Конь углубился в перелесок на добрых полкилометра по довольно заметной кабаньей тропе. Вдруг, повинуясь движению поводьев, зверь резко встал, и Реми, вскинув руки, потянул из-за спины оружие. Сзади Йона резко толкнула Клю, делая то же самое; он едва не свалился с седла, однако удержался и даже вытащил пистолет. Но, пока он искал глазами цель, Реми уже отпустил арбалет и спрыгнул с холки Коня, поскользнулся на сырой тропе, но удержался и побежал с протянутой рукой навстречу молодому буддийскому монаху в грязном, изорванном дхоти.
Лорд тоже спустился с седла.
Монах очень вежливо пожал руку Реми, поклонился и сказал, волнуясь:
- Мсьё Мартен... благословенны небеса... какое чудо!
Видно было, что он чрезвычайно устал и угнетен.
- Йон, - обернулся Реми. - Это Сакамото Ёсио, наш друг, который приезжал к нам в ноябре. Сакамото-сан, это Йон Лорд.
Юный монах поклонился и даже нашел в себе силы вежливо улыбнуться:
- Как, знаменитый журналист и писатель Йон Лорд? Я узнаю ваше лицо. Вы - автор "Жизни против тьмы", не так ли?
- Что же у вас случилось? - подхватил Лорд монаха под локоть. Юноша почти падал от усталости; спрыгнув с Коня, Клю повела могучего зверя в ближайшие заросли. Туда же отвели Сакамото, усадили его на торопливо расстеленную попону, и монах, раскачиваясь от горя, сказал:
- Монастыря больше нет. Я единственный остался в живых.
Он закрыл глаза, пытаясь сдержать эмоции.
- Учитель погиб первым... Они застрелили его прямо в храме... После его смерти я не имел права умереть, потому что я единственный, кроме него, посвящен на этой планете в сокровенные тайны учения Сингон...
Самообладание, видимо, почти покинуло его. Он говорил, словно захлебываясь.
- Вся уважаемая благородная община пала, они прикрывали меня, и я бежал в лес, со мной был Ёхара, он был ранен... я нес его на плечах... и последняя пуля убила его, вошла в его тело, которое защитило мою голову... - По щекам монаха потекли слезы, он стащил с бритой головы, покрытой едва заметной щетинкой, грязную войлочную шапку, закрыл ей лицо и замолчал, раскачиваясь из стороны в сторону.
Йон и Реми смотрели на него, опустив руки и не зная, что делать. Клю сердито глянула на них, дернула плечиком и захлопотала: добыла из вьюков еду и питье, опустилась на колени возле Сакамото, принялась утешать его и кормить... Йон и Реми сели рядом и, пока юный монах ел, рассказали ему все - и про прилет Йона, и про злоключения, приведшие его на Акаи, и про то, что станция "Северо-Запад" не отвечает на радиовызовы. Тем временем Ёсио (он решительно воспретил Лорду и Маренам называть себя по фамилии) насытился, овладел собой и, стесняясь недавних столь бурных проявлений эмоций, рассказал о том, что случилось в монастыре.
Вчерашнее утро не предвещало никакой беды. Как обычно, монахи поднялись перед рассветом, вкусили скромную трапезу, совершили службу в храме и приступили к своим ежедневным делам - к работе, как это ни странно звучит для знатоков традиционного буддизма. Но Сингон, буддизм галактической эры, учит, что самосовершенствование возможно и через действие в миру. Монахи разошлись по территории монастыря, и каждый занялся тем, что было для него определено как главное дело сегодняшнего дня. Ёсио вместе с настоятелем Сакамото Кодзё удалился в храм. Две недели назад настоятель провел для Ёсио последние, самые суровые испытания перед тем, как назвать его своим преемником и присвоить высший перед настоятельским ранг Сингон - звание отшельника, ямабуси. Теперь, в ожидании дня летнего солнцестояния, когда должно было совершиться присвоение ранга, Ёсио совершенствовал свою теоретическую подготовку. О, он давно овладел всеми тайнами, всеми совершенствами основ мистической практики Сингон. Он знал пятьсот сорок восемь магических фигур, складываемых пальцами - химмицу. Он знал девятьсот девяносто четыре мистические формулы акустического воздействия - гомицу, позволяющие вылечить головную боль, стать невидимым или ходить по потолку. Он умел погружаться в священном забытье имицу столь далеко, что только следуя по ста сорока четырем ступеням погружения, можно было обнаружить в глубине его дух, стремительно удаляющийся к глубинам познания сущности космического будды Дайнити. Теперь же он изучал некоторые особенно сложные труды мыслителей Сингон для того, чтобы связь его теоретических знаний и практических умений окрепла и укоренилась в повседневной практике.
