Прежде чем уйти, мы должны были выяснить, попала ли торпеда в цель. Внезапно вокруг стало светло, словно днем. Танкер взорвался, в небо взметнулся столб пламени, и субмарина оказалась видна как на ладони, возле вражеского берега на мелководье перед торпедными катерами противника. Я приказал дать полный ход, и корма затрещала от резкого поворота штурвала. В мелкой воде лодка плохо слушалась руля, и при этой роскошной иллюминации мы чувствовали себя поразительно одинокими и беззащитными.
Самое интересное и приятное во всей этой кутерьме заключалась в том, что на самом деле никто не обратил на нас ни малейшего внимания, и волноваться нам было не о чем. Корабли, которые мы приняли за торпедные катера, оказались всего лишь десантными катерами.
Я вспомнил о нашем пленнике, который, без сомнения, чувствовал себя сейчас весьма скверно.
Он жил в захламленной каморке радиста и проводил свои дни во сне, причем спать ему приходилось под столом. Я решил, что немного свежего воздуха и пиротехнических забав смогут его развеселить, тем более что он не питал любви ни к Германии, ни к немцам. Я пригласил его выйти подышать свежим воздухом. Но его депрессия оказалась слишком глубокой, и развеять ее оказалось непросто. Выяснилось, что основной его проблемой в данное время оказались желудочные проблемы. Конечно, языковой барьер мешал ему объясниться, но, как оказалось, все можно выразить знаками. Его депрессия продолжалась. Нашему пленнику предстояло ждать квалифицированной медицинской помощи, которая могла быть оказана только на базе; а тем временем он продолжал спать под столом.
Когда мы вернулись, итальянского капитана отправили в штаб на допрос, а через пару дней я встретил работавшего там офицера и поинтересовался настроением своего приятеля. Тот сказал, что поначалу от пленного не могли добиться никакой информации, он только просил слабительного.
Когда, наконец, проблема была решена, он вновь явился на допрос; по заведенному правилу его спросили, как с ним обращались.
Он ответил:
- Командир был ко мне очень добр; относился как джентльмен к джентльмену.
В следующую пару дней развлечение нам доставили германские десантные катера. Самые большие из них назывались "паромами Зибель" и были хорошо вооружены. Некоторые имели 88-миллиметровые орудия, а кроме этого, все несли автоматические малокалиберные скорострельные орудия - смертельное оружие, даже несмотря на то, что в калибре оно уступало нашим 3-дюймовым (75-миллиметровым) орудиям. К тому же эти орудия были на четверть века моложе наших. Десантные баржи отличались небольшой высотой и малой осадкой, потому заметить их, а тем более поразить, было трудно. Мы с ними имели достаточно оживленный артиллерийский диалог. Их автоматические орудия, предназначенные для защиты от авиационных налетов, использовали определенного типа взрыватель, который срабатывал на расстоянии примерно 2500-3000 ярдов. Приходилось держаться от них подальше. Между нами и ними пролегала полоса сверкающих шаров - от разрывов снарядов закипала вода.
Мы не слишком успешно воевали с катерами; вместе они представляли собой целую батарею наших 3-дюймовых орудий, тогда как мы с трудом могли в них попасть. Кроме того, у нас не хватало боеприпасов, хотя в обычных условиях в подобном походе каждый уголок на подлодке оказывался заполненным боеприпасами. Но мы вышли в это патрулирование, чтобы атаковать итальянский флот; лишние снаряды представляют собой опасность, если вас постоянно бросает из стороны в сторону от ударов глубинных бомб. Поэтому, кроме стандартного артиллерийского боезапаса, мы взяли совсем мало дополнительного вооружения. А стандартный запас, хотя и соответствовал нормам, в боевом отношении никуда не годился. Все-таки мы подстрелили парочку кораблей, но с их артиллерией и постоянно появлявшимися в самый неподходящий момент самолетами ничего большего нам сделать не удалось. Как правило, катера невозможно было потопить торпедами из-за слишком малой осадки, но тем не менее на следующее утро после иллюминации на танкере, в Рас-Али мы все-таки неплохо в них постреляли. А танкер пошел ко дну. Его корпус оставался выше поверхности воды, и весь следующий день из него поднимались небольшие огненные языки. А кроме того, море оказалось усеяно бочками по пятьдесят галлонов каждая, тем более опасными, что их едва удавалось увидеть в перископ.
