Леннокс оказался прав. Пальцы Роберта вышли из повиновения и отказывались привести в действие механизм, предназначенный для убийства.
- Ладно! - Роберт сунул пистолет в карман. - Я сейчас пойду и растрезвоню всем, что ты собираешься смыться, и погляжу, что будет потом!
- Послушай, Роберт! - маленький наркоман утомленно провел рукой по лицу. - Насколько я понял, Жорж стащил схему у тебя. Значит, знаем только мы с тобой... Ты ведь никому не говорил? Так?
Роберт невольно кивнул.
- Я ее сжег, - отрывисто продолжал Леннокс. - Теперь никто не знает, как открыть... Копии нет, иначе за тридцать лет кто-нибудь воспользовался бы... Или сделал так, чтобы никто не пользовался. Правильно?
- Ну?
- Так вот, - Леннокс слегка оживился. - Если не хочешь со мной... Знать будешь только ты. И никому не скажешь, уверен. Чтобы сохранить лазейку на всякий случай.
Роберт сделал протестующее движение, но Леннокс не дал ему ничего сказать.
- Уверен. Ты и сам знаешь. Не поверю, что ты настолько доволен жизнью... Может быть, ты уже давно думаешь. Только боишься себе признаться...
- Куда? - неожиданно вырвалось у Роберта. Он сам удивился тому, что сказал.
- На Землю, - быстро ответил Леннокс. - Ты ни в чем не виноват... Ты не бежал.
"Желаю тебе побыстрее выбраться..." - вспомнилось Роберту. И бледное унылое лицо Паркинсона.
- Знаешь, как открывать?
Роберт отрицательно качнул головой.
- Слушай...
- Нет! Катись к чертовой матери, предатель, я знать ничего не хочу! Катись, пока не пристрелил!
Он рвал пистолет из кармана, пальцы его дрожали, он готов был изрешетить Леннокса и всех! Всех! А потом пустить пулю в лоб, нет, сначала разгромить все это змеиное гнездо, крушить и бить, заходясь в зверином вопле, швырять столы и кресла, выворачивать содержимое стенных шкафов, пинать ногами трупы, раздирать мертвые рты...
- Ладно, - тихо сказал Леннокс. - Я пойду.
Он наклонился, поднял с пола излучатель. Осторожно ступая, прошел мимо Роберта к выходу из тупика - маленький, сгорбленный, похожий на затравленного зверька - и скрылся за поворотом.
...И вот всего лишь через сутки после той встречи маленький наркоман вылечился навсегда.
Роберт прошел, наконец, долгий путь от командного пункта объекта "Фиалка" до своей каморки, сел на кровать и привалился к стене. В груди было холодно и пусто. Он взял подушку, собираясь подложить ее под спину, и замер. Под подушкой белел сложенный вдвое листок.
Он торопливо прочитал несколько слов, написанных мелким почерком со странным наклоном влево и поднялся. Ричард Леннокс все-таки оставил ключ от выхода. Написал, как выбраться отсюда, и зашел в незапертую каморку перед своим бегством, и сунул записку под подушку, и вырвался... Навсегда... Рассказать об этом всем?
Роберт стоял, глядя на голую серую стену каморки, и все больше убеждался в правоте Леннокса: он, Роберт Гриссом, никому ничего не скажет.
Он внимательно перечитал записку. Раз, еще раз, невольно стараясь запомнить.
Пропаганда. Приманка для дураков. Встретят его с распростертыми объятиями, как же! "Ах, ваш папаша из "Американского возрождения"? Расстрелять! Следующий!.."
Пусть даже не так. "Вы сами сдаетесь, молодой человек? Правильно поступаете, мы бы вас все равно разыскали. Вы сын Гарри Гриссома? Да, да, помнится, мы его прикончили на Фобосе. Но вы-то ни в чем не виноваты? Нет? Хорошо. Эй, развяжите его. Значит так: вот рабочая одежда. Вперед! Что, работать не хотите? Не привыкли? А ну-ка в тюрьму его на перевоспитание!"
Вот так. "Вернись, заблудший, мы примем тебя... Наш мир огромен, в нем хватит места для всех". Пропаганда! Нет никаких мест.
Он бросил листок в мусоропровод и вновь пустился в путь по коридорам.
*
Энди сидел в глубоком кресле, а вокруг мигали разноцветные огоньки. Энди был погружен в бестелесный мир радиопризраков. Радиопризраки жили в черных чашечках наушников, дугой обхвативших его крупную лысеющую голову. Радиоузел был так тесно застален аппаратурой, что Роберт с трудом протиснулся к креслу Энди, задевая локтями какие-то рыжажки. Он остановился напротив, но радист не видел его. Он сидел с закрытыми глазами и изредка пошевеливал пухлыми губами, словно повторял то, что нашептывали радиоголоса. Красная полоска на широкой светящейся шкале медленно перемещалась слева направо, иногда ненадолго останавливаясь и вновь продолжая свое неторопливое движение.
Роберт зачарованно рассматривал аппаратуру радиорубки. Как обычно, его внимание привлекла огромная - от потолка до пола - схема Солнечной системы, прикрепленная к задней панели какого-то широченного стального шкафа. Красными точками на схеме были обозначены все постоянно действующие внеземные радиостанции. С последнего Робертова визита сюда красных точек заметно прибавилось. Он нашел на карте большой голубой кружок с надписью: "База. Астероид 1993 UA". Радиостанция Базы молчала уже тридцать лет, лишь изредка оживая на несколько секунд, чтобы принять космические боты, которые возвращались после налетов.
Роберт кашлянул. Энди открыл глаза, коротко кивнул и жестом предложил сесть. Роберт сел на легкий табурет, стоявший у кресла Энди, и стал ждать.
Наконец Энди снял наушники, бережно положил их на столик перед собой и пригладил редкие жесткие волосы.
- Пришел узнать о ребятах?
Роберт неопределенно пожал плечами. Честно говоря, за суматохой со схемой он на время забыл о "Стремительном". Даже не забыл, а как-то смирился с мыслью, что ничего нельзя изменить.
- Пока ничего не известно, - сказал Энди.- В новостях ни слова. Складывается впечатление, что они не придают этому событию большого значения.
"А может быть боятся, что подробности смелого налета приободрят кое-кого на Земле", - подумал Роберт.
- Что вообще творится в мире? Как поживают господа коммунисты?
Теперь радист, в свою очередь, пожал плечами.
- А что им сделается? Живут, строят, исследуют, намечают... Вот хотя бы последнее сообщение, - Энди кивнул на наушники. - Вступил в строй комплекс заводов-автоматов на Марсе.
- Каких заводов? - удивился Роберт.
- Обыкновенных. По переработке руды.
Энди был странным человеком. Он отлично знал радиодело, хотя это, конечно, еще не странность. Ведь тот же Форрестол, например, был отличным математиком, а Юджин первоклассным пилотом. Странным было то, что Энди никогда не проклинал поломанную жизнь и не ругал коммунистов. Главное - не ругал коммунистов. О своем прошлом Энди предпочитал молчать, но Паркинсону удалось вытянуть кое-что из его жены Айрин, которую он покорил рассуждениями об органной музыке. Выходило вроде так, что Энди долго был радистом на некоем пиратском корабле - грабителе частных космических яхт, то есть в молодые годы флибустьерствовал в духе героев Стивенсона и зарабатывал совсем неплохо. Ну и плюс контрабанда. Свое пребывание на Базе Энди объяснял так: если его очень не любила полиция, то вряд ли полюбят и коммунисты, а сидеть все равно где - на Земле или здесь, на Базе. И все же он никогда их не ругал.
- Послушай, Энди! - Роберт с надеждой взглянул на радиста. - Что говорят о мятежах?
- Что-что-о? - Энди изумленно откинулся в кресле. - О каких мятежах?