Несколько часов Ёсио и настоятель просидели над разложенными книгами и рукописями. Незадолго до обеда, то есть около одиннадцати утра, в храм вбежал монах и, поклонившись, с тревогой сообщил, что над монастырем заходит на посадку черный флаер военного образца.
Настоятель очень удивился: флаеров на Акаи быть не могло. Он знал, что на станциях были пятиместные глайдеры, но флаер? Тут еще один монах вбежал и крикнул, что флаер сел перед воротами и сюда идут двенадцать вооруженных мужчин в зеленой одежде, а на борту флаера изображена сдвоенная молния.
При этих словах настоятель побледнел, насколько это возможно было при коричневом цвете его морщинистого лица, и вскрикнул:
- Молнии! Это Lightning! Беги, достойный ученик, беги - Ёхара, спаси его во что бы то ни стало!
- Учитель, я... - запротестовал было Ёсио, но Учитель воздел руки и громко крикнул:
- Беги! Я приказываю!
И тут, едва Ёсио сделал несколько шагов к выходу в жилую пристройку, в дверях храма показались рослые мужчины в комбинезонах цвета хаки и белых кепи. Двое из них, ни слова ни говоря, вскинули автоматы.
Ёхара сбил юношу с ног, и это спасло его - старого настоятеля прошили оглушительные очереди, но Ёсио успел выкатиться в соседнее помещение, вскочил и кинулся было туда, где у стены стояли копья, но Ёхара, выполняя последний приказ Учителя, вытолкал его из дома, и они побежали к монастырской стене; Ёхара сунул в руку юноше нож, вслед им гремели очереди - и уже на стене Ёхара закричал: пуля раздробила ему колено. Ёсио тащил крупного, рослого Ёхара, задыхаясь и крича от ужаса за тех, кто принял бой там, в монастыре - с копьями против автоматов; и уже среди первых деревьев леса их настигла очередь, стоившая жизни Ёхара.
Ёсио не верил в смерть этого сильного и мудрого человека, по чьим чертежам построен был монастырь; он нес тело по лесу, пока не упал. Отдышавшись, он осмотрел Ёхара - тот был мертв, бесповоротно мертв. Пули разорвали его грудную клетку. Плача от отчаяния и бессилия, юноша стал рыть могилу для Ёхара, но тут - довольно близко - послышалась погоня. Слава трем драгоценностям, погоня была без собак. Пришлось только накрыть лицо Ёхара тканью, взять его нож (свой Ёсио выронил на опушке) и бежать, бежать изо всех сил. До темноты он водил преследователей по лесу, который знал как свои пять пальцев. С заходом солнца погоня ушла в сторону монастыря, и юноша, задыхаясь, повалился под деревьями на каком-то лесном пригорке. Однако отдыхать ему пришлось недолго, всего три или четыре часа. Над деревьями появился флаер и принялся рыскать, ища его, по-видимому, при помощи инфракрасной оптики. Пришлось снова мучительно долго бегать по лесу в поисках укрытия. Пару раз его обнаруживали, но святые небесные силы отвели от него страшные выстрелы лучевика, рушившие целые деревья. Наконец, Ёсио нашел спасение - для этого надо было только применить подряд четыре формулы гомицу в такой последовательности, которую он знал только теоретически. Ёсио дождался очередного выстрела, упал, разбросав руки, погасил в себе дыхание и в три приема отключил мозг, став почти невидимым для наблюдения. Те, кто смотрел на него в инфравизир, увидели, как красное пятно его тела стало стремительно сереть и исчезло. "Готов", - удовлетворенно сказали на борту, и флаер ушел над верхушками деревьев в сторону монастыря. И, едва Ёсио поднялся на ноги, приходя в себя после столь сложной и трудоемкой маскировки, как за лесом полыхнуло, поднялось зарево, и через четверть минуты донеслись три отдаленных, легких, как бы воздушных хлопка, шипящим эхом расползшихся по лесу.
Он далеко ушел, смог добраться до монастыря только часа через два. Точнее, до того места, где монастырь был. Флаер сбросил на него три зажигательных бомбы. Догорал храм, догорали пристройки, пылали конюшни, рушилась стена монастыря, горела сама земля и деревья вокруг. До середины ночи Ёсио бродил вокруг пылающих остатков своего мира, затем, уже под утро, спотыкаясь, побрел по знакомой тропе в сторону станции "Северо-Запад"... Там через три часа он и встретил Коня с тремя путниками.
Несмотря на свою очевидную тренированную выносливость, Ёсио столь же очевидно был до предела вымотан и физически и эмоционально.
- Сможешь ли ты спать сидя в седле? - спросил его Реми. Они легко перешли на "ты", поскольку были почти ровесниками.
- Думаю, что да, - пробормотал молодой монах. Кожа его посерела, глаза были полузакрыты: он держался из последних сил.
Он далеко ушел, смог добраться до монастыря только часа через два. Точнее, до того места, где монастырь был. Флаер сбросил на него три зажигательных бомбы. Догорал храм, догорали пристройки, пылали конюшни, рушилась стена монастыря, горела сама земля и деревья вокруг. До середины ночи Ёсио бродил вокруг пылающих остатков своего мира, затем, уже под утро, спотыкаясь, побрел по знакомой тропе в сторону станции "Северо-Запад"... Там через три часа он и встретил Коня с тремя путниками.
Несмотря на свою очевидную тренированную выносливость, Ёсио столь же очевидно был до предела вымотан и физически и эмоционально.
- Сможешь ли ты спать сидя в седле? - спросил его Реми. Они легко перешли на "ты", поскольку были почти ровесниками.
- Думаю, что да, - пробормотал молодой монах. Кожа его посерела, глаза были полузакрыты: он держался из последних сил.
На Коня взгромоздились вчетвером. Впереди, как и прежде, сидел Реми; теперь взведенный арбалет постоянно лежал на рогах Коня. За ним устроилась Клю, держа арбалет в левой руке и придерживая ногой за стремечко. Между Клю и Йоном устроили монаха. Он героически пытался держаться прямо, но, как только Конь пошел ровной, стремительной иноходью, юноша ткнулся лбом в плечо Клю и отключился. Йон сзади охватил его левой рукой подмышками, в правой сжимая пистолет.
За всю дорогу сделали только два очень коротких привала - Реми и Клю подгоняли друг друга и Коня, так что шестьдесят километров были пройдены к пяти вечера.
На последнем холме Реми резко остановил Коня и звенящим голосом сказал:
- Так я и знал. Ну так я и знал.
Клю ничего не ответила, только задышала часто и громко.
Йон выгнулся, пытаясь из-за всех троих передних всадников и из-за рогов Коня увидеть...
И увидел.
Станции "Акаи-Северо-Запад" больше не было.
Только ферма уцелела, и четким прямоугольником светлела посадочная площадка среди жухлой прошлогодней травы и черных остатков сугробов.
Здание станции превратилось в ровный черный квадрат, засыпанный ровным слоем хрусткого шлака: испепеленные конструкции дома провалились в выгоревший подвал, заполнив его до краев.
