Мы в хорошем темпе продвигались по шоссе Смоленск – Рославль. Едва мы проехали Рославль, как замигал зеленый огонек на командирской машине. Это означало: требовали меня! По распоряжению Старика ремонтники установили с тыла командирского авто разноцветные лампочки. Каждому из нас был присвоен свой цвет. Если вдруг начинала мигать зеленая лампочка, это означало: «Посыльный – в штаб дивизии». Поскольку была моя очередь ехать, я быстро догнал командирскую машину, поравнялся с ней, адъютант сунул мне картонный футляр с документами, предназначавшимися для штаба дивизии. Без лишних слов я на ходу спрятал полученный футляр под маскировочной курткой и помчался в штаб.
Я хотел быстро миновать остановившуюся колонну грузовиков. Но все вышло иначе. Дорога была довольно узкой. Я думал, что все же сумею проскочить мимо уже приближавшейся колонны. Но пришлось быстро искать другое решение. Шофер третьего по счету грузовика слабо закрепил брезент кузова, и, когда я поравнялся с этим грузовиком, подхваченный порывом ветра кусок брезента хлестнул по рулю. Мотоцикл стал терять управление, и не было никакой возможности удержать его; в долю секунды машина свалилась на бок, а меня швырнуло чуть ли не под колеса следующего грузовика. От неминуемой гибели меня спасло чудо – мой полет завершился в считаных сантиметрах от левого переднего колеса машины. Завизжали тормоза, сидевшие в кузове солдаты свалились на дно. Чуть-чуть и… конец! Что же касалось моего мотоцикла, с ним было все в порядке. Если не считать отвалившейся левой подножки. Только и всего!
– Брат, отменные тормоза у твоей машины! – поднявшись на ноги, прокричал я водителю грузовика, под который едва не угодил. Потом стал разглядывать дыру в левой штанине.
Побелевший как снег шофер грузовика дрожащими пальцами прикурил сигарету. Я тут же пожаловал ему пачку из ассортимента смоленской столовой люфтваффе, и мы оба отпраздновали мое второе рождение глубокими затяжками и глотками шнапса.
– У вас что, праздник посреди дороги? Вы же оба целую дивизию тормознули! – вмешался унтер-офицер военной полиции. – Так что кончайте распивать и раскуривать!
Это он еще весьма вежливо обошелся с нами. Мы разошлись по машинам и несколько секунд спустя продолжили путь: я в штаб дивизии, а водитель – туда, куда ему было предписано.
Эллисон, которого я прибыл сменить, был без ума от радости снова вернуться в батальон. Правда, он ни сном ни духом не знал, что его там ожидает направление на курсы кандидатов в офицеры. И тут же умчался. Под деревьями стояли штабные машины. Отбыть мне полагалось, по-видимому, не раньше ночи. Сидевший за столом у деревянного домика командир дивизии жестом подозвал меня:
– Ну, солдат, из какой вы части будете?
Я попытался вытянуться по стойке «смирно». И впервые подумал о своем левом плече. Мой инструктор в свое время заявил мне, что я в обмундировании напоминаю ему скрипача из кафешантана. Никто ни до ни после него подобного сходства не улавливал. Скорее всего, остальные просто не имели ни малейшего представления ни о кафешантанах, ни о скрипачах. Короче говоря, мое левое плечо напомнило о себе, и я незаметно попытался поднять его чуть выше. Наш командующий дивизией, вызывавший у нас безграничное уважение, ничего не заметил и никакого сходства ни с кем не усмотрел. Так что, роттенфюрер Зубяк, вы были не правы!
Группенфюрер Хауссер желал знать, как идут дела в голове колонны, замечал ли я по пути сюда заторы, стоящие на обочинах неисправные грузовики и тому подобные вещи. Отвечал я ему лаконично и ясно, как учили. Вскоре мне разрешили идти, и я стал искать, где мне «позаимствовать» подножку мотоцикла. И к вечеру она у меня была!
Я мчался по бескрайним российским просторам в свое подразделение. Прибыл Ципп. Целый день он угробил на поиски нашей дивизии. Его мотоцикл был в таком состоянии, что его и мотоциклом не назовешь. Еще бы – отмахать столько! Вскоре начальство приняло решение не посылать на такие расстояния посыльных на мотоциклах – бессмысленно и рискованно.
Офицер связи дивизии позволил мне самому решать, то ли отправляться назад в батальон, то ли продолжить следовать на юг в составе отделения дивизионных мотоциклистов-посыльных. Я долго не раздумывал. Во-первых, то, что я стащил подножку, могло в любую минуту выясниться, и тогда неприятностей не оберешься; во-вторых, не обязательно все должно быть так плохо, как описал мне Ципп. Заправив бак под крышку, я доложил кому следует и отъехал.
