— Как?.. Олег, как? Он отмахнулся:
— Потом.
Становилось темнее, постепенно уходили краски, начиная с багровых, красных, затем исчезли оранжевые, желтые, все теплые тона, остались холодные. Виктория включила фонарь, луч вытянулся на неимоверную длину, так показалось, но вскоре уперся в дно, бугристое, негостеприимное.
Олег поинтересовался:
— Как себя чувствуете?.. Давление здесь уже не для слабых.
Она покачала головой:
— О себе позаботьтесь. Я опускалась и не на такие глубины.
Дно приближалось, Виктория беззвучно ахнула. Луч прожектора выхватил глыбы мрамора, обломки амфор, из песка торчит кусок дорической колонны.
— Что это? — спросила она по радиосвязи. — Такого здесь не должно быть!
— Да, — согласился он. — Я всегда думал, что это и есть руины Атлантиды…
Виктория вскрикнула:
— Эх, Тигги бы сюда! Да жаль, она даже в ванной может утонуть. Олег, вы об этом знали и не раструбили? Это же открытие!
Он сел на обломок колонны, взглянул на Викторию, она плавала вокруг и перебирала черепки. Песок поднимался серым облачком, опускался медленно, лениво.
— Правда? Вы в самом деле считаете это важным открытием?
Она помедлила, он заметил неловкую усмешку на ее губах, удерживающих загубник шланга.
— Если честно, то нет. Я считаю важными открытиями только те, что двигают человечество вперед на пути прогресса. Археология, по моему глубокому мнению, не принадлежит к таким наукам. Скажите, вы именно поэтому не сообщили?
Он вздохнул:
— Верно. Но не уверен, что поступил правильно. Она молча наблюдала, как он наконец снялся с места, теперь с легкостью переворачивал мраморные глыбы, обнаруживая под ними странных придонных существ, что поспешно зарывались еще глубже, вытаскивал из песка обломки колонн, демонстрируя еще и огромную силу, которую Виктория никак не предполагала, резонно понимая границы человеческих возможностей, что-то рассказывал, показывал, она молча злилась, не восторженная дурочка Тигги, красивая, но оттого еще больше дурочка, ей это по барабану, ей куда интереснее знать, как это ходит по дну без акваланга, без аппарата искусственных жабр? Их тоже не спрячешь, они размером со сковородку!
А теперь еще, подумала рассерженно, и нечеловеческая сила. Эту колонну, что вытащил с такой легкостью, сумел бы приподнять только средний подъемный кран, да и то с двойным противовесом.
Она заставила себя выдавить улыбку, ненавидя за фальшь, проворковала:
— Какая прелестная морская звезда!.. Смотрите, у нее такие красивые лучи…
Он оглянулся, помедлил, махнул рукой. Голос ворвался в ее череп раздосадованный, словно у человека, который потерпел поражение, несмотря на все усилия:
— Ладно, Виктория, я вижу, что у нас пошли объяснения слепого глухому. Вы в таком же восторге от этих красот, что и я. Я, дурак, рассказываю про эти руины, а вы поддакиваете, вежливость, понимаешь.
Она призналась честно:
— Олег, это не вежливость, а заискивание!..
— Почему? — спросил он тупо. Она сказала чуточку рассерженно:
— Вы в самом деле настолько, настолько… когда касается человеческих чувств? Я вас боюсь, но отчаянно стараюсь понравиться, чтобы и дальше использовали меня как морскую свинку. Или как дрозофилу. Теперь понятно?
Он остановился с глыбой мрамора в руках, что должна бы вдавить его в песчаное морское дно целиком, но обломок казался невесомым, а Олег стоит как будто на металлической плите. Вид у него обескураженный, замедленно оттолкнул глыбу, словно футболист, выбрасывающий обеими руками мяч из-за кромки поля, глыба поплыла по дуге вверх и в сторону, а он шагнул к Виктории. Снова она не заметила в нем ни малейших признаков того, что он под водой, разве что волосы развеваются красиво, сейчас на глубине темные, а вообще-то, подумала она безотчетно, это красиво, словно горит костер в ночи, уже не оранжевый, а почти багровый…
— Ладно, — сказал он, — небольшой круг над руинами, и наверх.
Ей показалось, что за пояс ее захватила лапа подъемного крана, в следующее мгновение дно рванулось и понеслось, убегая за спину, а они мчались на высоте метров пяти, вода стала плотной, как бетон, но лишь на миг, тут же Виктории почудилось, что вокруг нее образовался водяной пузырь, давление исчезло, осталось только ощущение скорости.
