— Пункт доставки!
— С-спассибо. — Вышла, чуть пошатываясь, впрочем, как и всегда.
— Пожалуйста. Удачного трудового вечера! — пожелал перемещатель и сорвался подвозить очередного пассажира, искренне надеющегося что «и в этот раз пронесет».
Естественно, мы все знали, что по статистике в мигане ежедневно гибнут до сотни пассажиров, но при населении в семнадцать миллиардов цифра казалась смешной. Да и вообще, мы планета оптимистов, мы верили, что с нами ничего плохого случиться не может и о безопасности мало кто думал… может, и зря…
Шагая по пластиковым улицам, радостно улыбалась встречным — большинство из нашего квадрата, поэтому всех знала хорошо. У яркого здания местного магазина свернула к триста пятнадцатому входу, поднялась по лестнице на наш девятый этаж. Можно было бы использовать лифт, но я предпочитаю прогуляться, потому что дом у нас элитный и на окнах растут цветы, которые посадили мама и бабушка Отро. В городе зелени нет, и я по-детски восторгаюсь каждый раз, когда вижу это зеленое цветущее чудо.
— Эля, поторопись уже, я тебя еще из окна видела! — Мамин голос совсем как в детстве.
Взбежала по лестнице вверх, глубоко дыша, чтобы ощутить аромат цветущих алых лирелей, в честь которых меня и назвали. Мама терпеливо ждала, улыбаясь моей счастливой мордашке:
— Ты сегодня рано, Эль, все хорошо?
— Мам, — бросилась на шею с разбега, радостно поцеловала в обе щеки, — у меня сегодня такое было-о-о-о…
— Идем, маноре знающая, расскажешь, что твои детки сегодня еще выдали.
— Мам, «детки» — не совсем подходящее определение, меня перебросили в группы от двадцати семи и до тридцати пяти лет!
Люблю удивлять маму, у нее всегда так смешно поднимается вверх правая бровь, словно и верит и не верит одновременно. А еще мне нравится, как начинают улыбаться ее зеленовато-серые, очень красивые глаза, словно в них загораются искорки, и хоть лицо еще серьезное, а уже понимаешь, что она смеется.
— Рассказывай, маноре знающая! — требовательно произнесла мама, накрывая для меня стол.
Рядом с мамой всегда чувствую себя маленькой девочкой, и этот так чудесно — просто побыть маленькой и такой нужной. Мама слушает очень внимательно, не перебивая, словно все, что я скажу, очень значимо для нее, а мои проблемы она воспринимает как свои собственные и очень переживает за меня. И я бесконечно благодарна ей за это, только со временем все чаще одолевает мысль — а смогу ли быть настолько же прекрасной мамой, с которой дети делятся абсолютно всем и которая всегда может дать дельный совет?
— В общем, вызывает меня утром глава Академии, — начала рассказывать в перерывах между поглощением любимого сырного супа, — и говорит: «А ступайте-ка вы, маноре Манире, учить деток постарше».
— Прям так и говорит? — засмеялась мама, садясь напротив и с улыбкой глядя, как я ем.
— Ну не совсем так, — я чуть побледнела, вспоминив его намек, — но смысл был такой.
Мама протянула еще кусочек хлебного коржика, который испекла сама, и уже серьезно спросила:
— Неужели в выпускные группы?
— Ага, — кивнула, как всегда удивляясь ее проницательности, — я теперь веду выпускные группы «Ведущих» и «Атакующих»! Представь себе!
Чуть хмурясь, мама переспросила:
— И надолго?
— Два дегона, — тяжело вздохнула, — а моих мелких на полевые учения отправили, хнык… Мам, ну не переживай так. — Нет, она не показала беспокойства, только чуть уголки губ поджались, а глаза стали чуть шире, но я очень хорошо ее знаю. — Мам, первые два занятия прошли отлично, в группе «Ведущих» так вообще Санька обнаружился, поэтому уверена — там сложностей не будет.
— Санька? Это который Эстарге?
— Ага, Сана друг… Сан же звонил вчера, ну чего ты так бледнеешь… Ну, мам!
— Нет, все хорошо. — Она улыбнулась, а в глазах слезы. — И как Санька?
С грустью посмотрела на нее — мама по Сану очень тоскует, хоть и старается не показывать. Он и звонит каждый день, но голос такой грустный, и вроде улыбается, а в глазах отчаяние. И мама, она же все чувствует, плачет по ночам…
— Санька, как и всегда, красавец! Не лидер в группе, но на положении звезды. Чуть занятие мне не сорвал.
