Кот у Юры был. Как раз такой, что не жалко и в расход. Здоровенный наглый сибиряк. Сеанс лечения состоялся в тот же день. Кот настолько ошалел от наглости хозяина, что позволил ему собою натереться. Как мочалкой. Негатива явно стало меньше, но бес все не уходил. Тогда Юра прижал кошачье пузо к лицу и с силой выдохнул. Кот взбесился и располосовал хозяина почище индейского вождя. «Переселился!» – решил Юра и достал топор.
Спецбригада, которую вызвала перепуганная мать, застала противостояние пациента и котобеса в стадии позиционной войны: котобес грозно шипел со шкафа, а Юра лепил пластырь на очередную порцию царапин.
Выяснив, что послужило причиной вооруженного конфликта, Денис Анатольевич покачал головой:
– Лекарства надо было пить, а не ерундой заниматься!
– Так в них же химия голимая, я что – дурак, что ли, себя травить? – возразил Юра. – Кстати, у вас не найдется лосиного копыта?
Денис Анатольевич задумчиво поглядел на самого крупного из санитаров.
– Ногти на ногах стричь не дам! – быстро предупредил тот.
– Вот видишь, – сказал Денис Анатольевич. – И тут облом. Так что давай-ка, пересматривай свой подход к лечению. А то на всех на вас лосей никаких не напасешься.
Люли-антидепрессанты
Любой, кто решил свести с жизнью счеты, имеет свой резон. Неважно, чем он обусловлен, – он, как правило, есть. Редкие исключения, заслуживающие отдельной главы в архиве премии Дарвина[26], не в счет. Но иногда у жизни на человека имеются совсем иные планы, и тогда она вносит свои поправки. Более или менее корректно, по настроению. Так вот на этого парня она не на шутку разобиделась.
К вопросу суицида парень подошел основательно. С дополнительной, можно сказать, страховкой. В тот день он отправился на мост с увесистым рюкзаком и пистолетом в кармане. В рюкзаке лежала пара аккумуляторов и длинная веревка в палец толщиной. Сделав замер высоты моста, соискатель премии Дарвина принялся за дело.
Идея была такой: с веревкой на шее и аккумуляторами на ногах он прыгает вниз и в полете стреляется. Если произошла осечка, вышел промах или же череп оказался слишком крепким, веревка не подведет и затянется. Но уже под водой, чтобы наверняка. Если спасует и веревка – остаются тяжеленные аккумуляторы, река и сила тяжести. Словом, триста процентов гарантии. Родня рыдает, патологоанатом матерится, черти готовят обзорную экскурсию. Парень вяжет последние узлы, собирается с духом и силами – аккумуляторы на ногах хоть и вызывают отдаленные ассоциации с белыми тапочками, но разница в весе колоссальна! Пистолет в руки, шаг за перила, дуло в висок, палец на спусковой крючок…
… И тут судьба наглядно демонстрирует, что даже на такую хитроорганизованную задницу у нее припасен винтообразный ректороманоскоп! Пуля, в лучших традициях вестерна, перебивает веревку, параболическим графиком нарастает скорость полета, а внизу…
Под мостом проходит баржа. Капитан в предвкушении: помимо законных, но малоприбыльных лично для него тонн угля, баржа везет левак, новенькую иномарку. Откуда, для кого, почем, как грузили – неважно. Важно то, что в тот день парень со своим суицидом попал дважды. Первый раз в веревку, второй раз – ногами точно на крышу автомобиля. Впрочем, нет, трижды: и капитан, и команда увидели процесс приземления и масштаб разрушений. Капитан даже зажмурился и первые тридцать секунд не мог внятно выговорить ни одного матерного слова. В итоге весь нерастраченный командой за время рейса запас тестостерона достался отнюдь не женам и даже не ночным бабочкам.
Процесс консолидации многочисленных переломов проходил долго и довольно болезненно. И вдруг, лежа в отделении травматологии, загипсованный на зависть любому Рамсесу, парень сделал для себя важное открытие: А ЖИТЬ-ТО ХОЧЕТСЯ! Впоследствии метод целебных люлей-антидепрессантов так и не нашел широкого применения в психиатрической практике, но никогда не знаешь, что и где может пригодиться…
Не там, не там вы ищете осколки!
Совсем не планировал как-либо затрагивать тему челябинского метеорита, но субботнее дежурство плевать решило на мои планы. Поэтому – байка.
Ирина (имя, как обычно, изменено) ходит на прием регулярно, но нечасто. Между нею и ее альтернативной реальностью установилось нечто вроде вооруженного перемирия, где у каждой стороны свои обязательства. Она обязуется принимать лекарства и не ложиться без крайней нужды в стационар, а эта самая реальность обещает не докучать яркими бредовыми идеями и убавить громкость своих голосов. Никаких приказов – только комментарии. Без троллинга. Судя по озабоченному выражению лица Ирины, случился форс-мажор.
– Доктор, мне нужна справка! – заявила она с порога.
– Что за справка? – решил уточнить я.
– О том, что я могу вынашивать беременность и рожать!
– Ирина, я не смею настаивать, но о намерении забеременеть неплохо было бы предупредить заранее, чтобы я мог отменить свои назначения.
– Доктор, это произошло внезапно!
– Ну хорошо, а какой срок? Что гинеколог говорит?
– Чуть больше суток, доктор. Гинеколог еще не знает. Я к нему еще схожу, но уже с вашей справкой.
– А откуда у тебя такая уверенность, да еще и точное знание срока?
– Ну как же! – Ирина даже покачала головой, удивляясь непроходимой дремучести доктора. – Метеорит когда упал? Вчера. Его осколки нашли? Нет. И не найдут.
– Это еще почему?
– Да потому, что это был не метеорит!
– А что же это было, позволь узнать?
Ирина оценивающе поглядела на меня, решая, можно ли доверить доктору такую тайну. Потом вздохнула и выпалила:
– Это было космическое семя!
– Что-что это было?
– Семя. Космическое. Для улучшения нашей породы. Вырождаемся ведь! Оно как там жахнуло, я так, не отходя от телевизора, и почувствовала: ой, попало! Ой, понесла! Аж сразу поташнивать стало и на соленое потянуло.
– Ирина, даже если предположить на момент, что ты права, все равно нестыковка: где ты и где Челябинск?
– Так они ведь шустрые, эти космические сперматозоиды! Шасть – и привет.
– Представляю, что на Урале творится, – покачал я головой. – Инопланетное вторжение все же состоялось, но через другие ворота. То есть ты хочешь сказать, что лекарства ты теперь пить не будешь?
– Буду! Что ему сделается, этому инопланетеночку! Он же летел бог знает откуда, в вакууме, в холоде, под жестким излучением, что ему какие-то таблетки! Так справку напишете?
– Напишу, куда ж я денусь? И давай-ка подправим схему лечения, с учетом твоей метеоритной беременности.
Об особенностях психиатрической эпидемиологии
Эту историю рассказали мне коллеги из другого города. Какого – не скажу, сейчас поймете почему.
Представьте ситуацию: доктор ведет амбулаторный прием. Сидит пациент, который отчаянно галлюцинирует и потому общается не только с доктором, но и с голосами в своей голове. Доктор расспрашивает пациента про самочувствие, сон и аппетит, про настроение, интересуется, что там такого интересного ему голоса говорят. Параллельно пишется направление в стационар. То есть все при деле.
В самый разгар беседы открывается дверь, и в кабинет на десятисантиметровых шпильках радостно тыгдымкает психолог Зуля.
Есть люди, которых природа словно специально создала для какой-нибудь должности. Есть генетически детерминированные начальники, политики, уголовники – словом, Ломброзо был в чем-то прав, просто не надо было пытаться одним рациональным зерном набить весь амбар науки. Так вот Зулю природа создала для должности почетного психолога. При этом ей совершенно излишне проводить какие-то тесты и уж тем более пытаться их интерпретировать. Достаточно просто ДЕФИЛИРОВАТЬ по диспансеру. И все, приподнятое настроение обеспечено по крайней мере половине пациентов. А еще должен особенно удаваться психоанализ – главное, надежно прификсировать анализируемого к кушетке. Во избежание.
Зуля – прелестное создание. Египетская челка, реснички-мужеловки, наступательный макияж и декольте, в котором готово заблудиться все острое мужское отделение, два дневных стационара и половина отделения неврозов.
Зуля видит пациента, демонстрирует экзофтальм с симптомом Мёбиуса[27] и пытается этим Мёбиусом что-то доктору просемафорить. Хорошо, что доктор женщина, у мужика бы от такой пантомимы подскочило не только давление. Доктор делает знак рукой – мол, погодь, – дописывает направление и отправляет пациента в сопровождении подошедших санитаров в приемный покой. Зуля, как только за ними закрывается дверь, взволнованно заявляет:
– Это мой сосед! Он живет на втором этаже, а я на пятом!
– Вот видишь, Зуля, обострение у твоего соседа, – отвечает доктор.
– Ой, и что же мне теперь делать? – Зуля явно озабочена и расстроена.
– То есть? – пытается понять суть проблемы доктор.
– Это мой сосед! Он живет на втором этаже, а я на пятом!
– Вот видишь, Зуля, обострение у твоего соседа, – отвечает доктор.
– Ой, и что же мне теперь делать? – Зуля явно озабочена и расстроена.
– То есть? – пытается понять суть проблемы доктор.
– Ну вы же ему ставите шизофрению!
– Ну да. Уже много лет.
– А у нас с ним общая вентиляция! А шизофрения, я слышала, передается ВОЗДУШНО-КАПЕЛЬНЫМ ПУТЕМ!
Доктор какое-то время пытается осмыслить суть сказанного, потом осторожно интересуется:
– Зуля. Заинька. Откуда такие глубокие познания?
– Ну как же! Я сама видела, как доктора с судебно-психиатрической экспертизы проветривали помещение после одного такого больного, спросила зачем – они мне и рассказали! А еще – про половой путь передачи слабоумия!
– Зуля, – доктор с трудом удержалась, чтобы не погладить прелестное создание по голове. – Солнышко. Тебе в отпуск надо. Желательно декретный. И ЧТОБ ВСЕ ТРИ ГОДА УЧИЛА ПСИХИАТРИЮ!
Снимайте меня с учета!
Чтобы удостоиться пристального внимания психиатра, надо очень постараться. Вопреки расхожему мнению, мы не прочесываем электорат мелким бреднем в поисках мыслящих инако, видящих третьим глазом, слышащих четвертым ухом и чующих пятой точкой. Вы не поверите, но мы не заинтересованы в тотальной диспансеризации. Дурдом-то не резиновый. Но уж если оказался достоин – изволь наблюдаться. Наш сервис не страдает ложной деликатностью, но что поделаешь – специфика!
Эту историю рассказал мой друг и коллега, Александр Алексеевич. К нему уже второй десяток лет ходит на прием одна пациентка. Марина Юрьевна (назовем ее так) не считает себя больной. Ведь каждый нормальный человек имеет телепатическую связь с космосом и способен напрямую с ним общаться. А если связи нет – значит, проблемы с подключением. И голосов у себя в голове не слышат только нечуткие, черствые, обиженные природой люди. А то, что они и других готовы лишить такой возможности, – так это из зависти и мести.
Но все наше государственное устройство – это результат эпохальной проктологической работы. И психиатры, которые лично в космосе не бывали, почему-то считают себя вправе судить, что там есть, а чего нет. Приходится делать вид, что подчиняешься. Но кто сказал, что систему нельзя победить? Ну хотя бы попытаться?
В тот день Марина Юрьевна пришла на прием вся возбужденно-загадочная:
– Все, доктор, можете снимать меня с учета! Я пришла попрощаться!
– Уезжаете куда? – спросил доктор.
– Нет! Но вы меня теперь фиг найдете! Даже не пытайтесь! И амбулаторную мою карточку можете засунуть себе знаете куда?
– Наверное, в архив? – предположил Александр Алексеевич.
– Глубже, доктор! Глубже!
– Так что случилось-то? – спросил Александр Алексеевич.
– Я поменяла фамилию! И имя! И не скажу вам, как теперь меня зовут! А раз такого человека у вас в картотеке нет, значит, и на учете меня нет! И не будет! У меня теперь новая жизнь!
– Со старыми голосами, – заметил доктор.
– А они мне не мешают! Так что вот вам. – Марина, которая уже не Марина, скрутила две дули и показала их доктору. Потом прислушалась к себе и нахмурилась: – Нет, бить я его не буду. Нет! Пусть живет и мучается, гад!
– И чем теперь будете заниматься? – поинтересовался доктор.
– Куплю ружье. На всякий случай – вдруг вы санитаров пришлете. Предупреждаю: я сначала пристрелю их, а потом приду к вам!
– Я не про то, – покачал головой Александр Алексеевич. – Где вы деньги будете брать? Ведь продлить инвалидность, насколько я понял, вы уже не придете?
– И не мечтайте! Я пойду работать. Нет! Лучше! Как мне тут совершенно правильно подсказывают из космоса, я буду баллотироваться в Госдуму! Меня народ поддержит!
Доктор представил себе выступление нового члена Госдумы на заседании и улыбнулся. Потом представил, какие законопроекты могут получиться, и ужаснулся. А потом сравнил их с теми, что уже пишутся, – и успокоился. Некоторую озабоченность вызывало то, что параноидный синдром могут сделать обязательным, а так – без особой разницы.
– Что? Боитесь? Правильно боитесь! Я вас всех поувольняю! И больницы позакрываю! И всех на волю выпущу, кроме Зинки из пятой палаты! Все! Оревуар! Не скучайте тут без меня! Пакуйте чемоданы, экономьте деньги – скоро будете безработным!
