблазны уже улеглись, но желание снова увидеть сестричку все еще теплится в душе, может, потому на Леру и сорвался.
Прощения Гордеев не попросил, все улеглось само собой. Он сел за обеденный стол, она налила ему в тарелку солянку и получила в ответ теплое «спасибо». И ей этого вполне хватило для счастья…
* * *Васильковые глаза у сестрички, густые широкие брови, будто крылья над горизонтом, губки пухлые, зовущие… девушка снилась ему ночью, и Лера это как будто почувствовала – прихорошилась, принарядилась, платье с декольте надела, грудь высоко подняла, в макияж игривые нотки внесла. Должна была дома остаться, как вчера, но собралась ехать с ним в больницу.
Вчера вечером на нее нашло, волосы в косички заплела, корсет с подвязками надела, но без чулок, в таком виде подала в постель два бокала с вином, он завелся, было занятно. Может, она сегодня в машине собиралась зажечь. То ли деревенский воздух на нее так действовал, то ли нехорошее предчувствие толкало на шалости, на которые раньше не решалась. Жизнь одна, и в ней нужно попробовать все – есть такая спорная истина. А той жизни, возможно, уже и не осталось. Враг не давал о себе знать, но в любой момент могло грянуть, и неизвестно, чем все закончится…
Они собирались уезжать, Лера уже села в машину, он открывал ворота, когда вдруг появился черный «Лексус». Он выскочил из поворота, резко затормозил, всклубив пыль, остановился.
Сначала осела пыль, и потом уже из машины, неуверенно переставляя ноги, выбрался Рома, встал, пошатнулся, нащупал Гордеева взглядом, осоловело уставился на него. Похоже, он был порядком подшофе, может, потому и взялся за открытую дверь.
Гордеев глянул на него нахмуренно, исподлобья, передернул плечами, набираясь решимости, еще ниже опустил голову и рванул к незваному гостю, как будто собирался его забодать. Михаил Викторович не собирался поднимать его на рога, хотел всего лишь напугать, но если Рома вдруг пойдет в контратаку, отступать он не станет и даст волю кулакам. А драться он умел, в молодости неплохо получалось.
Рома напрягся, заметив агрессию в его поведении, чуть приподнял кулаки, крепко их сжав, ногу назад отвел, принимая подобие боевой стойки. Не атлет он по своему телосложению, но сбит плотно и, судя по движениям, о рукопашном бое знал не понаслышке.
Гордеев затормозил, как бык, которому помахали красной тряпкой сбоку, но в сторону сдавать не стал – остановился на расстоянии вытянутой руки.
– Ты кто такой? – зло спросил он.
– А ты кто? – Рома пренебрежительно ухмыльнулся, глядя на него.
Он ждал продолжения атаки, но Гордеев не ударил, и это было воспринято как проявление слабости. Но сам Раскатов не стал бить в ответ – отпраздновал труса, и Гордеев сам теперь мог посмеяться в ответ. Но не до смеха ему. Какого черта Рома здесь делает? И почему Лера не поехала вчера в больницу? По дому, сказала, дел много, как будто Клавдию Афанасьевну не могла позвать. Может, с Раскатовым где-то в кустах у реки дружила, пока Гордеев сестру навещал? Может, и сегодня собиралась, да Рома позвонил – отбой дал. А оделась как!.. Не для мужа оделась, а для любовника…
– Что ты здесь делаешь? – наседал Михаил Викторович.
– А ты?
– Я здесь живу!
– А я мимо проезжал… Может, я водички попить остановился? Ты что, воды мне не нальешь?
– А может, Лера тебе налить должна?
– Лера?.. Какая Лера?!
Краем глаза Гордеев увидел жену, она вышла из ворот, встала, смотрит на них встревоженно. Не нравится ей ситуация: не должен был Рома появляться, пока муж не уехал…
– А такая!
Гордеев кивком показал на жену; только тогда, казалось, Раскатов увидел ее.
– А-а, Лера! Привет! – И весело помахал ей рукой.
– Не мог дождаться, пока я уеду? – сквозь зубы процедил Гордеев.
– Да я мимо тут проезжал… – Рома провел пальцем по носу – в раздумье, нужно ли открываться перед ним.
– Кого ты лечишь?
– А если я соскучился по Лере? – все-таки решился он.
– А если я тебя сейчас убью? – взъярился Гордеев.
Он схватил Раскатова за грудки; в пыль под ноги упала сорванная с батника пуговица.
– Ну, ты, в натуре!
Раскатов ударил Гордеева по рукам, но тот еще выше поднял их, заставив противника приподняться на носочках. А руки у Михаила Викторовича сильные, хватка железная, а еще злость бушевала в нем.
– Какого хрена ты сюда приехал?
Раскатов не мог ответить: он хрипел, пытаясь разжать руки. Гордеев с трудом сдерживал ответное давление. Еще чуть-чуть, его руки разойдутся и он откроется, подставит лицо по удар. А Раскатов смотрел на него, как будто хотел ударить головой.