— Разве он тогда не получится какой-то другой?
— Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: «Зачем Ромео ты?»
— Это Джульетта сказала.
— Вот видишь, значит, были сомнения.
— Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.
— Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.
— И он действительно самый крупный продюсер?
— Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. — Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина! — Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.
— Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.
— Молодец!
Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.
— Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе в «Биверли-Ритц»!
— Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.
— Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?
— Да кого угодно.
— Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.
— А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.
— Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д'Арк. Она спасет Нью-Йорк.
— От чего?
— От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.
— Ну?
— В фильме будут стрелять настоящими пулями.
— Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…
— Выслушайте меня! — вскричал я. — Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?
— Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.
— Конечно, — настаивал я. — Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?
— Играла же без настоящего аспида, — ухватился за соломинку Махмуд.
Этот довод я разбил:
— Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.
— Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.
— Решительно? Дайте мне добраться до павильона!
— Может, там будет паркетный пол?
— Все может быть, — ответил я подавленно. — Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.
— Пожалуйста, дорогуша. Автор у нас талантливый, Белинда.
— Чарли в порядке, вот только быстро уступает. Ну пожалуйста, Ники, мне хочется настоящих пуль.
— Вот что, — объявил я. — Я пойду куплю жемчуг. А вы тут пока все обговорите.
На обратном пути меня одолевали дурные предчувствия. Не слишком ли далеко я зашел? Жемчужины казались слишком вульгарными. Я решил отправиться сначала к себе в номер и посмотреть, что получится, если вынуть две-три самые крупные. Когда я шел по коридору, лифт с гуденьем опустился вниз. Оттуда вышел мистер Махмуд. Одними губами он произнес: «Она изумительна!» И его не стало.
Чуть позже я поднялся к нему в номер. Там в одиночестве сидела Белинда, обрывала лепестки орхидей.
— Похожи на конфетти, — сказала она. — По-моему, он о-очень ми-илый, ваш мистер Махмуд.
Про себя я отметил ее среднеевропейский акцент. Получила свои пули?
— Чарли, ты сделаешь так, чтобы я спасала город от Красного Флота. Настоящие снаряды.
— Правильно, Белинда, милая. Ник мировой парень. Он белый человек, Белинда. За ним стоит многое. Был бы я девушкой, я бы по Нику с ума сходил. Но не забывай: талант-то у тебя. Никому не давай сковывать твой стиль. Перед тобой блистательное будущее. Ты, может, думаешь, что купаешься в деньгах? Детка, это крохи по сравнению с теми деньгами, что у тебя еще будут, если только ты не дашь испортить себе стиль.
— Ты прав, Чарли. Это ведь искусство. Оно священно.
Вечером я застал Махмуда одного.
— Она изумительна, Чарлз! Но… послушайте…
— Да?
— Говорила ли она с вами о снарядах?
— Она сказала, что это вы с ней говорили о снарядах.
— Возможно, так оно и было. В приливе чувств. Тяжело, Чарли. Настоящие снаряды! Неприятностей не оберешься. Я не хочу, чтобы меня затаскали по судам.
— А вам-то что за дело?
— Мне дело до моих стремлений в области кино. Более того, Чарлз, мне не нравится ваш сценарий. Не сердитесь, старина. Сценарий великолепный, но мне он не нравится. Откровенно говоря, он слишком накладен.
Он не смотрел мне в глаза. Я видел: ему стыдно, что его миллионы не так уж неисчерпаемы. Я рассудил, что если одной из сторон, заключивших контракт, не чуждо подобное тщеславие, то у другой стороны еще есть надежда. Тут я стал его подначивать: — А я-то думал, что вы владеете всеми сокровищами мира. Я думал, вы надежная фигура. Есть ведь поговорка «Богат как дьявол».
Ему не хотелось откровенно признаться, что он не самый главный Дьявол. Он пробормотал что-то вроде «бюджет есть бюджет».
— Могу сделать вам вестерн, — саркастически предложил я. — Разоритесь на живую лошадь?
— Я уже разорился на живой капкан, дорогой Ритим.
— Может, вы и правы. Ладно, пойду набросаю что-нибудь начерно.
На другой день спозаранку я навестил Белинду.
— Ну вот, красотка, наш сценарий погорел. Пишу тебе историческую вещичку из жизни провинциального городка. Ты носишь такую здоровенную шляпу, знаешь, из тех, что закрывают все лицо.
— Чарли, не может быть! Я хочу, чтобы меня принесли в ковре, с тремя большими жемчужинами.
