Он подолгу молча стоял подле каждой из собственных статуй, но не смотрел, а словно прислушивался к неуловимым для других звукам. Может, советовался? Неизвестно, что подсказывали пер-аа его изображения, но они явно не желали знать ничего дальше стел, ограничивающих территорию Ахетатона! Вместе с ними этого не желал знать и сам Эхнатон. Все доклады советников, кроме тех, что касались храмовых дел, он практически пропускал мимо ушей, отмахиваясь:
– Разберитесь сами.
Иногда уезжал кататься на колеснице, часто подолгу сидел у воды, глядя, как рыбешка норовит поймать стрекозок, присевших отдохнуть на листик, как бегают по поверхности пруда быстрые паучки, как кормятся в прозрачной воде мальки… Все в садах Ахетатона дышало таким спокойствием и красотой, что думать о каких-то хеттах, угрожавших Кемет, о войне и докладах Хоремхеба, попросту неспособного оценить эту красоту, не хотелось совсем.
Придуманный и построенный сыном Атона мир был прекрасен и не терпел вторжения в него грубой силы. И все же эта сила вторглась, разрушив красивый мир любви и обожания. И сила эта оказалась… женской!
Новая наложница, присланная откуда-то из Азии, была полной противоположностью Нефертити. Кийе, так звали красавицу, оказалась пухленькой, со вздернутым носиком и нагловатыми глазками, по-хозяйски оглядывавшими и самого фараона, и его Главную жену. Похоже, красотка прикидывала, какую выгоду можно извлечь из очередной беременности царицы. У Нефертити неприятно засосало под ложечкой, нутро чувствовало, что с этой наложницей придется хлебнуть горя. Знать бы ей еще какого!
Нефертити так и не научилась, как царица Тийе, сразу ставить на место тех, кто покушался на место рядом с ее мужем. Любившая сама и твердо верившая в любовь Эхнатона, она даже не задумывалась над тем, что фараона может соблазнить другая. Конечно, когда царица на сносях, он ходил в гарем, так делали все мужчины, но стоило Неф родить, как пер-аа забывал остальных женщин. Если царица рядом, другие для пер-аа не существовали.
Но на сей раз фараон не сразу отвел глаза от пышных статей новенькой. Та, чувствуя его внимание, постаралась эти самые стати выпятить, чтоб не пропустил чего. Нефертити кивнула на нее царедворцу Туту, стоявшему рядом:
– Откуда такая?
Тот постарался сгладить неловкость:
– Она побаивается, чувствует себя неуверенно, для нее царица – серьезная соперница.
Главная царица нервно рассмеялась:
– Да как она смеет думать о каком-то соперничестве между нами?! Пусть сидит в гареме спокойно, никто ее не тронет.
Хотелось добавить, что никакой неуверенности в новенькой не заметно, наоборот, очень даже напориста и нахальна…
Нефертити подошла к Эхнатону и, наклонившись к уху, что-то прошептала. Тот улыбнулся, кивнул и, милостивым жестом отпустив Кийе и ее спутников, отправился прочь со своей любимой женой. Даже не оглядываясь, Нефертити чувствовала горящий взгляд наложницы.
Кийе действительно с ненавистью смотрела вслед уходившему фараону и его Главной царице, нежно обнимающей своего супруга за талию. Если бы взглядом можно было испепелить, Нефертити давно бы сгорела до черных угольков! Ну что фараон нашел в этой тощей маленькой женщине, больше похожей на мальчишку-сорванца, чем на мать пятерых детей?! Разве такой должна быть женщина вообще?!
Эти египтяне глупы, у них жены тонкие и безгрудые. На родине Кийе все наоборот, там стать женщины в ее пышнотелости и мощной груди. Именно такой была сама Кийе – в бедрах раза в полтора шире Нефертити, а уж о груди и говорить нечего, на ней спокойно могла поместиться голова ребенка.
Но фараону, похоже, безразлично, он, видите ли, по-прежнему влюблен в свою подругу детства Нефертити! Это пока безразлично, решила для себя Кийе. Она заставит фараона обратить на себя внимание. У Нефертити уже снова выступает живот, значит, совсем скоро царственный супруг начнет искать общества своих наложниц. Обычное дело: когда царица на сносях, муж развлекается в гареме. Значит, к этому времени Кийе должна быть готова очаровать фараона, другого случая может не представиться или представиться очень нескоро. Но женщина не собиралась всю жизнь проводить в ожидании, она мечтала сама стать Главной царицей!
Кийе попала в гарем Эхнатона в качестве подарка в честь примирения после очередной стычки с хеттами. Сам фараон почти не обратил внимания на новую наложницу, вон их сколько, а Нефертити одна. После той встречи о Кийе попросту забыли. Так и жила бы красотка среди остальных, если бы не ее собственное честолюбие и не появление вдруг ее соотечественницы. Мужчины, кроме евнухов, в гарем не допускались, но женщинам вход не был запрещен, потому Гаилуппу пустили к Кийе спокойно.
