– В чем? – спросил Олег.
– Знаешь, если повернуть сей кран в сторону синего кружочка, из него стопроцентно хлынет холодная вода!
Какое-то мгновение Куприн пялился на меня, потом резко встал и спросил:
– Издеваешься, да? Дураком мужа считаешь?
– Кто, я?
– Ты, ты.
Обиженно сопя, он пошел к двери, но на пороге обернулся и возвестил:
– Кстати, насчет стопроцентно льющейся холодной воды ты дала маху.
– Это почему?
– А вдруг в бойлерной авария? Тогда вместо ожидаемой струи из трубы понесется только свистящий звук. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным на все сто.
Я не нашлась что возразить, отчего-то при подведении окончательного итога мой муж всегда оказывается прав.
– Что у нас происходит, – налетела я на Олега, – откуда эти коробки? Только не говори, что опять прибыли гости. По горло сыта твоими родственниками.
– Еще и спрашивает! – сморщился Олег. – Сначала устраивает безобразие, а потом злится.
– Я? Что я устроила?
– Да это все.
– Что?
– Ты виновата, – бубнил Куприн, гася о перила окурок, – ну кто унесся из дома, забыв закрутить кран? Из-за кого затопило Рымниных?
В то же мгновение в голове прояснилось. Значит, на нашей кухне ужинают сейчас Ванька, сын Марины, и ее мамаша, баба Клава. Бабку я давно не видела, вот и не узнала, а Ваня, как все дети, быстро растет и изменяется.
– Маринке придется делать ремонт, – спокойно пояснял муж, – дело дорогое, хлопотное, к тому же мы тут виноваты.
– Да у Рымниной и без нас потолок на пол падал, – возмутилась я, – а обои лохмотьями висели! Маринка ни разу квартиру в порядок не приводила, как въехала, так и живет.
– Оно верно, – вздохнул Олег, – только приходила комиссия из домоуправления и констатировала – повсюду протечки, паркет вздут, штукатурка обвалилась. Нам ремонт оплачивать.
– Да Маринка просто воспользовалась ситуацией!
– Похоже, что так, но нам от этого не легче, – заметил муж. – Марина и впрямь не растерялась. Она не только комиссию из домоуправления вызвала, но еще и обратилась в ремонтную контору. Знаешь, какую сумму насчитали! Одна новая проводка бешеных денег стоит!
– При чем тут проводка?!
Куприн вытащил новую сигарету и облокотился на перила.
– Так комиссия проводила экспертизу. Все чин-чинарем, с подписями трех членов и печатью. Из-за протечки старая проводка пришла в негодность.
Я просто онемела от возмущения. Ну Рымнина, вот ловчила! Решила провернуть за наш счет капитальное обустройство квартиры. Все понятно, поставила членам комиссии бутылку, вот и подписали они нужный документик.
– Прибавь сюда еще деньги на съем квартиры…
– Какой?
– Маринка справки приложила. У нее сын – аллергик, мать-инвалид, они не могут дышать штукатуркой и краской, следовательно, требуется вывезти их в удобное место.
Я только хлопала глазами. Молодец, Маринка, у таких людей нужно поучиться, все предусмотрела. Ребенок-аллергик! Да Ванька только что на моих глазах трескал свиную отбивную, заливая ее кетчупом! Кстати, и бабуся-инвалид достаточно шустро передвигается по нашей кухне.
– Оно, конечно, – протянул Олег, – можно было подать на нее в суд, только проиграем дело.
– Это почему?
– Маринка – мать-одиночка, малооплачиваемая женщина, имеющая на руках двух иждивенцев. А у нас Семен – издатель, ты – журналист, я работаю в органах. Одним словом, сплошные богатей и взяточники. Угадай, на чьей стороне будет судья? Даже и заводиться не стоит!
– Но ты не берешь взяток, а у Сени сейчас большие проблемы, все его деньги вложены в дело, мы очень скромно живем! – возмутилась я. – А Маринка, несмотря на крохотный оклад, щеголяет в новой шубе!
