Солдат выхватил пистолет и заорал, что сейчас убьет обоих. Ко Бо Бо стоял, словно не слыша. У парня был шок. Солдат вскинул пистолет и прицелился. Тогда Тхар Тхар что-то прошептал Ко Бо Бо на ухо. Парень очнулся. Тхар Тхар забрал у него ребенка и отдал молодой крестьянке.
После того похода они стали неразлучны. Наверное, Тхар Тхар видел в парне младшего брата, а может, просто нуждался в ком-то, кого мог взять под защиту. Как бы там ни было, они всегда держались рядом. Вместе стирали белье на реке, вместе готовили еду, чистили винтовки. Вместе выносили из «дома смерти» и хоронили трупы. Они как-то ухитрялись оставаться в одной группе. Даже спали рядом, и я часто засыпал под их шепот. Тхар Тхар, которого мы прозвали Молчуном, вновь стал разговорчивым, дурное настроение и агрессивность исчезли. Он простил носильщикам то наказание. Между ним и Ко Бо Бо установились отношения, которым не было места в мире, где мы жили. Не знаю, как им это удавалось. Когда мы погружались в тупое молчание, они оживленно беседовали. За все время, что я пробыл в лагере, только они и улыбались. Естественно, когда поблизости не было солдат. Они помогали друг другу, заботились друг о друге в мире, где через пару недель, если тебя не убили, ты начинаешь думать только о себе. Я им завидовал. Их связывала некая тайна, помогавшая жить. Увы, я не знаю, что это за тайна. К тому времени мы с Тхаром Тхаром стали почти чужими.
Их словно какая-то сила оберегала. Прошло полгода, а Ко Бо Бо был жив. Многие из нас считали это судьбой, – наверное, звезды благоволили им.
Так мы прожили год, а потом и второй. Среди носильщиков мы считались долгожителями. Можно называть это удачей, инстинктом, интуицией, помогавшей нам правильно действовать в опасных ситуациях. Или же такова была наша карма, позволявшая выживать в этом аду. Только не знаю, хорошая или плохая.
Многие из нас удивлялись: что же такого мы совершили в прошлой жизни, если заслужили эти мучения? Наверное, когда-то сами были солдатами и убивали людей. Или преступниками, пьяницами, жестокими людьми.
Тхар Тхар и Ко Бо Бо не вступали в подобные разговоры. Может, они следовали учению Будды, хотя не говорили об этом. Я не видел, чтобы они медитировали или оставляли приношения на маленьком алтаре, который мы устроили в хижине.
День, когда звезды перестали нам благоволить, начался с добавочной порции риса. Это был дурной знак. Если кормят сверх пайка, жди опасный поход. В хижину зашел полковник и выбрал дюжину носильщиков. Среди первых были мы с Тхаром Тхаром. Ко Бо Бо вызвался добровольно.
Мы сопровождали десяток солдат, посланных проверить слух про мост, который якобы построили повстанцы. За последние месяцы они вновь отвоевали у правительственных войск и поставили под свой контроль большие территории. Повстанцы осмелели и уже несколько раз перерезали наши линии снабжения. Командир предполагал, что они попытаются штурмовать лагерь. Среди солдат нарастало беспокойство, поговаривали даже о том, чтобы бросить лагерь и перебазироваться в другое место. Носильщики надеялись, что слухи подтвердятся. В душе мы желали повстанцам захватить лагерь. Тогда у нас появится возможность выбраться из этого ада. Конечно, если уцелеем.
Тхар Тхар и Ко Бо Бо, как обычно, вызвались идти первыми. Я шел в десяти ярдах позади и считал это хорошим знаком. Сколько раз ходили в таком порядке и всегда возвращались живыми. Лес миновали без происшествий. За деревьями блеснула река, неширокая и мелкая в сухое время года, в дождливый сезон она превращалась в бурный поток.
Слухи подтвердились: мост действительно был.
Солдаты приказали Ко Бо Бо проверить, не заминирован ли он снизу. Если нет, тогда мы спокойно переправимся на другой берег. Ко Бо Бо лучше всех лазал, он спустился и пошел по берегу, прыгая по мокрым камням и кускам дерева. Надо сказать, он не особо осторожничал. Ко Бо Бо уже почти зашел под мост, как вдруг выпрямился, взмахнул руками, покачнулся, потерял равновесие и упал.
Я думал, он просто поскользнулся, за шумом реки не услышал выстрела.
Ко Бо Бо покатился вниз по крутому склону. Солдаты и носильщики попрятались за деревьями. Тхар Тхар закричал и спрыгнул вниз. Ударившись о валун, он перекувырнулся и, словно мячик, запрыгал по камням и стволам мертвых деревьев, которыми был усеян берег. Он встал, снова упал, но ухитрился опять подняться.