Услышав родное наречие, наложница очень обрадовалась, а осознав, что Гаилуппа явилась, чтобы поддержать ее саму, Кийе едва не прослезилась. Жить в гареме скучно, пер-аа бывал среди жен очень редко, для него дорога Главная царица, да и кроме Кийе много красавиц, куда больше похожих на Нефертити. Девушка не надеялась вообще когда-нибудь попасть на ложе фараона.
Гаилуппа появилась вовремя, Кийе очень требовалась поддержка в попытке выбраться из гарема во дворец и стать не наложницей, а женой. Лучше, если Главной. Куда при этом денется Нефертити, Кийе не интересовало, хоть на корм крокодилам. И лучше, если заберет с собой дочерей, а сама Кийе родит сына!
Но чтобы родить сына, нужно заполучить к себе в постель пер-аа, хорошо бы не на одну ночь. Вот в этом и помогла Гаилуппа.
– Ты должна стать опытной любовницей, такой, чтобы пер-аа забыл о своей тощей метелке и знал только тебя!
– Как я могу такой стать, если я живу в гареме?!
– Я научу.
Началась спешная учеба. Гаилуппа показывала Кийе приемы обольщения мужчины на ложе, учила демонстрировать свою грудь так, чтобы ее хотелось стиснуть или вообще укусить…
– Это же будет больно?!
– Ничего, потерпишь. Пусть кусает сосок сколько влезет, это возбудит и тебя саму.
Учеба явно пошла впрок, прошла всего неделя, а Кийе уже чувствовала, что готова соблазнить пер-аа, появись он в гареме.
– Ничего, это произойдет скоро, Главная царица снова тяжела, значит, ждите фараона к себе.
Действительно, довольно скоро фараон снова стал навещать свой гарем. Наложницы привыкли к такому, пер-аа приходит (он старался не звать их к себе, словно не желая осквернять ложе, на котором любил свою Нефертити), только когда Главная царица уже совсем круглая. Благодаря ее плодовитости это происходило регулярно.
Одна из наложниц – Хену прибежала к пруду, возле которого в тени нежились остальные, с хорошим известием:
– Сегодня Единственный будет ужинать у нас!
Все засуетились. Приход пер-аа означал, что кто-то из приглянувшихся станет этой ночью его возлюбленной. Женщины бросились в свои комнаты – приводить внешность в порядок и примерять новые наряды и украшения. Кийе нутром почувствовала, что долгожданный миг настал. Сегодня или никогда!
Она тоже отправилась в свою комнату, правда, не бегом, но быстрым шагом, по пути прикидывая, что нужно срочно сделать, чтобы освежить тело и лицо. В последние дни уж очень жарко, потому мыться приходилось часто – иногда даже не два, а три раза в день, а после этого еще и умащивать тело маслами. Гаилуппы не было в гареме, она отправилась к своей тетке, бывшей замужем за каким-то посланником, но теперь Кийе была готова и сама сделать все, как надо.
Кийе страдала от сухого горячего воздуха Кемет, кроме того, ее полнота добавляла проблем с потом, никакие притирания не спасали от влажных подмышек и капелек на лице. Из-под парика постоянно текло, а брить голову она категорически не желала. Мечтая оказаться в постели фараона, Кийе от его имени мысленно ужасалась бритой голове любовницы. Нет, лучше мыть волосы каждый день, чем брить голову!
В гареме ходили сплетни, что Главная царица бреет, мол, поэтому у нее постоянно на голове большая синяя корона, полностью скрывающая волосы. Правда, было непонятно, почему тогда сама корона столь велика, что под ней можно скрывать, кроме бритой головы? Но мысль об отсутствии волос наложницам так понравилась, что они не задумывались о величине короны, сказано, что лысая, значит, лысая.
Еще и поэтому Кийе старательно ухаживала за своими черными как смоль волосами. Вернее, ухаживали, конечно, рабыни, но хозяйка внимательно следила за каждым их действием. Увидев такую роскошь, фараон обязательно должен сделать ее из наложниц женой!
Шли час за часом, женщины изнемогали под слоем косметики, задыхались от обилия благовоний и клевали носами от безделья, а пер-аа все не шел. Устали все – музыканты, танцовщицы, слуги, извелись наложницы… Кожа нестерпимо чесалась от обилия ароматических масел и косметики, головы под пышными париками вспотели, кое у кого даже потекла краска с глаз. Хотелось одного – отправиться в свои комнаты и попросту смыть все налитое и намазанное на себя.