Олег махнул рукой:
– Никому ничего не докажешь! На мой взгляд, Ленинид придумал правильно.
– И какая замечательная идея пришла в голову папеньке? – вздрогнула я.
Ленинид способен на многое!
– Да он предложил, на наш с Семеном взгляд, отличный выход, – пояснил супруг, потягиваясь. – Марина, Ваня и Клавдия Васильевна переезжают к нам, тем самым мы избегаем трат на съем квартиры. Неудобств никаких, лишняя комната есть, к тому же нас целыми днями нет дома.
Я постаралась сдержать рвущееся наружу негодование. Все правильно, Олег и Семен всегда отсутствуют, даже субботу и воскресенье мужики предпочитают проводить на работе, но, между прочим, в квартире проживают еще Томочка с грудным младенцем, Кристина и я. Нас-то почему не спросили? Может, мы не хотим толкаться на одной кухне с противной бабой Клавой?
– Вещи их тоже пока у нас постоят, – как ни в чем не бывало сообщил Олег.
– Что еще придумал папашка? – прошипела я. – Между прочим, ремонт дело долгое.
– Да нет, – отмахнулся Куприн, – у Рымниных жилплощадь маленькая, наша-то квартира из двух соединена. Еще хорошо, что не Костюковых залили, вот там бы пришлось повозиться! А здесь ерунда, Ленинид за месяц сделает.
– Как – Ленинид! – подскочила я.
– Так он сам предложил, – попятился Олег, – сказал: «Ну зачем чужим платить, мы с Петрухой живо в порядок фатерку приведем». Ладно, недосуг болтать, там еще столько коробок!
Вздохнув, он поднял картонный ящик и исчез в квартире. Я стояла, привалившись к перилам. Добро пожаловать в сумасшедший дом, господа! Значит, нам на голову сваливаются Маринка, Ванька, баба Клава, да еще прибавьте сюда узлы, коробки, пакеты. Интересно, мебель тоже приволокут? И благодарить за «удачное» решение проблемы следует скупердяев Сеню и Олега, которые пожалели денег на ремонт и наем квартиры. Естественно, всем будет жутко неудобно, начнутся скандалы, а виноватой сделают меня. Возразить что-либо я не смогу, потому что и впрямь забыла закрыть злополучный кран.
Следующее утро началось с дикого вопля:
– Не хочу, не пойду, а… а… пусти!
Испуганная, я вылетела в коридор и увидела Марину, которая пыталась застегнуть на орущем Ваньке куртку.
– Что случилось?
Маринка повернула ко мне красное, злое лицо.
– Вон, выкобенивается! В садик идти не хочет.
– Нет! – зашелся Ванька. – Там Марь Андреевна тряпкой дерется!
– Еще как отправишься, – рявкнула мать и, ухватив сыночка за плечи, принялась трясти его, словно бутылку с кефиром, – мигом полетишь, спиногрыз!
Голова мальчика болталась на тоненькой шее, но Ванька упорно орал:
– Нет, нет, нет!
– Оставь его дома с бабкой Клавой, – предложила я, – может, в садике плохо, видишь, как он расстраивается.
Маринка наконец-то застегнула на Ваньке одежду. Отдуваясь, она сообщила:
– Ежели этот бандит тут денек проведет, вы в больницу попадете.
С этими словами она выскочила на лестницу, таща за собой упирающегося изо всех сил Ваняшу. Я пошла умываться и наткнулась на бабу Клаву, одетую в невероятно розовые панталоны и атласный лифчик.
– Увели ирода? – поинтересовалась она, шумно сморкаясь.
Я не ответила и ушла к себе. Все понятно, следует как можно меньше бывать дома. Да у меня и возможности нет, чтобы валяться на диване, надо начинать искать Ляльку.
