Олег помалкивал, только однажды оглянулся на красноватые руины Гиссара, с этого места царь Дарий строил мост в Европу и сюда же бежал, преследуемый скифской конницей. А кто был во главе передового отряда той конницы, можно и не спрашивать, стоит только посмотреть на Мрака, тоже вспомнил, выпрямился, в глазах победный блеск.
Берег тянулся и тянулся, медленно наступал вечер, водный мир постепенно лиловеет, впереди раскрывал объятия громадный пролив, слева на холмистом прибрежье гор Малой Азии небоскребы Скутари, а на другом берегу, где уже Европа, почти неотличимые небоскребы Галаты, совсем закрыли некогда возвышавшуюся над городом громадную, а теперь такую крохотную башню Христа.
Три года назад, когда в Турции власть наконец-то взяли фундаменталисты, радикалы начали чистки среди христианского населения, эту башню пытались разрушить, Запад выкупил ее неприкосновенность ценой унизительных уступок и немалой суммой в миллиард долларов ежегодно за аренду места. Однако же экстремисты не унимаются, уже и в меджлисе поставлен вопрос: а этично ли торговаться в подобных случаях, а нужен ли нам такой президент, который идет на сделки с неверными, а не уступить ли полную власть аятолле?
Мрак перехватил острый взгляд Олега, сказал предостерегающе:
— Не вмешивайся. Не вмешивайся, понял?
Олег покосился в сторону женщин, не слышат ли, горько усмехнулся.
— Это приходится чаще говорить тебе. Забыл?
— Ладно, ты — мне, я — тебе. Не вмешивайся, пусть живут как живут.
— Что делать, Мрак, начинается быстрое, даже сверхбыстрое отмирание так привычных нам наций, государств. Тем более социальных сословий…
Мрак фыркнул:
— Ну, насчет социальных сословий что-то не то говоришь. К примеру, феодалы давно отмерли. Или дворяне. Так что отмирание началось давно.
— То были семечки. А сейчас отомрут все… абсолютно все. Даже самый многочисленный класс, класс рабочих, и то сгинет, как только всю работу на себя возьмут специализированные ассемблеры, а это случится вот-вот. Зато, конечно, начнется создание странных государств… как бы обозвать, чтобы не выругаться…
— Государств?
— Я же сказал, еще слова такого не придумал. Но свято место пусто не бывает, не может быть на планете только одно государство! Обязательно раздробится на множество странных… странных потому, что благодаря Интернету и видеосвязи уже не обязательно жить всем компактно. Ты же видел, вон хакеры первыми себя осознали как единую общность, хотя все живут в разных местах планеты. Тем не менее — общность! Я когда говорю о государстве, то не имею в виду народ с одним языком, тем более одной религией. Может быть государство вегетарианцев, сейчас они все больше консолидируются, с Интернетом это легко.
Виктория обняла Тигги за плечи, указывала на далекий берег, Тигги счастливо верещала, объясняла, но Олегу почудилось, что Виктория напряженно прислушивается к их с Мраком разговору.
— Здесь будет болезненный социальный взрыв, — сказал он, понизив голос. — Крови прольется море. Даже в мирной Европе прольются реки крови, а здесь… сам понимаешь. Болезненность перехода на новую стадию цивилизации в том, что придется закрывать отрасли двадцатого века, если можно так сказать, и открывать — двадцать второго. Причем — очень быстро! Почти взрывообразно. Вспомни: аграрно-ремесленная экономика Древнего Мира в индустриально-промышленную Нового Времени перетекала, как замерзающая патока, и то несла катаклизмы, социальные потрясения, «огораживание», луддизм, революции. Сейчас же целые отрасли промышленности отомрут не за века, за годы! При жизни этого поколения. Огромные заводы, на которых сейчас два миллиарда человек, уступят место компактным, экологически чистым установкам с той же производительностью, которые можно разместить в одной комнате!