Ко Бо Бо катился к реке. Удивительно, но второго выстрела не было, словно обе стороны наблюдали за трагедией, развернувшейся у них на глазах. Прежде чем Тхар Тхар успел схватить друга, тот скатился в воду, и его потащило течение. Тхар Тхар нырнул следом и тоже скрылся в потоке.
Голова Ко Бо Бо на несколько секунд показалась среди белой пены, следом высунулась голова Тхара Тхара. Обоих несло на скалы, выступавшие из воды. Я увидел руку Тхара Тхара, которая снова ушла под воду. Мне стало страшно. Такого ужаса я не испытывал со времени первых походов. Я приклеился глазами к реке, к ее волнам и водоворотам. Ниже по течению, ярдах в пятнадцати или двадцати, из воды торчал древесный ствол, он был их последней надеждой. Дальше начиналось бурлящее белое море, где под водой скрывались острые скалы. Секунда шла за секундой, и уже шевелилась мысль, что я больше не увижу ни Тхара Тхара, ни Ко Бо Бо.
Ко мне, шурша высокой травой, подполз полковник. Он тоже настороженно вглядывался в воду.
Потом я увидел руку, уцепившуюся за мокрую ветку. Появилась голова Тхара Тхара, потом – Ко Бо Бо. Затем они снова скрылись под водой и снова появились. Так повторялось несколько раз.
Полковник приказал мне бежать им на помощь. Я кое-как преодолел оцепенение и начал спускаться по склону, не сводя глаз с Тхара Тхара. Он двигался к берегу. Но где же Ко Бо Бо? Вскоре Тхар Тхар добрел до места, где смог встать. У него на руках я увидел обмякшее тело Ко Бо Бо. Вытащив друга на берег, Тхар Тхар рухнул рядом. Идти дальше у него не было сил.
Второй выстрел предназначался полковнику. Дальнейшее помню плохо. Я сразу стал искать укрытие. Идти к Тхару Тхару и Ко Бо Бо было опасно, а потому я прополз вперед и спрятался за большим валуном. Надо мной шел бой. Потом рядом разорвалась граната, и я потерял сознание.
Очнувшись, увидел двух повстанцев, сидевших передо мной на корточках. У меня отчаянно звенело в ушах, голова раскалывалась от боли. Они что-то говорили, но я едва понимал. Они помогли мне встать. Мои руки и лоб были в ссадинах, голова не только болела, но еще и сильно кружилась. Повстанцы обвели меня вокруг моста и завернули к лесу. Вокруг валялись тела убитых солдат и носильщиков. Похоже, в живых остался я один. От этой мысли я снова потерял сознание.
Так я попал в лагерь повстанцев. Там мне смазали и перевязали раны, досыта накормили рисом. Воды у них тоже было вдоволь. Меня расспрашивали о лагере правительственных войск, о численности солдат и о том, насколько хорошо они вооружены. Потом задали несколько вопросов о внутреннем устройстве лагеря. После отвели в хижину и больше не тревожили. Через две недели я окреп и должен был принять решение: или я остаюсь и сражаюсь на стороне повстанцев, или они переправляют меня в ближайший город.
Маунг Тун закурил сигарету и смерил меня взглядом. Официант принес дынных семечек и термос со свежезаваренным китайским чаем.
Я ждала, что брат задаст ему последний, самый важный вопрос, однако У Ба молчал.
Мысли путались. Рассказ Маунга Туна поражал чудовищными подробностями. Но в то же время мне было досадно и даже страшно. Вдруг Маунг Тун ничего не знает о смерти Тхара Тхара?
– Вы можете рассказать, где и как погиб Тхар Тхар? – наконец спросила я.
У Ба посмотрел на меня, затем наклонился над столом и перевел вопрос.
– Как погиб Тхар Тхар? – переспросил Маунг Тун, будто сомневаясь, что правильно понял вопрос.
Я кивнула.
Он покачал головой и что-то сказал.
У моего брата округлились глаза.
– Он не погиб. Тхар Тхар жив.
Часть третья
Глава 1
У Ба спал. Голова брата клонилась к моей шее, рот приоткрылся, и каждый выдох сопровождался негромким присвистом. Я в очередной раз вытерла вспотевшее лицо полотенцем. Потом осторожно потрогала лоб брата, он был горячим. Прежде чем уснуть, У Ба опять сильно кашлял, и меня это насторожило. В Тхази он наотрез отказался идти к врачу, утверждая, будто всему виной сезонная аллергия, которая скоро пройдет. Такое с ним случается каждый год, так что мне не о чем беспокоиться. Я не поверила ни единому слову.
