Маленький скрюченный Уолтер Гендерсон, он же Мистер Выпей-Со-Мной, торопливыми шажками пробежал через зал и с любопытством сунул остренький носик между расступившимися братьями.
"Вот!" - Роберт побледнел. В дверях, покачиваясь, стоял Скотина Жорж, угрожающе пыхтел, глядя на Роберта, вытирал рукавом толстые губы, а из-за его плеча выглядывал, кривясь в ухмылке, Одноухий Майкл и тупо взирал на окружающее смертельно пьяный Казимир Каталинский.
Скотина Жорж вразвалку направился к креслам напротив Роберта. Майкл, поддерживая Каталинского, двинулся за ним.
- Здравствуй, Жоржик! - благожелательно сказал Малютка Юджин, а Вирджиния демонстративно отвернулась.
Скотина Жорж буркнул что-то нечленораздельное, грузно сел и злобно уставился на Роберта. Так, наверное, в былые времена смотрели на своих обидчиков тупые динозавры, если у них, конечно, были обидчики. Одноухий Майкл остался стоять, угрюмо осматривая собравшихся и размышляя, вероятно, о том, кому бы исподтишка врезать в ухо в темном коридоре, а Каталинский повалился в кресло и заснул.
- Ну что ж, - неожиданно заторопился О'Рэйли. - Начнем, пожалуй!
- Валяй, папаша, - разрешил Малютка Юджин.
О`Рэйли проковылял к кафедре и поднял глаза к потолку, собираясь с мыслями. Братья Мариньо, супруги Макдивитты и Мистер Выпей-Со-Мной отошли от стола и сели. Только мадемуазель Эмма продолжала что-то шептать, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, да Одноухий Майкл стоял возле Жоржа и садиться, видимо, не собирался.
О'Рэйли отдышался и начал звучным голосом:
- Братья!..
- А как же сестры? - хихикнула Вирджиния с коленей Малютки.
- Ну, не мешай, сволочь! - одернул ее Малютка.
- Братья! - скорбно повторил О'Рэйли. - Сегодня мы собрались здесь, в этом зале, чтобы проводить в последний путь всеми уважаемого мистера Джона Байрона Питерса, нашего друга, наставника, замечательного человека, столь рано покинувшего нас,тобы вознестись к богу.
"Ничего себе рано! - подумал Роберт. - Он же не библейский старец!"
Анджела Макдивитт звучно высморкалась в траурный платок. Скотина Жорж столь же звучно рыгнул.
- Вот он лежит перед нами, навеки успокоившийся, - длинный сухой палец О'Рэйли указал на стол, - и мы скорбим. К сожалению, не все смогли придти сюда в этот печальный час: многие братья сейчас далеко от нас, в черных глубинах космоса. Они бесстрашно ведут бой с жестоким миром, безжалостно отринувшим нас от своей груди и бросившим на произвол судьбы...
- А другие валяются вдребезги пьяные! - насмешливо вставила Вирджиния.
О`Рэйли запнулся и прикрыл глаза, превратившись в египетскую мумию. Малютка Юджин закатил Вирджинии увесистую оплеуху, от которой, как показалось Роберту, покойник вздрогнул. Вирджиния надулась и перебралась в кресло рядом с Софи, сидевшей со скучающим видом.
"Боже, какие словеса! - подумал Роберт. - Может, О`Рэйли тоже грешил в юности проповедничеством?"
- Нет, наверное, смысла пересказывать здесь биографию мистера Джона Байрона Питерса, - после некоторого молчания продолжил О`Рэйли. - Все мы люди без прошлого. Его отняли у нас и втоптали в грязь те, что только с виду похожи на людей, но таковыми не являются, потому что у них нет сердца. Где же на деле их хваленый лозунг: "Человек человеку - друг"? - О'Рэйли повысил голос и даже Каталинский перестал храпеть и разлепил бессмысленные глаза. - Возлюби ближнего своего... Как бы не так! Они отвергли учение великого страдальца за грехи человеческие, распятого над прахом Адама, и подменили его своей бездушной схемой, где не нашлось места человеколюбию. Да, они ловко воспользовались доверчивостью народа, они примазались к словам, сказанным Павлом фессалоникийцам: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь", - и одурачили многих и многих. И там, где была вера, осталась пустота, а на смену христианской любви пришло бездушие, которое вытеснило все человеческие чувства. Не трудились ли мы в поте лица?