Внизу, подсвеченные мощным фонарем, из полутьмы выныривали руины. Вряд ли это вся Атлантида, слишком небольшое местечко, но город когда-то был большой, богатый, красивый. Олег показывал на обломки мраморных плит, Виктория поддакивала, что да, очень интересно, неужели правда, ах как красиво, но череп долбила завистливая мысль: ну как, как он под водой без всяких аквалангов, искусственных жабр, компенсационных баллонов, фильтров? Какая все-таки это ерунда, развалины, кому они нужны, все это прошлое, а вот без акваланга в воду — будущее!
Олег чему-то засмеялся, хоть и невесело, пузырь исчез, они остановились, Олег сказал на радиоволне:
— Поднимемся, что-то мне не нравится эта шхуна…
— Какая шхуна?
— Да почти над нами.
Они поднимались быстро, но не быстрее пузырьков воздуха из аппарата Виктории, чтобы не повредить ей легкие, ласты на ногах стали совсем тяжелыми, все старалась держаться с Олегом, а то и опередить, не желая показать унизительную женскую слабость, хотя, если честно, какой чемпион мира смог бы с ним соревноваться, глупо, но она изо всех сил двигала ногами, вода быстро светлела, появились краски, а высоко вверху появилось темное продолговатое пятно.
Олег вынырнул метрах в двух от шхуны, обычная рыбацкая, разве что загаженная настолько, будто выплыла из Средневековья, когда не знали бытовых служб, не мылись всю жизнь, а помои и нечистоты выливали из окон на улицу. Отвратительный запах достиг ноздрей, а едва вскарабкались на борт, шибанул с такой силой, что Виктория ощутила дурноту.
Грязная палуба покрыта рыбьей чешуей и внутренностями, отрезанными головами, кое-где рыбины забились в щели и вяло трепыхаются, засыпая. Виктория по останкам узнала два вида рыб, занесенных в Красную книгу, ловить запрещено, а Олег поднял одну такую, она слабо шевельнула хвостом в его ладони, бросил за борт.
Из носовой кабины поднимается тошнотворная струя запаха подгорелого масла, уже много раз использованного, и жареной рыбы. Донесся пьяный смех. Олег крикнул громко:
— Эй, есть кто-нибудь?..
Смех раздался громче, внизу с визгом распахнулась дверь, вышел очень худой подросток, грудь впалая, ребра торчат под кожей, но живот выпирает, как у беременной бабы. Одной рукой придерживался за косяк, в другой бутылка виски, уставился в непрошеных гостей и спросил хриплым пьяным голосом, перемежая речь грязным матом:
— Какого… и кто… это наш катер… и чо?
Олег смолчал, уступая инициативу Виктории, она вскрикнула с возмущением:
— Вы ловите рыбу, которой почти не осталось на планете! Это запрещено!..
Она прервалась, снизу донесся тихий жалобный плач, безнадежный, детский. Олег насторожился, в плаче чувствуется сильнейшая усталость, словно силы уже на исходе. Виктория женским чутьем тоже поняла, спросила резко:
— На этом судне есть взрослые?
Подросток ответил нагло:
— А ты чо… тебе больше всех надо… сука…
Олег шагнул вперед, хлестнула пощечина. Из разбитых губ парня брызнула кровь.
— Мы не полиция, — предупредил Олег. — Зачитывать права не будем. Не понравишься, сразу за борт. С камнем на шее, понял?
Парень вздрогнул, вытер кровь тыльной стороной ладони, ответил пугливо, чуточку протрезвев:
— Есть отец… Но он ужрался, там внизу спит. А мы с сеструхой поймали рыбки… сейчас жарим и… сами жаримся.
Виктория переспросила:
— Жаримся? Как это?
Олег пояснил с каменным лицом:
— Трахаются. Так говорят в этом регионе.
Она поморщилась только на миг, спросила резко:
— Кто плачет?
Парень заколебался, Олег выразительно сжал пальцы в кулак, и парень сказал быстро:
— Младшая сестренка.
— Что с нею?
— Болеет, — ответил он неохотно.
Виктория спросила:
— Чем?
Он сдвинул плечами.
— А кто знает? Болеет, и все. Нас было девять, я старший… шестеро умерли.
Виктория, не говоря ни слова, быстро спустилась вниз. Парень, уже не страшась Олега, хоть тот и разбил ему рот, поспешно поднес к губам бутылку виски, жадно припал к горлышку. Огромный кадык несколько раз дернулся, послышалось бульканье. Оторвавшись с немалым облегчением, жестом предложил приложиться Олегу, тот с непроницаемым видом покачал головой. Похоже, принимает Викторию за знатную даму, а Олега за телохранителя, хорошо, пусть так и будет.
Через несколько минут Виктория поднялась на палубу, держа в руках ребенка лет пяти, девочку, жалобную, исхудавшую. Такими по телевидению показывали умирающих от истощения ангольских беженцев. Руки и ноги кажутся тонкими палочками, коленные и локтевые суставы непомерно вздуты, как утолщения на стеблях бамбука, ребра выпирают, все тело покрыто отвратительной красной сыпью, а на лице еще и язвы. К гноящимся глазам то и дело пристраиваются мухи, Виктория отмахивалась от них с раздражением и злостью.
