Один раз, второй.
Я ласкала его. Его рот, губы. Целовала щеки и нос, словно эти поцелуи могли унести мои собственные печали.
– Мать и сейчас с тобой говорит? – шепотом спросил Тхар Тхар.
– Нет.
– Это она велит меня целовать?
– Нет. Нет. Нет.
Иногда нас соединяет радость, и в своем счастье мы на несколько драгоценных секунд становимся единым целым, потому что никто не в состоянии в одиночку выдержать колоссальную созидательную силу момента.
А иногда нас соединяет горе. Мы сливаемся в боли и тоже на несколько драгоценных секунд становимся единым целым, потому что никто не в состоянии в одиночку выдержать колоссальную разрушительную силу момента.
Мы с Тхаром Тхаром забрались в сарай. Я лежала в его объятиях, чувствовала мужской запах, незнакомый, но не отталкивающий. Мое тело все еще дрожало. Его – тоже.
Два лихорадочно бьющихся сердца, которым никак не успокоиться.
Невзирая на холодную ночь, стало жарко, от пота намокли волосы. Тхар Тхар осторожно отвел их с лица.
Он улыбался, нежно и мягко.
– Когда ты в последний раз слышала голос моей матери? – тихо спросил Тхар Тхар.
– Кажется, в Кало. Если она заговорит снова, ты ей что-нибудь скажешь?
Тхар Тхар задумался.
– Нет, – наконец ответил он. – Ничего.
– Совсем ничего?
– Да.
– И у тебя нет вопросов к матери?
– Уже нет.
– После всего, что с тобой происходило?
– Нет.
– А почему?
– То время прошло.
– Ты ненавидишь свою мать?
– Нет.
Я подумала немного, потом поцеловала Тхара Тхара в нос.
– И ты даже не хочешь узнать, почему она…
– Уже не хочу. Спроси ты меня в лагере, ответ был бы другим. – Он лег на бок, подперев лицо локтем. – Тогда я весь превратился в ненависть, был невероятно зол. Мое сердце переполняла горечь. Если бы ты лизнула мое сердце, отравилась бы. Мы все были узниками лагеря. Не только носильщики. Солдаты и офицеры – тоже. Все, кроме одного. – Тхар Тхар внимательно смотрел на меня, словно хотел убедиться, понимаю ли я его.
– Кроме кого?
– Мы были пленниками собственной ненависти, – продолжал он, не отвечая на вопрос. – Узниками отчаяния, ожесточенности, горечи и тревог. Даже если бы нас отпустили по домам, мы бы остались в плену у лагеря. Всякий, кто там побывал, до конца жизни несет лагерь в себе. Всякий, кто стал жертвой насилия, несет в себе насилие. Всякий, кого предавали, несет в себе предательство. Как часто я мысленно ссорился с матерью! Проклинал ее. Спрашивал, почему она оставила Ко Гуи, а не меня. Чем я перед ней провинился, если с самого детства она была со мной холодна? Я жаждал ответов на риторические вопросы. Жизнь потеряла ценность и смысл. Я ходил в джунгли, надеясь подорваться на мине, желал, чтобы меня разорвало на тысячу кусков. Зачем прозябать в темнице, полной гнева и горечи? Это холодное, темное и ужасно одинокое место. Смерть казалась единственным выходом. Я так думал, пока мне не показали свет. Мне часто снился сон. Я видел мать и брата. Они стояли рядом со мной, я даже чувствовал их дыхание. И вдруг – поворачивались и молча уходили, взявшись за руки. Я пытался бежать следом, но не мог шевельнуться. Хотел крикнуть, чтобы подождали меня, но не мог произнести ни звука. Они шли по дороге, все удаляясь. Потом я замечал, что весь изранен и, наверное, скоро умру. Становилось страшно. И в этом месте ко мне всегда подходил солдат и бил прикладом винтовки по лицу. Я просыпался и снова задавал себе одни и те же вопросы. Чем я заслужил такой ад? Почему оказался отверженным?
Тхар Тхар перевернулся на спину. Заложив руки за голову, он смотрел вверх. Я глядела на него, осторожно водя пальцем по его губам.
– И время не приглушило остроту страданий?
– Их приглушило не время.
– Тогда что? – (Тхар Тхар молчал.) – Но теперь ты не пленник лагеря?
– Нет. Разве я похож на пленника?
– Ни капельки. Как ты освободился?
– Сдался любви.
– Просто взял и сдался? – недоверчиво спросила я.
– Нет, не просто.
– Решение целиком зависело от тебя?
– Вовсе нет, – задумчиво ответил Тхар Тхар. Он повернулся ко мне. Впервые за эти дни у него сверкали глаза. Я обвила ногу вокруг его бедер и прижала его к себе. – Ты права, все зависело от меня. Скажем так: ко мне пришла любовь. Я не заметил, как это случилось. Она стояла у двери, прося разрешения войти. Она проделала долгий путь, и я не посмел ей отказать. Знал: если не впущу, вторично уже не придет.