- Как это "о каких"? - растерянно пробормотал Роберт, машинально вставая с табурета. - Питерс же получал шифрованные радиограммы...
- В первый раз слышу! - искренне удивился Энди.
- Но он же бывал у тебя?
- Да. - Энди соображал. - Сиживал. Я давал наушники и он слушал.
- Ну вот! - обрадованно воскликнул Роберт. - У него были свои люди на Земле и он получал радиограммы.
- Да какие там радиограммы! У меня же все передачи фиксируются. Ничего подобного не было.
Удар оказался очень сильным. Роберт упал на табурет. Энди внимательно посмотрел на него выпуклыми серыми глазами.
- Плюнь, Роберт! Если бы ты послушал с мое, то давно бы понял, что этот режим не свалить никогда. И если кто-то из первых коммунистических вожаков высказывался в том смысле, что капитализм не упадет, если его не подтолкнуть, то с коммунизмом этот номер не пройдет.
- Это почему же?
- А потому, что подавляющее большинство довольно общественной собственностью на средства производства и не желает возврата к старым отношениям.
- Пропаганда! - бледнея, крикнул Роберт. - Подлая ложь!
- Ты думаешь, они специально для нас все это говорят? - Энди усмехнулся. - Эх, малыш!
- Вижу, ты становишься красным! Может, тоже подумываешь о диктатуре?
Роберта трясло от злости и отчаяния.
- Надо принимать мир таким, каков он есть, - спокойно ответил Энди.
- Если бы все так думали, наши предки до сих пор не спустились бы с деревьев! - запальчиво крикнул Роберт.
- Малыш, бесполезно препятствовать прогрессу. Это уже не раз доказано.
- А, красивые фразы!
Энди пожал плечами и потянулся за наушниками. Роберт вскочил, пробрался сквозь дебри аппаратуры и хлопнул дверью.
Час от часу не легче! Мало пьянства, мало драк и убийств - теперь здесь появляются свои красные! Хоть на час выбраться отсюда, взглянуть на звезды, собраться с мыслями, уверовать в себя!
Зачем ему теперь потайная дверь, если выхода из нее нет? Никаких мятежей, режим крепнет день ото дня и с каждой неделей, с каждым месяцем бороться против него будет все труднее...
Если только Энди не врет.
Он шагал, взвинченный до предела, резко и зло размахивая руками, и за изгибом коридорного кольца услышал громкий неприятный голос Арчи Антоневича:
- Ну, малышка, топай веселей! Вперед, к твоему роскошному ложу, достойному восточных владык!
Роберт ускорил шаги и догнал Антоневича, который почти тащил, обхватив за плечи, безвольно переставлявшую ноги пьяную Софи.
Долговязый Антоневич явно запыхался: он то и дело вытирал рукавом длинное лицо с угловатым подбородком. Взмокли и потемнели даже его жидкие волосы. Софи была все в том же белом свитере и брюках. Недавние слезы проточили дорожки в маске ее накрашенного лица, а на свитере под горлом расплылось темное пятно от пролитого вина.
- Уф-ф! - Антоневич в очередной раз вытер лоб и с неприятным смешком обратился к Роберту. - Похож я на царя Иудейского, волокущего крест на Голгофу? Того, правда, распяли, а меня ожидает кое-что получше. Правда, кошечка? Наш тернистый путь лежит в страну наслаждений?
Софи встрепенулась, словно просыпаясь, мазнула ладонью по лицу, еще больше его разукрасив, и вдруг оттолкнула Антоневича.
- С Р-робертом хочу!
Она обеими руками вцепилась в локоть Роберта. Антоневич изумленно изогнул свое длинное тело и присвистнул.
- Вот это да! Я ее выволок из бара, потерял, понимаешь, уйму энергии на транспортировку, а она бросается на шею первому встречному. Какое коварство, синьора!
- Эт-то не первый встречный! - упрямо сказала Софи и качнулась на Роберта. Роберт поддержал ее. - Это Р-роберт!
