Щелкаю по клавиатуре. Взмахиваю руками, кричу в запале:
– Выведены из строя! Разбиты! Сразу в двух местах!
Камал подходит своим мягким шагом, склоняется над пультом:
– Покажи…
Вывожу на главный дисплей план здания. Четвертый этаж. Тревожно моргают красным квадратики помещений в разных крыльях здания, окошки камер наблюдения зернятся отсутствием сигнала.
Осталось две минуты.
Камал мгновенно оценивает ситуацию:
– Проникновение. Заблокируй лифт, изменения ситуации сообщай немедленно, – поворачивается к окну. – Шульц, Стоун – со мной. Полак – выбросишь девчонку через две минуты. Секунда в секунду. Пусть видят, что, несмотря на любые провокации мы всегда пунктуальны.
Щелчки затворов, и автоматчики выбегают из комнаты, Камал – последним. Со мной остается только девушка и Полак.
Стрелка летит по циферблату, секунды растянуты чехардой мыслей. Убираю ладонь с клавиатуры и осторожно, стараясь не щелкнуть, снимаю пистолет в наплечной кобуре с предохранителя. Выкручиваю регулятор громкости рации и зеленый индикатор пластиковой коробочки гаснет.
– Первый, Первый, – щелкаю тангентой. – Сработали датчики в южном крыле третьего этажа.
Выжидаю пять секунд, снова включаю передачу:
– Первый, Первый, слышишь меня? Вторжение в южном крыле!
– Тебя не слышно, – говорит Полак за моей спиной, – проверь рацию.
– Черт, – кручу в руках передатчик, щелкаю лихорадочно тангентой. – Первый! Первый!
– Не слышно, – повторяет безразлично Полак.
– Черт! – кричу, и нервы дрожат, как струны. – Дай свою! Срочно! Там вторжение!
Оборачиваюсь, протягиваю быстро руку. И хотя я не смотрю на девушку, чувствую, что она мгновенно узнала меня.
Полак косится на часы. Осталась минута с четвертью. Снимает с жилета разгрузки рацию и протягивает мне:
– Держи.
Левой ладонью хватаю его за руку и тут же, одним слитным движением, выхватываю пистолет из кобуры и стреляю в белое пятно лица.
Нож из ножен, два шага, и скотч, стягивающий руки девушки рвется под лезвием. Нагибаюсь к мертвому, снимаю с плеча автомат, выдергиваю магазины из карманов. Пистолет Полака выхватывает из кобуры девушка.
– Уходим, – не глядя на нее, командую и бегу, не оборачиваясь, к двери.
12
Автомат за спину, пистолет в правую руку, в левую – карманный компьютер с ячейками экранов камер видеонаблюдения. В коридоре пусто. Десять шагов до двери, и мы на лестнице.
– Вниз, – указываю стволом пистолета.
Девушка послушно скользит по ступеням вдоль стены. Пальцем передвигаю ячейки по экрану компьютера. Просматриваю пространство автостоянки. Пусто. Штайн исчез.
– Стой, – шепчу резко. – Стой!
Девушка послушно замирает у стены, подняв пистолет.
Нам необходимо как можно быстрее пройти стоянку, иначе через пару минут Камал с автоматчиками, осмотрев четвертый этаж, обнаружит обман и вернется. Он будет очень расстроен внезапной смертью Полака. И свое настроение постарается как можно быстрее довести до нас.
Лихорадочно просматриваю камеры наблюдения стоянки. Штайн должен быть там. Ровные ряды автомобилей. Ни движения, ни намека на человеческую фигуру. Картинка справа. Слева. Прямо перед входом. На выезде. Перед вентиляционной. Пусто. Снова по кругу. Вход. Вентиляционная. Кусаю губы от нетерпения. Наверное, прошло уже больше минуты, и Камал уже понял, что его обманули и несется сюда, перепрыгивая ступеньки, и с ним его автоматчики.