На мелководье, где дно усыпано серебристым песком, субмарины, как правило, прекрасно видны с самолетов. Но в этот раз вода покрылась рябью, и нам удалось пройти 4500 ярдов, прежде чем стало совсем мелко. Пирс Рас-Али оказался забит десантными катерами и баржами; мы выпустили торпеду, почти по поверхности моря, так, чтобы она могла преодолеть отмели. Она попала точно в пирс, и раздался необычайной силы взрыв. Очевидно, у пирса стояли суда с боеприпасами. Когда дым рассеялся, стали видны маленькие темные фигурки, быстро взбиравшиеся вверх по песчаным дюнам. Недалеко от пирса стоял танк, но, когда дым осел, его уже не было. Таким образом, "Сафари" вполне может претендовать на то, чтобы считаться единственной субмариной, которой удалось торпедой уничтожить на берегу танк.
Мы шли вдоль берега, выискивая жертву. Казалось забавным наблюдать в перископ за вражеской армией, но бесило отсутствие возможности что-либо предпринять. Стрелять по берегу из нашей маленькой пушечки стало бы пустой тратой боеприпасов. Эль-Агейла не принесла ничего, но в тот же вечер мы обнаружили большую трехмачтовую шхуну, спрятавшуюся в Эль-Брега. Вход туда оказался узким и утыканным рифами, с отвратительной отмелью, а если какие-то вехи и существовали, то в лунном свете заметить их было очень трудно. При первой попытке выпустить торпеду мы едва не застряли в скалах, выскочив на риф.
Просматривая свой отчет, я читаю такую запись: "Яростно издеваясь над штурвалом и винтом, едва дыша, дергаясь и извиваясь на мостке, проклиная все на свете, я все-таки заставил лодку уйти в море, чтобы сделать еще одну попытку".
Игроки в гольф, которые помогают мячу катиться в нужном направлении с помощью невероятных усилий лицевых мускулов, очень хорошо поймут использованную мной технику. Дальше, впрочем, все пошло хорошо, и со второй попытки наша торпеда сделала свое дело. Но у нас заканчивалось топливо, почти все боеприпасы уже разошлись, и приходилось возвращаться на Мальту. Сделав паузу, чтобы потопить легкий паром, оставленный возле Рас-Али в качестве лоцмана для десантных судов, мы решили напоследок еще раз прицелиться в тяжело вооруженных десантников. Для этого нам пришлось пробраться по отмелям на глубине перископа, стараясь подползти поближе к пляжу. Однако погода резко испортилась, и, хотя один раз мы все-таки прицелились и выстрелили, торпеда не смогла справиться с бурным морем и затонула. У нас в запасе еще оставались торпеды, но уже стало ясно, что в данных условиях они не принесут никакой пользы.
Мы шли вдоль берега, удивляясь тому, насколько резким контрастом предстают немецкие истребители на фоне развалин римской цивилизации. Одновременно мы вглядывались, разыскивая достойное применение своим последним боеприпасам. Десантное судно, ведущее за собой лихтер, конечно, представляло большой интерес, но "Юнкерс-88", который осуществлял противолодочный патруль - а воздушные дозоры к этому времени стали регулярными, - помешал нам в самый ответственный момент. Бомбардировщик улетел, и мы всплыли. На вражеском судне орудие было лучше, чем у нас, и стреляло оно хорошо; я заметил, что несколько снарядов упали ближе 50 ярдов от нас. Но нам все-таки удалось, прежде чем закончились снаряды, развести у него на палубе небольшой костер. И с этим мы отправились прямиком на Мальту.
Мы прошли в походе 2800 миль. Наш трофейный список оказался не очень большим, но достаточно разнообразным: ведь армия Роммеля так и не получила примерно 5000 тонн горючего и массу другого снаряжения.
Глава 14.
Беспорядочная стрельба на пустынном берегу
С Мальты сняли осаду вскоре после операции "Факел", то есть высадки союзных войск в Северной Африке, но прошло еще некоторое время, прежде чем восстановилось полноценное снабжение. После того как 1-я армия и американские войска укрепили свои позиции, плавучая база "Мэйдстоун" и восьмая флотилия направились в Алжир. Немцы, однако, не собирались отказываться от борьбы за Северную Африку. Когда под давлением 8-й армии Африканский корпус Роммеля отошел с востока через Киренаику и Триполи к Тунису, немцы бросили все силы, которые смогли собрать, в Тунис, чтобы сдержать союзные войска, наступающие с запада. В задачу же наших субмарин входило уничтожение поставок для отступающей армии Роммеля на востоке и тех группировок, которые силы коалиции пытались создать в Тунисе, к западу от линии фронта. Большая часть этого снаряжения поступала по воздуху, и, неся боевое дежурство на позиции, мы постоянно видели плотный поток транспортных самолетов. Но в то же время предпринимались противником и попытки доставки груза по морю. Вскоре после высадки союзных войск в Алжире наши субмарины вступили в какую-то черную полосу, и, хотя порой им удавалось топить суда, все-таки большей частью атаки заканчивались неудачно. Потери же противника на всем пути от Италии до Туниса оказывались вовсе не такими значительными, как раньше.
