На ней была строчка черных букв:
«поХудеть Удастся при Достатке Еды! эЙ!»
Глава 4 Вес 227 фунтов
Большую часть обратного пути в Фэрвью они проехали молча. Хейди сидела за рулем, пока они не отъехали от Нью-Йорка. Движение на автостраде стало интенсивнее. Тогда она подрулила к обочине, и Вилли пересел за руль. Никаких причин, чтобы ему побездельничать: старая женщина погибла, совершенно верно. Одна рука почти оторванная от тела, живот вспорот, череп расколот как китайская ваза, брошенная на пол, но Вилли Халлек не получил ни одного прокола в водительских правах. И все благодаря любезности старого любителя потискать чужих жен — Гари Россингтона.
— Ты слышишь меня, Вилли?
Он посмотрел на жену только на секундочку, потом его глаза обратились к дороге. В эти дни он водил машину намного аккуратнее, и хотя не пользовался сигналом больше обычного, не размахивал руками, не кричал больше обычного; он лучше чувствовал промахи водителей, да и свои собственные промахи, чем когда-либо в прошлом, и не собирался быть снисходительным ни к другим, ни к себе. Убийство старой женщины сотворило чудо с его вниманием. Оно подгадило самоуважение и вызывало довольно омерзительные сны, но безусловно подхлестнуло уровень концентрации.
— Я немного задумался. Извини.
— Я поблагодарила тебя зато, что мы чудно провели время, — она улыбнулась Вилли и слегка коснулась его руки. Поездка действительно получилась чудесной, для Хейди во всяком случае. Безусловно, Хейди погребла все в прошлом: цыганку, предварительное слушание, на котором дело замяли, старого цыгана с гнилым носом. Для Хейди это стало неприятностью прежней жизни, как и дружба Вилли с итальянским гангстером из Нью-Йорка. Но что-то еще донимало ее. Это подтвердил второй косой взгляд. Улыбка поблекла, четче обозначились морщинки вокруг глаз.
— Всегда пожалуйста, — сказал он. — Всегда к твоим услугам, крошка.
— А когда мы вернемся домой…
— Я снова взгромозжусь на твои кости! — воскликнул он с поддельным энтузиазмом и изобразил похотливую улыбку. На самом деле ему казалось, что сейчас его член не сможет поднять даже парад далласских красавиц, марширующих перед ним в белье, смоделированном Фредериком из Голливуда. Ничего общего с тем, как часто они занимались любовью в Мохонке. Все дело в том предсказании, четком, как заголовок в «Нью-Йорк таймс».
— Можешь залезть на меня, если так хочешь, — сказала Хейди. — Но чего бы я действительно хотела, так чтоб ты сначала вскочил на весы в ванной.
— Перестань, Хейди. Я сбросил несколько фунтов. Ничего особенного.
— Я очень горжусь тем, что ты скинул несколько фунтов, Вилли, но мы были вместе последние пять дней, и будь я проклята, если понимаю, как ты их скинул.
Вилли внимательнее посмотрел на жену, но она не смотрела на него.
— Хейди…
— Ты ешь так же много, как обычно. Даже больше. Горячий воздух, наверное, добавил оборотов твоему мотору.
— Зачем сластить пилюлю? — спросил он, замедлив скорость, чтобы бросить сорок центов в пункте оплаты. Его губы сжались в тонкую белую линию, сердце колотилось слишком быстро. Он внезапно разозлился. — Ты просто хочешь сказать, что я — здоровенный жирный боров? Скажи прямо, если тебе так хочется! Какого черта! Я это вынесу.
— Не имела в виду ничего подобного! — воскликнула Хейди. — Почему ты хочешь сделать мне больно, Вилли? Почему ты хочешь это сделать после такого чудного путешествия?
На этот раз ему не нужно было смотреть на жену, чтобы понять: она почти плачет. Об этом говорил ее дрожащий голос. Ему было жаль, но сожаление не убивает гнев, не убивает страх, который спрятан за гневом.