Небо давным-давно стало черным и заблестело звездами, слышались крики ночных птиц, уже чадили факелы, освещавшие большой зал, где женщины ждали своего повелителя, а тот все не шел. Очень хотелось есть, сама еда остыла и мало привлекала, наложницы тайком таскали кусочки с блюд и отправляли в рот виноградины или инжир с подносов, глотали пиво из чаш. Тут же приходилось чистить рот и жевать траву, чтобы пер-аа не уловил запах, если вдруг пожелает поговорить поближе.
Кийе не чувствовала ни голода, ни усталости, она была невероятно возбуждена и с трудом скрывала свое беспокойство. Если бы спросили, как давно ждет, то не ответила, один миг… или всю жизнь… Наверное, второе. Сегодня, именно сегодня она должна попасть на ложе пер-аа и забеременеть от него!
Сам Эхнатон совсем забыл о намерении посетить гарем. Он занимался делами, выслушивая советников, потом долго стоял на коленях в храме Атона, прося у своего отца сына. Нефертити скоро рожать, неужели опять будет дочь? Пяти царевен вполне достаточно, нужен хотя бы один царевич. Не отдавать же трон мужьям дочерей, братцу Семнехкаре или тому же Тутанхатону, сыну Бакетамон? Нет, у него должен быть собственный наследник!
К с трудом поднявшемуся с колен фараону подошел чади:
– Ваше величество, вы собирались посетить гарем… Женщины ждут.
Эхнатон чуть поморщился, настроение именно сегодня делить с кем-либо ложе пропало, но он вдруг подумал, что, возможно, эта ночь подарит ему наследника, и кивнул:
– Хорошо, пойдем.
Ночь не подарила наследника, но дала ему новую наложницу, совсем не похожую на Нефертити и тем ценную.
Когда пер-аа наконец появился в гареме, большинство женщин уже либо клевали носами, либо откровенно спали после тайком выпитого и съеденного. Одна Кийе оказалась бодрой и собранной. Мало того, она не стала ни падать ниц перед пер-аа, ни вообще как-то кланяться ему. Кийе смело направилась к бредущему шаркающей походкой (тоже сильно устал) фараону, а приблизившись, смело глянула ему в глаза со словами: «Как я тебя ждала!» – и… обняла Эхнатона за талию, что полагалось делать только жене.
В первое мгновение тот обомлел от такой вольности, но грудь женщины, прижатая к его руке, коснувшееся ноги бедро, ее откровенный взгляд подействовали возбуждающе, фараон откликнулся на женский зов. Он тоже обнял наложницу и кивнул чади:
– Пусть остальные отправляются спать, уже поздно.
Таким неожиданным поступком Кийе заполучила фараона к себе на ночь, дальше следовало сделать, чтобы эта ночь не стала последней. Она все продумала до мелочей. Подкупленные служанки разведали, какова Нефертити, и Кийе решила быть совершенно иной. Царица тонкая и хрупкая? Значит, надо обратить внимание пер-аа на свои стати – полную грудь и широкие бедра, не может быть, чтобы за столько лет ему не надоели кости, обтянутые кожей! Царица послушна воле мужа на ложе? Значит, Кийе должна быть тигрицей, которой послушен мужчина, даже если этот мужчина фараон!
Ей все удалось, уставший за день Эхнатон даже слегка опешил от такого напора и поддался воле наложницы. В ее комнате фараон прилег на ложе, все еще не особо желая близости ни с кем, но Кийе все взяла в свои руки. Она не стала ложиться, повинуясь его жесту, наоборот, подошла и остановилась у края. Глаза женщины впились в его глаза. Привыкший, что обычно все опускают свои под его взглядом, Эхнатон был изумлен и загипнотизирован чуть раскосыми очами Кийе. А та спокойно сбросила тончайшее покрывало, которым укуталась, и осталась перед ним нагой.
Нагота ни для кого не удивительна, но прямо перед глазами фараона оказалась крупная грудь с выпирающими сосками. Проследив за направлением взгляда пер-аа, Кийе наклонилась и, слегка качая грудью, поводила соском по его губам. Одновременно наложница оседлала фараона. От неожиданности Эхнатон не воспротивился, да и чему противиться, если приятно? А наложница не теряла времени, она положила его левую руку на вторую грудь, а правую себе на не менее пышные ягодицы. У фараона взыграло ретивое, дальше помогать уже не было нужды.
За ночь Эхнатон успел совершить не один мужской подвиг, такого с ним не бывало давно, с самых первых ночей с Нефертити. Но на сей раз женщина под его руками не была ни послушной, ни робкой, она сама управляла, сама понуждала его к соитию, сама ласкала так, как никто и никогда!
