Из библиотеки вдруг раздался звон колокольчика.
— Хетман! Это Хетман! — заверещал Аксель, отчаянно вырываясь из-под моей левой руки. И тут же поднялась какая-то суматоха на кухне, что-то раздраженно выкрикнула Агнес, поэтому я торопливо извинился перед посетителем и галопом помчался туда. Я поспел как раз вовремя, чтобы увидеть на кухонной мойке живую пирамиду: внизу был Жан-Клод, а на его спине топтался Пьеро, пытаясь отворить дверцу настенного холодильника.
— Идиоты! Кретины! — снова крикнула Агнес. — Немедленно слезайте оттуда!
— Да уж, ребята, — сказал я, снимая нашкодивших друзей с мойки и опуская на пол. — Не могли подождать до ланча, что ли? Вы же знаете, что сырое мясо есть нельзя.
— Не-е-ет, — поправил меня Пьеро. — Мы не хотели его есть. Мы это… сторожили, да. Мы сторожили мясо, чтобы посетитель его не украл!
— Уж лучше бы он украл тебя! — с отвращением рявкнула Агнес, и Аксель у меня под мышкой немедленно возбудился.
— Посетитель украдет Пьеро! Да-да! Унесет его прочь и выбросит в колодец! И тогда Пьеро будет падать, падать, падать и кричать, кричать… АААААААААААААААААААААААXXХ!
— Посмотри, что ты натворила, — упрекнул я Агнес.
— А не надо было делать карнозавров, — огрызнулась она. — Идиотская затея. Это же просто мясо, тупое мясо и больше ничего!
Пьеро и Жан-Клод поспешно выбежали из кухни. Агнес с достойным видом вернулась в свое укрытие, и тогда Аксель наконец успокоился.
Посетителя я нашел уже в столовой, где он внимательно наблюдал за группой завров, собравшихся у большого компьютера. На экране нарисованная ракета оторвалась от нарисованной Земли, вышла в нарисованный космос и полетела все дальше и дальше от планеты.
— Куда летит этот космический корабль? — спросил мягкий, но настойчивый синтетический голос системы.
Услышав этот вопрос, завры начали вполголоса совещаться. Малыш Тайрон, теропод размером с хомячка, склонился к своему приятелю Альфи, который что-то пробубнил ему на ухо. Тайрон кивнул и громко повторил вслух:
— Космическая станция «Валькирия»?
— Правильно! — радостно воскликнул компьютерный голос, и система лихо проиграла веселую мелодийку. Все присутствующие завры дружно зааплодировали.
Я взглянул на посетителя, который стоял, как соляной столп, взирая на этот урок космологии, и сказал ему:
— Некоторые из завров бывают очень умны. А некоторые не очень. Одни прекрасно разговаривают, а другие совсем не могут. Проблема в том, что не всегда удается отличить одно от другого… Есть завры, которые умеют говорить, но не хотят. Есть умные завры, которые ведут себя очень глупо. Все они когда-то получили очень тяжелые травмы и до сих пор от них не оправились.
Аксель опять заерзал у меня под рукой, потом поднял лапку и принялся махать Альфи и Тайрону.
— У меня создалось впечатление, — помолчав, сказал посетитель, — что все завры в вашем приюте связаны тесными эмоциональными узами. Вроде как бывает у мужа с женой или у родителя с ребенком, ну, вы понимаете. Но ведь всегда считалось, что завры не имеют пола…
— Не только вас удивляет их привязанность друг к другу, — ответил я, пожимая плечами. — Исследователи, которые работали с заврами, совершенно сбиты с толку. С репродуктивной точки зрения, тут вы правы, все завры изначально нейтральны. И вдруг один начинает называть другого супругом или родителем, третьего своим сыном, четвертого братом… Как будто необходимость установить родственные связи оказывается принципиально важнее генетики! А впрочем, кто знает? Уж точно не разработчики, которым сейчас известно о заврах гораздо меньше, чем в самый первый день их творения. Взять хотя бы продолжительность жизни: предполагалось, что она составит максимум пять лет… Вы видели в гостиной Дока? Ему уже стукнуло двадцать восемь. Агнес, которая прячется под столом, исполнится двадцать пять.
— Как ты смеешь, придурок! — грубо рявкнула из-под стола Агнес. — Ну чего уж, давай выкладывай ему все!
