«Тогда-то твое семя и пролилось в чрево твоей жены, сынок, — заверила Владимира Мария Ивановна. — И семя это породило прекрасный росток — твоего сына!»
Когда Владимир с недоумением заметил матери, что в таком случае его жена ходила беременной аж десять месяцев, то на это Мария Ивановна заявила не моргнув глазом: мол, не все младенцы появляются на свет через девять месяцев. Бывает, что дети рождаются через семь месяцев, а в редких случаях — и через десять месяцев.
Владимир поверил матери, поскольку с детства привык ей доверять.
Глава девятая. Мамай
Разочаровавшись во всесилии Ольгерда, Михаил Александрович обратил свой взор на юг. Едва растаял снег, как он устремился в донские степи к юртам Мамаевой Орды.
К тому времени темник Мамай, по сути дела, стал полновластным хозяином Золотой Орды, хотя в Сарае сидел царевич Тулунбек, пришедший из Синей Орды. Захватить Сарай Мамаю никак не удавалось, так как ему приходилось постоянно метаться со своим буйным конным войском между Кавказом и Доном, а также наведываться в Крым, повсюду подавляя мятежи кочевой знати, которая не желала платить налоги и сражаться под знаменами часто сменяющихся ханов.
Этот период кровавых междоусобиц и грызни за ханский трон тянется уже второй десяток лет. Уже не осталось никого из потомков великого хана Узбека, погибли в этой замятне и все боковые отпрыски Батыева рода по мужской линии. Ныне за трон Золотой Орды сражаются друг с другом царевичи из Синей Орды или же совсем безродные выскочки, имеющие за спиной хоть какую-то военную силу.
Мамай особо и не рвался в Сарай, поскольку его конному воинству было тесно на городских улицах и на пыльных площадях, забитых торговцами всех мастей. Мамай облюбовал для себя излучину Дона, в этом месте проходит торговый путь с Волги к Азовскому морю и на Кавказ. Здесь Мамай обычно проводил зиму со своими туменами, обозами и стадами. Летом ставка Мамая находилась либо на Кубани, либо в устье Дона.
Мамай повсюду возил за собой Мухаммеда-Булака, рожденного ханской наложницей от внучатого племянника Узбека. Объявив великим ханом Мухаммеда-Булака, Мамай управлял Золотой Ордой от его имени. Мамая нисколько не смущало то, что ханский трон в Сарае занимает Тулунбек, перед этим изгнавший своего предшественника Хасана. Мамай был уверен, что Тулунбек долго не усидит на троне, поскольку большого войска у него нет и он полностью зависит от походных эмиров. Тулунбек издает свои указы и облагает податями население Сарая, однако все степные улусы покорны воле Мамая, имеющего несметное войско.
Перед тем как провозгласить великим ханом Мухаммеда-Булака, Мамай приказал своим нукерам зарезать Абдуллаха, другого своего ставленника, который вдруг пожелал выйти из-под его опеки. Слуги Мамая, убив Абдуллаха, распространили слух о том, будто молодой хан скончался от порчи, насланной на него врагами. Абдуллаху не было и тридцати лет, когда он расстался с жизнью.
Вместе с Михаилом Александровичем в ставку Мамая приехал и Прокл Иванович, который после отступления Ольгерда от стен Москвы оказался в отчаянном положении. Надежды Прокла Ивановича на то, что Ольгерд разобьет московского князя и вернет ему галицкий удел, пошли прахом. Проклу Ивановичу волей-неволей пришлось поступить на службу к Михаилу Александровичу, который сумел в очередной раз захватить тверской стол.
Вручив свои дары Мамаю, Михаил Александрович стал выпрашивать для себя ярлык на великое владимирское княжение. При этом из уст Михаила Александровича так и сыпались обвинения в адрес московского князя. Мол, совсем обнаглел князь Дмитрий, ибо дань в Орду он не отсылает, обнес Москву каменными стенами, князей соседних родовых уделов лишает, литовскому князю вечного мира не дал, а союзникам Ольгердовым мечом грозит.
«Меня князь Дмитрий пригласил в Москву на переговоры, кои завершились тем, что я вместе с боярами своими в темнице оказался!» — с негодованием добавил Михаил Александрович.
Упомянул тверской князь и о том, что из неволи ему удалось выйти лишь благодаря вмешательству Мамаевых послов, прибывших в Москву.
Мамай внимал Михаилу Александровичу с благосклонной миной на своем скуластом плосконосом лице. Узкие черные глаза Мамая внимательно вглядывались в статного и красивого тверского князя. Было видно, что кланяться Михаил Александрович не любит и выпрашивать подачки не привык. Неприятно ему находиться в татарском становище в качестве просителя, и пошел он на это единственно из лютой ненависти к московскому князю.