И я начала рассказывать в подробностях, стараясь акцентировать на самых интересных моментах и отвлечь маму от мыслей о Сане. Вообще наша семья очень хорошо живет — папа у нас законник, причем один из лучших в Исикаре, а дети все трое одаренные, никого в рабочие не отправили. Я догадываюсь, почему это так — мама воспитала в нас это стремление к совершенству, поддерживала наши самые, казалось, нелепые таланты. Первые песенки сестрички Олини вызывали желание закрыть уши и бежать подальше, а мама слушала очень внимательно, поправляла, направляла и хвалила за малейшие достижения, но никогда просто так. Я в семье младшая, и меня слушать никто не хотел, а мама слушала. Выслушивала все мои детские обиды и глупые мечты, и, когда отбирающие меня тестировали, я уже знала, что хочу быть знающей, хочу помогать другим находить свой путь. И пусть мне было непросто, но мамина поддержка помогла добиться этой самой заветной для меня мечты. А Сан любил мастерить все — от стула-трансформера, который мы, дети, подсовывали гостям и весело хохотали, когда он начинал чавкать и сворачиваться, до икате, способного писать абсолютно везде. Когда к Сану пришли отбирающие, мы им этот стул и подсунули. Реакция отбирающих удивила — это был полный и абсолютный восторг, после которого братика определили в исследующие. Мы тогда очень радовались за Сана, а родители потом всю ночь сидели в комнате для еды и старались не смотреть друг на друга. Только повзрослев, я поняла, что они оттягивали тестирование до десяти лет… и только став взрослой, осознала причину. С тех пор как Сану исполнилось двадцать пять, мы его больше не видели вживую, только в переговорнике, потому что Сан знал «Тайну», а, следовательно, не покидал пределов острова Харда. В тридцать он должен был вернуться на полный оборот Талары, чтобы найти спутницу, заключить стандартный семейный союз и снова уехать…
Рассказывая маме о событиях, случившихся за день, я помыла посуду, сделала нам по чашке успокоительного сбора и села, схватив жареный арше на закуску.
— И Агейра… а он больше ничего не спросил? — Ох не понравился мне мамин тон.
— А что еще он мог сказать, мам? Он был неправ и осознал свою ошибку.
— А-а-а… — Мама так по-хитрому улыбнулась, что мне стало не по себе. — А он симпатичный?
— Кто? — уже возмущенно переспросила.
— Ну, этот Агейра…
— Мам! Он обучающийся, какое мне дело, симпатичный или нет, если он атакующий. Вот если бы был среди ведущих, был бы красивым, а так… обычный неформальный лидер, естественно, привлекательный по-своему. — Я задумалась, поняла, что нужно идти и разрабатывать план занятий на завтра. — Наверное, у «Атакующих» все же буду и дальше проводить игры, может, в другом формате, но там же нужно воспитывать стремление к совершенству и дух соперничества, так что это идеальная методика.
— А «Ведущие»? Что у них используешь?
— Знаешь, мне вот очень идея Шао понравилась, наверное, буду давать задания на альтернативное развитие событий при непосредственном изучении личности командующего. Таким образом они научатся видеть сразу несколько вариантов решения проблемы, и это в дальнейшем поможет.
— Ох, маноре знающая, — мама погладила меня по руке, — тяжело тебе придется.
— Всего два дегона… справлюсь. Справилась же в начале года, когда меня из Академии знающих перевели в Ранмарн на должность работника. А вы с папой переживали.
— Эля, мы и сейчас переживаем, — с неожиданной грустью сказала мама, — все вы у нас какие-то выдающиеся получились…
— Было бы о чем печалиться, — я подскочила и обняла мамочку, — все будет хорошо!
Резкий звонок переговорника заставил подпрыгнуть от неожиданности. Подбежала к стене и нажала кнопку приема. Темноволосый зеленоглазый парень радостно мне улыбнулся:
— Элька, ты сегодня рано!
— Привет, Шен, сегодня да, пришла пораньше.
— Так идем гулять!
— Э-э-э-эм…
Мама встала, подошла ближе:
— Добрый день, Шенондар, куда ты ее сегодня вести хочешь?
— Добрый вечер, маноре Манире, мы на озеро хотели, пока еще тепло… Можно?
Не обращая внимания на мои отчаянные знаки, мама, смеясь, произнесла:
— Конечно, можно, вытаскивай ее, а то она опять в хранилище знаний залезет до ночи, так и вся молодость пройдет. Заходи, она будет готова через пять — десять кан.
И самым подлым и коварным образом мама отключила переговорник.
— Мам! Это жестоко! У меня на завтра занятия не подготовлены, информацию нужно посмотреть, не буду же я их опять по конспектам младшей группы учить!
— Марш гулять! — безапелляционным тоном заявила эта мучительница. — Шен тебя обожает, а ты только и знаешь, что о работе думать. Все, слышать ничего не хочу, иди переодевайся!