Первый звонок я сделала Розалии Никитичне. Трубку снял Андрей.
– Алло, – процедил он.
– Позови маму.
– Это кто?
– Вилка, не узнал?
– Чего в такую рань звонишь? – недовольно протянул бывший муж Аськи. – Ни свет ни заря людей будишь!
– Так десять уже!
– Самый сон, – возразил Андрей, – что за спешка?
– Розалия Никитична дома?
– Издеваешься, да? Куда ж ей деться!
– Тогда я сейчас приеду.
Андрей продолжал бубнить что-то в трубку, но я уже отсоединилась и понеслась одеваться.
Оказавшись на улице, я пожалела, что не вытащила с антресолей сапоги на меху. Холод наступил невероятный, правда, градусник показывал всего минус один, но мне показалось, будто на дворе тридцать градусов мороза. Порывистый ветер сбивал с ног, в лицо летела колючая крупа, ноги разъезжались на замерзшей грязи. Продрогнув до костей, я ввалилась в квартиру Розалии, мечтая о чашечке обжигающего кофе. Но стоило переступить порог, как стало понятно: на угощение нечего рассчитывать. За широкой спиной Андрея маячила Светка.
– Чего надо? – хмуро спросила она. Я решила не сдаваться сразу и широко улыбнулась:
– Добрый день! Какой халатик на тебе красивый, глаз не оторвать. У Аси похожий был, ей Сережка его подарил!
Света фыркнула и исчезла. Андрей нахмурился:
– Подумаешь, надела Аськину хламиду, и что? Не тащить же сюда все вещи! Света, между прочим, устала, целыми днями к Розалии бегает, а та капризничает: этого не хочу, то не буду!
Я повесила куртку в шкаф и отбила мяч:
– Аська о твоей матери уже много лет заботится.
– Всего два года! – возмутился Андрей.
– Так ведь не неделю, как Света!
– Уже десять дней!
Честно говоря, Андрей начал меня раздражать. Я сунула ноги в домашние тапочки и отрубила:
– Не дергайся, я пришла в гости не к вам, а к Розалии, Света может не суетиться и не накрывать праздничный стол. Аська поправляется, скоро вернется домой, и ты опять спихнешь ей на плечи свою парализованную мать.
– Она может ходить, только не хочет!
Не обращая внимания на реплики Андрея, я подошла к двери спальни Розалии и постучала. Ответа не последовало. Я повторила попытку и, не добившись результата, потянула створку на себя.
– Можно?
В комнате царила темнота, сквозь задернутые плотные шторы не проникал ни один луч света. Розалия Никитична, очевидно, приняла на ночь снотворное и теперь мирно почивала в пуховых одеялах. Этак она и до обеда продрыхнет, но мне недосуг ждать.
Поколебавшись пару секунд, я вошла в спальню, раздернула шторы и повернулась к хозяйке. Крик застыл в горле. Пожилая дама лежала на спине, голова ее, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, покоилась на большой подушке с кружевной наволочкой, сухонькая морщинистая рука, странно маленькая для грузного тела, безвольно свисала почти до полу.
Стараясь не заорать, я выпала в коридор, добрела до кухни и плюхнулась на табуретку.
– Уже уходишь? – любезно поинтересовалась Светка, продолжавшая щеголять в Аськином халате. – Скатертью дорога.
– Выпей чаю, – предложил более совестливый Андрей, – с тортом.
Не успел муж протянуть руку к картонной коробке, как жена мигом схватила ее и пихнула в холодильник.
– Ты чего? – удивился он.
– Торт несвежий, – объяснила свои действия супруга.
– А я только что ел… – пробормотал Андрей, – ничего показался.
– Розалия Никитична умерла, – сказала я.
– Может, крем очистить? – продолжил Андрей, потом осекся и уставился на меня. – Ты чего городишь?
Светка выскочила из кухни. Поднялась суматоха. Пока Андрей звонил в «Скорую помощь», я еще раз заглянула в спальню покойной и увидела Свету, беззастенчиво рывшуюся в большом комоде.