— А ты о чем хочешь просить меня? — обратился Мамай к Проклу Ивановичу, стоящему рядом с тверским князем со смиренно прижатыми к груди ладонями. — Ты князь или боярин?
Аудиенция происходила в просторной юрте из белого войлока. Мамай восседал на небольшом возвышении, сложив ноги калачиком. На нем был роскошный шелковый халат с яркими разноцветными узорами, с широкими рукавами до локтя. Его гладко выбритая голова была покрыта круглой шапочкой темно-красного цвета. На шее у Мамая висело ожерелье из драгоценных камней, пальцы его были унизаны золотыми перстнями. За широким поясом Мамая торчал кинжал.
Посреди юрты были сложены подарки, привезенные двумя князьями-просителями с целью расположить к себе всесильного золотоордынского темника. Тут были связки куньих, лисьих и беличьих мехов, добротно сработанная стальная кольчуга, украшения из серебра и речного жемчуга, чеканные блюда и чаши, ларцы с серебряными монетами.
Узкоглазые приближенные Мамая сидели вдоль закругленных стен шатра, упираясь спинами в легкие каркасы из сколоченных крест-накрест длинных реек. Эти каркасы и изогнутые тонкие жерди, установленные по кругу, являлись основанием степного жилища, на которое укладывался войлочный покров.
Когда кривоногий толмач в стеганом чапане заговорил с Проклом Ивановичем, переведя ему на русский вопросы Мамая, то у того от растерянности поначалу отнялся язык. Михаил Александрович сердито зыркнул на Прокла Ивановича, мол, не стой истуканом, отвечай Мамаю! Иначе нам обоим не поздоровится!
— Я состою в свойстве с князем Дмитрием, государь, — промолвил Прокл Иванович, не смея поднять глаза на Мамая. — Моя родная сестра была замужем за родным дядей Дмитрия, который умер от чумы лет пятнадцать назад. Сестра моя жива и поныне. Она и сын ее Владимир пользуются благосклонностью Дмитрия. Меня же Дмитрий лишил стола галицкого, хотя удел сей мне достался по родовому праву. — Прокл Иванович облизал пересохшие от волнения губы и продолжил, по-прежнему глядя себе под ноги: — Прибыл я сюда, светлый хан, дабы рассказать тебе о беззакониях, творимых московским князем. И еще хочу получить из рук твоих ярлык на владение Галичем Мерским.
Темные раскосые глаза Мамая метнулись в одну сторону, потом в другую, словно быстрые молнии; по лицам своих мурз и эмиров Мамай видел, что все они единодушно стоят за то, чтобы осадить зарвавшегося князя Дмитрия, отнять у него владимирский стол.
— Будешь ли ты исправно доставлять дань в мою ставку, коль я вручу тебе Белое владимирское княжение? — Мамай взглянул на Михаила Александровича. Услышав из уст тверского князя утвердительный ответ, Мамай милостиво добавил: — Ты мне по сердцу, Михайло-князь, дам тебе ярлык на великий стол. Будешь первым князем на Руси! Сможешь посчитаться с Дмитрием за все свои обиды.
Михаил Александрович отвесил поклон Мамаю.
Прокл Иванович от радости упал на колени, уткнувшись лбом в мягкий ворсистый ковер, когда толмач объявил ему волю Мамая.
— Получишь и ты, князь, ярлык на владение Галичем, — сказал низкорослый толмач.
Глава десятая. Сары-Ходжа
Михаил Александрович возвратился домой в сопровождении ордынского посла. Этим послом стал эмир Сары-Ходжа, входивший в ближайшее окружение темника Мамая. Сары-Ходжа был коварен и изворотлив. Прежде чем сблизиться с Мамаем, он успел послужить нескольким золотоордынским ханам и даже поспособствовал убийству двоих из них. Кровавая неразбериха вокруг ханского трона в Сарае вынудила Сары-Ходжу примкнуть к Мамаю, могущество которого стремительно возрастало.
Сары-Ходжа владел обширными пастбищами в междуречье Дона и Волги, на которых паслись несметные стада скота и табуны лошадей. В подвластный Сары-Ходже улус входило больше двадцати кочевий, которые могли выставить около десяти тысяч всадников. Мамай доверял Сары-Ходже многие важные дела, в том числе и посольские поручения.
Отправляя Сары-Ходжу на Русь вместе с тверским князем, Мамай велел ему взять с собой отряд конницы, дабы защитить Михаила Александровича от возможных враждебных действий со стороны московского князя. На этом же настаивал и сам Михаил Александрович, не забывший, как московляне применяли ратную силу в споре с суздальскими князьями за владимирский стол. Мамай уполномочил Сары-Ходжу присутствовать при обряде восхождения Михаила Александровича на великое княжение Владимирское, дабы все было честь по чести. Сары-Ходжа должен был проследить, чтобы все прочие князья присягнули новому великому князю. И прежде всего это был должен сделать московский князь.