"Сафари" некоторое время оставалась на Мальте, туда же подошло и несколько кораблей первой флотилии, базировавшихся в Бейруте, в Ливане. А в это время боевые действия переместились на запад. Разумеется, это подкрепление приветствовалось от всей души, но особенно горячий прием получали те бутылки с запечатанными в них прелестями жизни, которые прибывали в составе этих подразделений. События развивались быстро, и скоро Центральное Средиземноморье уже перестало считаться личным охотничьим хозяйством наших субмарин. Начали подходить, присоединяясь к охоте, надводные суда. Штабы заметно увеличили численность, и, соответственно, эфир наполнился самыми разнообразными сигналами. В то время как одни штабные офицеры проводят значительную часть времени, посылая сигналы, другие штабные офицеры озабочены уменьшением количества сигналов; одним из способов для достижения этого стал радиоперехват в эфире. Радисты задерживали сигналы на различных волнах, дешифровали их, выбирали те, которые нельзя было считать жизненно важными, а затем командование выносило порицание виновникам загрязнения эфира.
Субмарина "Турбулент" пришла на Мальту из Бейрута, и Симпсон послал ей сигнал, определяя маршрут. Существовала настоятельная необходимость направлять подходящие к острову подлодки по конкретному маршруту в соответствии с точным графиком, чтобы избежать ошибочных столкновений с дружественными силами - в воздухе, на море или под водой.
Перечислив необходимые параметры времени, расстояний и географических точек, Симпсон закончил такими словами:
- И везите побольше спиртного, чтобы можно было хорошо провести время.
Этот сигнал, к сожалению, перехватили, и Шримп получил выговор от главнокомандующего за фривольное использование эфира.
Совсем, впрочем, не растерявшись, он твердо стоял на своем и в ответ заявил примерно следующее:
- Сэр, осмелюсь доложить, что за все время моего командования десятой подводной флотилией я ни разу не видел таких многочисленных и сокрушительных потерь, как те, которые случились в течение последнего месяца. И этот факт совпал с тем, что запасы укрепляющих напитков в Лазаретто окончательно иссякли. События эти явно взаимосвязаны. Я уверен, что снять напряжение моих старших офицеров жизненно необходимо.
Разумеется, как всегда в военно-морском флоте, отношения между главнокомандующим и одним из его ближайших подчиненных установились давно и были самыми сердечными. Однако в этом утверждении присутствовало нечто большее, чем просто добродушное подшучивание. К концу осады Мальта уже совсем выдохлась и обнищала, превратившись в отчаянно тоскливое место. А люди, испытывающие значительные перегрузки, не слишком быстро отдыхают и восстанавливают силы и работоспособность, если давит полная безысходность. В подобной обстановке они быстро утомляются и изнашиваются. А утомленный командир имеет замедленную реакцию. И может упустить ту самую секунду, которая и перевешивает чашу весов в сторону успеха или поражения. Подводники не пьют спиртного в море, кроме разве что маленькой стопки; и если офицер-подводник начинает набираться на берегу, это верный признак нервной перегрузки. Не утверждаю, что алкоголь был необходим всем в гавани. Лично я переходил исключительно на чай и переставал курить за тридцать шесть часов до выхода на боевое патрулирование, чтобы иметь полную уверенность в том, что и ночное видение, и реакция меня не подведут. Но большинство из нас нуждались в чем-то, что могло помочь нам расслабиться по возвращении из боевого похода. Алкоголь хорошо справлялся с этой задачей. Конечно, годились и другие средства, но они оказывались или недостижимыми, или нетранспортабельными.
Воздушные налеты прекратились. Стремительно возросшая численность наших истребителей заставила врага на некоторое время решить, что применение бомбардировщиков невыгодно, и поэтому перейти на налеты истребителей-бомбардировщиков. Их можно было встретить, проходя по очищенному от мин каналу, вернее, очищенному лишь на поверхности воды, поскольку имеющиеся ресурсы все еще не позволяли нам совершать тщательную подводную проверку, и погружение оставалось сопряжено с большим риском. Однажды, выходя в море, мы наткнулись на мину неподалеку от мола; к счастью, беды не случилось, и сопровождающий нас минный тральщик уничтожил одно из покушавшихся на нас чудовищ. Когда мы огибали восточную оконечность острова, я заметил низко идущий на нас из-за скал истребитель. Остин, наш сигнальщик, остался рядом со мной наверху, чтобы помочь справиться со спаренными противовоздушными пулеметами "Виккерс-303". Это вооружение нельзя было назвать слишком грозным, а тем более смертельным, но даже оно приносило огромную пользу. Самолет шел низко, поливая все вокруг орудийным огнем, к счастью, совсем не прицельным, и, когда он пролетал у нас за кормой, всего лишь в нескольких ярдах, я дал очередь из пулемета. На таком расстоянии промахнуться было просто невозможно, и я прекратил огонь, чтобы понаблюдать за падением истребителя. Это оказалось совершенной глупостью - мне, разумеется, следовало опустошить обойму. Несколько пулеметных очередей не принесли результата, и, слегка покачиваясь, противник улетел. Однако второго захода уже не последовало.