К концу лета 1941 года фронт представлял собой изломанную, кое-где прерывистую линию. Иногда наш маршрут следования проходил через глубокий тыл, а иногда вплотную к линии фронта. Бывало, что мы проскакивали контролируемые русскими участки территории, но узнавали об этом лишь по прибытии к своим. Мы всегда предпочитали кратчайший путь, и, как правило, нам было плевать на все эти изгибы линии фронта.
Я уже говорил, что мотоциклетный батальон являлся подразделением первого эшелона. То есть иногда, если того требовала обстановка, батальон поднимали по тревоге и перебрасывали на прикрытие тех или иных участков или, например, на боевое охранение флангов дивизии на марше или же туда, где внезапно возникала опасность прорыва сил противника. Потом на передний план выходил разведбат. Эти два подразделения представляли собой «глаза дивизии», поэтому всегда должны были быть под рукой.
«Обеспечение безопасности» – фраза эта звучала в принципе вполне обыденно. Ничего героического она не подразумевала. Напротив, имелось в виду заурядное боевое охранение. И чаще всего все сводилось именно к охранению. Хотя «обеспечение безопасности» можно было понимать и как бой с численно превосходившим противником, уверенным, что наносит удар в самое уязвимое место и что решительно все козыри у него на руках. И в нашу задачу входило разубедить его в этом и дать дивизии возможность до конца выполнить поставленную ей задачу.
В этих целях батальон располагал и необходимой огневой мощью. В отличие от обычного пехотного мотоциклетное отделение насчитывало командира и семерых бойцов. В дополнение к обычным вооружениям пехотинцев оно располагало двумя легкими пулеметами. Три отделения составляли взвод. Три взвода плюс так называемый тяжелый взвод с минометом и тяжелым пулеметом и штабом роты – роту. Наш батальон имел в своем составе три такие мотоциклетные роты, тяжелую пулеметную роту и роту тяжелого оружия, состоявшую из противотанкового взвода, взвода легких пехотных орудий и саперного взвода. Если добавить к этому взвод связи, мотоциклистов-посыльных и батальонного врача вместе с его ассистентами и, кроме того, тыловиков, вы получите полную картину подразделения, в котором мне пришлось воевать. Впечатляет, как по-вашему?
Где же мне найти свой батальон? Кроме нашей дивизии в южном направлении перебрасывалось множество других соединений и частей. Колонны, отправлявшиеся по маршруту следования, в пути разреживались и к прибытию в пункт назначения разбивались на группы по четыре-пять автомобилей и других транспортных средств, каждая из которых стремилась отыскать своих. Темп! Темп! Темп! – вот что не сходило с повестки дня! Разумеется, переброска осуществлялась не по одной-единственной дороге. Да и термин «дорога», как нетрудно понять, использовался лишь условно, поскольку здесь ни о каких дорогах в нашем понимании речи быть не могло. Рабоче-крестьянский режим СССР так и не нашел времени на постройку дорог[11]. И мчаться по здешним «дорогам» на 60–80 км в час было недостижимой мечтой. Я обливался потом, пытаясь пробраться через грязь и заболоченные участки, и постепенно понял, что Ципп нисколько не преувеличивал, рассказывая мне о своих скитаниях.
Где-то около полудня в одной из деревень я натолкнулся на группу солдат. И даже поел из их полевой кухни. За три дня до этого они видели мотоциклистов с теми же тактическими знаками, что и на моей машине. Это означало, что я на верном пути.
Удар, потом металлический лязг, и мое заднее колесо стало выписывать восьмерки. Так, еще один прокол. Ну это уж на самом деле чересчур! Проклиная все на свете, я принялся счищать грязь с покрышки заднего колеса. Потом снял его. Держа камеру в руках, я убедился, что никакое латание тут не поможет. С тяжким вздохом я полез в ящик, где лежала шина-запаска, которую Бела все же вернул мне. Несколько минут спустя можно было ехать дальше.
Пока я менял колесо, зарядил отвратительный дождь. Все вокруг превратилось в сплошную серую стену, усугубляя и без того не слишком радостное чувство одиночества. А на часах между тем было уже 20:00, и я постепенно сообразил, что неплохо бы позаботиться и о ночлеге. У меня совершенно не было желания тащиться ночью по незнакомой местности и по сквернейшим дорогам. На этом мои смелость и решительность заканчивались! Я уже начал сомневаться, на ту дорогу ли я выехал. И потом, чья это территория? Наша? Или ее контролируют русские? Здесь не было четко определенной линии фронта, некому было следить за всякого рода лазутчиками, а о том, чтобы добраться до соседней части, и мечтать не приходилось.