Отправляя Сары-Ходжу на Русь вместе с тверским князем, Мамай велел ему взять с собой отряд конницы, дабы защитить Михаила Александровича от возможных враждебных действий со стороны московского князя. На этом же настаивал и сам Михаил Александрович, не забывший, как московляне применяли ратную силу в споре с суздальскими князьями за владимирский стол. Мамай уполномочил Сары-Ходжу присутствовать при обряде восхождения Михаила Александровича на великое княжение Владимирское, дабы все было честь по чести. Сары-Ходжа должен был проследить, чтобы все прочие князья присягнули новому великому князю. И прежде всего это был должен сделать московский князь.
Добравшись до Твери, Сары-Ходжа первым делом известил Дмитрия Московского, что ему надлежит прибыть во Владимир и склонить голову перед Михаилом Александровичем, получившим ярлык из рук Мамая. Приглашались во Владимир и остальные русские князья.
Прознав о приготовлениях Михаила Александровича к восшествию на владимирский стол, Дмитрий повелел боярам, купцам и черным людям по всем градам, зависимым от Москвы, целовать крест на верность ему, князю московскому. Дмитрий бросил клич для сбора рати, дабы не допустить Михаила Александровича и людей его во Владимир.
Ордынский гонец, вернувшийся из Москвы, привез Сары-Ходже горделивый ответ Дмитрия: «К ярлыку не поеду, Михаила на княжение Владимирское не пущу, а тебе, посол, путь свободен. Езжай, куда хочешь!»
Грозные слова Дмитрия были подкреплены выступлением московской рати, вставшей заслоном на нерльском водном пути. Это была самая удобная дорога из Твери до Владимира. Близ Переяславля-Залесского находился волок, по которому можно было перетащить суда из Нерли Волжской в Нерль Клязьменскую. На этом волоке московские полки и разбили свой стан.
Раздосадованный Михаил Александрович, поняв, что во Владимир ему не пробиться, ринулся с войском на Бежецк, где сидел наместник московского князя. Бежецк и волости вокруг него лежали в верховьях реки Мологи к северу от Тверского княжества.
Сары-Ходжа отправился в Москву, желая своими глазами узреть ее каменные стены и молодого князя Дмитрия, осмелившегося открыто воспротивиться воле Мамая. Прежде такого никогда не бывало, чтобы кто-то из русских князей посмел на равных разговаривать с Ордой!
* * *— Ты чего с застолья ушел, брат? — Дмитрий взирал на Владимира, прислонившись плечом к массивной дубовой колонне, подпиравшей потолочную балку. — Иль тебе разносолы мои не по вкусу?
Сидевший на скамье Владимир ответил, не глядя на Дмитрия:
— Надоело мне смотреть, как ты стелешься и заискиваешь перед послом Мамаевым. Ты ведь великий князь, а не холоп! Противно мне стало, брат, слушать твои угодливые речи, вот я и ушел с пира. Не кланялся я татарам допреж — и впредь не стану им кланяться! А ты давай умасливай Сары-Ходжу, вейся вьюном перед ним, расточай ему похвалы, может, он и замолвит за тебя словечко перед Мамаем. — Владимир криво усмехнулся.
— Та-ак, вот оно в чем дело! — проговорил Дмитрий, отделившись от колонны и прохаживаясь по светлице от стены до стены. Его голос зазвучал с насмешливо-язвительными нотками. — Братанич мой брезгует сидеть за одним столом с татарскими вельможами, а мое гостеприимство он резко осуждает. По-твоему, мне не следовало Сары-Ходжу и на порог пускать, так, что ли?
— Не нужно перегибать палку, брат, рассыпаясь в любезностях перед Мамаевыми послами, — раздраженно произнес Владимир. — Сары-Ходжа не просто так к тебе приехал, он хочет, чтобы ты склонил голову перед тверским князем, в руках у которого ныне ханский ярлык. Ты проявил твердость, преградив путь Михаилу Александровичу во Владимир. Так будь же и в общении с Сары-Ходжой столь же неприступен, брат. — У Владимира вырвался досадливый жест. — Чего ты обхаживаешь Сары-Ходжу, как девицу красную! Чего ты гнешься перед ним, как ива на ветру! Ей-богу, смотреть противно!
— Ты просто дальше своего носа не видишь, братец, — с тяжелым вздохом проговорил Дмитрий, опустившись на скамью рядом с Владимиром. — Это с тверским князем я могу не церемониться, ибо знаю, что воинство у него невелико. За Мамаем же стоит силища грозная! Доводить дело до войны с Ордой пока еще рано, брат. Сначала нужно Тверь покорить и разбить Ольгерда. Ведь эти два злыдня могут выгадать время и ударить мне в спину. Потому-то я и принимаю в своем тереме Сары-Ходжу как дорогого гостя. Потому и улыбаюсь ему льстиво, так как надеюсь с его помощью отнять ханский ярлык у Михаила Александровича. Смекаешь, братец? — Дмитрий слегка толкнул своим плечом крепкое плечо Владимира.