— Жемчужины исключаются, цыпочка. Мы перешли на режим экономии. Представляешь, даже снарядов не стало. Остались только ты да лошадь.
— Не пиши ни слова, Чарли. Подожди, пока я увижусь с Ники.
После ленча раздался телефонный звонок: меня вызвали к мистеру Махмуду. У него сидела Белинда, разрумянившаяся и счастливая.
— Настоящие снаряды, Чарли! — И наряды. Мы с Белиндой женимся. Правда, малютка?
— Да, я получу настоящие снаряды.
— И настоящие броненосцы, — вставил я. — Как вам нравится эта идея? Давайте я введу их в сценарий. Они пойдут вверх по Гудзону, изрыгая адский огонь! Мой подарок невесте.
— Слышишь, что он предлагает, Ник? Ой, Чарли, ты умеешь писать сценарии! Настоящие броненосцы!
— Боюсь, что Чарлз шутит, дорогая. Он любит шутить с адским огнем. А мы с тобой… поговорим лучше о нашей свадьбе.
— Ладно, Ники. Полетим в Нью-Йорк. Зайдем в первую попавшуюся церквушку…
— Я не ослышался? К первому попавшемуся судье?
— Нет, голубок, в церквушку.
— Это не для нас, голубка. Мы устроим тихую свадьбу, пусть нас обвенчает судья.
— Что? За кого ты меня принимаешь? Кто я — твоя собственность? Рабыня? Кинозвезда я или нет?
— Но ты ведь и хорошая женушка, голубка. Помни, ты простая девушка. Собачки… печеньица… Ее поклонники хотят, чтобы она стала идеальной женушкой, не так ли, Чарлз?
— Да, Ники. Но я ведь еще не законтрактовалась на роль жены. Я не играю роль, пока на нее не подписан контракт. Моя мать говорит, что девушка не должна изображать жену, пока она еще не жена. Моя мама старомодна. Почему родители так старомодны?
— Я тоже старомоден, моя радость, — сказал Ник. — Я не могу войти в первую попавшуюся церквушку. Я провалюсь сквозь землю. Давай, родная, пойдем к простому судье, а я уж как-нибудь увеличу смету. Может быть, достану тебе броненосец — другой.
— Только не забудь, что ты обещал.
— Гора с плеч! Какое счастье! — воскликнул он. — Настоящее счастье! Так не будем же медлить.
— Линда, — шепнул я, пока он заказывал по телефону самолет. — Не забывай о своем престиже.
Устрой себе хороший, долгий медовый месяц. По меньшей мере два месяца, голубка, иначе весь мир подумает, что твоим чарам чего-то недостает.
— Ты прав, Чарли. Устрою.
И вот они отправились в Юму. Несколько недель спустя получаю телеграмму: «Вернемся пятницу зпт приветом тчк Ник Линда». Вскоре другая: «Секрету зпт нельзя ли наметить другой сценарий вопросительный знак Вестерн зпт острова Южных морей зпт любые простые съемки на природе тчк Повторяю тире секрету тчк Ник».
Поразмыслив, я набросал веселую пьеску из сельской жизни; примерно такие играла в старину Мейбл Норман. Я подумал, что Белинда навряд ли придет в восторг, но меня связывал контракт. Приказ есть приказ.
Я поехал в аэропорт встречать молодоженов. Первой появилась Линда, ее тотчас же обступили репортеры. До меня долетали отдельные слова: «Муж… собачки… печеньица…»
Я поехал в аэропорт встречать молодоженов. Первой появилась Линда, ее тотчас же обступили репортеры. До меня долетали отдельные слова: «Муж… собачки… печеньица…»
— Чарлз, — шепнул Махмуд. — На два слова. Вы наметили вчерне? Другой сценарий?
— Да, он готов. А в чем дело? Скупитесь на настоящие броненосцы?
— Чарлз, она требует, чтоб был настоящий Нью-Йорк.
— Ну и ну! Ну и ну! Ничего, есть сценарий из сельской жизни. Белинда может получить настоящие чулки в резинку.
— Она мыслит масштабно, Чарлз. Ей может показаться, что после настоящего Нью-Йорка это просто издевательство.
— Не беспокойтесь. Езжайте в отель. Вам там все приготовлено. Я загляну после ужина.
Поздно вечером я пришел к ним в гости. Судя по всему, в романтическом супружестве не было полной гармонии. Махмуд хмурился над кипой счетов.
— Вы накупили уйму первосортных орхидей, Чарлз, — сказал он тревожно.