- Термобомба, - сказал Йон, ни к кому не обращаясь.
Реми держался хорошо. Его глаза потемнели, губы сжались, но он не плакал. Не плакала и Клю, но на нее было просто страшно смотреть. Она то порывалась бежать куда-то, чтобы искать отца и мать, то металась вокруг фермы, то падала на землю и лежала неподвижно, глядя в небо.
Уцелел глайдер. Видимо, его выкатывали из ангара, когда все случилось: он стоял буквально в пяти метрах от груды шлака, бывшей когда-то станцией. Дверца его была распахнута, земля возле дверцы взрыта. Видны были следы: кого-то волокли от глайдера в лес.
Реми сказал, как отрезал:
- Я пойду по следам.
Йон открыл было рот, но ничего не сказал. Реми быстро ушел в лес и минут через пять вернулся.
- Клю, - сказал он и подошел к сестре.
Та поняла и села на землю, зажав рот обеими руками.
- Я думаю, что они умерли, - сумрачно сказал Реми. - Там закопанная большая яма. Мне кажется, эти гады вернутся: они там оставили лопату - не нашу... и глайдер бросили, я бы на их месте не бросил... Надо наших как следует... там мало земли насыпано... Ёсио, помоги мне, пожалуйста...
- Я пойду, - вскочила Клю.
- Нет, - как-то очень мягко остановил ее Реми. Я не хочу, чтоб ты это видела. Я не разрешаю. Пожалуйста, Йон, побудьте с ней. Только отойдите от глайдера. А то они ведь вернутся.
Реми стоило, видимо, невероятных усилий говорить так спокойно. Ёсио, молитвенно полузакрыв глаза, сложил ладони на груди и шагнул вслед за Мартеном, но тут его окликнул Йон:
- Ёсио. Пожалуйста, возьмите мою кассету. И спрячьте в... ну, вы понимаете...
Ёсио, поклонившись, принял маленький черный футляр с хардиком и пошел вслед за Реми.
И тут Клю заплакала. Это было как прорыв плотины. Конечно, они никуда не ушли от глайдера. Клю рыдала в объятиях Йона, а Йон утешал ее и, конечно, прослушал флаер. Он увидел мужчин в зеленой форме только тогда, когда они окружили их, наведя стволы автоматов.
Трое или четверо подошли к ним вплотную, и один, явно старший - жесткий черноусый, плохо выбритый тип с мутноватыми черными глазами - коротко спросил:
- Реми Мартен?
- Да, - мгновенно ответил Йон, но тут к черноусому подскочил другой, тоже черноусый и давно бритый, но низенький и какой-то расплывчатый:
- Командир, тому ведь лет пятнадцать.
- Ага, - холодно сказал командир. - Значит, Александр Мартен?
То есть как, подумал было Йон, но тут низенький сказал:
- А тому лет сорок.
- Ага, - холодно сказал командир и мгновенным броском ударил Йона ногой в лицо. Клю отчаянно завопила; тут же две пары железных рук скрутили ее, заткнули рот, понесли к флаеру, куда уже волокли за ноги запрокинувшегося окровавленного Йона.
Последнее, что увидела брыкающаяся и мычащая девочка - рогатая башка Коня, выглядывающая из-за стен фермы. Йона забросили в люк флаера, как куль. Потом ее втащили вслед за ним.
Командир жестко сказал:
- Живей, твари.
И вдруг глаза его скосились, он коротко произнес что-то вроде "ы-ых", изо рта его на сизый подбородок капнула алая кровь - и он мешком повалился в прелую мокрую траву. Из его загривка торчала алюминиевая стрела.