Мрак пробормотал:
— Это значит, что почти два миллиарда станут безработными.
— Не почти, а все, — подчеркнул Олег. — Новые установки будут работать сами. Присматривать за ними достаточно одному специалисту не чета нынешним. С общего пульта. Так что обрушится не только прежняя политика, экономика, мораль, культура, но исчезнет прежнее искусство, исчезнет… даже семья в привычном сейчас понимании.
Мрак оглянулся в сторону весело беседующих Тигги и Виктории, пробормотал:
— Да уже, считай, исчезло. Ты мог себе представить хотя бы сто лет назад, чтобы такие отношения, а? И не думают надевать купальники. Впрочем, была бы грудь отвислая, наверное, надели бы, да?
На море опустилась ночь, Олег вывел яхту в море, на этот раз медленно, а когда Тигги начала зевать и тереть кулаками глаза, поставил на якорь. Мрак вытащил из нижней каюты, продолжая удивлять женщин, роскошнейший стол. В самом деле, держал в руках стол с множеством блюд, бутылок с яркими наклейками, фужерами на тонких ножках, ни один не упал, даже не шелохнулся.
Олег подхватил с другой стороны, помог поставить, Тигги снова захлопала в ладоши, ничего не разбили, даже не скажешь, что все мужчины — неуклюжие слоны. От воды поднималась божественная прохлада и та чистота, какой не бывает даже в лесу, все-таки там своя пыль, а здесь, в сотне миль от берега, чистейший-пречистейший воздух, нежный и пряный, с едва уловимым привкусом соли и морских животных.
— Хорошо, — проговорил Мрак с чувством. — Так бы и сказал: остановись, мгновенье! Ты — прекрасно…
Олег взглянул на Викторию, она вежливо улыбнулась, не принято перечить хозяину, на чьей яхте совершаешь вечерний круиз, но по лицу видно, уж она-то останавливать мгновение не стала бы. Никакое из мгновений своей жизни. Все лучшее, мол, еще впереди.
Мрак понял по их лицам, что безоговорочную поддержку имеет только в лице Тигги, крякнул, сказал досадливо:
— Виктория, вот чем мы всегда с Олегом отличались! И до сих пор я его не прибил. Ну разве я не ангел?
— Ангел, — сказала Тигги убежденно и поцеловала его в щеку. — Мой волосатый ангел!.. Кстати, ангел, а здесь телевизор есть?
— О, Господи, — вздохнула Виктория.
Мрак щелкнул пальцами, прямо на двери в каюту засветился квадрат. Возникла площадь, запруженная народом, многие с плакатами, надписи на немецком. С балкона ратуши вывесили флаги, человек в черной сутане перегнулся через перила и что-то выкрикивает в микрофон, толпа отзывалась мощным звериным ревом. Из переулков и улиц подходили люди, Олег увеличил изображение, у многих под одеждой топорщатся свертки.
— Коктейли Молотова, — вздохнул он. — Неймется…
— Пойдут крушить? — деловито осведомился Мрак.
— И жечь, — сказал Олег горько. — Это же сенатор Ханс Брокман!.. Самый ярый защитник, как он себя называет, человечности. Старая сволочь…
Тигги сказала обиженно:
— Зачем вы так о пожилом человеке? Я верю, что он выступает совершенно искренне.
Олег сердито блеснул глазами, смолчал, Мрак коротко усмехнулся. Наступило неловкое молчание, Тигги заподозрила недоговоренное, посмотрела на одного, другого, обиженно спросила Викторию:
— А ты со мной или против?
— Против, конечно, — ответила Виктория железным голосом. — Сама знаешь.
— Нет, у них какой-то заговор. Мрак, ты чего там скрываешь?
Мрак оглянулся на Олега.