Мы ехали поездом в Мандалай. Вагон качался и грохотал, потому ни о каком чтении не могло быть и речи. В поезде было жарче, чем снаружи, открытые окна почти не спасали. К запахам еды и пота примешивался резкий аромат дезодоранта, которым то и дело брызгался китаец, сидевший впереди нас.
Уж не знаю как, но У Ба раздобыл билеты в вагон первого класса. Мы сидели в просторных креслах с откидными столиками и мягкими спинками, однако удобными я бы их не назвала. Моя спина чувствовала каждую пружину, но я не жаловалась. В задних вагонах люди спали на жестких скамьях, среди корзин и ящиков с овощами, фруктами и курами. Кому не хватало места, ложились на пол. Да и по сравнению с грузовиком, на котором мы добирались до Тхази, это был вагон люкс.
В проходе без конца сновали торговцы с корзинками и ведрами, громко расхваливая свой товар. Нам предлагали вареные яйца, арахис, рисовые колобки, бананы, манго, бетель. В пластиковых мешочках подрагивала непонятная жидкость коричневого цвета. Торговали маленькими сигарами, скрученными вручную, и сигаретами. Один делец сунул мне под нос миску, где в маслянистом соусе плавали тощие куриные ножки, густо облепленные мухами. Я поморщилась и замотала головой.
Вдали неторопливо садилось солнце. Мы проезжали какой-то городок, и поезд сбавил скорость. Вдоль соседнего пути двое парней вели водяного буйвола. За ними шла женщина, водрузив на голову несколько глиняных кувшинов, один на другой. Невдалеке от путей горел огонь в уличных очагах. В небольшом пруду плескались голые ребятишки.
Я вспоминала рассказ Маунга Туна. Тхар Тхар не погиб. Он жив.
Тогда, в чайном домике, до меня не сразу дошел смысл простых слов. Почему-то мы с братом не допускали такой возможности. Нам казалось, мы идем по следам мертвого человека. Ну Ну считала, что ее сын погиб, в том же были уверены Кхин Кхин и Ко Гуи.
Маунг Тун расспрашивал повстанцев про Тхара Тхара. Те рассказали, что видели, как рослый человек встал, взял на руки безжизненное тело товарища и пошел вниз по течению. Они не пытались его задержать.
Годы спустя Маунг Тун услышал от водителей грузовиков о странном монахе. Он жил с несколькими детьми и множеством кур в старом монастыре в окрестностях Хсипо. Все водители называли его удивительным человеком. У этого монаха под подбородком красовалось большое родимое пятно, на правой руке недоставало пальца, а повыше локтя темнел шрам. Должно быть, раньше монах был храбрым солдатом, а увечья получил в бою.
Потом то же самое рассказали двое водителей автобусов. Маунг Тун решил, что все они говорят о Тхаре Тхаре, У Ба тоже так считал. Я сомневалась.
Дальнейший наш путь лежал в Мандалай. Там мы собирались переночевать, а утром отправиться в Хсипо.
Поезд резко остановился. Толчок разбудил брата, он огляделся, вспомнил, где находится. Ему хотелось пить. Я подала У Ба свою бутылочку с водой. Он пил маленькими глотками и о чем-то спрашивал пассажира, сидевшего по другую сторону прохода.
– Через два часа будем в Мандалае, – сообщил мне У Ба. – Есть хочешь? – (Я кивнула.) – Я тоже. Может, подкрепимся?
– В этом поезде?
– У них есть вагон-ресторан.
Я покосилась на замызганную обивку кресел и липкий пол:
– Не думаю, что это хорошая затея.
– Съедим по небольшой порции вареного риса и выпьем кофе. То и другое готовится на кипяченой воде. Не волнуйся.
У Ба встал. Я неохотно последовала за ним.
Поезд снова тронулся. Вагон качало, и я дважды натыкалась на кресла.
Ресторан был заполнен почти до отказа. Оставалось ровно два свободных места, словно их зарезервировали для нас. У Ба прошел к ним и сел, я остановилась в проходе. За соседним столиком обедали солдаты. Зеленая форма, сверкающие черные сапоги и красные от бетельного сока зубы…
У Ба выразительно поглядел на меня, приглашая садиться. Я медлила. Мое замешательство не осталось незамеченным, пассажиры умолкали и с любопытством пялились в мою сторону.
Уходить было поздно, да и не хотелось оставлять брата одного. Я села на последний свободный стул.
– Они нам не помешают, – шепотом успокоил меня У Ба. – Даже не поймут, о чем мы говорим.
Солдаты с интересом смотрели на нас. У Ба им улыбнулся, они ответили тем же. Я отвернулась к окну.
Когда подошел официант, У Ба заказал две порции риса с курицей и овощами и две чашки кофе. За открытой дверью кухни сновали повара в грязных, потных футболках, стоял примитивный очаг, а также подобие корыта, в котором один из кашеваров помешивал длинной ложкой.
