В погоне за властью он хладнокровно шел по головам, но цель оправдывала средства. Он привык плыть против течения. И плевать, что об этом думают остальные. Год назад он заключил союз с невероятно богатым Марком Крассом и могущественным полководцем Гнеем Помпеем. И хотя он, Цезарь, был младше своих союзников, в конце концов он собирался их переиграть. Но пока они были нужны. Красе, да хранят его боги, привлек на его сторону всадников, Помпей — патрициев. Что до черни, то она давно уже сходит с ума по Цезарю.
Этот союз назвали Триумвиратом. Хотя Цезарь любил точные определения, он согласился с таким названием, поскольку в настоящее время другого подобного союза не было. На удивление все сложилось само собой. Помпей любезно простил Цезарю шашни с его женой Муцией, обозвал ее Клитемнестрой наших дней и развелся. Цезарь в это время благоразумно выехал в Испанию. Больше об этом речи не заходило. Это качество Помпея он ценил выше прочих: самовлюбленный и гордый полководец никогда не таил зла. Что оставалось Цезарю? Он отвернулся от Муции и женился на унылой Кальпурнии, дочери богача Пизона. А потом предложил Помпею в жены свою дочь, милую хохотушку Юлию. Дочь была его единственным светом в окошке, ребенком от любимой первой супруги Корнелии, которая умерла, когда Юлия была совсем малышкой.
Невзирая на тридцатилетнюю разницу в возрасте, Юлия с восторгом восприняла идею такого замужества. «О, папа, он такой красивый!» Все женщины, и юные и старые, обожали Помпея. С женщинами он держался старомодно, великодушно и строго, переняв эту манеру у своего наставника Суллы. А Цезарь предпочитал блеск и напор. Женщины не обходили Цезаря вниманием. Им нравилось, как он легко играет словами, знает поэзию, нравился его рост — женщины любят высоких мужчин, его холодное остроумие, его чистокровное происхождение и — последнее в списке, но не последнее по значению — его талант очаровывать. Цезарь имел успех у многих женщин по разным причинам, хотя едва ли мог считаться безупречным красавцем.
Юлия была довольна своей долей, а это главное. У него больше не было близких, кроме сестры, с которой они давно не поддерживали отношений. На свадьбе Помпей из кожи вон лез, давая понять, что постарается сделать Юлию счастливой. Цезаря это устраивало, ведь сам он собирался затмить его славу полководца и присоединить к римской империи больше земель, чем это сделал новоиспеченный родственник. Помпей уже устал, Цезарь был полон сил. Помпей покорил восток, Цезарь стремился на запад, в Галлию. Все, что ему было нужно, — это деньги.
Он знал, что представляет собой совершенно новый тип человека. Не novus homo — «нового человека», новичка в аристократических кругах, как Цицерон, — ведь семья Цезаря считалась старше самого Рима. Нет, он был человеком нового времени, новым человеком из старого рода, патрицием, представляющим интересы народа, просвещенным человеком с амбициями простолюдина. В нем бурлили новые идеи, а его противники закоснели в старых представлениях и не видели неожиданных путей. Цезарь не стремился разрушить прошлое — оно уже и так отжило свой век. А вот приверженцев старых традиций не жаловал — Катона, Цицерона и самого Помпея.
Но Помпей прекрасно сыграл свою роль, он поддержал нововведения Цезаря, когда его заставили это сделать. Разве он не улыбался медово, стоя перед Ассамблеей? Улыбался и говорил изумленным сенаторам, что да, поддерживает земельный закон Цезаря, поскольку он передает земли в собственность его верным солдатам. Помпей выстроил когорты этих солдат у здания Сената, показывая, насколько далеко готов зайти, поддерживая своего друга Цезаря. А затем — о прекрасный миг! — встал идиот Бибул, коллега Цезаря, и открыл было рот, чтобы возразить, но тут ему нахлобучили на голову корзину с отбросами. Незабываемое зрелище. Хулиганам удалось скрыться. А бедный дурачок Бибул спрятался в своем доме и носа не казал наружу, пока его не сместили с должности.
Но потом люди начали жаловаться, что Цезарь заходит слишком далеко. А Бибул пустил гулять по городу шутку, которую подхватили все горожане: мол, Помпей у них царь, а Цезарь — царица. Пусть смеются. Цезаря устраивала роль «царицы», коли «царь» не у дел. Кроме того, напомнил он клеветникам, женщины также способны управлять странами и народами. Семирамида была царицей Сирии, а амазонки властвовали над доброй половиной Азии. Пусть называют его женщиной, он еще попляшет на трупах врагов.