— Я не хотел сделать тебе больно, — он так сжал рулевое колесо Оулдо, что побелели суставы. — Никогда не хотел. Но потеря веса — хорошая вещь, Хейди, почему ты не перестанешь травить меня из-за этого?
— Не всегда хорошо так неожиданно худеть! — закричала она, чуть напугав его, заставив слегка соскользнуть с прямой. — Это не всегда так, ты это знаешь! — Теперь она действительно заплакала и стала шарить в сумочке в поисках платочка в своей немного раздражительной и чуть трогательной манере. Он передал ей свой платок.
— Можешь говорить, что хочешь. Можешь злиться, можешь грубить мне, Вилли, можешь даже испортить эти чудесные каникулы, но я люблю тебя и должна сказать. Когда люди начинают терять вес, не находясь на диете, это может значить, что они больны. Это один из семи признаков рака. — Она бросила платок обратно ему.
Слово было произнесено. Рак. Рифмуется со словом «смак» и «позой раком». Бог свидетель, слово мелькало у Вилли в голове уже не раз с тех пор как он сошел с весов у обувного магазина. Вилли пытался отвернуться от него, как отворачиваются от неопрятных женщин с пакетами, которые сидят, покачиваясь в замызганных закутках Центрального Вокзала… или отворачиваются от резвящихся цыганят, которых полно в каждой цыганской шайке. Кажется, что у всех них либо кожная болезнь, либо косоглазие, либо заячья губа. Когда вы внезапно сталкиваетесь с подобной комбинацией резвости и уродства, что еще остается делать? Только отворачиваться. Женщины с пакетами, цыганята… и рак. Хаотический бег мыслей напугал его. И все же лучше, что слово выскочило.
— Я чувствую себя прекрасно, — повторил он наверное уже в шестой раз с той ночи, как Хейди спросила его о самочувствии. Но, черт возьми, он и правда чувствовал себя хорошо! — Я упражнялся…
Тоже верно… Если говорить о последних пяти днях, по крайней мере, они все-таки добрались до вершины лабиринта; хотя он пыхтел всю дорогу и втягивал живот, чтобы протиснуться через пару узких мест, но ни разу ничего даже близкого к тому, чтобы застрять. Получилось, что Хейди, чуть ли не задыхаясь, дважды молила о передышке. Вилли дипломатично не упоминал о ее злоупотреблении сигаретами.
— Не сомневаюсь, что ты себя прекрасно чувствуешь, — сказала она. — Великолепно. Но стоит провериться. Ты не был у врача уже полтора года. Я уверена, доктор Хьюстон по тебе соскучился.
— Думаю, он немного неосмотрителен с наркотиками, — пробормотал Вилли.
— Немного… что?
— Ничего.
— Но уверяю тебя, Вилли, нельзя скинуть двадцать фунтов за неделю одними упражнениями.
— Я не болен!
— Тогда просто сделай мне одолжение.
Остаток пути прошел в молчании. Халлек хотел прижать ее к себе, сказать, что, конечно, сделает все, как она хочет. Только одна мысль пришла к нему в голову, совершенно абсурдная мысль. Абсурдная, но тем не менее пугающая.
Может, появился новый вид цыганского проклятия? Как насчет этого, друзья и соседи? Раньше цыгане превращали тебя в оборотня или насылали демона, который мог открутить тебе голову в полночь… Что-то вроде этого, но ведь времена меняются, верно? А что, если тот старик коснулся меня и заразил раком? Хейди права: потерять двадцать фунтов подобным манером — это такой же признак, как канарейка шахтера, вдруг упавшая замертво. Рак… лейкемия?..
Безумие, но безумие отгоняла мысль: «Что, если он коснулся меня и заразил раком?»