– Можно вопрос?
– Спрашивай, о чем хочешь, – великодушно позволил У Ба и подмигнул.
– Почему бирманцы всегда смеются, даже когда им совсем не до смеха?
Брат склонил голову набок и посмотрел на меня так, словно давно ждал этого вопроса.
– У нашего смеха много значений. Мы смеемся не только когда весело, но и когда нам не по себе, когда сердиты или испуганы.
– Смех – это маска?
– Можно сказать и так. Если ты внимательнее присмотришься, сама поймешь, что скрывается за той или иной улыбкой.
Официант принес два стакана горячей воды и пакетики растворимого кофе. Вскоре подал и рис. Кушанье оказалось аппетитнее, чем я ожидала. У Ба хлебнул горячего кофе, обжег рот и засмеялся над собой.
– Разве позволительно человеку моего возраста так жадничать?
Мне понравился рис, умело приправленный кориандром и другими травами. Еда была вкусной, на чем бы ее ни готовили.
– Как думаешь, мы найдем Тхара Тхара? – спросила я, вслед за У Ба обжегшись кофе.
Он кивнул.
– А вдруг этот монах без пальца – не он?
– Возможно.
– За это время Тхар Тхар мог умереть. Водители грузовиков рассказывали о нем давно. Прошло несколько лет.
– Всякое может быть.
– Но ты и сейчас думаешь, что мы его найдем? – (У Ба уверенно кивнул.) – Почему?
– Интуиция.
– Она способна запутать.
Брат покачал головой:
– Надо всегда доверять своему чутью.
Я рассмеялась:
– Не знаю насчет твоего, а своему я не верю. Оно ненадежно и уже многократно меня подводило.
– Быть такого не может. Интуиция – это память о нашем опыте. Надежная память. Нужно лишь внимательно слушать ее голос. – Он улыбнулся и добавил: – Интуиция не всегда говорит напрямую. Бывает, она твердит совсем не то, что нам хотелось бы услышать. Но от этого не становится менее правдивой.
Я молча ела, думая над его словами.
У Ба давно умял свою порцию и заказал еще кофе. Вид у него был усталый и даже изможденный. За эти дни он заметно осунулся.
Вначале я подумала, что брат поперхнулся кофе. Я встала и слегка похлопала его между лопаток, но У Ба отмахнулся, прося отойти. У него снова начался приступ кашля, он покраснел, вцепился пальцами в край стола. Даже солдаты отвлеклись от еды и с беспокойством глядели на него. Испугавшись, я схватила У Ба за руку и принялась растирать ему спину. Наконец кашель прошел. Казалось, он отнял у брата последние силы.
– Как только приедем в Мандалай, я сразу же поведу тебя в больницу, – властным тоном младшей сестры объявила я.
Он снова попытался успокоить меня знакомыми отговорками.
– У Ба, хватит играть в прятки со своим здоровьем, – раздраженно бросила я. – Я же вижу, тебе с каждым днем становится хуже. Никакая это не аллергия.
– Говорю тебе – аллергия, – вяло возразил он.
– На что?
– Не знаю.
– Тебя должен осмотреть врач.
– Допустим, он найдет болезнь, что дальше?
– Тебя будут лечить.
– Я же говорил: не будут. Зачем тогда нужен осмотр и диагноз?
– Если мандалайские врачи не в состоянии тебя вылечить, мы ближайшим рейсом вылетим в Бангкок, – с прежней властностью продолжала я. – Там есть прекрасные современные клиники.
– Джулия, дорогая, – улыбнулся брат, – у меня нет паспорта.
– Мы его быстро оформим, – не поддавалась я.
– Ты очень добра ко мне. Но для этого нам придется поехать в Рангун, подать заявление. Пока его рассмотрят, пройдет много времени. Месяцы, если не годы. И потом, я не уверен, что мне вообще выдадут паспорт.
– Месяцы на оформление? Не верю. Наверняка существуют способы ускорить это.
– Возможно, но не для таких, как я.
– Что это значит?
– У меня нет ни родственников, ни друзей среди военных.
– Ничего, мы найдем решение. Прежде всего тебя нужно показать врачу.
– Не знаю, стоит ли…
– У Ба! В Мандалае мы возьмем такси и поедем в лучшую больницу, какая у них есть. Пока ты этого не сделаешь, ни о каком отеле и поездах до Хсипо не может быть и речи.
– Но ведь мы должны…
– Я не шучу. Если откажешься, я встану на вокзале и с места не двинусь.
Моя решимость его впечатлила. У Ба вздохнул и повернулся к окну. Стемнело. Поезд приближался к Мандалаю. Огней вокруг становилось все больше, улицы, мимо которых мы ехали, делались все оживленнее.
– Почему у тебя нет паспорта? – спросила я.