- Голгофа отменяется! - злорадно сказал Роберт.
Ему вдруг захотелось досадить Антоневичу, хоть чуть-чуть отыграться на ком угодно за удары, что щедро сыпались на него последнее время.
- Ладно, ребята! - Антоневич изо всех сил старался не показать виду, что злится. - Топайте, развлекайтесь. Я что, я не гордый. Мне хоть ты, - он ткнул пальцем в Софи, - хоть принцесса заморская, хоть дщерь ветилуйская все равно!
Он захихикал и погрозил Софи.
- А ты, крашеная, видать, любишь молоденьких!
- Ах ты жердина! - возмутилась Софи.
Роберт сжал ее руку и мрачно сказал Антоневичу:
- Давай проваливай, царь Иудейский!
Антоневич изогнулся в шутовском поклоне.
- Желаю приятно провести время, господа!
И удалился, негодующе топая ботинками.
- Роберт! - сказала Софи совершенно трезвым голосом. - Пойдем сядем где-нибудь.
- Пойдем, - растерянно согласился Роберт. Они прошли до конца коридора и свернули в темный кинозал. Софи упала в кресло и вдруг заплакала.
Она рыдала так, словно внутри у нее рухнула долго державшаяся преграда, которую подточили и смыли накопившиеся слезы, и теперь они хлынули, не встречая препятствий. А накопилось их очень много.
Софи рыдала, а Роберт осторожно, как маленькую, гладил ее по голове и с удивлением прислушивался к себе. В груди горячими волнами плескалось что-то, с трудом продираясь сквозь пласты привычного равнодушия. - Роберт! Ро-оберт!.. - рыдала Софи, закрыв лицо руками.
- Не реви, Софи! - мягко сказал Роберт. - Кто тебя обидел?
- Эти твари еще не знают... Никто, кроме меня... Ро-обе-ерт!.. Джин... Джин... - Она захлебывалась, давилась слезами. - Джин отравилась...
У него уже не было сил удивляться. Слишком много и сразу, словно прорвался огромный гнойный нарыв.
Софи, не переставая рыдать, рассказала ему такие вещи, о которых он и не подозревал. Вирджиния посвящала ее в тайны, неизвестные даже всезнайке Паркинсону. Оказывается, маленький наркоман Леннокс наносил визиты не только Роберту. Он часто приходил и в каморку Вирджинии, когда та была одна, и моментально исчезал, заслышав шаги в коридоре. Вирджиния, по словам Софи, знала, что маленький наркоман - ее отец и никогда его не прогоняла. Обычно он просто сидел и молчал, ничем не мешая Вирджинии, а вчера пришел странно возбужденный. Это было так непохоже на него, что Вирджиния безмерно удивилась. Он говорил о каком-то тайном ходе, которым можно бежать с Базы, и предлагал ей бежать вместе с ним. Вирджиния, наконец, догадалась, что Леннокс просто свихнулся от своей наркотической дряни и посоветовала сходить в медцентр. Тогда Леннокс заплакал и предложил прямо сейчас показать тот ход. Вирджиния испугалась, как бы за этим не последовало какой-нибудь агрессивной выходки. Она принялась успокаивать Леннокса, заявила, что полностью верит его бредням, но даже если такой тайный ход и имеется, пользоваться им она не собирается. Ей и здесь неплохо живется, сказала Вирджиния, она может заниматься, чем угодно, пить, есть и развлекаться сколько влезет, а что может Леннонс предложить взамен? Ах, счастливую трудовую жизнь в коммунистическом раю? Может, для кого там и рай, но лично она считает, что рай - это База, а его опасения, что здесь скоро все перегрызутся - пустяки! Жили, мол, тридцать лет, проживем как-нибудь и дальше. В общем, она спровадила Леннокса и вечером со смехом рассказала обо всем Софи. Софи тоже посмеялась вместе с ней, а сегодня Леннокс на самом деле попытался бежать. Антоневич сказал Софи, чем кончилась эта попытка, она бросилась к Вирджинии и...
