– Мало ли чего человек спьяну не наболтает, – подначила его Варвара.
Своим явным недоверием к рассказу Нычкина она сознательно провоцировала его на дальнейшие откровения.
– Да?! – Нычкин поймался на удочку. – Знаешь, а ведь потом Галеев к столику пошел, где Анжела с Кондаковым сидели. И стал Анжелку приглашать на танец, хоть это таверна была, а не дискотека, и никто там не танцевал, но музыка, конечно, играла. Анжелка удивилась, однако согласилась, встала. Поняла, наверное, что Галеев слишком пьяный, чтобы с ним спорить. Ну и Кондаков не стал возражать. Начали они с Галеевым между столиков топтаться, и смотрю я, Галеев ее зажимает. Все теснее ее жмет, теснее. Прямо-таки щупает и в ухо что-то шепчет. А потом Анжелка все-таки не выдержала, вырвалась от него и по лицу его съездила. Тут и Кондаков к ним подскочил. Хотел на Галеева броситься. Ну, она, Анжелка, мужа своего успокоила, а Галеева послала куда подальше. На три буквы, буквально. Это все, кто в таверне был, слышали. А Галеев взял стакан с их стола и как грохнет, правда, не в Кондакова, а на пол. А потом развернулся, крикнул: «Сволочь ты, Кондаков! Ты скоро сдохнешь!» – и ушел. Это все видели и слышали, ты хоть кого спроси.
Нычкин откинулся в своем кресле, сладко потянулся, зевнул, а потом подытожил:
– Вот такая, блин, история.
Варвара машинально отбрила:
– Попрошу без «блинов», – и сосредоточенно кивнула: – Я поняла. Вот только другого понять не могу, – она пристально глянула на футболиста. – Зачем ты мне все это рассказал?
Центрфорвард пожал плечами:
– Исключительно ради справедливости.
– А зачем ты закопать Галеева хочешь? – прищурилась Варя.
– Да на фиг он мне нужен, его закапывать! – воскликнул Нычкин. – Просто рассказал тебе, и все. При чем здесь: «закапывать», «раскапывать»? Поможет это вашему следствию – хорошо. Не поможет – ну и пожалуйста. Мое дело сторона. Только еще раз официально заявляю: под протокол я это никогда и никому повторять не буду. Только тебе рассказал. За твои красивые глаза и неземную улыбку.
– Ладно, Василий, – устало сказала Варвара, – я поняла. Спасибо тебе. Это все?
– Нет, не все.
– А что еще?
– А вознаграждение?
– Какое еще вознаграждение?
– За ценную информацию.
Нычкин поднялся и в три широких шага преодолел расстояние, разделявшее его и Варино кресла. Намерения его были весьма недвусмысленны, и Варя вскочила, а потом с силой оттолкнула футболиста руками прямо в грудь. Нычкин отшатнулся.
И тут в дверь, очень вовремя, заглянул юный следователь Костик. С порога оценил ситуацию: Нычкин рядом с Варварой, очень интимно, лицом к лицу – и пробормотал:
– Я очень извиняюсь, что не вовремя…
– Вовремя, Костик, вовремя! – воскликнула Варя. – Уведи ты, ради Христа, этого нападающего.
– Да с удовольствием! – расплылся в улыбке следак. – А я, Варвара Игоревна, вам тут схему принес.
– Какую еще схему? – не поняла практикантка.
– Да вот, Малютин просил же меня схему нарисовать, кто из футболистов где проживал. А я что-то его самого найти не могу. Ну и решил вам пока отдать, для ознакомления.
Костик подошел к Варе и протянул ей нарисованную черным тонким фломастером схему. Варвара глянула на нее. Усмехнулась:
– О, да ты ее по линеечке рисовал! С душой.
– А как же, – расплылся в улыбке следак, – все должно быть чистенько-аккуратненько. Тем более, потом ведь в дело пойдет. – Он кивнул на Нычкина: – А подследственный вам, значит, не нужен.