Есть вещи, о которых я никогда не расскажу посетителю, да и любому другому человеку. Например, про Бронте, которая вечно сидит на кушетке, согревая своим теплом осиротевшие птичьи яйца, которые регулярно находит и приносит ей Слагго. Из некоторых действительно проклевываются птенцы — крошечные малиновки, воробьята или зяблики, и Слагго кормит их, пока птички не подрастут настолько, что смогут выпорхнуть из окна. А недавно я обнаружил, что Бронте насиживает довольно крупное яйцо, совсем не похожее ни на одно из птичьих, которые мне когда-либо приходилось видеть…
Я повел посетителя в библиотеку, и мы понаблюдали, как завры читают, беседуют, слушают радио. В центре комнаты Фред и Джинджер старательно репетировали очередной танец. Пять Мудрых Буддозавров решили подключиться к синтезатору, и грянула полнозвучная какофония, в которой иногда возникала прелестная музыкальная фраза. В дальнем углу библиотеки, куда падали прямые солнечные лучи, стояла возле открытого окна кроватка Хетмана. Рядом топталась апатозавр Гермиона, которая в тот день приглядывала за ним.
— Все в порядке, — доложила мне Гермиона. — Это был просто дурной сон.
— Прошшу просстить, никого не хотел бесспокоить, — слабо прошелестел Хетман. — Случайно задел колокольчик во ссне.
— Господь всемогущий… — пробормотал посетитель, уставившись на Хетмана, и резко побледнел.
Хетман все время лежит в своей медицинской кроватке, с того самого дня, когда его доставили сюда. Задние ноги Хетмана переехал автомобиль, его передние конечности вырваны с мясом, а вместо глаз зияют выжженные впадины. Когда его нашли, никто даже не предполагал, что Хетман сможет протянуть больше дня или двух, однако он уже несколько лет живет в нашем приюте.
— Не извиняйся, Хетман, — сказал я. — Здесь всегда кто-нибудь есть, ты же знаешь. Мы сделаем все, что тебе потребуется.
— Я тоже здесь! — заволновался Аксель, заелозив у меня под рукой. — Я тоже все сделаю для Хета! Я всегда буду рядом! Можно, я останусь здесь, можно? Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, Хетман?
— Конешшно, Акссель, — сказал Хетман своим шелестящим шепотом. — Постарайся, чтобы я не засснул. Расскажи мне еще раз про приливную волну, хорошшо?
Я поставил Акселя на пол рядом с кроваткой и бросил взгляд на посетителя. Резкое «V», проступившее между гневно нахмуренными бровями, казалось, глубоко отчеканено во лбу.
— Боже мой, какой мерзавец мог сотворить такое?!
Я промолчал. Вопросы подобного рода, даже если их задают риторически, вообще не имеют смысла. Когда завров выпустили в наш мир, их снабдили очень простой физиологией, требующей всего лишь воды, сухих пищевых гранул и туалетной коробки с наполнителем вроде кошачьего. В качестве бонуса они получили доброжелательность, мягкую и привязчивую натуру, набор заранее заготовленных фраз и несколько умеренно глупых детских песенок. С этим багажом завры оказались в руках состоятельных родителей, которые покупали их не столько для удовольствия собственных детей, сколько для того, чтобы позавидовали соседи. Что касается самих ребятишек, то им было сказано: это просто игрушки. И дети играли с заврами так, словно они просто игрушки… А это значит, что многие и многие из них были удушены, утоплены, растоптаны, заморены голодом или забиты насмерть.
Я мог бы рассказывать такие истории часами, бесстрастно классифицируя по типам разнообразные жестокости, трагедии и ошибки. Хуберт, например, замученный до грани безумия, использовал для самозащиты свои зубы тиранозавра и лишь случайно был вызволен у хозяев еще живым. Добропорядочный отец семейства, купивший Диогена, продемонстрировал ему коробку сухого корма и сказал: «Когда эта дрянь закончится, тебе тоже придет конец».
Такие и другие истории могло бы поведать каждое маленькое, странное, нечеловеческое личико в этом доме. Иногда я задумываюсь, а не поступал бы я сам с заврами точно так же, если бы родился и вырос в богатом влиятельном семействе?.. Я слишком честен перед собой, чтобы твердо сказать себе «да» или «нет».
После библиотеки я повел посетителя на второй этаж.
— Ужасно. Просто ужасно, — сказал он тихим голосом. — Этот ваш приют… Неужели те люди, которые их сделали, даже не задумались, что из этого выйдет?
Он выглядел настолько подавленным, что я постарался дать ему самый лучший ответ, какой только сумел придумать.
— В те дни каждый отдельный кусочек генома, каждый его крошечный фрагмент считали элементарным символом вроде буквы. А каждая буква, так думали разработчики, имеет простое денотативное значение. И если к букве К прибавить букву О и букву Т, то может получиться только КОТ и ничего иного. В реальности все это отнюдь не столь прямолинейно, но биоинженерам тогда и в голову не приходила подобная мысль.
Посетитель поднимался по лестнице медленно, внимательно изучая каждую ступеньку.
— Что же, нынешние инженеры усвоили этот урок?
— По крайней мере, они так думают.
Мы прошли мимо маленькой комнатки без окон, где хранится знаменитый картонный замок Тибора. Этот замок более всего похож на руины, однако Тибор — карликовая версия апатозавра с суровым бетховеновским лицом — возится с ним целыми днями, лелея грандиозные наполеоновские планы. Тут же на комоде стоит большая картонная коробка, которую Джеральдина — другой карликовый апатозавр — гордо именует своей лабораторией. Пока все эксперименты Джеральдины проходили гладко, но я, на всякий пожарный случай, держу в этой каморке пару огнетушителей.
Эллиот и его подруга Сирена, эффектный огненно-красный стегозавр, обыкновенно проводят время в рабочем кабинете Престона, крупного круглоголового теропода упитанной комплекции.
— Если вы подождете, я переговорю с Эллиотом, — сказал я посетителю.
Престон, как обычно, сидел за своим компьютером, очень медленно, но целеустремленно тыча в клавиши своими крошечными передними лапками с двумя неуклюжими пальчиками на каждой. Я описал посетителя Эллиоту и спросил, как он смотрит на то, чтобы увидеться с ним. Эллиот немного подумал и взглянул на Сирену, в надежде на совет.
— Это, должно быть, Дэнни, — сказал он слабым голоском, тише шепота. — Я рассказывал тебе про него, помнишь? Дэнни не сделал мне ничего плохого. Только уехал и бросил меня. — Эллиот подвинулся ближе к подруге и нежно потерся о плечо Сирены. — Хорошо, — сказал он мне, — я согласен. Я поговорю с Дэнни, если он хочет меня видеть.
Когда я провел посетителя в кабинет, тот был моментально сражен видом Престона, печатающего на клавиатуре компьютера. На экране монитора красовался последний абзац, в который посетитель буквально впился глазами:
«К рассвету толпа, захватившая Центральную площадь столицы, насчитывала уже более десяти тысяч аборигенов. Из окна на верхнем этаже Послу Земли были великолепно видны бушевавшие на площади волны народного гнева. Все бунтовщики надели красные банданы, все потрясали ритуальными пиками и размахивали знаменами многочисленных кланов, все они дружно выкрикивали крамольные лозунги, утверждая, что Мир Лорейра принадлежит им по праву рождения…»
— Это уже восьмой роман Престона, — сообщил я.
— Вы хотите сказать, что он… публикует свои сочинения?
— Не под собственным именем, конечно. Знаете, его книги весьма популярны…
Но тут незнакомец вдруг увидел Эллиота на письменном столе, и суровое выражение взрослого преуспевающего бизнесмена моментально улетучилось с его мужественного лица.
— Эллиот?..
— Дэнни?
Посетитель наклонился над столом так низко, что почти уперся подбородком в столешницу красного дерева.
— Столько лет прошло… — тихо проговорил он, глядя на Эллиота, и Эллиот понимающе кивнул. Потом посетитель поднял голову, взглянул на меня, на других завров. — Не знаю, будет ли это удобно… Но мы можем поговорить наедине? Только я и Эллиот?
Я кивнул, сделал знак Сирене и Престону и помог им добраться до коридора.
— Это не займет много времени, — заверил я их, а затем обернулся к Эллиоту: — Мы будем рядом, если тебе что-нибудь потребуется, хорошо?
Когда я закрыл дверь и повернулся, то обнаружил прямо перед собой Агнес, которая глядела на меня в упор с выражением твердым и жестким, как бразильский орех.
— Все в порядке, — сказал я Агнес. — Ничего не случится.
Я очень надеялся, что сказал ей правду. В том и состоит моя главная обязанность: чтобы ни с кем из наших завров больше ничего плохого не произошло. Агнес выбила на полу нервную дробь хвостом, продолжая пристально смотреть на меня. За ее спиной скопилась кучка любопытствующих, среди которых возвышались самые могучие наши парни — Сэм, Док, Хуберт и Диоген.
— Ничего не случится, — холодно повторил Док, глядя на закрытую дверь кабинета. — А если случится, кто-то об этом очень сильно пожалеет.
Наконец дверь отворилась, очень медленно, и появился посетитель. Глаза его подозрительно блестели, на щеках проступили неровные пятна румянца.
— Эй, Эллиот! — демонстративно выкрикнула Агнес. — Ты там как?
Я вытер холодный пот со лба и проводил посетителя к «мерседесу». Он не сказал мне ни слова, пока не сел в свою шикарную машину, и лишь тогда произнес «благодарю». Это было все.