— Сказать ей?.. Знаешь, Тигги, лапочка, у меня недавно был разговор с этим самым сенатором. Нет, я не переубеждал, из меня хреновый переубеждатель, если в руках ни секиры, ни гранатомета. Зато я с ходу честно и прямо предложил ему записать свое «я» в мегакомпьютер. Причем он будет с компьютером в постоянном контакте, так что если что, понимаешь, то из компьютера всегда можно будет восстановить его в человеческом теле… чуть погодя, с теми же воспоминаниями и прочими идеями. И знаешь, что он ответил?
— Знаю, — ответила Тигги сердито.
— Что?
— Послал, — пояснила Тигги. — Хоть он и очень интеллигентный человек, но вот взял и послал. Угадала?
— Нет, — сообщил Мрак сочувствующе. — Он только спросил, сколько это будет стоить.
Тигги помолчала, несколько сбитая с толку, спросила уже без вызова:
— И что ты сказал?
— Что для него, такого выдающегося деятеля, искреннего и честного человека, мы воспользуемся квотой, специально выделенной для великих людей, и предоставим место бесплатно. Он тут же согласился. На другой день явился в Центр, два часа его сканировали и переписывали все-все, включая прыщики на ногах, после чего он вечером возглавил демонстрацию протеста против записи людей в бездушные машины!
Он коротко хохотнул, потер ладони. Олег криво улыбнулся, Виктория нахмурилась и заворчала, как собака, у которой пытаются отнять кость. Тигги молчала, сбитая с толку.
— Ну, — проговорила она после долгой паузы, — значит, верен принципам…
Олег, не глядя, переключил на канал, где гала-концерт, неловкость рассеялась в ночном воздухе, а Виктория, переводя разговор на другую тему, сказала умоляюще:
Он коротко хохотнул, потер ладони. Олег криво улыбнулся, Виктория нахмурилась и заворчала, как собака, у которой пытаются отнять кость. Тигги молчала, сбитая с толку.
— Ну, — проговорила она после долгой паузы, — значит, верен принципам…
Олег, не глядя, переключил на канал, где гала-концерт, неловкость рассеялась в ночном воздухе, а Виктория, переводя разговор на другую тему, сказала умоляюще:
— Олег, я, конечно, наглая до беспредельности, но вы как-то намекнули или обмолвились, что этот чип, который сейчас во мне, не единственное, что вы можете… Это верно?
Олег наклонил голову, но его взгляд сверлил ее, как железный бурав сосновую доску.
— Виктория, а как вы себя чувствуете с этим чипом?
— Великолепно! Сказочно! На вершине могущества!.. Как Ленин на броневике, которому подарили современный вертолет!
Он спросил осторожно:
— А по отношению к другим людям?
Она сперва не поняла даже, в чем соль, затем широко распахнула глаза, серые, но все-таки удивительно красивые, строгие.
— Вы о чем? Люди разные. Если вы имеете в виду вечно пьяненького дядю Васю, что не только семью не может обеспечить, но из дому все пропивает, то я не знаю, почему я, человек, который работает шестнадцать часов в сутки, семь дней в неделю, без выходных и отпусков уже столько лет, должна с ним делиться из того, что я заработала своим потом, своим умом, своими бессонными ночами. Как бы и что бы ни говорили мне юристы, я не признаю всю эту пьяную и вонючую дрянь, не желающую работать, равной себе, равной другим работающим людям.
Он подумал, поморщился, развел руками.
— Наверное, я сам неправильно поставил вопрос. Я хотел как раз о тех самых честных работающих людях, которым просто не повезло оказаться в числе первых испытателей подобных чипов, первыми записаться в мегакомпы, привить себе стволовые клетки.
Она в удивлении вскинула брови.
— Я их люблю и уважаю. Как своих родителей. Будет возможность, помогу. А в чем проблема?
Он с силой потер обеими ладонями лицо, тряхнул головой, поднялся.
— Извините, что-то у меня мозги не так работают. Увы, как говорит Мрак, работают они быстро, но надо еще, чтобы и верно… Не приглашаю купаться, уже ночь, но завтра с утра… Море не река, остыть за ночь не успеет. Хотите?