* * *Линда приветствовала их экстравагантными поцелуями, и к их обоюдному удивлению, извлекла из микроволновки весьма похвальную «лазанью», спросила, как прошел их вторичный медовый месяц, а потом воскликнула:
— О, чуть не забыла!
И стала засыпать их историями из школьной жизни — бесконечными рассказами, содержавшими больше очарования для нее, чем для Халлека с женой вместе взятых, но они пытались внимательно слушать ее, ведь в конце концов они отсутствовали почти неделю. А потом Линда упорхнула с двумя подругами, прежде чем они успели рассказать ей о своей поездке. Выбегая на улицу, она звонко поцеловала Халлека в щеку и крикнула:
— Пока, худощавенький!
Халлек видел, как она вскочила на велосипед и поехала по дорожке. Потом он повернулся к жене. Он был ошеломлен.
— Ну? — спросила она. — Теперь-то ты меня выслушаешь?
— Это ты ей сказала. Позвонила и подговорила так сказать. Женский заговор.
— Нет.
Вилли посмотрел Хейди в лицо и устало кивнул.
— Да, вижу.
Хейди потащила его наверх, где он принимал ванну, раздела, оставив лишь полотенце вокруг бедер. Вилли поразило сильное чувство Дежа Вю (уже виденного) — временное смещение, такое реалистическое, что его едва не вытошнило. Почти точное повторение того дня, когда он не так давно вставал на весы. Единственное, чего не хватало, так это доброго запаха поджаривающегося бекона. Все остальное осталось прежним. Хотя нет, не так. Еще одна вещь заметно отличалась. В тот день ему пришлось наклониться, чтобы прочесть дурную новость, ему пришлось сделать это из-за карниза живота. Карниз остался, но теперь он стал меньше. Без сомнения, теперь Вилли стоял на весах, смотрел вниз и читал цифры. Шкала показывала 229.
— Это решает наш спор, — без выражения сказала Хейди. — Я договорюсь о приеме с доктором Хьюстоном.
— Эти весы недовешивают, — слабо запротестовал Вилли. — Они всегда показывали меньше. Вот почему они мне нравились.
Хейди холодно посмотрела на мужа.
— Последние пять лет ты только и делал, что жаловался, будто они перевешивают, мой друг. Мы оба знаем, что это действительно так. — В строгом белом освещении ванны он видел, что его жена всерьез обеспокоена. Блестящая кожа туго обтягивала ее скулы. — Оставайся здесь! — приказала она и вышла.
— Хейди?!
— Не двигайся, — отозвалась она, спускаясь. Она вернулась через минуту с запечатанным пакетиком сахара, на котором стояла надпись: «Вес нетто 10 фунтов», и бросила его на весы. Мгновение подумав, весы показали 12 фунтов.
— Так я и думала, — угрюмо сказала Хейди. — Я тоже взвешиваюсь, Вилли. Эти весы не уменьшают и никогда этого не делали. Они перевешивают, как ты утверждал прежде. Я не просто так беспокоюсь, и мы оба это знаем. Любому человеку с лишним весом нравятся неаккуратные весы. Это помогает не замечать существующие факты. Если…
— Хейди…
— Если эти весы показывают 229, это означает, что ты в действительности весишь 227. А теперь позволь мне…
— Хейди…
— Позволь мне договориться о приеме у врача.
Вилли молчал, разглядывая свои босые ноги, потом покачал головой.
— Вилли!
— Я сам договорюсь, — сказал он.
— Когда?
— В среду. Хьюстон бывает в пригородном клубе каждую среду. Я лично договорюсь с ним.
— Почему бы не позвонить сегодня? Прямо сейчас?
— Хейди, хватит, — попросил Вилли.
Что-то в его лице убедило ее оставить его в покое. В этот день они больше не говорили на эту тему.
Глава 5 Вес 221 фунт
Воскресенье, понедельник, вторник.