Потом он уехал, и мы больше его не видели. Так оно обычно и бывает… Через неделю Фонд Этертона получил десять тысяч в виде анонимного пожертвования, предназначенного специально для нашего приюта. И так оно тоже иногда бывает.
Когда я вернулся в дом и снова поднялся наверх, все завры уже разошлись кто куда. За исключением, разумеется, Агнес, которая стояла возле кабинета хотя и не в боевой позиции, но с угрожающе поднятым хвостом. Похоже было, что она размышляет, не стоит ли дать мне этим хвостом хорошего шлепка, просто для вразумления и порядка.
Эллиот все еще сидел на письменном столе, на том же месте, где беседовал с Дэнни. Рядом с ним стояла маленькая пластмассовая фигурка, солдатик в каске и полевой униформе, какие обычно входят в комплект больших специализированных наборов. Должно быть, эту фигурку принес с собой посетитель — и здесь оставил.
— Что это? — спросил я.
— Это сержант Серж, — сказал Эллиот своим беззвучным голоском, не отрывая глаз от солдатика. — Раньше Дэнни оставлял его рядом с моей корзинкой, когда уходил в школу. «Смотри, это твой Серж, — так он обычно говорил, — теперь у тебя тоже есть игрушка, чтобы не было скучно». Но сам я думал про Сержа, что это фигурка мальчика Дэнни, моего друга. Так что у Дэнни всегда был я, а у меня всегда был Дэнни, то есть Серж. Но когда он уехал, и дела пошли неважно… Перед тем как меня забрали оттуда, я спрятал Сержа. Протолкнул его через вентиляционную решетку. Я подумал, если все они желают мне зла, они могут навредить и Сержу. Неужели он все эти годы провел в вентиляции?
— Вероятно, — сказал я. — Наверное, Дэнни только что его нашел, вот почему он сегодня приехал.
— Это было очень глупо, да? Что я спрятал Сержа?
— Ничего глупого в этом нет, — покачал я головой. Потом нагнулся, чтобы взглянуть на Сержа с уровня глаз Эллиота. — И что мы будем с ним делать?
— Не знаю. — Эллиот искоса посмотрел на фигурку одним глазом, а потом, повернув голову, другим. — Может, поставим Сержа в музее? Если я передумаю, мы его заберем. По крайней мере, теперь я буду знать, где он находится…
Наш музей — всего лишь комната на чердаке, не слишком большая, но очень тесно заставленная стеллажами. На полках сотни и сотни игрушек: куклы, трубы-барабаны, завидный ассортимент оружия, настольные игры и головоломки, деревянные домики с меблировкой и разнокалиберные пластиковые автомобили. Еще у нас есть галстуки, шляпы и носовые платки, расшитые вручную жилеты и легкие шелковые шарфики, старые семейные фотографии и пейзажи, любительски написанные темперой на картонках, маленькие записные книжечки в натуральной коже и большие детские книжки с яркими картинками. Все, что хранится в этой комнате, было когда-то оставлено кем-нибудь из посетителей для того или другого завра.
Я осторожно поднял Эллиота правой рукой и столь же аккуратно взял в левую Сержа.
— Давай мы сейчас его отнесем, и ты сам выберешь, куда его поставить.
Агнес неохотно убралась с дороги, когда я вышел из кабинета с Эллиотом и Сержем. Тут появился Слагго и подкатил к ней сладко пахнущий апельсин, и тогда она наконец сменила гнев на милость.
После полудня доктор Маргарет Паглиотти нанесла нам очередной визит. Она еще совсем молода, у нее длинные каштановые локоны и прелестные, темные и мягкие, средиземноморские глаза. Мы вместе прошлись по всему списку, по всем нашим девяноста восьми заврам. Каждого она осматривала, выслушивала, выстукивала, спрашивала, на что жалуется пациент, не чувствует ли себя слишком вялым или, напротив, возбужденным, хорошо ли спит, хватает ли еды…
Доктора Маргарет никак нельзя упрекнуть в поверхностном отношении к своим обязанностям, к тому же у нее великолепое чувство юмора, которое необходимо каждому, кто имеет дело с заврами. Когда Агнес при осмотре вдруг начинает буянить и хорохориться, доктор Маргарет быстро хватает ее за передние лапки и бесцеремонно целует в мордочку. После этого ошеломленная Агнес временно теряет дар речи и ведет себя относительно прилично.
Когда очередь дошла до Хетмана, я рассказал о его кошмарах во сне, поскольку сам он никогда об этом не заговорит, и поделился подозрением, что боли Хетмана за последние дни заметно усилились.
— Кстати, о ночных кошмарах… — Я чуть было не рассказал ей о прошлой ночи, но сразу передумал. В конце концов, это тоже человечья причуда, наподобие кофе. — Нет-нет, ничего.