– Да, забирай его.
– Пойдемте, – Костик тронул за плечо нападающего.
Когда они вышли, Варя устремила взгляд на схему, принесенную следователем. На стандартном белом листочке был аккуратнейшим образом вычерчен план спортивной базы, а фамилии постояльцев вписаны в прямоугольнички номеров тоненьким карандашиком.
«Итак, – первым делом бросилось в глаза Варе, – номер Галеева расположен ровно напротив номера Нычкина. Значит, вратарь мог из своей комнаты, при желании, все видеть и слышать – стоило только дверь приоткрыть. Мог видеть, как Нычкин выходит из собственной комнаты, а там остается Снежана. И как туда к ней потом ныряет Кондаков. А какое-то время спустя эта шлюха Снежана выбирается из номера, оставив внутри Кондакова одного… Впрочем, – оборвала она себя, – что это я? Так сразу взяла и поверила россказням Нычкина? Может, это чистой воды навет. Навет на Галеева. Побасенка, непонятно с какой целью мне сгруженная. Может, для того, чтобы от себя самого подозрение отвести?»
Варя стала рассматривать схему дальше.
«Да и у Овсянникова номер рядом с галеевским. Он, при желании, все то же самое мог наблюдать. К тому же и у Карпова комната хоть расположена и не напротив номера, где произошло убийство, а все равно неподалеку. Стало быть, все они, все трое – Карпов, Галеев, Овсянников – остаются под подозрением. И Нычкин пока что сам себя совершенно не оправдал – как бы мне, может быть, этого ни хотелось… Н-да, – резюмировала она про себя, – схема хороша, нарисована аккуратно, да только она на самом деле мало что нам нового дает».
Тут вдруг дверь в комнату отдыха резко распахнулась. Варя вскинула голову от схемы.
На пороге стоял ухмыляющийся Опер. Из-за его плеча выглядывал следователь Костик, тоже донельзя довольный.
А ближе всех к Варе оказалась незнакомая ей, маленькая, милая, испуганная девушка.
– Разрешите вам представить, Варвара Игоревна, – весело проговорил Малютин, – вот она, настоящая убийца.
Глава 9
Новый персонаж– Кто это? – Варя от удивления аж приподнялась с кресла.
Лицо девушки ничего не выражало. Оно было бледным-бледным, и казалось, что девица вот-вот грохнется в обморок.
– Прошу любить и жаловать, – проговорил Опер, – собственной персоной Анжела Кондакова. Начиная с сегодняшней ночи – вдова. А по совместительству убийца.
И тут девушка начала медленно-медленно оседать на пол. Глаза ее полузакрылись. Ноги подкосились. Опер вовремя подхватил ее под мышки и удержал от неминуемого падения.
– Тихо, тихо, миленькая, – проворковал он. Подволок девушку к креслу, с которого только что встал Нычкин. Усадил. Она бессильно отвалилась назад и вбок – спинка и подлокотник удержали ее от падения.
– Сходи-ка за экспертом, – коротко бросил Опер Следаку, – пусть он нашатырь принесет.
Костик деловито кивнул и исчез.
Варя безотчетно подошла к девушке и всмотрелась в ее лицо. А Опер тут как тут – мгновенно занял то кресло, где Варя сидела.
– Где вы ее нашли? – обернулась она к оперативнику.
– На третьем этаже. В комнатухе, где уборщица хранит свои ведра и метлы. Она была без сознания. Или придуривалась. Ну, мы привели ее в чувство – и сюда.
Варя пощупала пульс у Анжелы. Пульс оказался нормальным, ровным, хорошего наполнения. Может, она притворяется? Варвара всмотрелась в ее лицо. Да нет, ресницы не дрожат, глазные яблоки под веками не бегают. Похоже, она и в самом деле в обмороке.
– Вы ей уже сообщали, что муж убит? – спросила Варя, оборачиваясь к Оперу.
– Ну да, естественно.