— Она умирает! — вскрикнула она обвиняюще. — Там в каюте спит пьяный боров, синий от перепоя… Ребенок охрип от крика!.. Сестра тоже пьяная настолько, что ничего не видит, не понимает… Олег, это ужасно, ей не больше десяти!
Олег буркнул:
— А у этой какая-то сыпь. Не заразись.
Девочка плакала все тише, вся красная, покрыта волдырями, губы полопались от жара, в темных струпиках засохшей крови. Виктория повернулась к парню, тот с философским видом, раз уж не может прогнать незнакомцев, снова приложился к бутылке и тянул крепчайшее виски, как теленок сосал бы сладкое молоко.
— Как вы можете! — закричала Виктория. — Девочка может умереть!
— Не умрет, — равнодушно ответил подросток. — Она уже неделю так… Было хуже.
— Еще хуже?
Едва ворочая языком, он подтвердил:
— Она… была… синяя, хи-хи!.. Как член девственника.
Виктория задохнулась от возмущения, оглянулась на Олега, потребовала:
— Мы должны немедленно доставить ее в больницу!
Он подумал, посмотрел на солнце:
— Как? Их корыто не доползет к берегу и до утра.
— На твоей яхте, — сказала она решительно, незаметно перейдя на «ты». — У ребенка, полагаю, временное улучшение… если это улучшение. Возможно, у нее уже нет сил бороться. Потому и не кричит, а только плачет.
Он поморщился, оглядел загаженную шхуну. Из раскрытой двери, откуда Виктория вынесла девочку, удушливый смрад грязных тряпок, остатков разлагающейся еды, роем вылетают толстые жирные мухи, все блестяще-зеленые, как жуки-бронзовки, настоящие мухи-падальщицы, помойные мухи, мухи городских свалок.
— А не проще ли, — предположил он нерешительно, — затопить это все здесь?
— Олег!
— А что? — удивился он. — Вот сейчас сделаем дыру в днище, это одна секунда, все это дерьмо опустится на дно, рыбы будут рады. Кому-то корм, кому-то каюты для жилья.
Парень дернулся, но смолчал, Виктория вскричала возмущенно:
— Ты что? Ты всерьез? Ах да, ты же никогда не шутишь!.. Олег, это маленький ребенок, ему нельзя дать умереть!
— Из нее вырастет гений? — спросил Олег саркастически. — Вряд ли. Да и зачем нам эти гении, скоро начнем воспроизводить их сами. Первый ассемблер уже заканчивают, через пару дней начнет готовить две копии… Виктория, что с тобой?
Она огрызнулась, прижимая ребенка к груди:
— Олег, они все наши! И даже те двое, перепившиеся так, что плавают в собственной блевотине. Олег!
Он пожал плечами.
— Да я что, я ничего. Я вообще-то готов отвечать, но как-то подразумевалось, что будем отвечать за достойных, а не всякую… словом, всякое.
— Я не собираюсь всех их тянуть в светлое будущее зачеловечества, — огрызнулась она. — Но достойное существование в их собственном мире можем им обеспечить, помочь… Мы везем этого ребенка к врачам или нет?
Он шагнул наконец ближе, всмотрелся в девочку.
— Парень прав, — сказал он громко. — Она уже почти выздоровела. Разве не видишь?
Виктория ахнула, девочка на ее руках заметно потяжелела, краснота ушла, сыпь и волдыри исчезли, как и гной из глазных впадин. На нее взглянули чистые детские глаза, а сама девочка озадаченно умолкла, не понимая перемен в организме.
— Оставь, — посоветовал Олег. — Сейчас мы ничего не можем сделать. Оставь.
Она послушно опустила ребенка прямо на палубу. Девочка ухватилась за канат, чтобы не упасть, тонкие ножки едва держали исхудавшее тельце. Олег погрозил пальцем парню, кивнул Виктории в сторону борта. Она послушно перевалилась через край, послышался сильный плеск. Олег прыгнул следом, догнал, ухватил и понесся, разрезая воду, как большая акула. Правда, любая акула позавидовала бы его скорости.
Глава 10
Виктория озадаченно молчала всю дорогу, даже не спросила, как это они с такой скоростью, непонятного и так слишком много. Впереди блеснул металлом белоснежный борт яхты, Олег лихо сделал полукруг, подвел Викторию к трапу, а когда она вскарабкалась, он уже галантно подал ей руку сверху. Мрак в позе скучающего плейбоя возлежит в кресле, Тигги танцует перед ним папуасский танец, украсив голову и тело гирляндами цветов.
— Как успехи? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил грозно: — А где рыба? Рыба, спрашиваю, где?