— Марш гулять! — безапелляционным тоном заявила эта мучительница. — Шен тебя обожает, а ты только и знаешь, что о работе думать. Все, слышать ничего не хочу, иди переодевайся!
— А-а-а-а, как несправедливо-о-о! — Отчаянно вопя, потопала в свою комнату и стала яростно переодеваться в костюм для купания. — Я все равно не могу с ним в стандартный союз вступить, мне нет еще двадцати пяти.
— Зато ты уже работаешь, а значит, детей рожать можешь, и не забывай, что мы с отцом настаиваем на традиционном союзе! — хладнокровно заявила мама и уже очень тихо добавила: — Не нравится мне вся эта история с «Историей Талары»!
— Мам, ты неисправима! — Надела поверх весьма откровенных лоскутков непромокающей ткани цветастое платье на запах. — Но я хочу сначала обучение завершить, а потом уже думать о стандартном семейном союзе.
Едва успела подкраситься и волосы присобрать, заявился Шен, как обычно с конфетами для мамы и очередным подарочком для меня.
— Лирель… — восторженно выдохнул заводила нашего квартала, — ты такая красивая…
— Ты тоже ничего, — буркнула я, забирая коробочку с браслетиком из сияющих сине-зеленых океанских камней, а браслетик был восхитительным, поэтому искренне произнесла: — Спасибо, камни очень красивые.
— Увидел, что они похожи на твои глаза, и не смог пройти мимо, — радостно улыбнулся Шен, я редко его хвалю.
Осторожно двинулась к выходу, придерживая пакетик с полотенцем и пляжным покрывалом.
— Эля! — строго произнесла мама.
— Мамочка, пока, буду до заката…
— Эль!
— Ну, мама!
— Эль, оставь его дома! — Хмуро, чеканя каждый шаг, подошла к столу и достала сеор, захваченный для работы у воды. На лице мамы тут же появилась довольная улыбка. — Все, мои хорошие, удачно вам отдохнуть.
Даже не оборачиваясь, вылетела из нашего кимарти и тут же зашла в лифт, Шен едва успел догнать.
— Элька, что на тебя нашло? — возмущенно спросил он и поймал мою улыбку. Затем я демонстративно развязала ленты на платье и достала второй сеор, который успешно спрятала за пазухой. — Эля, мы же отдохнуть собирались! — простонал мой будущий спутник.
— Ты собирался, а у меня занятия завтра! — И, видя его расстроенную физиономию, добавила: — Поплаваем, поныряем, а потом я тихонечко поработаю на берегу. Не хмурься!
— Лирель, ты неисправима, — обреченно произнес Шен и попытался меня обнять.
Вот не понимают некоторые с первого раза. В результате мы пошли к его кийту разобиженными друг на друга. Лучше бы я дома посидела.
* * *Водоем Оранто создали для разведения полезных водорослей. Никто не знает почему, но в результате познающие там что-то напутали с изучающими, и водоросли позорно погибли, не оправдав надежд правительства на витаминное питание. Жители Исикаре особо не расстроились, потому что взамен невкусных, но очень полезных водорослей у нас появилось целое озеро в пределах города. До заката здесь собирались все мы — обучающиеся и избранные отбирающими, после заката рабочие, у которых трудовой день был значительно дольше.
На нашем месте уже веселилась обычная компания — друзья Шена, такие же законники, как и он, и мои друзья: голубоглазая и светловолосая Идит, которая обучалась как познающая, Синта, тоже знающая, а также кареглазая шатенка Винен и ее возлюбленный Айдо, оба будущие читатели душ.
— Привет, народ! — изрекла я, едва мы дошли от стоянки до друзей. — Как вода?
— Привет, наша трудяжка, — засмеялась Идит. Они все меня подначивали с тех пор, как я получила место в Академии Ранмарн. — Вода отличная, пошли плавать.
— Элька, я тебе такое скажу-у-у-у, — таинственно произнесла Винен, обнимая меня, — это было та-а-а-ак…
Интересно, вот как объяснить подруге, что ее постельные приключения меня не интересуют, а от подробностей и вовсе тошнит? Так нет же, приходится выслушивать, потому что иначе Вин чуть прищурит глазки и начнется: «Эль, отношения между мужчиной и женщиной интересны всем, а если тебе это неприятно, значит, наличествуют глубоко скрытые комплексы в подсознании… А давай я тебя протестирую!» Брр! Приходится делать вид, что я ее внимательно и с интересом слушаю.