О'Рэйли сделал паузу, потом заговорил тише:
- И человек, лежащий здесь, еще среди нас, но уже не с нами, отдал все силы борьбе за торжество справедливости. Трудно переоценить его вклад в наше общее дело. Повторяю, что не буду пересказывать биографию мистера Джона Байрона Питерса, напомню только, что и ему мы обязаны своим спасением, тем, что мы еще живем и боремся. Ведь покойный был одним из тех, кто в свое время вложил немалые суммы в возведение нашего дома, одним из тех, кто финансировал строительство оборонительных сооружений в Поясе астероидов...
О'Рэйли неожиданно закашлялся, согнувшись над кафедрой. Роберт невольно кивнул, соглашаясь с его словами. Да, после заключения конвенции, провозгласившей все пространство Системы вплоть до орбиты Марса зоной мирного космоса, базы для обороны от коммунистической агрессии пришлось передвинуть сюда, в Пояс астероидов.
Он заметил, что Ричард Леннокс тихо встал и скрылся за дверью.
"Не вытерпел, наркоманчик, побежал..."
- Пошел тридцать первый год нашего изгнания, - продолжал О`Рэйли. За столь большой срок произошло множество событий, важных и малозначительных, трагических и смешных. И кто, как не мистер Джон Байрон Питерс взвалил на свои плечи тяжелое, но почетное бремя нашего летописца, нашего Иосифа Флавия, чтобы сохранить для потомков память о славных деяниях их отцов и дедов. Потомки наши - все мы верим в это - завоюют когда-нибудь мир, столь жестоко поступивший с нами и, благодаря покойному, будут всегда помнить наши имена. И господь бог, который послал нам это испытание, господь бог, проверяющий сейчас нашу стойкость и решимость в борьбе, принял бессмертную душу мистера Джона Байрона Питерса и, без сомнения, уготовил ей достойное место возле ног своих...
- Поближе к заду! - загоготал Скотина Жорж, расталкивая Каталинского. - Пойдем, братья, подальше от этого... как его... непотребного сборища, - обратился он к Каталинскому и Одноухому Майклу. - А не то господь бог наш пошлет нам... это... как его... наказание и у нас навеки слипнутся глотки!
- Эт-то бу-будет ужас-со! - пролепетал Каталинский, одурело мотая головой, и рухнул на Жоржа.
Одноухий Майкл молча подхватил его, поволок к двери и они скрылись в коридоре. Скотина Жорж ткнул толстым пальцем в сторону Роберта, замершего в кресле, и с издевкой спросил:
- Ты, парень, не желаешь составить нам компанию?
"Так... - У Роберта мгновенно вспотели ладони. - Значит, сейчас. Что ж, рано или поздно Скотина Жорж все равно припрет меня к стенке. Каталинский не в счет. Зато Майкл почти трезв".
Роберт еще раз пожалел, что оставил пистолет у Гедды. Ладно, пусть его изувечат, но первый удар он успеет сделать. Прямо в жирную рожу!
Роберт встал и поймал взгляд Софи. Взгляд был сожалеющим. Он направился к двери, увидел удивленное и обеспокоенное лицо Паркинсона и вышел в коридор. До него донесся изумленный голос Малютки Юджина, не знавшего о выстреле в дверь:
- Эй, сволочь, с каких это пор ты стал пить?
И смешок Скотины Жоржа:
- А он теперь это... пьет, ты что, не знал, Малютка?
Одноухий Майкл старался удержать Каталинского в вертикальном положении, он был всецело поглощен этой возней и не заметил, как Роберт вытащил из кармана кастет и зажал в кулаке. Скотина Жорж возник в дверном проеме, нетвердой походкой подошел к Роберту и оживленно крикнул, чтобы слышали в зале:
- Пойдем, врежем по стаканчику!
"Сейчас я тебе врежу! - подумал Роберт, свирепея. - Я тебе врежу, жирная свинья!"