– А как любовь связана с пленением в лагере?
– Чтобы простить, мы должны любить и быть любимы. Освободятся только те, кто прощает. Каждый, кто достигает прощения, вырывается из плена.
Глава 7
Он коснулся моих самых чувствительных мест. Проник в меня, и не только телесно.
Часть его останется во мне.
Проснувшись утром, я увидела рядом с собой чашку теплого чая и большой букет красных гибискусов с веткой жасмина, распространявшей удивительный аромат. Спальный мешок У Ба был пуст. Кажется, я заспалась.
Подстилки детей тоже свернуты, все уже работали в поле. На крыльце, попивая чай, сидели Тхар Тхар и У Ба. У меня снова заколотилось сердце.
Тхар Тхар приветствовал меня робким, нежным взглядом. Он сразу же поднялся. Некоторое время мы стояли молча, смущаясь, как два подростка.
– Спасибо за цветы, – прошептала я. – Ты очень заботлив.
Его лицо расплылось в улыбке. Как я завидовала его глазам.
– Доброе утро, Джулия, – поздоровался брат. – Ты хорошо провела ночь?
Последняя фраза прозвучала двусмысленно. Я пыталась по лицу У Ба понять, что ему известно. Но нет, он ничего не знал, просто интересовался, хорошо ли я спала.
– Великолепно, – сказала я, украдкой улыбнувшись Тхару Тхару. – На редкость замечательно.
Тхар Тхар переминался с ноги на ногу.
– А почему Моэ Моэ меня не разбудила?
– Мы попросили тебя не тревожить, – ответил У Ба. – Иногда человеку нужно подольше поспать.
– Я схожу за чашкой и принесу поесть, – сказал Тхар Тхар, ретируясь внутрь.
Я села рядом с У Ба. Он смотрел на меня по-особому пристально, такой же взгляд был у него в день нашей первой встречи десять лет назад.
– У меня заспанный вид? – попыталась пошутить я.
– Ты выглядишь… – У Ба склонил голову набок, подыскивая нужные слова. – Сегодня ты выглядишь по-другому.
– И как же?
– Очаровательной. Очарованной. Красивее, чем обычно.
– Спасибо за комплимент, дорогой братец, – засмеялась я, положив руку ему на колено.
Хотелось его обнять. Давно мне не было так радостно.
– Я просто хорошо выспалась, эти места благотворно действуют. Вот и все волшебство.
Тхар Тхар принес рис, овощи и пару вареных яиц. Я была настолько взбудоражена, что едва смогла есть. Мы все молчали. Во дворе кудахтали куры, в тени лестницы разлегся пес. Воздух был приятно теплым и пах свежими цветами.
Тхар Тхар теребил рясу, тяжело дышал. Видимо, хочет мне что-то сказать, но не решается. Думаю, он стеснялся У Ба. Словно почувствовав это, брат ушел внутрь.
Я нежно посмотрела на Тхара Тхара:
– Какая у нас сегодня работа? Уборка? Стирка? Кулинария?
– Ты не откажешься со мной прогуляться? К уроку английского мы вернемся.
– С удовольствием. И куда пойдем?
– Хочу кое-что тебе показать.
Мы шли по тропе между буровато-коричневых полей, уже свободных от урожая, мимо пальм, банановых деревьев и порослей бамбука. Спустившись в узкую долину, пересекли ручей, за которым лежал лесистый холм. Над головами синело небо без единого облачка. Мы почти не разговаривали, лишь обменивались взглядами, и с каждым шагом молчание становилось все приятнее.
Я мысленно возвращалась к минувшей ночи. Как относиться к случившемуся, не знала, но то, что происходило между нами, и близко не напоминало мои эфемерные нью-йоркские романы. Кажется, я начинала понимать. Тхар Тхар открыл мне дверь, взял меня за руку и показал тайники, где прячется радость, научил не бояться своих желаний.
Моя близость с ним не нуждалась в словах, – казалось, что я очень давно знаю этого человека. Как и откуда – объяснить не могла. Тхар Тхар был первым мужчиной, в котором я почувствовала родственную душу.
Мне хотелось взять его за руку, хотелось целовать и ласкать, но я не решалась.
Невдалеке от вершины холма стояла ступа. Я давно ее заприметила, глядя с монастырского двора. Тогда мне казалось, что до нее топать и топать. Ступу окружала поляна с несколькими маленькими храмами и алтарями. С нее открывался потрясающий вид на долину. На алтарях и у входа в храмы верующие оставляли приношения: рис, цветы и фрукты. Их стараниями здесь собрались десятки фигурок Будд, расставленных и разложенных повсюду.