Вилли умышленно избегал весов наверху. Он продолжал основательно набивать себя пищей, хотя, что бывало крайне редко в его взрослой жизни, не испытывал особого голода; он перестал прятать свою жвачку за банками в буфете; жевал пеперони с сыром и ватрушки, заедая пончиками, кукурузными хлопьями и хлебцами — одним из этих продуктов или всевозможными их комбинациями, что привело к довольно мучительному периоду постоянного выделения газов.
Во вторник Линда вышла из комнаты, объявив, что вернется, только если найдет противогаз. Вилли виновато улыбнулся, но не сдвинулся с места. Опыт научил его, что попытка избежать этого сорта зловоний ни к чему хорошему не приводит. Мерзкий запах приклеивался и преследовал повсюду.
Возвращаясь домой во вторник, Вилли подрулил у поворота в Норвалке и купил в закусочной пару бутербродов с салатом и шницелями. Он начал есть их, как всегда ел за рулем, не отдавая себе отчета в действиях, кусок за куском, и пришел в себя только у Вестпорта. Словно отделившись от своей земной оболочки, он увидел себя со стороны. И что же он увидел? Скорее всего что-то смешное, нежели страшное. Тридцатишестилетний американец с избыточным весом в трехсотдолларовом костюме и контактных линзах, сидящий за рулем Оулдо выпуска 1981 года, пожирающий шницель, роняя куски салата и майонеза на рубашку. Можете смеяться, покуда не заплачете. Или не завизжите.
Вилли выбросил остатки второго шницеля в окно, взглянул на испачканные соком руки и сделал единственно возможную вещь в данных обстоятельствах — рассмеялся и пообещал сам себе: «Хватит! Это должно прекратиться!»
В тот вечер, когда он сидел у камина, перечитывая журнал «Уолл-Стрит», к нему подошла Линда, чтобы одарить прощальным, перед сном, поцелуем. Слегка отстранившись, она сказала:
— Ты начинаешь смотреться как Сильвестр Сталлоне, папочка.
— О, боже! — простонал Халлек, закатив глаза, и они оба рассмеялись.
* * *Вилли Халлек обнаружил, что процедура взвешивания приняла форму жестокого ритуала. В детстве он, время от времени, вскакивал на весы, бросал беглый взгляд на шкалу и соскакивал. Но в какой-то момент, когда его вес перекочевал от отметки 190 фунтов, как ни невероятно это звучит, до одной восьмой тонны, было положено начало этому ритуалу.
«Какой ритуал?» — спросил он сам себя. Привычка, вот и все. Просто привычка.
«Ритуал!» — повелительно шептало ему подсознание. Он был агностиком и не входил в двери ни одной церкви с девятнадцати лет, но мог распознать ритуал, когда его видел, а эта процедура взвешивания была почти священнодействием.
Обряд начинался в ванной. Снять одежду. Надеть зеленый велюровый халат. Бросить ношеное белье в корзину. Аккуратно повесить костюм в шкаф, если на нем нет неблагочестивых пятен. Пройти через холл к ванной. Вступить в нес с благоговением, трепетом, ужасом. Повесить халат. Опорожнить мочевой пузырь. Если кишечник выказывает хоть отдаленный позыв, пойти ему навстречу. Вилли не представлял, сколько может весить кал, но важен логический принцип: весь балласт за борт.
Хейди заметила этот обряд и как-то саркастически спросила, не хочет ли он страусиное перо в подарок на день рождения. Пером, сказала она, он сможет щекотать горло и блевать перед взвешиванием. Вилли приказал ей не корчить из себя «умную задницу»… но позже, ночью, обнаружил, что размышляет об определенной притягательности этой идеи.
В среду утром Халлек отказался выполнять ритуал, впервые за многие годы. В среду утром Халлек стал еретиком, совершил нечто богохульное, как дьяволопоклонник, который умышленно извращает религиозную церемонию, вешая крест низом кверху, и читает молитвы господа задом наперед. Халлек полностью изменил весь порядок своего священнодействия.