Они пошли в глубь коридора, Роберт впереди, Жорж следом, обдавая его перегаром. У Роберта заныл затылок, но он собрал всю волю и не оборачивался. Он свернул за угол и тяжелая нетвердая поступь за спиной оборвалась.
- Притопали, щенок! - тихо сказал Скотина Жорж.
Роберт резко повернулся. Скотина Жорж сопел, но пока не шевелился. Майкл бесшумно появился из-за угла, бросив Каталинского, который с шумом и руганью упал на пол где-то неподалеку.
- Я тебе не щенок! - с вызовом сказал Роберт.
- Знаю, знаю, что не щенок, - вкрадчиво заговорил Скотина Жорж. Какой же ты щенок, если это... так ловко палишь по дверям ни в чем не повинных людей? Разве это справедливо, Одноухий? - воззвал он к Майклу, который потихоньку продвигался за спину Роберта. - Из-за какой-то суки убивать это... как его... чело...
Он не успел договорить, потому что Роберт резко взмахнул кастетом. Он бил наверняка, прямо в слюнявые губы. Но в это время получил удар по затылку.
*
Потолок опрокинулся над ним светло-зеленым куполом, незаметно переходящим в более темную зелень стен.
"Правильно было бы сделать здесь все фиолетовым", - вяло подумал Роберт.
Помнится, когда-то давным-давно символику цвета разъяснял ему обучающий автомат. "В витражах древних соборов, - говорил он вкрадчивым голосом, - синий - цвет девы Марии, богородицы, зеленый - цвет сатаны, падшего ангела", - и показывал соответствующие картины.
Ну а фиолетовый... Фиолетовый - цвет мучеников, а кто Из попавших в медцентр не был мучеником? Правда, ему пока повезло: он не допился до белой горячки, не свихнулся, не превратился в отпетого наркомана. Пока... Он получил всего лишь заурядный удар по голове, последствия которого киберы ликвидируют в два счета. Сегодня же, в крайнем случае, завтра, он встанет на ноги и освободит эту палату для другого. Для той же Лиз, например. Или для Ричарда Леннокса. Будем надеяться, - Роберт мстительно усмехнулся, - -что Скотине Жоржу вскоре не поможет даже реанимационный комплекс. Хотя бил Майкл, ответить придется Скотине. Что такое Майкл? Просто орудие - и на него у Роберта зла не было. Глупо ведь обижаться на палку или нож!
Ну а фиолетовый... Фиолетовый - цвет мучеников, а кто Из попавших в медцентр не был мучеником? Правда, ему пока повезло: он не допился до белой горячки, не свихнулся, не превратился в отпетого наркомана. Пока... Он получил всего лишь заурядный удар по голове, последствия которого киберы ликвидируют в два счета. Сегодня же, в крайнем случае, завтра, он встанет на ноги и освободит эту палату для другого. Для той же Лиз, например. Или для Ричарда Леннокса. Будем надеяться, - Роберт мстительно усмехнулся, - -что Скотине Жоржу вскоре не поможет даже реанимационный комплекс. Хотя бил Майкл, ответить придется Скотине. Что такое Майкл? Просто орудие - и на него у Роберта зла не было. Глупо ведь обижаться на палку или нож!
Он попытался повернуть голову, охнул от боли и тут же металлический голос из выпуклого блестящего глаза в центре купола предостерегающе прогремел: "Не двигаться! Лежать спокойно!"
"Что за чудо-автоматы! - восхитился Роберт, замерев в неудобной позе. - Как бы мы без вас жили? Спасибо, киберврачи, спасибо, регенераторы воздуха, синтезаторы пищи, энергоприемники и прочая, и прочая, и прочая. И в конце концов, действительно, спасибо старику Питерсу, если только О'Рэйли не приврал для красного словца. Гады, так и не дали дослушать до конца и вообще - испортили день рождения!"
Роберт закрыл глаза, размышляя о превратностях судьбы и, вероятно, незаметно задремал, потому что, когда он их открыл, возле кровати сидел Паркинсон. Нечасто удавалось увидеть такое чудо - совершенно трезвого Паркинсона. Да еще и тщательно выбритого. Роберт недоверчиво повел носом и изумление его достигло апогея - от Паркинсона явно веяло одеколоном!