— Нет ничего слишком хорошего для вас с Линдой, — ответил я улыбаясь. — Вы мои лучшие друзья в мире кино.
— Да, но все ведь идет за счет текущих расходов.
— Ну вот, опять ты за свое, милый! — вскричала Линда. — Он стал таким скрягой, Чарли. Говорит, чтоему не по средствам купить мне Нью-Йорк. Для сцены бомбежки. Когда я спасаю город, не могу я играть на фоне картонных коробок, Чарли. Объясни ему.
— Отчасти она права. Ник, — поддержал я. — Но все же послушай меня, Линда. Я написал тебе новый сценарий. Прелестная роль. Ферма. Птички щебечут. Настоящие птички. И курочки есть. Ты сыплешь им зерно. На тебе комические чулки. Настоящие чулки. Настоящий комизм.
— Ник, эту шутку дурного тона вы специально приберегли к моему приезду?
— Постой, голубка, — сказал Ник. — Дай автору случай отличиться. Он написал этот сценарий кровью своего сердца. Продолжайте, Чарли.
— Правда, Линда. В сценарии есть и смех, и слезы.
— Смех?
— Там тебе попадают эклером в физиономию. Настоящим…
— Скажи-ка, а что еще ты для меня припас? До бурлеска не дошло? Хватит. С меня довольно.
— Жанна д'Арк начинала с фермы, голубка.
— В Жанну д'Арк никто не швырялся пирожными с кремом.
— С нею обращались еще хуже, радость моя, она доила коров, — убеждал Ник. — Я ведь там был. Я сам все подстроил.
— Что это значит «Я там был»? — взвизгнула Белинда. — Ты уже начинаешь мне врать? Лечу в Рино. А впрочем, нет. Не забудь, что ты вставил в мой контракт, когда мы были в Юме. Я одобряю или отвергаю сценарий.
— Ну что ж, радость моя, Чарлз напишет такой сценарий, что ты будешь довольна. Может быть, сыграешь молоденькую девушку, которая мечтает попасть на сцену. Тогда можно будет прочитать монолог Джульетты на какой-нибудь вечеринке. Если там присутствует крупный продюсер.
— Нет, не напишет.
— Нет, напишет.
— Нет, не напишет. Это мое последнее слово.
— Нет, напишет, — упорствовал Махмуд. — Прелестный сценарий. Роль, от которой весь мир с ума сойдет. Настоящий мир. Напишете, Чарлз?
— Да если начистоту, то не напишу, — ответил я.
— Что?
— Посмотрите на часы. Разве вы не слышали, как пробило полночь?
— Ну и что с того?
— А вот что. Ник, — сказал я. — Прошло два месяца. Сегодня — теперь уже вчера — был последний день, когда вы имели право требовать продления контракта. Боюсь, что вы прозевали. Я свободен!
— Силы ада! Впору провалиться на этом самом месте!
— Ники, ты должен нанять сценариста, пусть напишет мне такую роль, чтобы действие происходило в Нью-Йорке. И роли для моих собачек.
— Твои собачки издохли, — объявил я. — Наелись печеньиц.
— Чарли! Собачки!
— Провалиться мне на этом самом месте! — бормотал Ник. — Прозевать срок продления контракта!
— Вот так вот, — сказал я. — Прозевали. Теперь проваливайтесь!
— Так я и сделаю! — воскликнул он и топнул ногой.
Тут он схватил — Белинду в охапку, и-раз! — оба провалились сквозь землю.
Я выбрал себе в петлицу орхидею поменьше и пошел в ночной клуб. На другой день я вернулся на песок Малибу.
ДОЖДЛИВАЯ СУББОТА
Был июль. Посвист, бульканье и еще сотня звуков, что всегда сопровождают дождь, сделали семейство Принси пленниками их большого и унылого дома. Все члены семейства сидели в гостиной, каждый в кресле-озерке из потускневшего и сыроватого ситца, а четыре высоких окна лили обильные слезы.
Этот дом, неухоженный и не радующий глаз, был нужен мистеру Принси, ибо он испытывал отвращение к своей жене, дочери и растяпе-сыну. Прогуливаться по деревне, без тени улыбки подносить руку к шляпе — в этом состояла для него радость жизни. Он испытывал холодное наслаждение, вспоминая эпизоды из бесконечно далекого детства, — вот он находит в оранжерее пропавшую деревянную лошадку, вот видит в толстой стене отверстие, через которое сочится свет. Но теперь все это под угрозой — его аскетическая гордость занимаемым в деревне положением, его пылкая привязанность к дому, — а из-за чего? Из-за того, что Миллисент, его флегматичная и туповатая дочь Миллисент, наконец проявила свой идиотизм в полной мере. Мистер Принси, борясь с отвращением, отвернулся от… нее и заговорил с женой.