— А, по-моему, брат, Василий Вельяминов дал тебе верный совет: взять в заложники Сары-Ходжу и всю его свиту, — заметил Владимир после недолгой паузы. — При таком раскладе Мамай не станет с тобой воевать, покуда не вызволит из плена своих послов. Ты мог бы, пользуясь этим, покончить с тверским князем.
— Тысяцкий, когда во хмелю, имеет привычку говорить не думая, — сказал на это Дмитрий, взъерошив пятерней свои густые вьющиеся волосы. — Повторяю, ссориться с Мамаем я не стану, не приспело еще время к этому. Нету еще того единства между русскими княжествами, о каком мечтал Симеон Гордый.
Дмитрию удалось-таки уговорить Владимира вернуться в пиршественный зал, поскольку его место рядом с хозяином застолья не должно пустовать. Ордынские послы должны видеть и сознавать, что двоюродный брат московского князя един с ним в делах и помыслах. Пусть Сары-Ходжа запомнит Владимира таким, каков он есть: немногословным, не падким на хмельное питье, не расточающим льстивых речей. Пусть Сары-Ходжа видит, что в свои семнадцать лет Владимир является правой рукой Дмитрия. Пусть замкнутое лицо Владимира подскажет Сары-Ходже, что не все имовитые русичи на этом пиру рады встрече с послами Мамая.
Поздним вечером в Москву примчался гонец из Серпухова с печальным известием. Внезапно захворав, скончалась Мария, жена Владимира.
Был июль 1370 года.
Глава одиннадцатая. Месть и торжество
Разорив Бежецк, Михаил Александрович на этом не успокоился. Осмелев от безнаказанности, тверской князь завладел Угличем, Ярославлем и Костромой. Из всех этих городов были изгнаны московские наместники, а на их место посажены тверские воеводы. Где бы ни появлялся Михаил Александрович со своим войском, повсюду его слуги объявляли волю Мамая и показывали ханский ярлык, дающий право их господину владеть великим владимирским столом. Кроме того, в войске Михаила Александровича находились три сотни конных татар под началом мурзы Сейдербека. Это были воины из отряда Сары-Ходжи.
Уходя в Москву, Сары-Ходжа взял с собой лишь семерых беев, дабы показать Дмитрию свои мирные намерения.
Михаил Александрович не мог взять в толк, почему Сары-Ходжа так надолго задержался в Москве. А когда стало известно, что Сары-Ходжа из Москвы отправился прямиком в Орду, то Михаил Александрович и вовсе не знал, что подумать. По договоренности с ним, Сары-Ходжа должен был запугать Дмитрия гневом Мамая и принудить его убрать московские полки с нерльского волока. После этого Сары-Ходжа собирался выехать во Владимир и там ожидать Михаила Александровича.
Мурза Сейдербек, усмехаясь, заметил Михаилу Александровичу: мол, не иначе московский князь одарил алчного Сары-Ходжу столь щедрыми дарами, что тот предпочел уехать с ними в Орду, дабы ни с кем не делиться. Нукеры из отряда Сейдербека по закону имели право на определенную долю от любой прибыли, какую мог получить Сары-Ходжа в этой поездке на Русь.
Жадность Сары-Ходжи покоробила Михаила Александровича, ведь теперь расплачиваться с его людьми предстояло ему. По сути дела, Сары-Ходжа предал Михаила, подкупленный московским князем.
Из Костромы Михаил Александрович устремился к Галичу, взяв и этот город под свою руку.
Для Прокла Ивановича наступило время радости и торжества. В благодарность за верную службу Михаил Александрович даровал ему галицкий стол.
Собрав на вече галицких бояр и черный люд, Прокл Иванович костил бранными словами московского князя, называя его «гнусным выродком» и «расхитителем чужих уделов».
— Однако есть на свете справедливость, что ни говори, — разглагольствовал Прокл Иванович, красуясь на бревенчатом помосте перед людской притихшей толпой. — Даже властителей Орды возмутило наглое самоуправство московского птенчика! Темник Мамай и хан Мухаммед-Булак передали ярлык на княжение Владимирское славному тверскому князю Михаилу Александровичу. Не забыли государи ордынские и про меня, — Прокл Иванович самодовольно ударил себя кулаком в грудь, — вручив мне сей ярлык на владение Галичем. Отныне я над вами князь и господин, люди добрые!
Вынув из кожаной сумки бумажный свиток с большой ханской тамгой, висящей на красном шнурке, Прокл Иванович с торжествующим видом потряс им над головой.