Верхушка ступы была позолочена. Негромко позвякивали привязанные к ней колокольчики. Одна ее часть, обращенная к долине, была оштукатурена и покрашена в белый цвет. С других сторон ступа выглядела совсем обветшалой. По каменной кладке змеилась большая трещина, поросшая травой и кустарниками. В некоторых местах они полностью закрывали камень. Только сейчас я заметила опасный крен ступы. При таком угле наклона она давно должна была обрушиться.
Наверное, в этом месте законы гравитации не действовали.
– Ступа того и гляди обвалится, – заметила я, недоверчиво поглядывая на нее.
– Все так думают, – ответил Тхар Тхар. – Легенда говорит, что за сотни лет землетрясения часто разрушали эту ступу, но ее всегда отстраивали заново. В последний раз здесь трясло несколько десятков лет назад. Ступа устояла, однако сильно накренилась. Люди думали: вот-вот упадет, – а она уже который год стоит. Должно быть, ее оберегает некая сила. Потому вокруг и появились алтари. Люди приходят сюда и оставляют приношения, надеясь, что дух этого места убережет и их.
Он достал из мешка термос, налил в крышку горячей воды, после чего снова порылся в мешке и извлек пакет с растворимым кофе и пачку крекеров. Взяв печенье, Тхар Тхар положил его на ближайший алтарь. Дальнейшее было похоже на молитву. Тхар Тхар прижал ладони к груди, закрыл глаза и поклонился.
– О чем ты молишься? – полюбопытствовала я.
– Я не молился. Мы немного поговорили.
– Кто «мы»?
– Дух ступы и я.
– О чем?
– О хрупкости счастья. О том, что его невозможно сохранить. А еще мы говорили о крекерах. Дух любит крекеры.
– Где ты их взял?
– Утром побывал в Хсипо.
Судя по тону, путешествие в Хсипо Тхару Тхару не понравилось.
Мы сели в тени ступы. Мягко шелестела листва, ничто, кроме нее, не нарушало тишину.
– Расскажи о себе, – попросил Тхар Тхар.
– Снова? Неужели тебя интересуют сражения с нарушителями авторских прав?
Он пропустил мимо ушей мою самоиронию.
– Что для тебя по-настоящему важно? – улыбаясь, сказал он.
Я отхлебнула кофе, задумалась. Посмотрела на долину и начала рассказывать о молодой женщине, однажды пустившейся на поиски. О женщине, думавшей, что она сошла с ума, хотя никто в ее семье безумием не страдал. По крайней мере, такой формой безумия.
Я говорила о женщине, забывшей, насколько хрупка и драгоценна любовь, о том, как много доверия и света она требует и как темно становится в мире, когда обман расправляет крылья.
Эта женщина забыла, что любви, помимо доверия и света, нужно много внимания. Только недавно она заново открыла законы любви. Не в одиночку, а с помощью того, кому она очень благодарна.
Тхар Тхар внимательно слушал. Иногда мне хотелось, чтобы он обнял меня или хотя бы взял за руку, но он сидел не двигаясь.
Может, я напрасно все это наговорила? От неопределенности у меня снова забилось сердце.
Я встала, погладила его по голове:
– Тхар Тхар…
От его взгляда меня прошибла дрожь.
– Я…
Тхар Тхар встал, приложил палец к моим губам и потом поцеловал, как ни один мужчина до него. Неужели я должна была тридцать восемь лет ждать поцелуя, от которого земля уходит из-под ног?
– Расскажи мне о настройщике сердца.
– Это было давно, – ответил Тхар Тхар, усаживаясь снова. – Почему ты спрашиваешь?
– Я хочу больше знать о тебе.
– Еще больше? Тебе и так очень многое известно. Больше, чем мне.
– Но я не знаю самого важного: в чем твой секрет? – Я села перед ним на корточки.
– Почему ты думаешь, что у меня есть секрет?
– Отчего твоя душа перестала метаться? – вместо ответа спросила я.
– Она металась. Весьма долго.
– Я знаю. Но сейчас не скажешь, что у тебя мятущаяся душа. Почему ты не хочешь рассказать? Кто научил тебя прощать? Отец Анджело? – (Он молча покачал головой.) – Ко Бо Бо?
Тхар Тхар опустил глаза и едва заметно кивнул.
Может, они с Ко Бо Бо были любовниками? Маунг Тун говорил о какой-то тайне между ними. Если так, это неожиданный поворот сюжета. Меня кольнула ревность. Глупая ревность к давним событиям.
– Что Маунг Тун рассказывал о нем? – спросил Тхар Тхар.
– Мало. Говорил, что Ко Бо Бо был самым младшим носильщиком. Невысокого роста, щуплый, но очень смелый. Еще сказал, что вы с Ко Бо Бо были закадычными друзьями.