Мужчины в зеленом переглянулись и вразнобой ударили из автоматов в то место на опушке, спиной к которому стоял командир. С недалеких деревьев посыпались ветки, но тут еще один автоматчик, заорав, повалился в грязь, дрыгая ногами и хрипя: стрела пробила насквозь его шею. Те двое, кого оставили у глайдера, дали по длинной очереди в ту сторону, откуда, кажется, прилетела эта стрела (кстати, совсем не оттуда, откуда первая) и побежали к флаеру, но на полдороги один из них споткнулся, с воем покатился по траве и быстро затих со стрелой в затылке; пока автоматчики торопливо прыгали в люк, и второй безмолвно остановился, разинул рот и завалился на спину, часто дергая руками - арбалетный болт, пробив пластмассовую каску, вошел ему в голову.
Флаер зашумел, хлопнул люк, шипение разгона перешло в ровный гул мощной гравиустановки, и черный военный аппарат снялся и прыгнул в небо, оставив на сырой земле четыре трупа в зеленом. Сделав круг, флаер дал по опушке залп из лучевика - рухнуло несколько деревьев, пыхнуло и опало пламя в сизом пару, потянуло дымом из мокрых кустов. Флаер развернулся и ушел на северо-восток.
Тогда из леса показались две фигурки - одна в грязно-шафранных лохмотьях, другая в замше и джинсах. Замшевую куртку перехлестнул ремень заброшенного за спину арбалета. Реми на бегу нагнулся - раз, другой, третий - собирая вражеское оружие. Хлопнули дверцы белого плоского глайдера, и легкая машина свечкой взмыла в голубое-голубое небо Акаи.
- И не вздумай меня осуждать, - холодно сказал Реми юному монаху, беззвучно творившему молитвы. - Наш с тобой мир опрокинут, кончился. Ты защищаешься от зверей? Так вот, на Акаи теперь хозяйничают звери. Они убили вашего Учителя, твоих братьев, моего отца, мою мать, они схватили мою сестру, они схватили Йона. Это война, Ёсио. Я знаю, что буддизм не позволяет убивать, но знаю, что буддийские монахи брали в руки оружие, когда к ним приходила война. Ты со мной, Ёсио? Или нет?
- С тобой, - чуть слышно ответил Ёсио.
Не говоря более ничего, Реми увеличил скорость. На помигивающем дисплее радара появился точечный всплеск: радар засек удаляющийся флаер.
- Вот они, - сказал Реми и включил режим, которым никогда в жизни не пользовался - антирадарную маскировку. Помнится, его этот режим на пульте раньше очень смешил: от кого маскироваться на Акаи?..
Спазмы, душившие Реми, почти исчезли, и он говорил голосом, который сам не узнавал - холодным и сухим.
- Коня оставили, не расседлали, - вспомнил мальчик. - Ничего, он не обидится, в крайнем случае - подпруги перекусит... он дотягивается, я знаю.
Ёсио сидел в правом переднем кресле, сосредоточенно углубившись в размышления. По виду его невозможно было определить, что за чувства он испытывает, о чем думает. Он снова овладел собой - и стал монахом, монахом буддийским, человеком спокойствия и неколебимости. Пожалуй, можно было только догадаться, что он испытывает некоторую неловкость - еще бы: целые сутки он не был бесстрастен, целые сутки "терял лицо" и даже внешне поддавался суетности. Ёсио поднял голову. Лицо его было абсолютно непроницаемо. Он наклонился и взял с пола один из трех автоматов, ощупал смертоносный механизм длинными пальцами и спокойно сказал:
- Реми, объясни мне принцип действия этого оружия. Как им пользоваться?
часть вторая САРДАР
Йон открыл глаза. Каким бы слабым форсблейдером он ни был, как бы лениво ни занимался форсблейдом семь-восемь лет назад, он худо-бедно умело восстанавливать контроль над своим телом после травмы. И вот он его восстановил. Он не был связан. Он был в узком шкафообразном помещении - подумав, он понял, что это скафандровый шкаф военного космического корабля: он, согнувшись в три погибели, лежал на характерных выступах, куда вставляются башмаки скафандра. Скула была разбита и уже запеклась. Йон ощупал себя. Пистолет, часы, нож, кое-какие мелочи из карманов исчезли, но, скажем, ремень оставался на нем.