С рассветом Кийе сделала вид, что спит, но из-под руки сквозь полусомкнутые ресницы наблюдала за фараоном. Она схитрила, поняв, что пер-аа собирается вставать, словно во сне забормотала и повернулась так, чтобы крупный зад выпятился в его сторону, и даже приглашающее чуть раздвинула ноги. Все было рассчитано верно, вид сонной и такой аппетитной наложницы снова возбудил фараона, и тот задержался, приникнув к ее телу сзади. Кийе стонала так, словно это было самое большое блаженство в ее жизни!
Сделав свое дело и основательно потискав женщину, Эхнатон все же поднялся с ложа, а Кийе осталась лежать, вольно раскинувшись. Пусть видит, что есть прелести и получше его тощей Нефертити! Тот некоторое время постоял, разглядывая наложницу. Видно, пышные стати красотки понравились и при свете дня тоже, довольно хмыкнул и вышел из комнаты.
Кийе с трудом сдержалась, чтобы не крикнуть от радости! Она ничуть не сомневалась, что если не этой же ночью, то в ближайшие снова увидит фараона у себя.
Так и произошло, Эхнатону понравилась пышнотелая красавица, не дававшая ему покоя ни минуты. Пер-аа зачастил в гарем. Он заставал красотку в постели, горячую и готовую к страстным объятиям на всю ночь. Никто не знал, что Кийе применяет возбуждающие запахи, чему ее научила Гаилуппа, а в пиво, которое всегда у постели для освежения, тоже добавлен порошок, способствующий возбуждению. По утрам фараон с трудом поднимался с постели, весь день он хотел спать и мечтал снова оказаться в объятиях наложницы. Кийе прочно заняла место на его ложе, вернее, заполучила на свое. Теперь нужно было сделать следующий шаг – самой попасть на ложе фараона, чтобы потом стать женой, а не наложницей.
Конечно, о походах пер-аа в гарем к наложнице по имени Кийе доложили Нефертити, но что та могла поделать, большой живот мешал не только заниматься с мужем любовью, но и вообще двигаться!
Эхнатон не просто отрицает других богов, он запрещает даже думать о молении богине Хатхор, помогающей роженицам. А у Неф все мрачнее на душе. Каждые следующие роды проходят тяжелее предыдущих, все сильнее обвисает живот… Царица перестала носить прозрачные платья, старается укутать свой живот в складки тонкой ткани. Женщину, родившую пятерых детей, почитают, но если все пять – дочери, то даже царице смотрят вслед с сочувствием.
Нефертити плачет ночами, она устала носить детей в животе, устала рожать год за годом, устала ходить после этого с перетянутой грудью, чтобы та не наполнялась молоком, от всего устала. Царица радуется каждому мигу, проведенному с девочками, но с болью замечает, что Эхнатон радуется вместе с ней все реже. Нет, пер-аа очень любит девочек, но старших куда больше, чем самых маленьких, это заметно.
Может, потому, что их мать уже не способна блистать своей точеной фигуркой, как было раньше? Пер-аа все реже берет девочек с собой на разные праздники, оставляя дома с матерью. И все чаще ходит в гарем…
Нефертити не может на это жаловаться, у нее то и дело живот. Но как же обидно! Наверное, она виновата перед Атоном, потому Всемогущий не дает ей сына. У царицы болит сердце, она плачет ночами на ложе в одиночестве, но днем старается не подавать вида, как ей плохо и тоскливо. Нефертити все еще очень красива, хотя все прекрасно видят, как она похудела, и понимают, что через несколько лет от былой красоты останется одно воспоминание. Больше всего ее беспокоят постоянные болезни царевны Макетатон, отсутствие сыновей и то, что пер-аа постепенно охладевает к своей постоянно беременной Прекрасной…
И все же когда пер-аа появляется, Неф по-прежнему встречает его улыбкой, лаской, никогда не упрекает за невнимание. Но фараон появляется в ее спальне все реже…
Может, на сей раз будет сын? Для себя Нефертити решила, что если снова дочь, то это будут последние роды, иначе можно и самой погибнуть, оставив девочек сиротами.
Она не стала узнавать, кого предрекает лекарь Пенту, но по тому, как тот старательно прятал взгляд, поняла, что снова девочка. Что ж, значит, ей не судьба быть царицей-матерью, как Тийе. И вообще правительницей не судьба. Ее место – Храм проводов Атона и детские спальни. Но девочки совсем скоро вырастут и выйдут замуж, что тогда? Тогда останется только Храм. Не способную родить сына супругу пер-аа вряд ли оставит рядом.
Но Нефертити настолько устала от всего, что ей уже было все равно. Скорее бы родить и заняться своими девочками. Не всем быть царицами вроде Тийе, тем более как Хатшепсут.
Шестую дочь Нефертити рожала тяжело, и надежды на то, что еще будут дети, лекари не давали… Кажется, на сей раз Эхнатон не слишком переживал, что не родился наследник, у него была новая забава – Кийе.