Увеличиваю изображение. Внимательно всматриваюсь в размытую картинку. И в крайнем автомобиле у выезда со стоянки загорается вдруг маленькая красная точка. Движением пальца поворачиваю камеру видеонаблюдения. Увеличение. Вот он. Голова едва выступает полукругом на прямоугольном силуэте подголовника кресла. Разгорается затяжкой сигарета и освещает на мгновение бледное лицо. Штайн.
– На стоянке один, – шепчу девушке. – Он справа от выхода во втором ряду, в машине. Как зайдешь, держись левой стороны и вдоль стены до двери вентиляционной. На полусогнутых. Пошли.
Девушка кивает, и, слегка присев, выскальзывает в проем двери. Двигаюсь за ней почти вплотную, слежу только за камерой автостоянки, направленной в лобовое стекло внедорожника, в котором с комфортом расположился Штайн. Вдоль стены. Угол. Дальше. Красная точка окурка на дисплее карманного компьютера летит в сторону, и Штайн открывает дверь автомобиля.
– Стой, – шепчу едва слышно, и девушка настороженно замирает.
Штайн выходит из внедорожника, потягивается до хруста костей. Оглядывается. Сдвигает автомат на грудь. Девушка напряженно дышит теплыми толчками в мою щеку. На дисплее автоматчик зевает и поворачивается в противоположную от нас сторону. Прислоняется спиной к боку внедорожника, опускает голову, словно решил немного вздремнуть.
– Иди, – шепчу едва-едва. – Там дверь. Уходи туда.
Девушка неслышно скользит вдоль стены и поворачивает за угол. Я наблюдаю за Штайном. Если он случайно повернется, то увидит, как девушка пробирается к вентиляционной. И мне придется стрелять. Но Штайн не двигается, словно действительно уснул. Разбрасываю по дисплею мозаику камер автостоянки. Качается дверь вентиляционной. Девушка ушла.
На полусогнутых, пригибаясь как можно ниже, пять метров до угла. Штайн внезапно оборачивается, я вижу его голову поверх капота ближайшего автомобиля и приседаю, съеживаюсь. Увеличиваю его изображение на дисплее. Он задумчиво смотрит в сторону вентиляционной. Барабанит пальцами по крыше внедорожника, и я слышу дробный металлический стук. С минуту он, не двигаясь, смотрит в одну точку и внезапное подозрение, что он видит меня, холодит инеем затылок. Застываю камнем, кажется, не дышу.
Штайн сплевывает в сторону, открывает дверь внедорожника и садится в салон на водительское место. На затекших ногах я, мелко ступая, добираюсь, наконец, до вентиляционной и проскальзываю в приоткрытый дверной проем. Короткий звукоизоляционный тамбур. Следующая дверь.
Меня встречает настороженный зрачок пистолетного ствола в руках девушки. Поднимаю успокаивающе ладонь. Добрались. Воет электродвигатель вентиляции.
Теперь нужно проверить, где Камал. Разворачиваю на дисплее камеры видеонаблюдения здания каруселью. На одной из них, между третьим и вторым этажами, летят вниз, перескакивая через три ступеньки, автоматчики. Максимум двадцать секунд – и они найдут труп Полака. Еще двадцать секунд им потребуется, чтобы понять, что пульт видеонаблюдения и сигнализации заблокирован. И еще двадцать – на спуск к автостоянке. Итого – у нас максимум минута.
Вентиляционная камера, единственная дверь за спиной, и вместо стены – вращающийся, почти прозрачный, диск вентилятора, нагнетающего по всему зданию свежий воздух. Прикладываю палец к губам. Мы в жестяной шахте, и любые звуки здесь мгновенно разносятся коробами по всему зданию. Набираю на дисплее стилусом код отключения двигателя. Вентилятор, режущий лопастями воздух, замедляет ход, сбрасывая обороты, темнеет круг, устало отбрасывает легкие хлопки ветра. И скоро останавливается совсем.