– Ты что делаешь? – возмутилась я.
– Бинт ищу, – совершенно спокойно сообщила наглая баба, – челюсть подвязать надо, а то потом так с разинутым ртом в гроб и положим.
– Иди отсюда.
– Еще чего!
Я схватила Светку за рыхлые плечи и стала подталкивать к выходу.
– С ума сошла, – заорала та, – между прочим, я у себя дома!
Мы со Светкой находимся в разной весовой категории, из ее тела запросто получится два моих, но вторая жена Андрюшки любит проводить свободное время у телика с пакетом чипсов или орехов, поэтому ее кости обтянуты не тугими мышцами, а салом. Я же ношусь целый день по городу и редко принимаю сидячее положение, к тому же все детство провела с мальчишками во дворе, отстаивая свой авторитет в драках. Очевидно, знания кулачного боя не ржавеют, потому что я мигом стукнула Светку под коленки и вытолкала гору жира в коридор. Потом повернулась к Розалии Никитичне и сказала:
– Может, это и правда, что после смерти в комнате остается энергетическая оболочка человека, тогда прошу извинения за свое хамское поведение. Насколько понимаю, вы очень любили Асю и терпеть не могли Свету, поэтому мне придется сделать еще один некрасивый поступок.
С этими словами я открыла комод и вытащила бархатные коробочки, в которых Розалия хранила свои украшения. У пожилой дамы имелись отличные броши и серьги, ее покойный муж знал толк в драгоценностях и старательно покупал их жене. Запихнув драгоценности в сумку, я снова повернулась к телу Розалии:
– Квартира завещана Аське, бумажку эту, с печатями, я тоже прихвачу с собой. Не волнуйтесь, как только Ася выйдет из больницы, передам ей все до нитки. У меня вещи целей будут, а тут их Светка сопрет.
Пожилая дама молча смотрела в потолок. Я пошла к двери, но на пороге обернулась и сказала:
– Прощайте, вы мне всегда очень нравились, жаль, не успела сказать этого раньше. Хотела сегодня поговорить о Ежи, да не судьба.
Внезапно раздался легкий стук. По непонятной причине с ночного столика упала маленькая телефонная книжка в красивом ярко-малиновом переплете. Я подошла к тумбочке, подняла вещицу и обнаружила, что она сама собой раскрылась на страничке, где было написано: «Ежи Отрепьев».
Сказать, что мне стало не по себе, это не сказать ничего. Сунув в карман книжечку, я попятилась к выходу и забормотала:
– Большое спасибо за помощь, желаю удачи и счастья в загробной жизни.
В коридоре никого не оказалось, я беспрепятственно донеслась до вешалки, надела куртку, сапоги и помчалась на улицу. Господи, неужели жизнь после смерти – это правда? Никогда не верила в подобную чушь, но сегодня по моим материалистическим взглядам был нанесен серьезный удар.
Очнулась я только в метро, села на скамейку и стала тупо наблюдать, как мимо носятся поезда. Надо поехать на работу к Ежи и попробовать порасспрашивать его коллег. Вдруг у него там имеются близкие друзья, с которыми он поделился секретом?
Розалия Никитична была крайне педантична. Бисерным почерком она записала на маленькой страничке все: станцию подземки, до которой следовало ехать, чтобы попасть в больницу, этаж, название отделения, даже отметила: «Войти со стороны площади». Бог весть зачем почти обездвиженной даме понадобились эти сведения, скорей всего, из природной аккуратности. Я не поленилась и перелистала книжечку, так же обстоятельно, с детальными подробностями в нее оказались занесены и координаты всех остальных знакомых.
Вход в клинику охранял дряхлый дед, одетый в черную форму. На груди у него золотом горел знак "Охранное агентство «Ястреб».
– Пропуск, – грозно сказал секьюрити и закашлялся.