- Привет, сынок,- почему-то шепотом сказал Паркинсон, наклоняясь к кровати.
- Угу! - ответил Роберт, не удержавшись от улыбки.
- Тебе не больно улыбаться? - забеспокоился Паркинсон, ероша длинные волосы.
- Что ты, Паркинсон! Уже очухался... Чем кончилось отпевание?
Паркинсон пожал плечами.
- Да ничем. Софи выскочила за тобой, а потом и мы.
- О! - сказал Роберт. - Кто "мы"?
- Ну я, Юджин... Юджин стал трясти Каталинского, тот его обругал... В общем, Юджин поучил его немного...
- А Скотина?
- Что - "Скотина"? - Паркинсон как-то странно посмотрел на Роберта. Скотины там уже не было. И Майкла.
"Удрал, гад! Ну ничего, никуда он отсюда не денется".
Паркинсон молчал и нерешительно водил пальцами по худым выбритым щекам. Сейчас он выглядел моложе своих пятидесяти трех. Да убрать бы мешки под глазами...
Паркинсон не строил никаких иллюзий относительно лучшего будущего и принимал жизнь такой, как есть. "В свое время мне не хватило смелости пустить пулю в лоб. Наверное, потому, что я слишком любил Джейн, - как-то сказал ему Паркинсон. - А теперь нужно сидеть и не рыпаться". О своем прошлом он никогда не говорил, а Роберт никогда не спрашивал. Ведь каждый имеет право носить свое прошлое в себе.
- Паркинсон, а чего ты такой? - не выдержал Роберт.
- Какой? - притворно удивился Паркинсон.
- Весь наодеколоненный!
Паркинсон хмыкнул. Роберт видел, что он колеблется, не решаясь сказать.
- Ну! - нетерпеливо потребовал Роберт.
- Если ты слушал О'Рэйли, а не спал, - решился, наконец, Паркинсон, и не отвлекался на Софи, то, наверное, помнишь, что О'Рэйли весьма высокопарно разглагольствовал об Иосифе Флавии...
Паркинсон замолчал и выжидающе посмотрел на Роберта.
- О! - еще раз сказал Роберт. - Ты решил подхватить факел, который неумолимая смерть вырвала из слабых рук Питерса?
- Во-во! - подтвердил Паркинсон.
- Поздравляю! - Роберт усмехнулся. - Великое повествование, столь же правдивое, сколь и поучительное, о возне крыс в груде отбросов.
"Больному нужен покой," - вкрадчиво зашелестело под куполом.
- Ну, пока, - Паркинсон поднялся. - Выздоравливай, сынок.
- Постараюсь. А Скотина свое еще получит!
- Аут бене, аут нихиль, - загадочно произнес Паркинсон и скрылся за дверью.
"Спать, спать, спать," - замурлыкал голос.
Над головой Роберта что-то негромко хлопнуло и он очутился в белом пушистом облаке. Глаза его закрылись.
...Ему снилось, что он медленно идет по бесконечному коридору под тусклыми синими огнями, а сзади прицепилась пьяная Лиз и нежно целует в затылок, и боль от удара постепенно стихает, стихает, стихает... Он повернулся к Лиз - и проснулся от резкого движения.
Сначала он подумал, что продолжает спать, потому что на кровати, обхватив себя руками за плечи, словно ей холодно, сидела Софи и задумчиво смотрела на него печальными глазами. Она увидела, что Роберт проснулся и ее глаза сразу же сделалась чуть насмешливыми. Сделались обычными глазами Софи.
- Что, выдалась свободная минута? - резко спросил Роберт. - Партнер отправился подкрепиться?
Софи добродушно засмеялась и, откинувшись, уперлась руками в кровать. Ее грудь, обтянутая белым свитером, запрыгала в такт смеху.
- Какой ты куса-ачий, мальчик! - нараспев сказала она, наклонилась и быстро поцеловала его в лоб.
Роберт хотел было разозлиться, но передумал. Уж слишком приятным было прикосновение теплых сухих губ.
- Поцелуй еще, Софи, - миролюбиво попросил он.
- Не слишком ли много для одного раза, мальчик?
Софи опять засмеялась, однако придвинулась к Роберту и позволила себя обнять. Роберт с силой впился губами в ее красивый бледно-розовый рот.