- На кровати... Мертвая! - рыдала Софи.
После этого Софи пошла в бар и напилась, но легче не стало.
Было ясно, что Вирджинии тоже кто-то сказал, чем закончился побег ее отца. Может быть, тот же Антоневич.
Роберт молча гладил дрожащие плечи Софи. В груди жгло так, что трудно было дышать.
- Софи, - сказал он и голос его дрогнул. - Если бы у тебя была возможность, ты бы сбежала отсюда?
- Куда? - горько прошептала Софи. - Куда бежать?..
*
Черная пустота, окружавшая беспорядочно разбросанные точки звезд, была угрожающе красива. Она полностью отрицала замкнутость коридоров и каморок, она открыто заявляла о своей беспредельности, недоступности, непознаваемости. И суета маленьких людей у захудалой звездочки с хрупкими шариками планет ее нисколько не трогала, потому что была слишком краткой, слишком незаметной, слишком ничтожной для того, чтобы поколебать ее извечное спокойствие.
То, что снаружи казалось черной угловатой скалой, изнутри было обсерваторией. Вместо потолка над Робертом распростерлась пустота - таково было свойство материала, придуманного и созданного людьми. Роберт стоял, окруженный пустотой и погруженный в пустоту, в которой без следа растворялись все желания, надежды и огорчения и оставалось место лишь холодному спокойствию.
"Какие мы все-таки ничтожные букашки перед лицом этой бездны, - думал Роберт, как и миллионы людей до него в черном тепле африканской ночи и в холоде Крайнего Севера, в душной ядовито пахучей тишине ночной сельвы и мертвом мраке лунных кратеров. - Зачем человек среди этой пустоты? Не едино ли, в сущности, положение нас, которые здесь, и тех, которые там, не уравнивает ли нас безграничная пустота?"
В шестнадцать лет все мы немного философы, независимо от наших взглядов на мир...
В дальнем конце обсерватории, у огромной туши телескопа, светлел чей-то силуэт.
"Вот и еще кого-то всосала пустота", - равнодушно подумала статуя, бывшая когда-то Робертом Гриссомом.
От маленьких звезд порхнул к нему неясный шорох, сложившийся в непонятное, ничего не говорящее сердцу созвучие: "Гедда". Слово билось в обледеневших извилинах его мозга и что-то начало оттаивать, что-то сдвинулось и наполнило все его существо легкими шорохами, зазвучавшими в едином ритме: "Гед-да, Гед-да..."
Пустота нехотя отпустила его. Он вновь стал Робертом Гриссомом, одним из обитателей тесного мирка под названием "База".
Первой мыслью было уйти незамеченным. Но ноги решили иначе: они сами направили тело к светлому силуэту.
Гедда стояла в белом платье без украшений, сжимая в руке книгу. Она не обернулась, когда он замер позади, только тихо произнесла:
- Здравствуй, Роберт.
Он с благодарностью взглянул на нее и сглотнул горячий комок. И не ответил, потому что знал - у него пропал голос.
"Кто ты, загадочная Гедда? Я знаю, что тебе восемнадцать, и что ты постоянно читаешь книги в своей каморке. Я знаю, что ты разыскала где-то в глубинах Базы библиотеку, предназначенную явно только для самых высокопоставленных лиц военного персонала, потому что там есть книги этих коммунистических пророков Маркса, Энгельса и Ленина. Я знаю, что ты внимательно читала их, хотя непонятно, как их можно читать... Ты же знаешь, я честно пытался и у меня заболела голова от этих бесконечных "экспроприаторов", "средств производства", "прибавочных стоимостей"... Куда лучше смотреть микрофильмы или слушать говорящие книги, где все понятно и просто: вот враг, а вот наши бесстрашные ребята или вот выматывающий душу социализм с его людьми-винтиками и попранием элементарных человеческих прав, а вот наша славная гордая страна с великолепным автоматизированным производством, могучая, сказочно богатая страна равных возможностей, где каждый может стать президентом.