Я сделала самую простецкую морду и приготовилась заныть, но тут зазвонил телефон. Бравый вояка ухватил трубку и сообщил:
– Охрана. Хомяков. Здравия желаю, Петр Семенович. Кто прийти должен? Федекина Е.С.? Пущу непременно, не сомневайтеся, вы знаете, я всегда на посту.
Повесив трубку, дедуська уставился на меня блеклыми глазами.
– Пропуск.
– Нету.
– На нет прохода нет.
– Очень надо.
– Не положено, терроризм в городе, вдруг ты пособница чеченцев и замыслила нашу больницу взорвать? – на полном серьезе заявил дед.
– Как же продукты родственнику передать?
– На то часы отведены специальные, с семи до девяти вечера, – пояснил охранник.
Да уж, руководство клиники отличается умом и сообразительностью. По их мнению, во время, предназначенное для посещений, никто и не подумает протащить в здание взрывчатку. Но не говорить же это полубезумному дедушке, который изображает из себя Брюса Уиллиса.
– Посмотрите по списку, моя фамилия Федекина, Федекина Е.С.
Дедуська расцвел в улыбке.
– Только что Петр Семенович звонили, проходи, второй этаж, кабинет двести пятнадцать, иди, иди, не тушуйся, хороший доктор, не то что другие.
Я проскользнула сквозь железные воротца и не сдержала любопытства:
– Простите, а каких хомяков вы охраняете? Старик поднял очки на лоб:
– Чего говоришь? Не пойму.
– Ну вы сняли трубку и ответили: «Охрана хомяков».
– Фамилие мое такое, – объяснил секьюрити, – Хомяков, вот и сказал, как положено: «Охрана, Хомяков». Никак в толк не возьму, чего тебе надо, а?
Стараясь не расхохотаться в голос, я пошла быстрым шагом по обшарпанному коридору к лифтам. Путь лежал на восьмой этаж в отделение кардиологии.
В ординаторской нашлась только одна тетка, быстро писавшая что-то в толстой тетради. Услышав мои шаги, она подняла голову и довольно вежливо спросила:
– Вам кого?
– Ежи Варфоломеевича Отрепьева.
– Он уволился! – мигом ответила тетка. Я удивилась до крайности. Честно говоря, я ожидала, что докторица всплеснет руками и воскликнет:
– Боже! Вы не знаете! Такой кошмар! Но врач, даже глазом не моргнув, соврала.
– Как уволился? – возмутилась я.
– Просто, – пожала плечами лгунья, – нашел другое место.
– Где?
– Понятия не имею. Кто вас к нему отправил?
– В поликлинике по месту жительства бумажку дали.
– Имеете направление? Можете обратиться к любому врачу, завтра, с девяти утра, пожалуйте в приемный покой, вам дадут талон на госпитализацию.
– Но мне нужен Отрепьев!
– Ничего поделать не могу.
– Может, у него тут друзья имеются? Подскажут, как можно найти Ежи Варфоломеевича?! Тетка уткнулась в бумаги, буркнув:
– Нам дружить некогда, с больными бы разобраться, если больше вопросов не имеете, прошу покинуть ординаторскую.
Поняв, что ничего не узнаю, я вышла в коридор и попыталась остановить кого-нибудь из людей в белых халатах, проносившихся мимо со страшно серьезными лицами.
– Я рентгенолог, – сообщил один, – про кардиологов ничего не знаю.
– Не работаю в этом отделении, – сказал второй.
– Средний медицинский персонал справок не дает, – отрезала женщина необъятной толщины, толкавшая перед собой пустую каталку.
Одним словом, все тут были неприветливые, малоразговорчивые и шарахались в сторону, заслышав фамилию Отрепьев. Потерпев сокрушительную неудачу, я дошла до самого конца коридора и увидела в небольшой нише у окна страшно расстроенную медсестру, почти девочку, с пустым эмалированным ведром в руках.