Рождество 1942 года мы встретили в заливе Хаммамет, и оно оказалось уже третьим, которое я отпраздновал на позиции. Мы устроили так называемую особую вечеринку в шлюпках, предназначенную специально для смельчаков, суть которой заключалась в том, чтобы добраться от субмарины до берега в опасных водах и вернуться обратно. В их задачу входило взорвать железную дорогу поблизости от Хаммамета. В нашем распоряжении оставались всего лишь две ночи до того, как новолуние сделает операцию невозможной. Но получилось так, что и в эти ночи погода не благоприятствовала прогулкам на веслах, и операция не состоялась.
Это оказалось во благо, так как неведомые нам силы в Алжире и на Среднем Востоке вели в радиоэфире живую дискуссию, стоит взрывать железную дорогу или нет.
Нам пришлось утешиться уничтожением морских поставок Роммелю. Его армию держали на голодном пайке, так как немного судов, и малых и больших, смогли бы рискнуть и направиться на восток. "Сафари" удалось уничтожить одно судно из последнего крупного конвоя, который попытался пройти в Триполи. Я думаю, что это был смелый и хорошо вооруженный танкер, рискнувший доставить горючее непосредственно к пустынному берегу. Сейчас попадались только мелкие суденышки, хотя во второй день мы заметили одно довольно внушительное судно, но не смогли подойти к нему на необходимое для атаки расстояние. Воздушный эскорт, сопровождавший нашу потенциальную жертву, не позволил нам и носа высунуть из воды.
Судно ушло за горизонт в направлении острова Суза, но скоро именно в том районе мы услышали сильный взрыв и сочли вполне возможным, что оно подорвалось на мине. Долго ждать очередной жертвы нам не пришлось, так как сразу два судна появились почти одновременно с разных направлений, как будто специально стараясь пройти поближе к нам, примерно в трех милях от небольшого городка Хаммамет. На север двигался очень потрепанный буксир в сопровождении такого же потрепанного минного тральщика. А в южном направлении шла тяжело груженная вспомогательная шхуна. Суда, идущие на север, направлялись домой, поэтому я решил, что сначала лучше напасть на шхуну, идущую на задание. Едва буксир и траулер прошли, мы поднялись на поверхность и открыли огонь по шхуне. Потребовалось всего лишь несколько выстрелов по ее грузу - это оказалось горючее. Ее команде едва хватило времени, чтобы прыгнуть в шлюпки. Минный тральщик очень бойко развернулся, намереваясь вступить с нами в бой, и я уже предвкушал серьезное развитие событий.
Однако я знал, что сразу за линией горизонта находится торпедный катер, а "Юнкерс-88", который патрулировал акваторию в направлении открытого моря, направился к нам, явно привлеченный дымом и огнем. Делать было нечего, оставалось только погрузиться и отойти на безопасное расстояние, что оказалось мудрой предосторожностью, так как сразу два торпедных катера быстро примчались, чтобы атаковать нас. А глубокое море манило и сулило безопасность.
В тот вечер мы получили сообщение от нашей заботливой радиостанции с рекомендацией держаться по крайней мере в 20 милях от берега. Поступили сведения, что на нас собирались открыть охоту. Наш командующий подводным флотом всегда искренне заботился, стараясь предупредить своих подопечных. Оглядываясь назад, я с раскаянием понимаю, что вовсе не всегда мы отдавали должное его стараниям. Обычно мы и сами очень хорошо знали об охоте, которую, как правило, сами и провоцировали, и подобно ребенку, стремящемуся к самостоятельности, считали, что вполне можем сами о себе позаботиться и не нуждаемся в опеке. В то время я еще не знал, как он волновался за своих детей; я почувствовал это позже, когда сам стал командовать подводным флотом. Всегда можно было почувствовать, где найдется цель - обычно она появлялась там, где активно нагнеталась обстановка. А если вы уходили оттуда, то прекрасная цель обязательно должна была там оказаться после вашего ухода. В этом случае должен был пройти еще целый день, прежде чем вам выпадала возможность вернуться к работе. Так получилось, например, когда нас послали выполнять одно из тех поручений, которые часто давали субмаринам, исследовать акваторию у берегов острова Пантеллерия в поисках летчика, которого, как надеялись, еще можно было спасти.