Последнюю фразу я произнесла с нарочитой непринужденностью.
– И это все? – удивился Тхар Тхар, сглатывая.
– В общем-то, да.
– А что именно он рассказывал о нас?
– Считал, что Ко Бо Бо был тебе вроде младшего брата.
– И все?
– Да.
Тхар Тхар кивнул, будто иного и не ждал.
– У Ко Бо Бо был секрет. – (Я прикусила язык, ожидая продолжения.) – Когда они приехали, я был в лагере. Мы как раз вынесли из «дома смерти» три трупа, быстро закопали и возвращались к себе. Тогда я впервые увидел Ко Бо Бо. Все новенькие вылезли из грузовика и стояли, беспокойно озираясь по сторонам, только Ко Бо Бо сидел, забившись в дальний угол кузова, и не хотел спускаться. Кто-то из солдат вскочил в кузов и пинком заставил его встать. Ко Бо Бо медленно слез на землю, сжимая в руках тощий узелок с вещами. Я сразу заметил, как он непохож на остальных. Он иначе двигался, иначе смотрел на солдат. В его взгляде жил страх, знакомый всем нам, но было там и что-то еще. Я решил, что это гордость, мальчишеское упрямство и только потом, много позже, узнал правду. Первые несколько дней Ко Бо Бо сидел, забившись в угол хижины. Есть он отказывался, на вопросы не отвечал. Наши ребята поочередно подсаживались к нему, пытаясь разговорить, но он держал рот на замке. Я боялся, что парнишка решил уморить себя голодом. Как-то вечером, когда Ко Бо Бо уснул, я взял его на руки и уложил рядом с собой, он был совсем легким. Вдруг он проснулся, крепко схватил меня за руку и не отпускал. Потом шепотом задал странный вопрос: «Сколько времени нужно человеку, чтобы умереть? Секунда? Час? День? Или вся жизнь?» Я не понял его, мы разговорились и беседовали долго. Мне понравилась его речь, особенно когда он переходил на шепот. Его голос звучал мягко и мелодично, будто он не говорил, а пел. Ко Бо Бо не был грубым и язвительным, как большинство из нас, и я с ним быстро сдружился. Поначалу думал, что должен его оберегать. Маунг Тун правильно тебе его описал: маленький и щуплый, но он проявил себя в первом же походе, а там мы насмотрелись всякого. Ко Бо Бо спас младенца. Маунг Тун рассказывал об этом?
– Да.
– Тогда я понял, что Ко Бо Бо не нуждается в моем покровительстве. Во всяком случае, не больше, чем остальные. Мы всегда от кого-нибудь защищались. От солдат, от повстанцев. От самих себя. Но с Ко Бо Бо все было по-другому. Он мог уберечь себя и других. Пока не встретил его, я не знал, что такое родственная душа. Спустя время я часто думал, почему так случилось. Мне всегда было хорошо рядом с Ко Бо Бо. Конечно, слово «хорошо» звучит странно, если учесть, в каких условиях мы жили, но это так. Ему не требовались слова, чтобы меня успокоить. Он дарил мне беспричинную радость, ту, что прекраснее всего и которой труднее всего поделиться. Ко Бо Бо давал мне мужество жить. Достаточно было короткого взгляда, мимолетной улыбки, и я знал, что я не один. Все это было очень просто и очень сложно… Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – снова ответила я, хотя и сомневалась.
Главное, чтобы он не прервал рассказ.
– Это был величайший дар – не чувствовать себя одиноким в месте, где каждый только и думал о собственной шкуре. Людей там доводили до такого состояния, что предложи им забить товарища насмерть, чтобы самим прожить на день дольше… всего на один день… и они бы согласились. Одиночество – самое суровое наказание. Человек к нему не приспособлен. Я видел много смертей. Наблюдал, как умирали носильщики и солдаты, и, если оставались силы прошептать несколько слов, они всегда кого-то звали. Не врагов, а тех, кто их любил. Матерей. Отцов. Жен. Детей. Никто не хотел умирать всеми покинутым. Ко Бо Бо не только спас меня от одиночества, но и научил чему-то более важному. – Тхар Тхар умолк. Я смотрела на него и ждала. – Благодаря ему я узнал, что значит любить.
– Так вы… – У меня не хватило духу закончить.
– И это тоже. – Тхар Тхар медленно и глубоко вдохнул. – Но я имею в виду совсем не то. Ко Бо Бо уже любил. Брата. Своего брата.
Я потеряла нить повествования.
– Так он попал в лагерь с братом?
– Я говорю про ее брата.
– Про какого ее брата? Тхар Тхар, до этого момента я тебя отлично понимала, а теперь перестала. Помоги мне.
– Не было никакого Ко Бо Бо. Это придуманное имя, под которым скрывалась Мо Мо. Девушка.