Он оделся, набил карманы мелочью, которую смог найти (плюс армейский нож, конечно), — обул самые грубые, тяжеловесные ботинки, съел огромный завтрак, упорно игнорируя пульсирующий мочевой пузырь, выпил апельсиновый сок и кофе (три кусочка сахара). Чувствуя в желудке всплески и переливания, Халлек угрюмо поднялся в ванную. На мгновение он задержался, разглядывая весы. Их вид никогда не приносил ему радости, но сейчас он их просто ненавидел. Потом Вилли сжался и шагнул на весы.
221 фунт.
«Этого не может быть!» Сердце усиленно застучало в груди. «Дьявол! Что-то не в порядке! Что-то…»
— Прекрати! — сам себе шепнул Халлек низким, хриплым голосом. Он попятился от весов, как человек пятится от собаки, готовой его укусить.
Он поднес ладонь ко рту и медленно провел ею взад-вперед.
— Вилли? — позвала снизу Хейди.
Халлек взглянул влево и увидел свое отражение. Белое лицо Вилли из зазеркалья испуганно смотрело на него. Под глазами вспухли багровые мешки, которых раньше никогда не было, а лесенка морщин на лбу, как казалось, стала глубже. «Рак», — подумал он, и, смешиваясь с этим словом, снова послышался шепот цыгана:
— Худей!
— Вилли? Ты наверху?
«Несомненно рак. Вот в чем все дело. Он проклял меня каким-то образом. Старуха была его женой… или сестрой… и он проклял меня. Возможно ли такое? Могло ли такое произойти? Может ли рак пожирать мое тело, как он сожрал его нос?»
От ужаса из его горла вырвался писк. Лицо человека в зеркале было переполнено страхом: измученное лицо инвалида. На мгновение Халлек поверил, что болен раком, переполнен раком.
— Ви-ил-ли!
— Да, я наверху, — его голос был ровным, почти.
— Боже, я целую вечность тебя зову!
— Извини.
«Только не входи сюда, Хейди, не смотри на меня, пока я в таком виде, иначе ты отправишь меня в психушку еще до полудня. Просто оставайся внизу. Пожалуйста».
— Ты не забудешь договориться о приеме с доктором Хьюстоном, хорошо?
— Нет, — ответил он. — Не забуду.
— Хорошо, дорогой, — ласково сказала Хейди и отошла, пощадив его. Халлек помочился, вымыл руки и лицо. Когда он решил, что снова похож на себя… более-менее, он пошел вниз, пытаясь насвистывать.
За всю свою жизнь он никогда так не пугался.
Глава 6 Вес 217 фунтов
— Сколько веса потерял? — спросил доктор Хьюстон. Халлек, решившись быть до конца честным, сказал, что потерял за три недели около 30 фунтов.
— О! — только и сказал доктор Хьюстон.
— Хейди слегка обеспокоена. Ты знаешь, как жены могут…
— Есть из-за чего беспокоиться, — согласился Хьюстон.
Майкл Хьюстон был прототипом жителя Фэрвью: симпатичный доктор с седыми волосами и загаром Малибу. Бар рядом с бассейном, который звался «Источником Живительной Влаги», был местом, где Халлек встретил Хьюстона. Доктор имел жену и двух неестественно красивых детей. Они жили в одном из домов Фонарного проезда — недалеко от пригородного клуба. Этим Дженни Хьюстон всегда хвасталась, когда напивалась. Такое месторасположение означало, что их дом стоил свыше 150 тысяч. Сплетни Фэрвью, которые так часто оказывались правдой, говорили, что Майкл и Дженни Хьюстон достигли определенного «модус вивенди»; он вел жизнь одержимого распутника, а она начинала напиваться в три часа пополудни. «Просто типичная городская семья, — подумал Халлек, а потом добавил: — Кого ты пытаешься надуть? У самого рыльце в пушку».