Какое-то время Цезарь изучал карту. Изящные пальцы скользнули по Иудее, где Помпей посадил своего царя, и замерли на землях Египта. Он провел указательным пальцем с юга на север страны. Говорят, так течет река Нил. Потом погладил, словно кота или другого домашнего зверька. Дорогого и священного зверька, зверька, которого он хотел получить для себя. Да, безумный старый царек в кармане у Помпея. Да, много лет назад Красе пытался присоединить Египет к Риму и получил по рукам от Цицерона и консула Катулла. Но Цезарь сделает по-своему.
Цицерон. Конечно, он не станет раскрывать рот, когда Цезарь выжмет Египет как лимон. Конечно, он не станет возражать против притока новых денег в казну. А когда он сообразит, откуда все это взялось, будет поздно. Цезарь и его люди, которых он наймет за египетское золото, будут уже далеко. И когда он вернется из Галлии — победителем, а как же иначе? — народ будет петь ему хвалу и всем будет безразлично, что по этому поводу думает Цицерон.
Катон — другой случай. Когда Цезарь взял в жены Кальпурнию и отдал Юлию за Помпея, Катон обвинил их в торговле дочерьми. Позор Юлии! Позор перед ликом Венеры! Позор благородной семье Пизонов! А потом Сенат возведет над собой царя, потому что так пожелает Цезарь! И всякий раз, когда Цезарь собирался пожинать плоды своих трудов, появлялся Катон и кричал о том, что он нарушает конституцию, ослабляет Республику и злоупотребляет сенаторской властью. Катон был благочестив сверх меры, как призрак давно отмершей морали. Этот призрак рыскал повсюду и провозглашал, что правильно, а что — нет. Катон был символом прошлого, старых методов и старой Республики, о которых многие вздыхают, но которых никто не желает вернуть.
Помпей и Красе согласны: настало время избавиться от Катона, осталось только сделать это. Никто не будет плакать, если этот правдолюбец исчезнет.
* * *— Тебя желает видеть Публий Клодий Пульхр, — объявил слуга.
И поспешно отступил в сторону, давая дорогу нетерпеливому гостю.
— Ты занят, дорогой?
Клодий был чуть ниже ростом и чуть шире в плечах, чем хозяин дома. И происходил из рода, который был чуть древнее семьи Цезаря. Его ум был так же остер, но характер непостоянен. А еще он всегда стремился быть в центре внимания. Ему было мало спокойного уважения сограждан, он мечтал о восхищении толпы и пускался во все тяжкие, чтобы его завоевать. Цезарю доводилось видеть, как этот человек был неоправданно жесток с врагами. С ним предпочитали не связываться. У Клодия имелась собственная свора головорезов, по-другому их не назовешь. Эта банда несла горе и унижение всем, кто недолюбливал Клодия. Правда, было у него и слабое место, причем чрезвычайно уязвимое. Говорили, что он любит свою сестру, Клодию, самую красивую девушку Рима. Именно она была злосчастной и ветреной Лесбией из стихов Катулла. Ходили слухи, что между братом и сестрой завязался роман, из-за которого Клодий страдает до сих пор.
— Для тебя я всегда свободен, мой дорогой друг.
Какой неожиданный гость! Цезарь уже замечал за собой, что стоит ему пожелать с кем-нибудь поговорить, как этот человек внезапно попадается навстречу. Он подозревал, что унаследовал это качество по материнской линии, которая вела свой род от самой Венеры. Цезарь махнул рукой, отсылая секретаря.
— Я как раз размышлял о нашем друге Катоне.
— Я тоже думал о нем, причем дурно. Вообще-то от мыслей о Катоне мне всегда становится дурно.
И Клодий засмеялся над собственной шуткой, сверкая острыми зубами и ероша длинные, не по моде, кудри. У него были круглые щечки и маленькие голубые глаза, которые придавали бы Клодию невинное выражение, если бы резкий смех не выдавал его коварную натуру. Цезарь часто представлял себе Клодия в постели со своей бывшей женой Помпеей. Похотливая стерва и безумец, который во время праздника нарядился женщиной, чтобы соблазнить ее. Видимо, они здорово выпили, если настолько потеряли осторожность. Наверное, это было забавно. Как и Помпей, Цезарь не держал зла на бывшего любовника бывшей жены. Помпея была красива, она вышла замуж за Цезаря, а Клодию, как всякому мужчине, хотелось прикоснуться к власти другого мужчины хотя бы через влагалище его жены.
— Мне кажется, Катон надоел даже Цицерону, — заметил Цезарь.
— Но ведь они были союзниками.
— Цицерон сказал мне, что ему претит, когда Катон притворяется, будто живет не в настоящем мире, а в вымышленной республике Платона.
— Мне кажется, Катон надоел даже Цицерону, — заметил Цезарь.
— Но ведь они были союзниками.
— Цицерон сказал мне, что ему претит, когда Катон притворяется, будто живет не в настоящем мире, а в вымышленной республике Платона.
— Значит, Цицерон не станет поднимать шум, если мы избавимся от Катона?
— Думаю, нет. Ты уже продумал, как это сделать, брат?
Цезарь высоко ценил талант Клодия изобретать всевозможные уловки, не считаясь с законом и приличиями, тем более что делал он это с удовольствием. Именно Клодий нанял тех, кто опрокинули корзину с отбросами на голову Бибула. Но Бибул — дурак, его легко поднять на смех. А Катон, хотя и досаждает многим, все же человек уважаемый.
— Я все обдумал, — заявил Клодий, кокетливо поправляя прическу.
Клодий был из тех мужчин, которые не боялись вести себя подобно женщинам, потому что были слишком опасны. Эта особенность, одна из многих, тоже роднила двоих друзей.
— Я все время думаю о царе Кипра.
— А я полагал, что мы думаем о Катоне, — заметил Цезарь.
Но он знал, что планы Клодия никогда не бывают прямолинейны, они скорее похожи на паутину.
— Я презираю царя Кипра, ты знаешь об этом?
— Брат, это было двадцать лет назад, — покачал головой Цезарь.
Клодий всегда рассказывал эту историю, когда бывал пьян. Его похитили пираты с Кипра и потребовали от царя выкуп. Царь платить отказался. Клодий был так оскорблен, что пираты пожалели его и отпустили.
— Тебе следовало поступить, как я, — сказал Цезарь.
В юности, когда он служил царю Вифинии, его угораздило попасться в руки пиратов.
— Я пообещал себе, что они умрут за это, и сдержал свое слово.
Тридцать восемь дней Цезарь развлекался с пиратами, требуя, чтобы они вели себя тихо, потому что он пишет о них стихи. А сам мечтал, как потребует распять этих негодяев, когда освободится.
— Ты же спал с царем Вифинии! Ты знал, что он заплатит выкуп, — возразил Клодий. — А я не додумался совратить старого Птолемея с Кипра.
Царь заплатил, и Цезарь изложил ему свою просьбу. Юноша был таким веселым и покладистым, что пираты не поверили, что он способен на мщение. Они умирали на крестах в ужасе и боли, крича, что Цезарь не мог такого приказать, ведь он был их другом.
Но Клодий не утолил свою жажду мести. Цезарь понял, что правильно поступал, никогда не медля с расплатой. Он-то не вспоминал о пиратах уже много лет.
— Бедный Клодий! Не стоит так убиваться. Иначе можно заболеть.
— Я раздобыл один документ от моих старых друзей-моряков, где они пишут о том, что кипрский царь состоял с ними в сговоре. В сговоре с пиратами, которые грабили Республику! Там все описано — и захваченные грузы, и люди. Хорошая работа, очень грамотная.
— Мои поздравления!
— Я уже показал этот документ кое-кому. Многие, и Катон в их числе, считают, что Кипр нужно не просто наказать, но и присоединить к Риму. Если царю нельзя доверять, его следует взять под контроль. Конечно, мы заграбастаем Кипр со всеми его сокровищами.
— Кипр — территория Египта. Царь Кипра приходится родным или сводным братом царю Египта, — заметил Цезарь.
— Ну и что?
— А то, что мы должны получить согласие на захват Кипра. Что это нам даст?
— Царь Кипра богат, трижды богат! У него полно прекрасных и бесценных вещей, дорогой мой. Драгоценные камни, роскошная посуда из золота и серебра, статуи и картины. Мы покажем все это на Форуме, и люди будут в восторге.
— А Марк Катон?
— Кто, спрашиваю я тебя, будет лучшим наместником на Кипре, чем Катон? Я уже подтолкнул его к этой мысли. Ведь он единственный неподкупный сенатор, который может составить перепись сокровищ Кипра и не загрести их себе.
— Ясно.
Цезарю пришлось признать, что Клодий в своем роде гениален.
— Эта свинья Катон лучше всех подходит для того, чтобы портить жизнь царю Кипра. О, ему представится случай обучить Птолемея своим дурацким порядкам. Он будет грудью становится между царем и едой, царем и вином, царем и его любовницами. Да царь скоро спятит! Но ничего не сможет сделать. А мы приберем к рукам все его денежки. Катон будет сидеть далеко, на острове, и просидит там целый год, пока не закончится твой консульский срок и ты не отправишься в Галлию.
— Великолепно. Просто великолепно.
— Я придумал этот план сегодня утром, когда опорожнял кишечник. Завтра я посвящу свои мысли Цицерону.
Это была очень скользкая тема.
— Наверное, тебе покажется это странным, — сказал Цезарь, — но мне старик чем-то нравится. И я не хотел бы, чтобы с ним что-то случилось.
— Братец, что с ним может случиться? — хихикнул Клодий.
Он сжал Цезаря в объятиях так крепко, что тот едва не лишился чувств, потом подмигнул, развернулся и вышел из комнаты.
Вернулись секретари, и Цезарь принялся читать переписку, которую ему предоставил Помпей.
«Никто не может устоять перед твоими письмами, — подлизывался Помпей. — Никто, даже Цицерон».
Цезарь любил обмениваться письмами, поскольку они помогали достичь того же результата без долгих разговоров и утомительных поездок.
— Прочти мне письмо Помпею от царя Египта, — велел Цезарь своему помощнику, который занимался корреспонденцией.
Моему великому другу, Гнею Помпею.
Я был опечален, получив от тебя письмо из Иудеи, где ты пишешь, что не можешь направить ко мне солдат в благодарность за мою помощь. Я снова взываю к нашей дружбе. Недовольство среди моего народа растет. Моя семья заточена во дворце. Именно моя дружба с Римом вызвала гнев моих подданных. Нельзя ли прислать один легион, чтобы показать всем в Александрии, что их царь может рассчитывать на защиту великой Римской республики и личную поддержку Помпея Великого? Боюсь, что, если я не дождусь помощи Рима, мне придется бежать, в то время как противники Рима захватят власть над страной и армией. Я буду верен нашей дружбе до самой смерти. Жду твоего ответа.
Нуждающийся в тебе Авлет.
— А ведь бедняге приходится туго, — задумчиво пробормотал Цезарь. — Я верю, что Помпей собирался ему помочь. Это самое меньшее, что мы можем для него сделать, ведь мы отберем у него Кипр. Думаю, что он получал неплохие доходы с этого острова. Напишем ему письмо и разгоним его страхи. Пиши.
Царь Птолемей,
Я отвечаю на письма моего друга Помпея, который сейчас празднует медовый месяц с моей дочерью Юлией. Я обдумал твою просьбу. Ты получишь защиту Рима. Я заставлю Сенат признать тебя другом и союзником римского народа, ты заслужил это звание. Указ будет обнародован по всей империи и союзных странах. Но, как ты сам понимаешь, такая поддержка требует определенных затрат, которые необходимо возместить. Вышли мне, пожалуйста, шесть тысяч талантов. Если ты не можешь собрать все деньги сразу, я помогу тебе снестись с моим старым верным другом, банкиром Гаем Рабирием Постумием, который ссудит недостающую сумму. Если это предложение тебя устраивает, переведи деньги на наш счет в банке Рабирия. Он оформит необходимые документы, и все будут довольны, если, конечно, у тебя есть имущество, которое можно отдать под залог. Верю, что эта сделка решит все твои проблемы. Жду скорого ответа.
Гай Юлий Цезарь.
ГЛАВА 8
Царь — дурак, это ясно. Но он оказался из тех дураков, которых хранит судьба и которым боги помогают лишь потому, что они непроходимо глупы.
Мелеагр размышлял над этой незадачей, пока слуга массировал ему спину. Слуга трудился, а евнух вздыхал и пытался расслабиться под сильными пальцами умелого здоровяка.
Благодаря странному благорасположению богов Авлет сумел избежать бунта и отлично провел время на охоте. Проклятый царь удрал из города, отъелся на диких антилопах, разжирел еще больше и вернулся в Александрию, когда народ начал успокаиваться. Когда советник сообщил предводителям фратрий, что царь отправился на охоту, старший из них заметил: «По крайней мере, он некоторое время будет питаться не из городской казны».
Вернувшись, Авлет натворил новых ошибок, причем настолько серьезных, что Мелеагр уже начал задумываться, не настал ли час избавиться от этого жалкого неудачника. Он отказался прийти на помощь брату, царю Кипра, когда римляне захватили остров и принялись грабить накопленные Птолемеями богатства. А ведь с Кипра приходили отчаянные письма, молящие о помощи.
— Повелитель, народ не понимает, почему ты не выступишь на помощь брату Птолемею, царю Кипра, — заявил Мелеагр. — Кипр — египетская территория. Украденные римлянами деньги принадлежат Египту. Теперь мы вынуждены платить наместнику Катону, чтобы вернуть свои корабли. Рим грабит нас на каждом шагу.