Показываю пальцем между лопастями. Девушка послушно ложится на пол и переползает на другую сторону венткамеры. Я за ней. За вентилятором помещение еще меньше, чем у двери, можно только стоять. Но стенка – тонкая металлическая решетка, закрепленная пластиковыми стяжками на арматуре стены. Осторожно ножом взламываю крепления, придерживаю сетку, чтобы не упала и, наконец, мы вываливаемся из вентиляционной в помещение воздухозаборника.
Запускаю вентилятор, и электродвигатель с воем набирает обороты, рубит воздух.
– Что ты здесь делаешь? – я уже не боюсь быть услышанным в здании – разгоняющийся оборотами двигатель глушит мои слова.
– А ты что здесь делаешь? – сужает она глаза.
Смотрим друг на друга долгую секунду. Хоть бы спасибо сказала, что ли…
– Ладно, неважно, – бормочу тихо.
Подхожу к стенке воздухозаборника и снимаю решетку внешнего фильтра. Сквозь образовавшуюся щель виден внутренний двор банка.
– Уходи, – отступаю на шаг от прохода. – Вызови свою группу СМЕРШа. Я буду ждать вас здесь.
Девушка глядит внимательно на меня, но с места не сходит.
– Уходи! – кричу. – Ракеты здесь, понимаешь! Здесь они! Передай своим, что я их впущу в здание!
Она качает головой и что-то говорит, но двигатель раскрутился до грохота, и я не слышу.
– Уходи! – делаю шаг к ней, показываю на щель. – Здесь невысоко! Уходи сейчас же!
Девушка приближается ко мне и кричит в самое ухо:
– Я не уйду!
13
Оторопело смотрю на нее. Брови девушки решительно сдвинуты, точеные ноздри вздрагивают. В глазах ее – сталь.
– Ты должна вызвать СМЕРШ, – кричу в ответ. – Иначе всем крышка! Всем! Они требуют бомбить нашу Родину, понимаешь?!
– Я не уйду! – повторяет она.
Сглатываю ругательства. Скрипят от напряжения зубы. Что за упрямство, так-раз-так? Что это еще за глупое упрямство?
– Я не уйду! – повторяет она.
Сглатываю ругательства. Скрипят от напряжения зубы. Что за упрямство, так-раз-так? Что это еще за глупое упрямство?
– Ты должна уходить! – кричу настойчиво, трясу пистолетом. – Здесь долго оставаться нельзя! Уходи!
– А ты остаешься?
– Остаюсь!
– И что будешь делать?
– Ждать ваших мужиков буду! Пусть поторапливаются только!
– Нет никаких мужиков!
– Что?! – переспрашиваю глупо.
– Нет никаких мужиков! – кричит она мне в ухо. – Я и есть СМЕРШ. Понял? Я – одна!
Что за глупости женские такие…
– Ты не поняла, что ли?! – кричу ответно. – Иди и приведи своих смершевцев! Тут ракеты! Тут полно крутых террористов! Пусть поторапливаются!
– Ты не понял, что ли?! – ее крик едва слышен, хотя губы ее почти касаются моего лица. – Я – одна! Одна! Нет никого больше!
– Как – нет? – бормочу оторопело.
– Не-ет, – качает она головой и показывает мне палец. – Одна!
Ах ты, черт побери, как не вовремя.
– Уехали на задание?! А связь есть с ними?
– Одна! – тычет она пальцем в мое плечо. – Одна-а!
Предположение, что это моя любовь в одиночку расправилась с охраной сверхсекретной лаборатории Хусейна и взорвала важный объект, смешит меня. Мне кажется, девчонка просто водит меня за нос.
– Не может быть! – хохочу.
– Мо-оже-ет, – кивает она.
– Да не может! – мотаю головой.
– Может!
– Так это ты одна, значит, лабораторию взорвала?
– Одна-а!
– Да ладно! Врешь!
Она молчит и смотрит на меня сурово.
– Да не может быть! Да как же… Да ты что? – не укладывается в голове. – Не-е-ет, так не бывает. Не бывает так!
А она глядит, уперев кулачки в бока, и молчит.
