Перед моим мысленным взором пронеслось видение некоторых мускулистых, самоуверенных, синеглазых: Нервно сглотнула и постаралась отвлечься:
— И у них право левого трицепса, — добавила я, к восторженным высказываниям Джем.
— У них право сильнейшего, — возразила она.
Я хмыкнула и потянулась за чашкой, не преминув спросить:
— Так в чем связь, а?
Джем потянулась к своей сумочке, достала сигареты, и, затянувшись, продолжила рассказывать:
— Одно дело парни, которые и не готовились стать воинами, и совсем другое те, кто с рождения к этому шел и: ничего. На них смотреть страшно, Кира. Такие приходят в квартал развлечений для того, чтобы забыться. Забыть о своей никчемности, забыть о своей ненужности, да обо всем забыть. И конечно, отцам больно и неприятно смотреть на сыновей, которые так никем и не стали, точнее не стали воинами. Особенно если отцы сами воины и понимают, чего сыновья лишились. Смотри — дитя иристанки и воина — 40% что ребенок станет воином. Дитя дочери воина и воина — 80%. Дитя воина и неиристанки — 2%. А теперь догадайся, что сделает воин, если от него забеременела тьяме?
Мне почему-то опять вспомнился тот самый синеглазый воин. И его взгляд, и его уверенность, что я буду с ним и: прикосновения, и бесконечно счастливое 'Я нашел тебя':
— А что он сделает? — спросила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Удар в живот, Кира! — резко, с какой-то яростью ответила Джем.
Чашка едва не выпала из моих рук. На Джем я смотрела с каким-то священным ужасом в глазах, просто не желая верить: Тупая планета!
Джем рассмеялась, но как-то совсем не весело, и продолжила:
— Обычно приезжие предпринимают меры, для того чтобы беременности не случались. Меры разные, чаще всего идет стерилизация, но случается всякое. Воины они какие-то особенные и семя у них не только живучее, оно и женщину меняет. На моих глазах тридцатилетние, что начинали спать с воинами, стремительно молодели — месяц, другой и им уже не дашь больше двадцати.
— Но дети, — простонала я.
— Это воины, — голос Джем стал резким и неприятным, — для них сын, что не стал воином, все равно, что инвалид. Такой судьбы для своей крови они не желают. Так что: удар в живот, при необходимости, и все.
Сижу, грустно смотрю на темное кофе: в нем почему-то вижу синие глаза, а мои собственные застилают слезы. Он ведь считал, что я тьяме: значит со мной, поступил бы так же? И к чему тогда было 'Никаких больше палаток, женщина! Отныне ты будешь принадлежать мне в моем доме и в моей спальне. Ты — моя!'. И возник вопрос:
— Джем, а воины забирают тьяме в свой дом?
Она рассмеялась, а потом все так же со смехом:
— Кира, ты такая юная и наивная. Ответь, ну зачем воинам держать тьяме в собственном доме? Для них могут купить квартиру в квартале развлечений и не более того. Ни один воин тьяме домой не повезет!
Вопреки обсуждаемой теме мои губы растянулись в улыбке, потому что лично я точно знаю воина, который собирался отвести тьяме к себе домой!
— Что? — не поняла моей реакции Джем.
— Ничего, — но улыбка становилась все шире, — так, а что там с гонками и да: что я одену?
Просто попорченный во время операции алый костюм был собственно ее.
— Хочешь платье? — предложила Джем.
— Хочу шортики, — мечтательно протянула я, — желательно до умопомрачения короткие и рубашку, так чтобы подвязать, и сапоги на каблуках, и волосы соберу в высокий хвост и:
— И кто тогда будет смотреть на гонки? — возмутился Джокер, входящий на кухню. — Ты бы мне там еще стриптиз устроила!
Мы посмотрели на Джокера, а потом я выдала:
— Да легко, мы с Микой ходили на курсы по стриппластике.
Мужик прошел, налил и себе кофе, сел напротив меня, задумчиво поскреб лысую макушку и сказал:
— Ладно. Все равно воины в подземелье не спускаются, тем более ночью, а остальных ретивых мои парни быстро успокоят. Зажжем!
И как мне в этот момент Мики не фатало.
Итак — подземный город: Город под землей, под сводами огромной пещеры. Город, как змеями пересекаемый двумя реками. Город древний, полуразрушенный, с плоскими крышами в восточном стиле. Город в сиянии разноцветных огней: Короче назревала вечеринка в варварском стиле.
— И мы приветствуем отважного Харго на верном лемаке по кличке Смертоносный! — возвестила я, поставив одну ногу на край парапета.
Мой голос, усиленный звуковой установкой разнесся над всем подземным городом, отразился от стен и вернулся неясным эхом, растворившись в гуле восторженных криков.
На сейре, который я удерживала перед собой, высветилась надпись от Джокера: 'Мужик — фермер, лемака растил сам, неудачники оба'.
— Угу, — это я едва слышно себе, и уже громко всем. — Настоящая дружба человека и зверя! Отважный Харго сам вырастил брошенного матерью лемакеныша. И сегодня Смертоностный будет сражаться за своего смелого и великодушного хозяина, за семью, за честь!
'Мля, Кира, мужик только что узнал о себе много нового, — сообщил Джокер. — Ты поменьше с воодушевлением, еще пара слов и этот Харго решит, что он уже победил'.
Я подавила улыбку, ибо как-то неприлично было бы ржать, под прицелом трех камер, которые транслировали мое изображение прямо на стены пещеры справа, слева и сверху, ну это чтоб всем видно было. А народу собралось за десять тысяч, не меньше. И Джокер сказал, что это сегодня еще слабо, так как из-за лютующего правящего клана многие не смогли приехать. Кстати, еще Джокер сообщил, что факт моего исчезновения из дома папочки не афишируется вовсе. То есть меня ищут, но тайно. Ну а еще Джокер заверил, что тут меня искать точно не будут. Надеюсь, иначе папандра удар хватит — просто шортики моего размера не нашли, зато нашли безумнооблегающее золотое платье, обтягивающее как чулок от груди и до: в общем там все едва-едва прикрывалось. Зато сапожки сказка — до середины бедра доходили и каблук запредельный, и перчатки тоже черные выше локтя. Волосы я собрала в высокий хвост, как рассчитывала. Макияж простой и в то же время вызывающий — позаимствовала у Джем черные накладные реснички и губы подвела алым. Короче до неприличия роскошный образ вышел. Джокер всю дорогу глаз не сводил, а Накар трижды повторил, что трогать меня нельзя в момент прощания. Жаль с нами он не мог, решал какой-то вопрос с шефом и проштрафившимся Штофом.
'Мясник Дайо и лемак Вектор, — сообщил по сейру имена очередных гонщиков Джокер'.
— И мы приветствуем новых участников! — возвестила я.
Толпа взревела, на круглую площадь перед полуразвалившимся дворцом выехал очередной экипаж — черный двуногий ящер с недоразвитыми передними лапами, и сидящий на нем мощный мужик в желтом комбинезончике. Цыплячий цвет одеяния, как объяснил Джокер, был банальной защитой — у лемаков молодняк желтый, его не трогают ни в коем случае, то есть если наездник свалится, его никто не сожрет.
Наездник с ящером выехали, остановились и помахали толпе. Им вяло ответили, но больше было советов сваливать домой к мамочке. Ладно, щас бум исправлять.
— Перед вами самая смертоносная команда наших гонок! Приветствуйте! Дайо — тот, кто способен вырезать ваше сердце за несколько секунд! — толпа притихла, уже иначе глядя на толстопузика. — Он тот, кто изрежет вас недрогнувшей рукой опытного убийцы! — толпа вообще смолкла. — Но сегодня, Мясник Дайо и его верный лемак Вектор, проложат свой путь к победе! Свежей крови вам, ребята!
Стены, крыши, окна полуразвалившихся зданий огласились радостными криками, вот теперь участников приветствовали как следует.
'Кира, ты просто клад, — засветились символы на сейре, — ты в курсе, что у нас стремительно растут ставки? Детка, где ты раньше была?'
Ответить возможности никак не представлялось, и я только загадочно улыбнулась, скромненько так.
И вдруг сейр мигнул и появилась новая надпись:
'Начинаем гонку. Прямо сейчас!'
В отличие от Джокера я торопиться не собиралась. Опустив сейр, взяла огненно-алый платок, и ловко вскочила на парапет. Толпа ахнула, когда из под каблуков вниз понеслись камешки, но я стояла спокойно — даже если свалюсь точно знаю, что смогу ухватиться за край. И потому, гордо выпрямившись, я подняла платок вверх, и над городом разнесся мой голос:
— Да начнутся гонки века! На позиции, внимание… СТАРТ!
И одновременно с последним словом, резко опустила платок. И задрожала земля! Она действительно задрожала, едва лавина из двадцати семи всадников рванула по улицам мертвого города. И это невероятное зрелище отражалось на всех трех экранах, в динамике, в неудержимом порыве, в:
Чьи-то руки неожиданно легли на мою талию, а в следующее мгновение я была просто стянута с парапета, и водружена обратно на плоскую крышу. И все бы ничего, но развернули меня от экранов, лицом собственно к крыше. А там: а там лежал без сознания Джокер, и валялся тот несчастный десяток его телохранителей, и даже пяток техников, которые следили за трансляцией и за ставками. А над стонущими, скрюченными и просто бессознательными телами стоял мой папандр и дедок МакОратов. И оба на меня смотрели:
Вот вам и 'воины сюда не заходят'!
Неосознанно как-то потянула платье вниз, пытаясь натянуть его чуть ниже: Глазки папика сузились. Уже догадываясь, что придется драпать и быстро, я заодно сняла микрофон, отключив предварительно, чтобы не отвлекать внимание народа от бегущих ящерок. Потом оглянулась на собственного снимателя. Он, кстати, продолжал стоять совсем рядом со мной, и потому пришлось сделать шаг в сторону, дабы его рассмотреть.
Рассмотрела — папандрова копия. Тоже темненький, тоже высокие скулы, глубоко посаженные глаза, красиво очерченные губы и тоже когда бесится, желваки дергаться начинают. Но самое забавное — у данного индивида волосы были коротко острижены, как у парней на моей родной Гаэре.
— Дьяр? — догадалась я.
Воин презрительно хмыкнул и посмотрел на отца. Папик, натянутый как струна, причем у мышцы у него были заметно напряжены, смотрел исключительно на меня и сжимал кнут. Даже жутко стало, но тут удивил дедок МакОратов:
— Последнее, что я стал бы делать на вашем месте, хассар, это бил бы девчонку.
Отец нервно оглянулся на него, и тогда воин пояснил:
— Она в гораздо большей степени продолжение тебя, Агарн, чем любой из твоих сыновей.
Я мгновенно скривилась, так как быть похожей на отца мне ни в коей мере не хотелось, и папанд мою реакцию заметил. Вскинул подбородок, не отрывая от меня взгляда, и загорелом лице словно прошла судорога. А затем в его глазах я увидела что-то странное, словно из глубины их на меня другие глаза смотрели и этот взгляд:
— Дьяр, — хриплый голос отца вынудил вздрогнуть, — она твоя!
У меня руки похолодели, а отец к сказанному добавил:
— Займись воспитанием своей женщины.
МакОрат неодобрительно покачал головой, но сказать ничего не решился. И оба главы кланов просто развернулись, дошли до края разрушенного дворца и спрыгнули вниз. Проводив их взглядом, я взглянула на табло и увидела, что гонки уже подходят к концу, а у нас ставки срываются.
— Джокер, — напряженно позвала я, — хватит изображать полутруп, у тебя ресницы дергаются!
Мужик не дрогнул, но зато дрогнули его губы, которые пробормотали:
— Кира, у тебя воин за спиной и он достал кнут.
Ну да, ну да, жоних тама. Я повернулась и посмотрела на Дьяра: все хорошо, но жутко папика напоминает, так и хочется по морде врезать. И вот этот самый клон папандра, глядя на меня спокойно произнес:
— Твоя мать ничему тебя не научила, женщина.
Зря он так!
— Моя мать, научила меня самостоятельности, братик, — язвительно произнесла я, — а ты без папочкиного слова и шаг сделать боишься!
Воин сжал кнут, который уже держал в правой руке и демонстративно сделал шаг ко мне, сократив расстояние до неприличия.
— Ну конечно, — сокрушенно пробормотала я, упираясь носом чуть ниже его плеча, — на этот шаг папа дал добро!
Через секунду, связанная по рукам и ногам всего одним ударом плети, которая почему-то оказалась значительно длиннее, чем можно было бы признать с первого взгляда, я уже пожалела о своих словах. Но еще больше я жалела о том, что никакие другие сказать не могу — кляп мне затолкали чуть ли не в глотку, когда я заорала в момент, обвивания плети вокруг моих рук и ног. И в результате, под изумленными взглядами техников Джокера, которым притворяться надоело, меня спеленатую по рукам и ногам, воин просто перекинул через плечо и разогнавшись перепрыгнул через парапет и пока я закрыв глаза мычала от ужаса, преспокойно приземлился.
А потом я увидела страшное — в полуразрушенном фонтане, где воды не было уже много тысяч лет, лежал Икас: без сознания:
Я сначала застыла, не отрывая взгляда от своего зверя, а потом забилась, закричала, пытаясь вырваться из последних сил. Дьяр по началу игнорировал, унося меня прочь от города, прочь от моего Икасика, но осознав что моя истерика идет только по нарастающей и успокаиваться я не собираюсь, снял с плеча, поставил на ноги, прислонив к стене. А затем, наклонившись так, чтобы я видела его лицо, прошипел:
— В отличие от отца, я всегда учитываю детали, женщина. Ты сбежала со своим зверем, но ты не знала его предпочтения. Я знал! И потому на рынке, где твой 'друг' покупал корм, появилось мясо горной козы.
Я замычала и рванулась снова, Дьяр без труда удержал и продолжил:
— Снежная смерть к ядам очень чувствительны, — губы воина коснулись моей щеки, заскользили к уху и Дьяр прошептал, — но есть снотворные природного происхождения. Мясо, что твой зверь съел сегодня, принадлежало козе, которую зарезали спящей.
Меня просто колотить начало и от ярости, и от злости, и от безысходности всей ситуации. И даже злые слезы из глаз потекли, что было особенно неприятно под презрительным взглядом новоявленного женишка. Дальше меня снова перекинули через плечо, не заботясь о том, что рукам больно, да и ноги связаны слишком туго.
Последние метров двести Дьяр почти бежал, и вскоре мы оказались на поверхности, под яркими звездами ночного неба. А там нас, как оказалось, ждали.
— Ослабь плеть, — услышала я недовольный голос отца, — слишком туго стянул, ей больно.
Но видимо кое-кто слишком буквально воспринял мои слова про подчинение папочке и Дьяр резко ответил:
— Это мне решать. Моя женщина.
Я замычала, делая попытки привлечь внимание к своему плачевному состоянию, но замерла, едва услышала слова папандра:
— Не совершай моих ошибок, Дьяр. Есть женщины которые прогибаются, а есть такие как Кира.
Но брательник папика не слушал, и вскоре мы мчались куда-то непонятно куда, на четвероногой зверюге. Меня метров через пятьсот таки сняли с плеча и усадили перед собой, но уже даже это не спасало — руки потеряли чувствительность, ноги так же, а еще у меня слезы не прекращались: никак совсем.
Потом была какая-то гора из светлого камня, и она белым мутным пятном выделялась в ночи, потом мы въехали на эту гору, потом проехали куда-то между деревьями, чьи ветви плотно переплетались. И в итоге выехали на небольшую поляну, с маленьким округлым озерцом и каким-то не внушающим доверия навесом, притулившимся у отвесной сены собственно этой горки. Дьяр спрыгнул с животины, рывком снял меня, затем тоже как-то рывком высвободил плеть. И когда я начала падать, так как онемевшие ноги стоять отказывались, подхватил на руки и отнес к навесу, не особо бережно уложил на шкуры. А вот кляп не вынул!
И вот когда я была размещена в положении на спине, Дьяр сел рядом на корточках и начал просто смотреть на меня. Вышла одна из двух местных лун и теперь я была очень хорошо видна, как впрочем, и он. Так мы друг на друга и смотрели: минут десять.
— Это невыносимо, — вдруг произнес воин, и рывком содрал с меня платье.
А под платьем красное кружевное бельишко, выданное мне Джем, за хорошее поведение и на удачу. Дьяр так и застыл с обрывками несчастного золотого наряда в руках. Выдохнул, резво поднялся и начал раздеваться на ходу, а ход его был направлен к озеру. И вот туда он и нырнул, с разбега фактически.
Глядя на это дело, решила, что и самое время сваливать. Попыталась сесть. С четвертой попытки даже удалось, начала осторожно разминать затекшие ноги, затекшими же руками. Ненавижу это мерзкое ощущение мурашек по потерявшему чувствительность телу. И встать, сейчас совсем не получится, но я все равно продолжала разминать конечности.
— Куда-то торопишься?
Вскинув голову, увидела, что Дьяр уже вышел из воды и теперь неторопливо направляется ко мне: голый. Весь. Не могу сказать, что увидела что-то новое для себя, мы же с Микой по интим-магазинам гуляли неоднократно, но там было на что посмотреть. И если бы я не видела своего светловолосого воина может быть даже засмотрелась, а так: тело как тело, у светленького мне больше понравилось.
— Невероятно, — Дьяр подошел и теперь стоял в двух шагах от меня, — где смущение, Киран? Порозовевшие щечки, испуганный взгляд, трепет хоть какой-то? Или твоя невинность досталась совсем не Нрого?
— Ой, — задумчиво отозвалась я, разглядывая шрам, пересекающий его грудь, — было б тут чего смущаться:
И почему-то мне на это ничего не ответили. Вскинув голову, удивленно смотрю на воина и вижу перекошенную от ярости рожу.
— Что? — решилась я спросить. — Что я такого сказала?
Дьяр продолжал стоять молча, с ненавистью глядя на меня. Потом медленно, не отрывая от меня взгляда, снова присел на корточки: голый весь, что его совсем не смущало, протянув руки, расстегнул сначала один мой сапог, потом второй, затем оба осторожно стянул. А затем его левая рука осторожно взяла мою ножку, а пальцы правой начали ее поглаживать, легко массируя пальцами.
— Ты б оделся, — уперевшись руками, для сохранения сидячего положения, предложила я.
Дьяр не ответил, продолжая почти невесомо массировать мою ножку. Только массировать, легко пробегаясь пальцами по пяточке, так что вроде и чувствительно, но не так чтобы щекотно, чуть сжимая стопу и поглаживая икры и все это так интригующе было.