- Ого! - воскликнула Софи, отдышавшись. - Ты делаешь успехи, мальчик.
- Стараюсь! - буркнул Роберт. - Пожалуйста, не называй меня мальчиком.
Софи удивленно заморгала накрашенными ресницами.
- Ты уже мужчина? Значит, я у тебя уже не смогу быть первой? Фи, как неинтересно!
- О черт! - с досадой сказал Роберт. - Видала мышку на ковре...
- О чем это ты?
Софи положила ему на лоб смуглую теплую руку и это тоже было приятно.
- Есть такой стишок для детей. Про кошку, которая была в гостях у английской королевы и потом судила о королевском дворе со своей, кошачьей, - Роберт подчеркнул это слово, - точки зрения.
- Понятно! - Софи презрительно усмехнулась. - Ты хочешь сказать, что думаешь о другом?
Она убрала руку. Роберт смутился.
- Н-ну, по крайней мере, не только об этом.
- Да без таких вот кошек... как я... Что бы вы делали без таких кошек? Перегрызлись друг с другом, вот и все!
Роберт промолчал. Сейчас у Софи было очень старое лицо. Старое - и все-таки чертовски красивое.
- Впрочем, я не ссориться пришла. Я знала... чем все кончится. - Софи замялась. - Ну, там, в зале... И пришла посмотреть. И... помочь.
Роберт фыркнул.
- Помочь! Как же! Толпа всегда была падкой до зрелищ. Еще со времен Древнего Рима, да и раньше.
Софи поморщилась.
- Роберт, не надо всюду совать свою ученость. Ты зачем-то учился, я нет, а какая разница? Что, тебе лучше живется? И дай мне, пожалуйста, договорить, невежа!
- Пожалуйста, пожалуйста! - Роберт насмешливо развел руками. - Итак, вы остановились на том, синьора, что пришли лицезреть мое избиение одной скотиной.
- Этой скотине продырявили затылок, - негромко сказала Софи.
Роберт онемел. Софи с улыбкой рассматривала свои лакированные ногти.
- Кто?.. Где?... - наконец выдавил Роберт.
- В коридоре возле твоей каморки, - охотно ответила Софи.
- Кто? - повторил Роберт свирепо.
Софи пожала плечами и засмеялась:
- Бедняга Жоржик никогда уже этого не скажет.
- Идиоты! - Роберт отшвырнул одеяло и сел. Софи с испугом отодвинулась от него. - Дураки! Я должен был его убить, я, я, только я! Как вы посмели! Это было мое право!
- А может, Пегги, которую он изнасиловал, или Сальваторе, которого он изувечил?!
Софи вскочила и представилась ошеломленному Роберту белым ангелом гнева с черными сверкающими глазами.
- А меня он все равно что насиловал! Если грозят пистолетом сделаешь, что угодно, умереть-то всегда успеем! Одноухая сволочь берет на мушку, а этот скот забавляется... Так может, это было мое право?
Софи неожиданно заплакала черными от косметики слезами и выбежала из палаты.
Роберт растерянно уставился в потолок, пытаясь осмыслить все услышанное.
"Больной волнуется, - зашелестел знакомый голос. - Больному нужен покой".
Вновь раздался хлопок и он утонул в белом облаке.
И опять ему почему-то снилась Лиз, только на этот раз трезвая и - о чудо! - улыбающаяся, на зеленом лугу из какого-то фильма, на лугу, где можно бегать и валяться на траве... Потом луг исчез, превратившись в знакомый полумрак коридоров.
...На этот раз его разбудили.
"Больной может идти. Перевязка через сорок восемь часов".
Роберт осторожно ощупал эластичный бинт, туго стянувший голову, сел и спустил ноги на пол. Посмотрел на часы. Так: шестое августа, семнадцать сорок. Что ж, через сорок восемь, так через сорок восемь. Голода он не чувствовал - вероятно, делали инъекции. Он босиком прошел по теплому зеленому пластику через непривычно просторную после тесной каморки палату и достал из стенного шкафа аккуратно сложенную одежду. Одевшись, он тщательно проверил все карманы, хотя было ясно, что кастета там нет.