– Значит, так вот всех там, пух-пух, – хохочу. – Ага? А потом ядерный заряд – ба-бах! Так дело было.
Кивает.
– Слушай, – приходит спасительная мысль. – А чего ж ты этих-то не перебила, а? Тебя же на расстрел привели, а ты – молчок, даже не дергалась, как кукла. Поломала бы их там всех голыми руками…
– Ты мне помешал! – кричит.
– Чего-о-о?
– Усыпляла внимание. Удобный момент ждала!
– Ой, да ладно врать-то, – машу рукой. – Крутая какая…
– Я не вру, дурак! – кричит, и в глазах блещут молнии.
– Опа-на, – говорю. – Значит, получается, я тебе помешал, да? Значит, я – дурак, да?
– Да! Да! Да! – кричит, сжимает кулачки.
Что тут скажешь…
– Это вместо спасибо, да? – обидно, правда.
– Да!
Врет она все. Врет. И зачем врет – непонятно. Хотя кто их, женщин, разберет?
– Ладно, согласен. Ты – крутой СМЕРШ. Тогда уходи и передай нашим, что ракеты в этом здании.
– А ты что будешь делать?
– Разберусь с ними – обещаю.
Хотя, конечно, обещаю, чтобы произвести на нее впечатление.
И мысли нет, что у меня получится справиться с ребятами Камала. Даже с одним из них. Даже если неожиданно и со спины и на безоружного…
– Ты ведь из техников? – говорит она неожиданно.
– Кто это тебе сказал? – делаю изумленный вид и совсем некстати краснею.
– Передавали, что Чингиз – технарь КГБ, нелегал, нужна помощь…
– Это все провокация. Чтобы относились нежно, – вру напропалую.
– А кто ты?
– Отряд спецназначения КГБ СССР «Кобра», – говорю значительно. – Слыхала?
– Не-ет, – округляет глаза, и от этого взгляда сердце постукивает веселее и врется вдохновенно.
– Конечно, не слыхала, – говорю нагло. – Засекречено. Нас всего пятеро на весь Союз. Полковник Петров.
И прикладываю руку к виску в воинском приветствии.
– Майор Шабашова, – становится она по стойке смирно.
Ух ты, она уже майор!
– Слушай меня, майор, – говорю устало, как подобает крутому полковнику, прикуриваю сигарету. – Приказ мой будет таким. Уходить тебе надо. Скажешь, что сбежала.
– А ты… вы, что будете делать?
Переход на «вы» мне не нравится, будто отдалилась она от меня.
– Давай на «ты», мы же офицеры, – говорю примирительно.
– Ты что будешь делать? – взгляд у нее хоть и не восторженный, но близок к этому, и сердце мое тает.
– За меня не волнуйся, – качаю головой, как, по моему мнению, качают головами герои. – Справлюсь.
– Разрешите, я помогу? У меня восемь боевых, три автономных, и я…
– Никак нет! – обрываю разговорчики, с женщинами надо жестче. – Я всегда работаю один. Понятно?
– Но, товарищ полковник…
– Ясно сказано – нет, – рублю воздух ладонью. – Уходи! Это – приказ!
– Товарищ полковник…
– Не рассуждать! Немедленно уходи!
– Я не могу, – глядит она обиженно.
– Почему?
– Потому, – и в глазах ее, кажется, слезки.
– Почему это потому? – переспрашиваю оторопело.
– Я давала присягу… обещала защищать свою Родину…
– А слушаться командиров и начальников не обещала?
Молчит. Носом так смешно хлюпает. Смешно, потому что не слышно ничего. Только носик краснеет и дергается.
– Уходи! – уже не требую, прошу искренне. – Будешь жить, девочка моя.
– А вы бы… – и молчит.
– Что – я бы?
– Вы бы ушли? Там террористы, которые требуют бомбить нашу Родину, – и глядит в самую душу. – И мы можем их нейтрализовать, товарищ полковник. Ведь можем!
Я бы… Наверное, не ушел. Ведь как-то я здесь оказался. И ее помощь не повредит. Все же восемь боевых, три автономных…
– Ладно, майор. Действуем вместе.