— Ее упекут в сумасшедший дом, — сказал он. — Сумасшедший дом для преступников. А нам придется куда-нибудь уехать. Иначе сживут со свету.
Его дочь снова затрясло.
— Я покончу с собой, — сообщила она.
— Тихо, — осадил ее мистер Принси. — Времени у нас в обрез. Выслушивать твою чушь некогда.
Я займусь этим сам. Джордж, — обратился он к сыну, безучастно смотревшему в окно. — Иди сюда. Скажи-ка, далеко ли ты продвинулся в медицине, прежде чем тебя выгнали как безнадежного?
— Ты это знаешь не хуже моего, — откликнулся Джордж.
— Ты в состоянии… В твою башку вбили достаточно, чтобы ты мог определить: что о такой ране скажет знающий доктор?
— Как что? Скажет, что от удара.
— А если с крыши упала черепица? Или откололся кусок перекрытия?
— Ну, отец, вообще-то…
— Возможно такое?
— Нет.
— Почему?
— Потому что она ударила его несколько раз.
— Я этого не вынесу, — вставила миссис Принси.
— Куда же ты денешься, дорогая, — сказал ее муж. — И попрошу без истерики в голосе. Вдруг кто-то случайно услышит. Мы сидим и говорим о погоде. А если, к примеру, он упал в колодец и ударился головой несколько раз?
— Не знаю, отец, честно.
— То есть он ударился о боковины несколько раз, пока летел вниз тридцать или сорок футов… да еще чтобы и угол был подходящий. Нет, боюсь, это не пойдет. Придется еще раз, с самого начала. Миллисент!
— Нет! Нет!
— Миллисент, мы должны как следует во всем разобраться, с самого начала. Вдруг ты что-нибудь упустила? Одна — единственная мелочь может нас спасти или уничтожить. Особенно тебя, Миллисент. Ты же не хочешь попасть в сумасшедший дом? Или на виселицу? А могут отправить на виселицу, Миллисент, могут. Хватит трястись. И говори потише, ради всего святого. Мы беседуем о погоде. Давай.
— Не могу. Я… Я…
— Успокойся, девочка. Успокойся. — Свое удлиненное, бесстрастное лицо он приблизил к лицу дочери. Какое отвратное, какое жуткое существо эта его дочь! Не лицо, а тарелка, челюсть тяжеленная, фигура корявая, как у молотобойца. — Отвечай, — продолжал он. — Ты была в конюшне?
— Да.
— Минутку. Кто знал, что ты была влюблена в этого недоделка-викария?
— Никто. Я никому и словом…
— Можешь не сомневаться, — прервал ее Джордж, — об этом знает вся деревня, пропади она пропадом. В «Плуге» про них целых три года точат лясы.
— Похоже на правду, — сказал мистер Принси. — Весьма похоже. Какая мерзость! — Он сделал жест, словно хотел стереть что-то с тыльной стороны ладоней. — Ладно, идем дальше. Так ты была в конюшне?
— Да.
— Убирала в коробку набор для крокета?
— Да.
— И услышала, как кто-то идет по двору?
— Да.
— Это был Уитерс?
— Да.
— И ты его окликнула?
— Да.
— Громко? Ты громко его окликнула? Мог кто-нибудь услышать?
— Нет, отец. Никто, это точно. Да я его и не окликала. Я была около двери, и он меня увидел. Махнул рукой и подошел.
— Мне надо точно знать, был ли кто поблизости? Мог кто-нибудь его видеть?
— Не мог, папа. Точно говорю.
— Значит, вы вошли в конюшню.
— Да. С неба лило как из ведра.
— Что он сказал?
— Сказал: «Привет, Милли». Мол, извините, что иду мимо заднего двора, но уж так вышло, вообще-то он идет в Басс-Хилл.
— Так.
— А когда, говорит, шел мимо парка, увидел наш дом и вдруг обо мне подумал, дай, думаю, загляну на минутку да и скажу ей словечко-другое. У него, говорит, большая радость, вот и захотелось со мной поделиться. Епископ сказал ему, что даст ему должность приходского священника. Оно само по себе здорово, но еще значит, что он сможет жениться. Тут он стал заикаться. Ну, я решила, он это про меня.