Виктория сказала: — Какие вы разные!
— А что? — удивился Мрак. — О чем еще должен думать мужчина, попадая в лес, в поле или на море? О добыче, только о добыче!
Тигги спросила капризно:
— Какую тебе еще добычу? А я кто?
— Ах ты ж моя перепелочка, — сказал Мрак нежно. — Ты права, золотце. Еще как права…
Виктория сняла тяжелые баллоны, Тигги бросилась помогать освободиться от снаряжения, потом вместе унесли вниз. Мрак хитро смотрел на Олега.
— Вот уж не поверю, — сказал он, — что ты потащил ее любоваться морскими звездами.
— Ты прав, — признался Олег. — Ты прав, волчара. Но все равно ничего сказать не могу, в голове перемешалось. Одно время Виктория как будто бы доказывала, что она безжалостна к вымирающему виду человеков! Но сейчас… нет, даже не берусь делать выводы.
Мрак с ленцой наблюдал за его метаниями, проговорил неспешно:
— Олег, а если этот нравственный закон, о котором ты так печешься, всобачен вовсе не в биологическое наше «я»?
— А во что же?
— А, скажем, в интеллект… Олег отмахнулся в раздражении.
— Интеллект как раз и подсказывает рациональность очищения планеты от всего лишнего, мешающего. А эти тупые двуногие мешают больше всего! Даже не обязательно эти спивающиеся неудачники, а вообще те, кто не стремится побыстрее избавиться от животных тел.
— Не обязательно, — возразил Мрак. — Нам же не приходило в голову стереть с лица планеты всех людей? Оставив, ессно, пару миллионов баб покрасивее и помоложе? Даже когда мы были тоже… не в животном, как ты гадко говоришь, облике.
— Мы — другое дело!
— Конечно-конечно, — охотно согласился Мрак. — Мы — орлы. И все-таки стоит допустить, что мы, поднимаясь по лесенке, все больше открываем… или познаем грани Великого Замысла. Или на нас, если хочешь, сильнее действует некое вселенское поле, которое не действует на камни, почти не действует на амеб, слабо действует на кроманьонцев и уже довольно сильно влияет на развитых человеков.
Олег поморщился, спросил саркастически:
— То есть этот нравственный закон милосердия вроде бы некоего генетического кода Вселенной?
— Ну, не генетический, а вроде нисходящей благодати, — ответил Мрак чересчур серьезно. — Если сверху, то нисходящей, а если Это в середке, то расходящейся, вроде сияния. Амебы и жабы не понимают, а вот мы…
Олег отмахнулся, заходил взад-вперед по палубе. Шутит Мрак или говорит серьезно, но разговоры с ним, как ни странно, нередко настраивают на нужный лад, выводят на верную дорожку. Мрак называет это «постучать в дурака», то есть спросить совета у дурня и поступить наоборот, но на самом деле все, конечно же, намного сложнее. Как присутствие собаки способно излечить человека от сотни заболеваний, так и разговоры с Мраком, один даже взгляд на его морду с насмешливыми глазами способен бывает остановить бег по кривой дорожке, заставить остановиться, осмотреться, перейти на менее заметную, но правильную тропку.
Женщины поднялись на палубу уже переодетые, Тигги ахнула, увидев стол накрытым от и до, а рядом со столом в ведерках со льдом бутылки шампанского.
— Когда вы успеваете?
— А мы как два электрических веника, — похвастал Мрак. — Стараемся освободить наших прекрасных дам-с от изнуряющего домашнего труда.
— Но зачем же самим изнуряться? — упрекнула Тигги. Мрак задумался.
— Вообще-то да… ты права…
Он взял бутылку шампанского и замахнулся, намереваясь бросить за борт. Тигги с визгом повисла на руке.
— Не смей! Ты хоть видел этикетку?
— Нет, — ответил Мрак озадаченно. — А что? Криво наклеена?
— Варвар, такого шампанского всего десяток бутылок во всем мире!
Мрак приосанился, но взгляд оставался озабоченным.
— Не скисло?
Виктория тем временем уже с новыми силами вцепилась, как клещ, в Олега, требуя рассказать, как по дну моря без всяких аквалангов, а рассказать должен, раз уж показал, зачем дразнить, это же он выдал государственную тайну, так что теперь обязан и ее приобщить, не собирается же убивать вот прямо сейчас, а если собирается, то зачем нужен такой длинный путь, можно бы и сразу тюк по макушке и за борт…
Олег сказал тоскливо:
— Виктория, я сам думал вот так же, как и ты. Нет, не про тюк по макушке, а о прогрессе. Но знакомство с тобой заставило усомниться, так ли уж я железобетонно прав. Я ведь такой же помешанный на прогрессе, на технологическом прогрессе…
Она вскрикнула счастливо и негодующе одновременно: