Как только наблюдатель получил достаточно информации для осуществления своих непосредственных целей, перископ должен быть немедленно опущен - до следующего сеанса наблюдения. В кульминационные моменты атаки или во время охоты (вашей или на вас) следующий сеанс может начаться уже через несколько секунд. В такие периоды наблюдающему придется попеременно то сидеть, скрючившись, на настиле, то выпрямляться в полный рост. А если добавить к этим гимнастическим упражнениям еще и усилие по вращению перископа (вы можете смотреть только в одном направлении, поэтому вам придется ходить вокруг него, часто на коленях, припав к объективу, с тем, чтобы окинуть взглядом весь горизонт), то вся процедура становится напряженным физическим упражнением.
Что касается умственных упражнений, с этим оказывалось еще сложнее. Во время Второй мировой войны субмарины Королевского военно-морского флота оснащались лишь самыми примитивными инструментами атаки, и вам приходилось держать в голове полную картину передвижения кораблей в данном районе, запоминая расстояния, скорости, угол изменения азимута и курсы, как свой, так и чужие. Удивительно, насколько трудно в пылу сражения решать в уме самые простые арифметические задачки. Иногда, когда ситуация складывалась не совсем успешно, у вас появлялось немало поводов для волнения, и в это время требовалось значительное умственное усилие, чтобы перевести, например, узлы в футы в секунду. Конечно, можно было спросить одного из помощников, который для решения подобных задач имел и таблицы, и логарифмические линейки. Но когда все складывалось удачно, мне эта процедура казалась слишком медленной, и я все-таки держал в голове таблицу перевода узлов в футы в секунду. В те времена мне вообще удавалось хранить в голове массу информации, например углы наводки орудий на цели при различных скоростях и направлениях.
При наличии современных систем атаки все эти задачки решаются механически, и даже в дни моей службы ответ можно было, при наличии некоторого времени, получить у помощника. И я действительно постоянно к ней обращался. Но иногда, как я уже сказал, этот способ получения информации казался слишком медленным. Возможно, я и ошибался, но мне всегда хотелось сэкономить хоть долю секунды, решив все самому, хотя я считаю себя всего лишь посредственным математиком. Остается неоспоримым факт, что некоторые из самых успешных старших офицеров, встреченных мной во время Второй мировой войны, обладали недюжинными математическими способностями: Ванклин и Линтон, оба получившие крест Виктории, Томкинсон, Дьюхерст, Лондерс и многие другие.
При возвращении в залив Кальяри утром 18 августа 1942 года до 11.45 я трудился у перископа в течение трех часов, гоняясь за ускользающим патрульным кораблем, за исключением лишь четырнадцати минут на первом этапе атаки. Больше того, мне пришлось делать это в обнимку с перископом, который больше подходил для последних терзаний грешных старших офицеров в чистилище. Но лишь после того, как мы наконец добили танкер, ушли на глубину и направились восвояси, истекая потом, морской водой и смазкой, я понял, что абсолютно истощен. В азарте атаки такое ощущение отсутствует.
Решив, что агрессия больше не принесет успеха, я выбрал момент, когда все охотники, и морские и воздушные, оказались по другую сторону от покинутого командой судна, и выпустил еще одну торпеду, в этот раз целясь непосредственно под днище. Мы не могли задержаться, чтобы понаблюдать за эффектом, но за взрывом торпеды немедленно последовали звуки разлома - это развалился корпус судна, - а через девять минут, когда мы отважились подвсплыть, чтобы посмотреть, танкер уже затонул. Мне кажется, что этот случай был единственным, когда наши бесконтактные торпеды потопили корабль наверняка. В определенных условиях на близком расстоянии - а в то утро я слышал, как торпеда, подбившая катер, сделала это - можно было услышать удар торпеды, похожий на громкий щелчок, за долю секунды до того, как боеголовка отделилась. Звук быстро распространяется в воде, а в определенных условиях особенно быстро.
Я сказал, что считаю этот случай единственным, так как эта торпеда имела дефект, способный нанести ощутимый вред тому, кто выпускал ее. Если из-за неполадок в гироскопе торпеда не слушалась глубины и курса и, вместо того чтобы двигаться прямо, делала круг и возвращалась к вам, обычно вы могли нырнуть под нее; но в таком случае бесконтактная торпеда могла попасть в вас. Поэтому в дальнейшем эти торпеды были усовершенствованы таким образом, чтобы взрыв происходил только при контакте. Но даже и контактные торпеды порою подводили. Именно из-за них Хэггард пережил несколько пренеприятных минут, атакуя однажды крейсер. Он услышал щелчок от столкновения торпеды с бортом крейсера, однако ожидаемого взрыва за этим не последовало: крейсер ушел как ни в чем не бывало.
В тот вечер мы повернули к дому и как раз, когда начало смеркаться, проходили южный вход в залив. Вахтенный офицер доложил, что видит нечто похожее на цель: Кальяри представлял собой военно-морской порт. Я понял, о чем говорит дозорный, - это боевая рубка вражеской подлодки.
- Готовиться к погружению! - пропел я.
Лодка направлялась домой, возможно предвкушая все те радости, которые сулит берег, и - вполне естественно при виде дома - потеряла бдительность. Она поднялась на поверхность прежде, чем по-настоящему стемнело, и так на полной скорости шла к порту. Расстояние казалось слишком большим, а позиция не самой благоприятной для атаки, однако мы развернулись на полной скорости почти на 180 градусов в положение залпа, так что хвост нашей лодки затрещал, в то время как торпедисты в спешке готовили торпедный аппарат к выстрелу.
У нас на борту было шесть торпедных аппаратов, и я решил дать залп из всех шести, чтобы закрыть большую площадь и повысить шансы на успех. В сгущающихся сумерках видимость была очень слабой, и точно определить курс и скорость противника казалось невозможным. Два из наших торпедных аппаратов имели торпеды нового образца, остальные же четыре заряжались бывшими бесконтактными торпедами, теперь уже переделанными исключительно в контактные и, как все переделанное, не слишком эффективными. Старые контактные торпеды уже не выпускались. Но иногда отдельные экземпляры еще можно было найти в складских залежах, и я всегда использовал любую возможность, чтобы их получить.
Наводка закончилась, и мы начали выпускать торпеды с интервалом в несколько секунд, чтобы увеличить площадь обстрела и скорректировать возможную ошибку в оценке угла попадания. Прежде чем мы успели выпустить шестую торпеду, прямо по курсу раздался оглушительный взрыв, субмарина вздрогнула и затрещала.
Торпедозамещающая балластная цистерна не заполнилась после выхода торпед полного залпа, и мы выскочили на поверхность. Многие в команде решили, что нам удалось совершить прямое попадание, и по субмарине прокатилась волна ликования, но я знал, что цель находится примерно в 2500 ярдах от нас. Это также не могла быть глубинная бомба, поскольку поблизости не видно было ни самолетов, ни патрульных кораблей. Дело, конечно, заключалось в том, что торпеда разорвалась преждевременно - непосредственно перед установкой и слишком близко, чтобы событие это могло оказаться приятным.
В своем отчете о патрулировании я написал, что было невозможно, даже для итальянцев, не заметить одно или оба эти происшествия - преждевременный взрыв торпеды и всплытие субмарины на поверхность, - и во второй раз за время военных действий я увидел, как цель повернула обратно. На самом же деле та заслуга, которую я приписал итальянским сигнальщикам подводной лодки, выполнявшим нудную работу, абсолютно чуждую по духу латинской крови, им вовсе не принадлежала. На будущий год именно эта лодка, "Бронцо", попала в плен у берегов Сицилии, а вместе с ней оказались и все ее бумаги. Раньше до меня уже доходили слухи, что итальянцы заявляли, будто в тот раз потопили нас, как уже неоднократно это делали и они, и немцы. Но по отчету командира "Бронцо" дело обстояло следующим образом. Подходя к Кальяри с юга, он услышал взрыв торпеды, явно произошедший в конечной стадии ее траектории. На самом же деле она взорвалась, едва начав свой путь.
Быстро оценив ситуацию, он повернулся к атакующей субмарине. В действительности, конечно, он отвернулся от нас, но если бы взрыв оказался произведенным торпедой в конце траектории, то поворачивал бы к лодке; в любом случае он так и не увидел, как мы выскочили на поверхность. Почти сразу после этого он якобы столкнулся с субмариной, что вызвало бурное волнение воды и множество пузырей. Он заявлял, что таким образом потопил вражескую подлодку. Отчет сообщал, что осмотр в доках показал наличие значительных повреждений корпуса "Бронцо", одно повреждение ниже орудия и одно возле машинного отсека. Это было признано достаточным доказательством его правоты, и капитана должным образом наградили. Справедливости ради необходимо заметить, что обе воюющие стороны награждали офицерский состав за уничтожение субмарин, которые на самом деле не получили никаких повреждений. На самом деле весь шум, волны и пузыри, о которых он говорит, происходили от ударов двух наших торпед; вес почти в две тонны на скорости 45 узлов производит совсем не маленький удар даже при отсутствии взрыва. В данном случае обе боеголовки как раз не взорвались.
Во время этого похода я имел дело с тремя подлодками; удивительно, как часто мы встречались: это заставляло всегда держать ухо востро. Чтобы гарантировать себе преимущество, а следовательно, и жизнь, желательно было первым увидеть соперника. Наши субмарины потопили немало вражеских подлодок, но, как я уже говорил, судьба распорядилась таким образом, что мне ни разу не удалось выйти победителем в подобных состязаниях. Хотя три моих торпеды непосредственно достигли цели, ни одна не взорвалась и не нанесла сколько-нибудь серьезного повреждения. Больше мне не довелось атаковать субмарины. В следующий раз итальянцы увидели нас первыми и выстрелили, но промахнулись, так что, возможно, заклятие действовало в обоих направлениях.
Именно после этого патрулирования, которое оказалось еще более зацикленным на субмаринах, чем обычно, я должен был сопровождать конвой через Гибралтар в подводном положении. На самом деле нужно было всплыть на расстоянии примерно 50 миль и пройти по поверхности под защитой запретов на атаки, с известными всем дозорам маршрутом и временным графиком. Под водой же нас могли принять за вражескую субмарину и, выследив, атаковать. Но, как и другие, я предпочел принять этот риск, нежели оказаться мишенью для итальянских лодок.
Возможно, в своем повествовании я не раз нелестно отзывался о штабных работниках, но должен признаться, что на самом деле они беззаветно служили нам: именно им мы обязаны защитой от своих же военных, в которых любая субмарина моментально вызывала бурный боевой энтузиазм, затмевавший выяснение такой мелочи, как ее государственная принадлежность.
Хотя мы еще и не могли назвать себя субмариной, достигшей всех высот военного мастерства, но период нашего ученичества закончился, и теперь "Сафари" готовилась вступить в военные действия.
Глава 12.
Мальта и Адриатическое море
Налеты немецких бомбардировщиков весной 1942 года заставили наши субмарины перебазироваться с острова Мальта. В ее гавани мы потеряли слишком много лодок. Десятая (базировавшаяся на Мальте) подводная флотилия присоединилась к первой флотилии в Бейруте, в то время как восьмая, моя флотилия, действовала из Гибралтара. Это означало, что для того, чтобы добраться до основных маршрутов снабжения армии генерала Роммеля и с востока, и с запада, нашим подводным лодкам приходилось проходить около девяти сотен миль. И поскольку днем находиться на поверхности было опасно из-за самолетов и вражеских субмарин, путь занимал около пяти дней - то есть использование подводного флота в данном случае совсем не имело смысла. А с Мальты можно было добраться до места назначения в течение одного дня, и в конце лета 1942 года десятая флотилия вновь начала собираться на Мальте. Субмарины "Сафари", "Сахиб" и "Сарацин" были откомандированы из Гибралтара на поддержку десятой флотилии, ослабленной и истощенной тяжелыми потерями.
Мы отнеслись к походу на Мальту с восторгом: ведь там наши субмарины завоевали отличную репутацию, хотя на более близком расстоянии романтический ореол заметно бледнел. Мальта предстала голодной, усталой и потрепанной. Десятая флотилия глубоко переживала потерю подлодки "Апхолдер", которой командовал капитан-лейтенант Ванклин, кавалер креста Виктории, величайший из наших подводников. Погибло и еще несколько лодок такого же уровня. Никаких развлечений не предусматривалось; никакой дополнительной еды, не говоря уже об алкоголе, взять было негде, а рацион не радовал разнообразием. Хотя, конечно, и подводники, и летчики-истребители получали дополнительное питание и не голодали. Подобно Королевским военно-воздушным силам, мы имели доступ и к радостям жизни, закупоренным в бутылках.
На мой взгляд, действительными героями Мальты - забытыми героями стали солдаты. В 1938 году я оказался на этом острове вместе с пехотинцами. Они там оставались до сих пор. С большим трудом узнал я в изможденном, исхудавшем человеке, одетом в старый болтающийся на плечах китель, майора Сэма Брауна. В прошлую нашу встречу он казался полным сил и энергии. Ни моряки, ни военные не получали никаких дополнений к рациону - ни под водой, ни на поверхности. Никаких связей с фермой в Гоцо они не имели, поэтому не могли найти себе дополнительного пропитания из неофициальных источников. Всеми забытые, иногда они разгружали добравшееся до них сквозь жуткие бомбежки судно. В то время как другие прятались по убежищам, им приходилось чинить выбоины на взлетно-посадочной полосе, чтобы могли приземлиться наши истребители. А кроме того, они неустанно вели наблюдение за побережьем и сумели отразить ту единственную атаку острова с моря, на которую решились враги.
Шримп Симпсон командовал базой подводного флота в форте Лазаретто, древнем сооружении, когда-то служившем больницей, а затем складом сантехники у инженеров-строителей Мальты. Эмалированные изделия, конечно, в значительной степени пострадали от бомбежек, но зато мелкие вездесущие мошки, которые в изобилии населяли здание, чувствовали себя прекрасно. Им очень не понравилось наше вторжение, а у нас не было никаких средств для борьбы с ними. Особенно зверствовали они в бомбоубежищах, поэтому многие из нас искренне предпочитали рисковать жизнью под бомбами, чем терпеть их атаки.
Что мы имели в изобилии, так это фильмы - они считались исключительно ценным подводным грузом. Во время пребывания в гавани некоторые из моряков торжественно созерцали ежедневно по две кинокартины. В суете и толчее ежедневного прихода и ухода субмарин разговор зачастую ограничивался лишь специальными темами и едой. В этих бесконечных дискуссиях адские машины, изобретенные врагом для уничтожения субмарин, представали еще более страшными и вездесущими, чем это было на самом деле, и поэтому настроение среди подводников нельзя было назвать жизнеутверждающим. Но благодаря умелому руководству Симпсона атмосфера в Лазаретто оставалась благоприятной, и нам удалось провести там немало приятных вечеров. Немцы бомбили Мальту регулярно, словно по часам: вы могли спокойно принять решение, позавтракать ли сегодня до налета или лучше сделать это после него. Если же приближался ленч, да еще и прибыла партия джина, то стоило задуматься, съесть ли быстро ленч или лучше выпить еще порцию джина, а ленч взять с собой в укрытие и, сдувая мошек, не спеша подкрепляться во время бомбежки. Но обычно выбирали самый неосторожный и глупый вариант - выйти из укрытия и наблюдать за организованными полетами бомбардировщиков, с редким аккомпанементом наземных орудий. Боеприпасов у нас оставалось настолько мало, что своими выстрелами мы могли лишь обозначить цель. А самолеты тем временем продолжали спокойно летать в безоблачном небе.
Внезапно откуда-то из-за горизонта появилась горстка сверкающих точек сквозь разрывы снарядов и группы немецких самолетов она с шумом приближалась: это летели наши истребители, чтобы посеять панику и смятение среди врагов. Новые самолеты разорвали повисшие полосы дыма - они шли на такой высоте, что было трудно сказать, какой стороне принадлежит авиация. Бомбы, разорвавшись, подняли вверх тучи песка, потом небо вновь прояснилось, и в тишине лишь спокойно скользили несколько белых точек спускающихся парашютов.
В это время бомбежка сконцентрировалась на наших аэродромах, и наши истребители - а это военное время, несомненно, стало золотым для фирмы "Скьюболд Берлинг и К°" - все увеличивали счет сбитых немецких бомбардировщиков. Постепенно им пришлось уступить, и натиск ослаб, а затем и вовсе прекратился. В небе появлялось все больше наших истребителей "Спитфайров", немецкие самолеты отступили, и сейчас для нас единственной реальной, однако весьма насущной угрозой оставался надвигающийся голод.
Нашим субмаринам уже не было необходимости оставаться на дне гавани в течение всего долгого знойного дня, имея возможность подняться на поверхность только ночью, чтобы срочно зарядить аккумуляторные батареи, пополнить запасы воды и продовольствия и произвести необходимые ремонтные работы. Время от времени в гавань все-таки попадала бомба, но стоило развеяться пыли и дыму, из всех укрытий, бухточек и заливчиков внезапно появлялась масса когда-то ярко раскрашенных, хотя сейчас уже значительно поблекших, гондол: это местные жители отправлялись собирать оглушенную взрывом рыбу.
Что касается денег, то в это время вся мелочь исчезла, как по команде: говорили, что она надежно закопана в садах острова Мальта. Самым мелким денежным знаком стал банкнот стоимостью в два шиллинга; поэтому если вдруг приходилось пользоваться услугами гондольера, чтобы пересечь гавань, то платить нужно было либо этим банкнотом, либо парой сигарет. Последний способ пользовался наибольшим успехом. Катушка ниток стоила пятнадцать шиллингов и шесть пенсов; незрелая картошка - шиллинг; ценность же таких предметов, как, например, губная помада, и вообще не могла быть измерена презренными деньгами.