У моих друзей, конечно, есть недостатки, но в целом это замечательные ребята, а вот друзья Шена мне определенно не нравятся, Шен из них самый лучший. Лорхо, Дев, Симан и крепыш Тодо — все законники, все из одной группы, все со странными взглядами. Шен и не знает, что каждый из его «друзей» предлагал мне стать его девушкой, стоило Шену отлучиться, причем чисто из желания обойти «друга». Мне хватило такта и уважения, чтобы сохранить это в тайне, но то, как они смотрят… неприятно.
Переговариваясь и обмениваясь новостями с девочками, сняла платье, расстелила покрывало, осторожно положила сеор под демонстративно-недовольное всеобщее: «Элька, ты опять!» — и побежала к воде.
…Все тревоги отступают, стоит с разбегу нырнуть в воду, плыть все глубже, уносясь от шума, людей, города… замереть на миг, наслаждаясь этой удивительной тишиной, а затем резко, с некоторой обреченностью вынырнуть, возвращаясь в реальный мир. И отдышавшись, вновь погрузиться в воду, ловя краткий миг наслаждения, которое принадлежит только тебе… Рядом ныряет Шен, обеспокоенно вглядывается, и приходится снова выныривать.
…Сегодня был замечательный, очень теплый день, и светило успело прогреть песок настолько, что его тепло ощущалось даже сквозь покрывало. Расчесав мокрые волосы, я легла на живот и, включив сеор, принялась писать план занятий на завтра, игнорируя возмущение друзей.
— Элька, ты зануда, — обиженно произнесла Идит, — нельзя столько работать.
— Можно, — устало ответила я, выводя: «И таким образом следует отметить, что Ркарский договор стал вехой в отношениях с подчиненными народами…» — Все можно, если аккуратно и осторожно. Просто у меня новые группы, очень сложные.
— Мм, ведущие-э-э-э… — с восторгом протянула Вин.
Удивленно подняла голову и посмотрела на нее:
— Откуда ты знаешь?
— Знаю что? — переспросила Винен. — Я говорю, вон ведущие пришли, м-м, какие красавчики…
Идит тоже посмотрела куда-то поверх меня. С некоторой обреченностью повернула голову и с ужасом взглянула на группу в меру накачанных, сильных, гибких, загорелых темноволосых молодых мужчин — ведущие выделялись сразу, особенно если шли вот такой группой в семнадцать человек. Но хуже всего было то, что это оказались не какие-либо иные ведущие, а именно обучающиеся в выпускной группе! Мои обучающиеся! За что мне все это?!
— О Великие Свидетели, — с ужасом произнесла я, разглядев среди них еще и Саньку, — они же всегда на той стороне сидят…
— А сегодня нам повезло, — едва не подпрыгнула от радости Идит, обнажая все, что можно, — и не будем упускать такую чудесную возможность.
Я энтузиазма подруг не поддержала, наоборот, прикрыла все подставленное солнцу полотенцем Шена и отчаянно призвала взглядом его владельца, сидящего с парнями чуть в отдалении. Мой будущий спутник никак не отреагировал, ибо смотрел не на меня, а на эталоны мужской красоты, как и все остальные на озере.
К моему великому счастью, ведущие расположились вдалеке, и осталась еще надежда, что меня не заметят. Хоть бы уйти, когда они пойдут купаться. Во избежание любых случайностей перекинула волосы так, чтобы мое лицо было невозможно разглядеть с их стороны, и погрузилась в написание конспекта занятия.
И вот когда я уже совершенно успокоилась и мысленно была в событиях подписания Ркарского договора, рядом со мной на покрывало плюхнулся кто-то, но я и не глядя знала, что это Шен, потому что больше просто некому.
— Я занята, — не поворачиваясь, произнесла грозно, — а вообще, Шен, хватит предаваться употреблению алкоголя, поехали домой! И больше я на озеро ни ногой… все два дегона.
Рядом раздался веселый хохот, а затем и веселый голос Саньки:
— Элька, ты даже вне стен Академии такая серьезная?
О Великие Свидетели, за что вы так со мной? Как он меня вообще заметил?! Что за ужасный день! Не глядя на этого смеющегося хроста, я со стоном опустила голову на сеор и издала протяжный глухой стон.
Думала, что хуже уже быть не может, но, как оказалось, может и еще как, потому что после моего стона раздалось:
— Маноре Манире, вам плохо? — Инор Шао, а такой глубокий, вызывающий расположение голос мог принадлежать только ему, опустился рядом на колено, взял мою руку, обхватил пальцами запястье, отмеряя пульс.
Странно ощущать свою руку в его ладони…
— Нет, не плохо, — нагло выдал Санька, — это она всегда так злится. Сейчас стонет, а потом начнет швырять все, что под руку попадется! Элька, она такая.
Еще один тяжелый, обреченный выдох, и я мягко забрала свою руку у обучающегося. Пора прекращать данное представление.