Конечно же дождь явно не улучшил дорожных условий. Ухватившись за руль, я запустил двигатель. Только бы не увязнуть! Да нет, все-таки увяз! Слез с мотоцикла, попытался обеими руками ухватить переднее колесо и вытащить его из месива. Потом провел ту же операцию с задним. Густая грязь не желала отпускать машину. В конце концов мне все же удалось одолеть грязищу, но на это ушло час времени. Только при помощи штыка избавившись от налипшей между колесом и крылом грязи, я смог сдвинуться с места и поехать. Впрочем, термин «езда» мало подходил для этого.
Тем временем совсем стемнело. Вокруг не было слышно ни звука, только мой двигатель тарахтел. Черт меня дернул ехать! Лучше бы остался в штабе дивизии. А теперь придется спать в грязи и сырости.
Я заглушил двигатель. Нерешительно обойдя машину, я попытался организовать ночлег. Обозвав себя идиотом, я снова завел мотоцикл. Какой сон может быть в таких условиях? Куда ни глянь, сплошное болото. Надо пробираться дальше, иного выхода нет.
Двигатель ровно тарахтел, словно подгоняя меня вперед. Нужно, необходимо отыскать кого-нибудь из своих. Или хотя бы деревенскую хатенку.
Справа я разглядел указатель. Посветив фонариком, увидел тактический знак немецкой части. Слава богу! Уже хорошо, что я хоть на контролируемой нами территории. Я сменил направление, поехав туда, куда велел указатель. И плевать, что я отклонился от маршрута следования моей дивизии. Необходимо было отыскать хоть одну живую душу.
В стороне от дороги в темноте вырисовывались очертания домов. Я остановился, вытащил пистолет на всякий случай. Вообще-то пистолет мне не полагался, но я им обзавелся.
– Стой! Кто идет? Пароль!
У меня гора с плеч свалилась! Немцы!
– Какие тут могут быть пароли? – отозвался я. – Не знаю я твоего пароля, но уж точно не иван. Так что, будь человеком, проводи меня к своему начальству.
Это оказались люди из Имперского трудового союза!
Плотно поев за общим столом подразделения, унтерфельдмейстер пригласил меня к себе в каморку, где мы с ним основательно угостились шнапсом.
На следующее утро – дождь так и не прекратился – я, поблагодарив за гостеприимство подразделение Имперского трудового союза, возобновил поездку. Спал я в предыдущую ночь мало. Дело в том, что этот унтерфельдмейстер оказался моим земляком и мы долго беседовали о родине. Потом он показал мне карту, и я более-менее точно сориентировался и знал теперь, как ехать, во всяком случае, главное направление.
Интересно все же, куда же успели забраться за это время мои товарищи? Я даже соскучился по нашей компашке. По Вернеру, по его казачьим песням, по глуповатым шуточкам Белы. Я уже целые сутки провел в дороге. Позже я выяснил, что подразделения нашей дивизии в ходе семидневного марша страшно оторвались друг от друга. Лишь благодаря мастерству и выдержке водителей дивизия смогла все же прибыть в пункт назначения и выполнить возложенные на нее задачи. Нелегко даже описать, что пришлось вынести за эту неделю нашим шоферам – нередко грузовики по самую ось увязали на раскисших от дождей дорогах. В ходе этого марша даже родилась масса новых ругательств.
Примерно в полдень я заметил на склоне холма справа от дороги несколько машин. Они передвигались довольно уверенно. Это избавило меня от сомнений – ехать туда же, куда они. Позже выяснилось, что эти грузовики с орудиями были из артиллерийского полка нашей дивизии. Несколькими километрами дальше – дорога по-прежнему представляла собой болото – рядом с деревенской хатой мы увидели автоцистерну. По моей просьбе унтершарфюрер распорядился выделить мне горючее, и я заправил мотоцикл. Надо сказать, что к мотоциклистам-посыльным в подобных случаях относились с пониманием и предоставляли не только горючее, но и еду из любой полевой кухни.
Только один раз – и это было как раз перед событиями у Березины – какой-то унтер-офицер из зенитной части отказался дать мне черпак еды в термос.
– Ты считаешь, что мы здесь всех без разбору кормим?
Может, у него были какие-то личные счеты с ваффен СС или просто неудачный день выдался, но я на провокацию не поддался. Просто повернулся и стал искать дежурного офицера и, найдя его, вытянулся в струнку и изложил суть просьбы.
– Вы из какой части? – спросил обер-лейтенант.
Я назвал и тут же встал перед унтер-офицером, ведавшим полевой кухней. Ехидно улыбаясь, я протянул ему термос и тут же получил еду. Унтер-офицера перекосило, как от зубной боли. А я как ни в чем не бывало поблагодарил его за гуляш, кстати говоря, очень вкусный, как выяснилось позже, и отбыл дальше. И – повторяю – это было один-единственный раз.