Больше-не-Марина послала доктору воздушный поцелуй, потом подумала, снова скрутила две дули, развернулась и вышла прочь, от души хлопнув дверью.
– Вы не будете ее госпитализировать, Александр Алексеевич? – спросила медсестра.
– А зачем? – пожал плечами доктор. – У меня, может быть, далекоидущие планы на эту чудесную женщину. Только представьте себе: она баллотируется. Ее избирают (я даже проголосую за). Во время одного из заседаний у нее начинается обострение. Звонят психиатрам. К ним на заседание приезжает спецбригада.
– И что? – спросила медсестра, видя, что Александр Алексеевич мечтательно замолчал.
– У НИХ БУДЕТ МНОГО РАБОТЫ!
P. S. Планам доктора в тот раз не суждено было сбыться. Марина Юрьевна через некоторое время все же попала в стационар, потом вернула себе старые имя и фамилию и с тех пор регулярно ходит на прием. Но идею баллотироваться в Госдуму иногда вспоминает. Александр Алексеевич не отговаривает: вдруг у нее все же получится?
Не пущу!
Сезон весенних обострений обычно не минует и военкомат. У них план по призыву, и они честно пытаются его раскурить. Настрой призывников сильно варьирует. Кто-то готов вот прямо хоть сейчас погасить священную задолженность, а у кого-то внезапно обнаруживается страшная болезнь, принципиально несовместимая с солдатским рационом и воздухом казармы. Есть и такие, кого мама не пускает. Эту историю рассказал коллега из другого города.
Он в прошлом году как раз такого парня и принимал. Павлику (скажем, звали его именно так) двадцать четыре года. Привела его на прием мама. За руку. В другой руке она держала запечатанный конверт с направлением из военкомата. Вид у мамы был решительный. Какой конь, какая изба! Ипподром поголовно, в разгаре скачек, за полсотни метров до финишной черты! А пожарный расчет может вообще никуда не выезжать.
Павлик вызывал стойкую ассоциацию с теленком на буксире у танка. Пару раз он сделал честную попытку ответить на вопросы доктора, потом глянул на маму, оценил кривизну брови, вжал голову в плечи и все оставшееся время мирно пасся в сторонке, только что не мычал.
Выяснилось, что эти бессердечные военкоматские кю поначалу не хотели давать направление на обследование. Ну это когда Павлик один пошел. Тогда он применил маму. Точнее, она взяла его за руку и повела в военкомат. И поведала леденящую кровь историю болезни того, кого они по недомыслию чуть было не призвали.
Сначала были описаны тяжелые роды. Кажется, тужилась вся врачебная комиссия и случайно заглянувший на крики военный комиссар. Потом был продемонстрирован несовместимый с жизнью кифосколиоз имени Павлика. Кто сказал, что угол на рентгене недотягивает? Это все садист-рентгенолог, он заставил ребенка ПРЯМО СТОЯТЬ! Мало что на дыбе не растягивал!
Переведя дух после индуцированных схваток, военком поинтересовался, как же такого болезного учиться-то взяли. Оказалось, что до третьего класса мама не просто приводила мальчишку в школу. Она оставалась там и дежурила до конца уроков: не ровен час кто-нибудь обидит! А с четвертого по девятый классы лично провожала и встречала, вы же знаете, какие на улице жирные маньяки и непуганые психопаты! И это не считая дебилов-одноклассников!
Военком набрал полную грудь воздуха. Потом подумал, переглянулся с психиатром, и тот сел писать направление на обследование. Вот, собственно, так они и попали на прием.
– И где же ты сейчас учишься? – спросил Павлика доктор.
– В институте, – опасливо глянув на маму, промямлил Павлик.
– А на кого?
– На специалиста по связям с общественностью, – еще один взгляд в сторону мамы.
– И как ты себе представляешь свою будущую работу? – заинтересовался доктор.
Павлик впал в предобморочное состояние. Видимо, по связям с общественностью до сих пор специализировалась мама, и одна мысль о том, что она может делегировать ему полномочия, превращала кифосколиоз в подогретый холодец.
– Что вы мучаете ребенка! – возмутилась мама. – Я ему найду хорошую работу, будет каким-нибудь директором!
Доктор представил эту выдающуюся женщину с тисками и терморектальным криптоанализатором на заседании совета директоров какой-нибудь компании и внутренне содрогнулся. У Павлика действительно имелись шансы стать начальником.
– Павел, а девушка у тебя есть?
Взгляд Павлика сделался тоскливым-тоскливым. Видимо, попытки все же были. Доктору стало любопытно: куда эта женщина прячет трупы совратительниц.