Она живо вскочила. Глаза ее засияли.
— Ах, Олег! Вы даже не представляете, что с вами, таким сильным и мудрым, мне иногда хочется побыть чем-то… чем-то вроде Тигги! Снова я не могу дождаться утра!
Глава 7
Когда женщины заснули, оба поднялись наверх, Мрак шумно вдохнул свежий ночной воздух. Луна в темном небе мелкая и бледная, по морю бегут смутные тени, словно призраки давно сгинувших кораблей, вдали серебристый туман, а еще дальше, где небо и море смыкаются, — слабый таинственный свет, будто часть волн заключена в лиловый круг.
Олег опустился за стол, взгляд безучастно скользил по гребешкам волн. Мрак сел в кресло по ту сторону, сиденье по-домашнему закряхтело, принимая вес, хороший привычный звук в страшноватом компьютеризированном мире.
— Куда ушел? — спросил он с подозрением. — Все библиотеку перебираешь? Ты так и не обмолвился, что в ней!
Олег нахмурился.
— Ничего полезного, — сказал он раздраженно. — Вообще о ней стоит забыть. Умница тот исламский эмир, что велел сжечь Александрийскую библиотеку. Знания, которые не ведут к Богу, порочны. Знания, которые ведут только к наслаждениям…
Мрак удивился:
— Олег, лег!.. Тебя заносит, не заметил? Ну не может быть такой библиотеки, чтобы все так, как ты брякаешь! Они что, полные идиоты? Как же достигли такой мощи?
— Ну, не полностью идиоты, — ответил Олег с неохотой, — и не вся такая библиотека. Конечно, чуть-чуть перегнул, но, знаешь ли, сейчас опасно пользоваться их библиотекой.
— А когда будет не опасно?
Олег подумал, сказал осторожно:
— Помнишь, как с античным наследием? Ранняя христианская культура громила и уничтожала все античное, ессно, за дело. Это был противник. Но потом, через несколько веков, когда христианство окрепло, вошло в души, в плоть и кровь, церковь сама вспомнила про античность, уже не опасную своими оргиями… помнишь, как в средневековой Европе сжигали ведьм и все связанное с античной похотью и ее культом?.. и прошла волна Ренессанса, подняли из руин и эллинскую культуру, и труды древних философов… так и с этой библиотекой поступим. А пока буду читать ее только я!
— Почему?
— У меня иммунитет.
Мрак покачал головой:
— Как был ты Великим Инквизитором, так и остался.
— Я им был недолго, — огрызнулся Олег.
— Ну да!.. Наплодил последователей, один другого страшнее, а сам в сторону? Я все помню! Эх, Олег… Иногда хочется создать свой виртуальный мирок, населить теми людьми, какие нравятся, и жить там, руководить ими помаленьку, сглаживая все конфликты, чтобы всем и всегда было хорошо… Ладно-ладно, не смотри на меня так! Могу же я выказать хоть на минутку слабость?
— Не можешь, — заявил Олег. — Ты — Мрак! Это мы с Тархом на тебя всегда опирались, в тебе черпали силы. Ты всегда был несокрушимой скалой, могучим дубом…
Мрак почесал в затылке, буркнул:
— Насчет дуба ты прав, прав. Я вижу, ты перестал сглаживать конфликты, Олег?
— Между тобой и Тигги?
Мрак широко улыбнулся:
— Между нами конфликтов не бывает. Не увиливай! Я заметил, что где побываешь ты, там напряженность подпрыгивает выше крыши. Халифат науськиваешь на американскую базу в Ираке ты? Ну скажи, ты?
Олег не выдержал прямого взгляда, отвернулся. Но Мрак упорно смотрел в спину честными коричневыми глазами, Олег в дискомфорте подвигал лопатками, буркнул:
— Так надо. Для будущего.
— Стратег, — сказал Мрак с издевкой.