Обменявшись несколькими фразами с унтершарфюрером у автоцистерны-заправщика, уселся на мотоцикл и поехал дальше уже в одиночестве.
Километров через шесть показалась деревня. Туда я и направился. Дорога пошла под уклон, и в низине скопилось целое озеро жижи. Сначала я никакой особой угрозы для себя не видел, но… Вскоре выяснилось что тут уже не пробраться никак. Заметь я это место чуть раньше, я мог бы объехать его, но припоздал. В общем, увяз я как полагается! Грязи было столько, что она едва не затекла в сапоги.
Я слез с мотоцикла, а он стал неторопливо заваливаться на бок. Чтобы не дать ему упасть, пришлось подложить под подножку каску. Потом я извлек из ящика трос, который мне тоже не полагался, как и пистолет. Просто несколько дней назад я увидел, как из кузова одного грузовика торчит кусок троса, потянул за него и, убедившись, что вблизи никого нет, вытащил трос, он оказался около пяти метров длиной. Теперь он мне здорово пригодился – я закрепил его на передней вилке и стал ждать проезжающего грузовика. Здесь должны были проходить грузовики артиллеристов. К тому же мотоцикл стоял чуть в стороне, так что не мешал проезду. И тут на спуске я заметил два крупповских грузовика. Я приготовился прицепить кабель к заднему крюку, это должно было сработать, разумеется, если грузовик будет ехать медленно.
Водитель первого грузовика уже стал разгоняться, чтобы с ходу миновать это окаянное место, но вовремя понял, что это ему не удастся. Поэтому сбавил ход. Второй оказался умнее и включил привод на четыре колеса. И после этого медленно, но верно выбрался. Почему я их не остановил? Да какой дурак остановился бы здесь – в лучшем случае фыркнул бы, да и поехал дальше. Всем водителям нужно было думать в первую очередь о том, как самим бы не увязнуть, а уж помочь другим… И я бы на его месте не стал рисковать.
Вот второй грузовик мог меня выручить. Ехал он медленно, переваливаясь с боку на бок, точно корабль на волнах. Поравнявшись со мной, он и вовсе еле полз. Пора было действовать. Значит, так – трос мой пять метров в длину. Все получится! Я быстро, насколько возможно, прошлепал по грязи к заднему крюку грузовика, накинул на него трос, кое-как завязал, благо что он был тонким, потом бросился к мотоциклу, извлек из-под ножки каску. Уф! На физиономию полилась черная жижа! Черт с ней! Переживем! Я вскочил на мотоцикл. Интересно, выдержит ли трос? Должен выдержать. Рывок! Трос выдержал! Я, балансируя, как акробат, старался удержать машину, увлекаемую за собой грузовиком. Дорога стала тверже, водитель грузовика прибавил ходу. А я нажал на сигнал. И сигнал работал! Вот это уж точно было чудом! Самое время было дать шоферу знать остановиться, иначе это кончилось бы скандалом. Но водитель был тертый калач и сразу понял, что что-то не так. Я уже ждал, что он набросится на меня с кулаками. Из кабины машины выбрался роттенфюрер и уставился на меня, как на вдруг оживший призрак.
– Как это вы умудрились прицепиться к моей машине? – наморщив брови, спросил он.
– Догадайтесь!
Роттенфюрер признался, что почувствовал рывок, но подумал, что наехал на камень. Чтобы хоть как-то загладить вину, я предложил ему хлебнуть шнапса, который мне дали в дорогу в подразделении Имперского трудового союза.
Деревня оказалась довольно крупной. Я не знал, то ли уже попал на Украину, то ли это была еще Россия. Но главная улица была непроезжей абсолютно, и я стал опасливо красться по самому краешку, выбирая покрытые травой участки.
Неужели это не сон? Я увидел мотоцикл с коляской из нашего батальона. Не успел я очистить от грязи тактический знак, как кто-то позвал меня:
– Эй, что ты там творишь? Жить надоело?
– Вернер! Как ты здесь оказался?
И тут Вернер узнал меня. Неудивительно, что не сразу – я с ног до головы был в грязи.
– Ладно, ладно, потом все расскажешь. Знаешь, и Альберт тоже здесь.
Как я был рад вновь видеть знакомые лица!
Выяснилось, что Вернер с Альбертом были на задании и прибыли в эту деревню лишь за полчаса до меня. А из батальона они выехали рано утром. Они знали дорогу туда, и теперь мы могли ехать все вместе хотя бы несколько километров. Им тоже пришлось немало поплавать в этой грязи, и оба завернули сюда, чтобы перевести дух.