– А она?
– Ты же видишь, – пожал плечами оперативник, – делает вид, что в шоке.
– Может, она и вправду в шоке?
– Может, и вправду, – усмехнулся тот. – Оттого, что мы ее так быстро взяли.
– Что она сама-то говорит?
– Пока ничего. Сейчас сможешь спросить. Когда прекратит свое представление.
– Похоже – это не представление, – покачала головой Варвара.
– Ну, ты так потому говоришь, что еще настоящих-то шоу не видела.
Тут в комнату вошел следователь Костик в сопровождении озабоченного эксперта с автомобильной аптечкой под мышкой.
– Приведи нам, пожалуйста, в чувство эту гражданку, – кивнул в сторону Кондаковой Опер.
Эксперт тоже пощупал пульс девушки, оттянув веко, заглянул в зрачок. Пробормотал:
– Да, похоже, просто обморок.
Достал из аптечки флакончик с нашатырем, поводил им неподалеку от ноздрей Анжелы Кондаковой. Та вдохнула, дернулась, чихнула – и открыла глаза. С недоумением и ужасом оглядела собравшихся в комнате: эксперта, склонившегося над ней, Опера, в вальяжной позе расположившегося в кресле, Костика, почему-то горделиво подбоченившегося у дверей, и участливо поглядывающую на нее Варвару.
– Кто… вы? – прошептала Анжела.
– Гражданка Кондакова, – деловито произнес Опер, – хватит валять дурочку. Вы задержаны. Задержаны по подозрению в убийстве собственного мужа, Игоря Кондакова. Я – майор милиции, старший оперуполномоченный Малютин. Это, – он кивнул на Костика, – следователь прокуратуры Рудницкий. И вы, гражданка Кондакова, конечно, имеете право хранить молчание и всякое такое, но чем быстрее вы нам все расскажете, честно и без утайки, тем будет легче и проще нам, а самое главное – вам.
Опер сделал паузу и тут же с официального тона перескочил на удивительно человечный:
– У вас прямо-таки камень с души свалится, обещаю вам, Анжелочка.
Опер сделал паузу и тут же с официального тона перескочил на удивительно человечный:
– У вас прямо-таки камень с души свалится, обещаю вам, Анжелочка.
– Игорька убили, – вдруг вымолвила девушка, и тут как будто это известие наконец по-настоящему достигло ее измученного мозга. Лицо закаменело. По щекам сами собой потекли слезы. Анжела их не вытирала, только глядела прямо перед собой, а слезы все катились и катились по ее щекам. Потом, наконец-то сообразив, что на нее, плачущую, с холодным любопытством смотрят трое совершенно незнакомых, посторонних мужчин, Анжела закрыла лицо руками и зарыдала еще пуще.
– Как вы думаете, – вполголоса спросил Костик у Опера, – можно ее сейчас допрашивать?
– Нужно, – тихо, но твердо заявил оперативник и добавил: – Ну-ка, сгоняй, притащи ей воды.
Костик мгновенно испарился – кажется, он, в отличие от Опера, и представления не имел, как приступить к допросу подозреваемой.
Варвара сочувственно посматривала на Анжелу. Та захлюпала, зашмыгала носом, Варя протянула ей бумажный носовой платок, которые у нее всегда были при себе в кармане куртки. Девушка автоматически поблагодарила и принялась вытирать слезы и сморкаться. Лицом она, с первого взгляда, показалась Варваре неотличимым ксероксом со Снежаны. Такая же вроде безмозглая фотомодель – кукольная крашеная блондинка. Правда, совсем не длинная и ногастая, а наоборот, маленькая, миниатюрная, «карманная». И, приглядевшись, Варя поняла, что Кондакова все-таки отличается от Снежаны и, кажется, в лучшую сторону. Та была пробка пробкой, а у этой особы в глазах светится природный ум. А ум у женщины подразумевает хитрость, и, значит, все то горе, которое Анжела демонстрировала тут перед ними, могло оказаться всего лишь хорошо разыгранным спектаклем. И она, Анжела, действительно могла зарезать собственного мужа. Тем более что львиная доля бытовых убийств – хорошо знала Варя и в теории, и уже по кое-какому практическому опыту – совершается половыми партнерами убитых. И при таких преступлениях первый же подозреваемый, которого берутся отрабатывать оперативники и следователи, это супруг или сожитель погибшего. Сотрудники органов редко промахиваются – очень часто такие убийцы раскалываются немедленно. Да к тому же у Анжелы Кондаковой имелся замечательный мотив, которого не было ни у кого из присутствующих здесь, на базе: материальный. Она наследовала все имущество и ценности убитого, а материальных благ, Варя не сомневалась, молодой футболист сумел, несмотря на возраст, накопить преизрядное количество.
Однако Анжела, конечно, выглядела действительно потрясенной происшедшим. И Варя никак не могла понять: что это было – искреннее чувство или же искусная игра?
А тут и следователь подоспел со своим стаканом, полным ледяной воды. Протянул вдове.
– Спасибо, – механически поблагодарила она и принялась пить.
Зубы постукивали о стакан, влага проливалась на подбородок, и опять Варя не могла понять: что это – представление? Или – все всерьез?
Анжела утерлась Вариным платком и отдала стакан следователю.
– Анжела, – вдруг мягко-мягко проговорил Опер, – а вы загорели. Вы ведь отдыхали?
– Да, – прошелестела та.
– Говорят, вы в отпуске были? – ласково спросил Опер.
– Да, – выдавила из себя жена Кондакова.
– Где же вы побывали?
Оперативник выглядел чрезвычайно участливым, и, если бы Варя уже не изучила в деталях его повадки, она запросто могла бы принять эту участливость за чистую монету. Как, наверное, и обманулась в отношении его Анжела.
– На Шри-Ланке, – вздохнув, сказала Кондакова. И зачем-то добавила: – Это остров Цейлон.
– А вы ведь вроде бы собирались сегодня утром прилететь?
Опер (человек и на вид, и по сути, в общем-то, циничный) был сейчас само сострадание.
Кондакова кивнула:
– Да. И Игорек меня встретить хотел. В аэропорту. А потом бы мы с ним в Питер поехали…
Она судорожно всхлипнула.
– А почему же вы переменили свои планы?
– Я… – жена убитого Кондакова прерывисто вздохнула, – я не в ту сторону время посчитала… Думала: прибавлять надо время. А его, оказывается, отнимать нужно. Ведь Цейлон восточнее Москвы. Как Япония. А не западней. Ну, вот и получилось, что я не в одиннадцать утра сегодня прилетела, а вчера в одиннадцать ночи…
«Я думала, она умная, – мелькнуло у Варвары, – а она такая же овца, как Снежана. Надо же: забыть, в какую сторону планета вертится. И где Цейлон находится. Одно слово – жена футболиста!.. Или это она просто хитрит, морочит нам голову, играет в недалекую простушку?»
А Опер все гнул свою линию.
– Значит, – ласково проговорил он, – вы прилетели в Москву вчера вечером. Около двадцати трех часов по московскому. Вы куда прибыли, в Шереметьево?
Девушка кивнула.
– Да. В Шереметьево-один. Это потому что чартер.
– А где же тогда ваши вещи?
– Я их в камере хранения оставила.
– Зачем?
– Нам же дальше в Питер надо было лететь. Тоже из Шереметьева-один. С Ига-арьком…
Рот Анжелы снова скривился, и она, кажется, собралась опять заплакать.
– А вас в Шереметьеве, в аэропорту, кто-нибудь встречал?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Никто-никто? – уточнил Опер.
– Не-ет.
– А подружку вашу?
– Какую подружку?
– Да Лену, из Петербурга, – вовремя встрял Костик. – Вы ведь с ней прилетели?
Опер бросил на следователя поощрительный взгляд.
– Ну, с ней, – кивнула Анжела, – а откуда вы это-то знаете?
– Да мы многое, Анжелочка, знаем, – с умудренным видом покачал головой Опер. – Так ее, Лену вашу, тоже никто не встречал?
– Ну, ее и не должны были. Она сразу из Шереметьева в Питер улетела.
Опер со следователем переглянулись – покуда показания Анжелы совпадали с теми данными, которые им удалось собрать.
– А вы, Анжелочка, что же? – продолжал осторожный допрос Опер. – Вы на такси сюда доехали?
Кондакова кивнула.
– Сколько заплатили?
– Пятьдесят долларов.
– Досюда, до базы?
Девушка кивнула.
– По-моему, переплатила, – сказал Опер, обращаясь к следователю.
– Время-то ночное, – защитил Кондакову Костик. – А таксисты в Шереметьеве известные рвачи.
Варвара понимала: оперативник изо всех сил превращает допрос в обычный, вроде бы бытовой разговор, а следователь по мере сил пытается подыгрывать ему. В такой обстановке подследственному разговориться проще. Да и ПРОговориться – тоже.
– А примерно в котором часу вы из аэропорта выехали? – невзначай спросил следователь.
– В час ночи, наверно…
– А что ж так поздно? Самолет ведь по расписанию прилетел? В одиннадцать?
– Да пока то, пока се… Паспортный контроль, багаж, на таможне еще шмонали… А может, я и полпервого поехала… Я не помню… Да какая разница!
– А во сколько вы, Анжела, сюда, на базу, подъехали?
– Да я на часы не смотрела…
– Сюда от Шереметьева езды, наверно, километров шестьдесят, так? Вы ведь никуда не заезжали?
– Нет, – помотала головой Анжела.
– Ну, значит, наверно, вы тут часа в два оказались?
– Да, примерно, – пожала плечами Кондакова, – а что?
Словно не замечая ее вопроса, Опер продолжал:
– А где вы машину отпустили?
– У ворот базы.
– Чего ж дальше-то не проехали? Прямо к корпусу?
– А зачем? – искренне удивилась Кондакова. – Вещей у меня с собой не было, а здесь, на базе, меня никто не тронет. Пройтись хотелось по свежему воздуху. Да и сторожа этого пока добудишься…
– Значит, сторож даже не видел, как вы приехали?
– Да не было его! Или спал. Я под шлагбаумом пролезла и к корпусу пошла. И меня никто не остановил.
– А здесь, в корпусе? Вы никого по дороге не встретили?
Кондакова покачала головой.
– Нет, никого.
– И вы сразу в комнату мужа пошли?
Кондакова закивала. Глаза ее потихоньку стали снова заполняться слезами.
– А откуда вы узнали, в каком конкретно помещении он проживает?
– Он всегда здесь в одной и той же комнате ночует. Я ведь была у него уже тут. Два раза…
Девушка смолкла, и Опер ласково продолжил за нее:
– Значит, вы вошли в корпус. И вы что-то увидели?
– Да, – выдавила из себя Анжелика, – я заглянула в коридор с лестницы и сразу мужа увидела… Он шел по коридору… Быстро… Голый… То есть в одних трусах…
– Он что, вас не заметил?
Кондакова замотала головой.
– Я за угол спряталась. На лестнице… А потом… Потом он шмыг – и в другую комнату зашел… Не в свою… Ну, я к той двери и подошла, потихоньку… Я думала, он там со своим другом, Карповым, выпивает… Ну, я потихоньку подошла к двери и слышу: он там, – лицо девушки передернулось гримасой отвращения, – возится… Бормочет: «Давай, мол, Снежанка»… Типа: «Да брось ты…» Типа: «Не ломайся, давай еще разик, как встарь…»
– А вы уверены, что это он был? А не Нычкин, например?
– Да что ж я, голоса его, что ли, не узнаю! Муж ведь!.. Гадость какая!.. О-ох!..