Олег вздохнул:
— А что, нет?.. Я же тебе говорил, что, когда я встретил благородного сэра Томаса Мальтона с его драгоценной ношей, я ведь взялся помогать ему везти Святой Грааль из стран исламского мира в Европу не для Англии. Что Англия?.. В ней уже тогда ничего нового. В смысле, принципиально нового. Но в видениях вставала дивная страна за океаном, куда через сотни лет перевезут эту чашу… Я тогда сказал сэру Томасу, что доведу его до Британии, ибо хочу взглянуть на тех, кто станет ядром будущего народа, в котором будет и кровь русичей, и священная ярость берсерков, мягкая чувствительность и расчетливость германцев, веселье франков, отвага ирландцев… Хочу, мол, взглянуть на тех, кому Святой Грааль будет светить особенно ярко!.. И вот сейчас смотрим… Я вижу, что ошибся только в одном.
Мрак сказал живо:
— Ну-ну, давай про ошибки! А то слишком уж… правильный.
— Я ошибался, называя это по старинке народом. Американцы — не народ. Это то, чем становятся, взрослея, все племена и народы. Это состояние. А в остальном…
Мрак хмыкнул, сказал недоверчиво:
— И все-таки где-то брешешь. Ну не может человек вот так далеко предвидеть! Просто не дано.
— Это как смотреть, — возразил Олег вяло. — Большинство смотрят, мол, если сейчас телеги большие, то в будущем станут еще больше, если луки стреляют на сто метров, — то через тысячу лет будут бить на полторы сотни…
— А у тебя, ах-ах, озарения?
— Они самые, — ответил Олег спокойно. Посмотрел на Мрака зелеными глазищами так, что тому вдруг стало жутковато, добавил: — И теперь тоже, Мрак. Даже чаще, чем в те былые времена. А точность потому, что я не сам стараюсь угадать, каким будет будущее, а следую, так сказать, Вселенскому Плану. А там намечено… Творцом, природой или Галактической Амебой, что человечеству быть и развиваться, а не просто расползаться пленкой по планете. Так что, Мрак, все идет по великому Вселенскому Плану. Еще шажок — и не будет ни русских, ни немцев, ни американцев — будут зачеловеки. А мы с тобой, закончив эти неотложные дела, отправимся к Таргитаю…
Он внезапно умолк, насторожился. Мрак спросил с беспокойством:
— Что? Опять войны?
— Нет, с ними будет покончено… А с мелочью вроде терактов разберутся земные спецслужбы. Но что-то неспокойно в Галактике. Даже в метагалактике.
Они замолчали, глядя в южное ночное небо с множеством крупных звезд. Только в телескопы они почему-то намного мельче, чем видны простым глазом. И чем телескоп мощнее, тем звездочки мельче. Только так человек способен понять, насколько они далеки… понять и ужаснуться.
Что видел застывшим взором Олег, Мрак боялся даже представить, а сам Вообразил, как вот могучая грудь Вселенной вздохнула, точнее — выдохнула, и блестящие пылинки стремительно несутся во все стороны. Потом последует вдох, и все помчится обратно, начнется схлапывание. И так все время: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Между каждым вдохом и выдохом примерно десять в сто девяностой степени лет. Сто девяносто нулей после единицы — это счет идет уже не на жалкие миллиарды лет… Вылетевший изо рта за это время пар успевает собраться в галактики, повертеться этими крохотными микровихриками и распасться, а при новом вдохе обратно летят уже не галактики, ибо за это время, выражаемое десяткой в тридцать второй, любое вещество полностью распадется. Исчезнут, рассосутся даже погасшие звезды, а потом распадется даже космическая пыль. Останется только излучение, а потом, через десять лет в сотой степени, во всей Вселенной останутся только электроны и позитроны, рассеянные, ну, один электрон будет приходиться на десятку в сто восемьдесят пятой степени всей видимой сейчас Вселенной…