14
В коробе вентиляции тесно и темно. Бесконечно-длинная металлическая нора. Вокруг мелкая ворсистая пыль, мгновенно забивающая нос, дышать ртом не легче – кажется, уже и гортань такая же мягкая на ощупь, как стенки короба, от налипшей пыли. Хочется скорее вырваться из тесного гроба вентиляции, выпасть хоть под автоматную очередь, но освободиться из душащей узкой норы.
Впереди ответвление, и я ловлю лодыжку девушки ладонью, сжимаю пальцами. Она замирает.
– По-во-рот, – шепчу едва-едва, но ветер из воздухозаборника, идущий от меня к ней, доносит слова, и девушка послушно скользит в боковой проход вентиляции.
На повороте я неожиданно застреваю. Ширины короба не хватает, чтобы согнуть колени, и тело застывает неуклюже – ноги еще в магистрали, а торс уже в ответвлении. Пыхчу, скребусь, пытаясь освободиться, девушка размеренно уползает вперед и внезапный страх остаться в одиночестве в замкнутом пространстве хлещет меня душащим приступом. Тянусь из-за всех сил, выкручиваюсь на месте, словно червь, сдираю кожу, трещит ткань на брюках, и все же я рывками втягиваю ноги в боковой проход. Ползу, задыхаясь, за девушкой и скоро натыкаюсь головой на острый каблучок.
– Здесь решетка, – шепчет майор.
Подтягиваю к глазам карманный компьютер, и вспыхнувший дисплей освещает мохнатые наросты пыли на стенках короба. При свете становится немного легче, удушье уже не давит гортань. Прокручиваю на экране план вентиляции. Прямо от воздухозаборника и налево. Первая вентиляционная решетка над небольшой комнатой для переговоров северного крыла. Все верно. В малых переговорных служба безопасности банка не установила камеры и потому, если Камалу удалось восстановить контроль над пультом наблюдения, нас не увидят.
– Спускайся, – шепчу. – Вниз. Вниз.
Поскрипывает вентиляционная решетка и в темноту короба проникает рассеянный свет. Девушка двигается вперед и почти бесшумно исчезает, мелькает только силуэт каблучков.
Отталкиваюсь локтями, подползаю к краю выломанного проема решетки, выглядываю наружу. Высоковато, черт побери. Как она смогла так бесшумно выскользнуть? Справа полукруглый стол с блокнотами и оставленными в панике дамской сумочкой и мобильником. Пара кресел. Слева замечаю декоративную крышку батареи отопления. Если потянуться как следует, в нее можно будет упереться руками.
Вишу вниз головой, раскачиваюсь, как воздушный гимнаст в цирке, стараясь дотянуться до выступа, и в тот самый момент, когда ладони хватают твердую поверхность батареи, мои ноги выскальзывают из короба. И, совершив почти полное сальто, я падаю на колени. От боли мир мгновенно бледнеет, краски осыпаются. Скриплю зубами, щурюсь кисло.
Девушка наклоняется ко мне, с тревогой вглядывается. Моргаю пару раз, чтобы успокоить ее, и медленно, словно калека, поднимаюсь на ноги.
– Цел? – шепчет она.
– Пус-тя-ки, – едва получается выдохнуть, оттого неубедительно выходит и приходится моргнуть бодро – я же полковник спецназа.
Как только боль немного отступает, я замечаю, как смешно она выглядит, перепачканная в пыльных наростах вентиляции, с воинственным блеском в глазах и пистолетом в поднятой к плечу руке.
И улыбаюсь невольно.
– Чего? – хмурится девушка непонимающе.
Успокаивающе поднимаю ладонь. Но от вопроса удержаться не могу:
– Как тебя зовут, майор?
Ее губы трогает странная полуулыбка, и, кажется, видит она меня насквозь. И почему-то молчит.
– Ну ладно, – говорю упавшим голосом. – Будешь майором…
– Елизавета, – неожиданно отвечает.