До Ромсея было около двенадцати миль, и всю дорогу Николас терзался мрачными предчувствиями: он опасался, что получит совсем не такой ответ, на какой ему бы хотелось надеяться. Дорога от Винчестера на юго-запад была свободна, и он мог ехать безо всяких предосторожностей, ибо эти земли находились под властью королевы. Его путь пролегал сначала по зеленеющей равнине, а ближе к Ромсею начиналась лесная дорога.
Уже поздно вечером Николас добрался до сторожки аббатства, которое располагалось в самом центре небольшого городка, и позвонил в колокольчик, висевший у ворот. Появилась привратница и, глядя на незнакомца сквозь решетку, поинтересовалась, кто он и что ему нужно. Молодой человек приник к решетке и умоляюще посмотрел на старушку с испещренным глубокими морщинками лицом и удивительно ясным взглядом.
- Матушка, не предоставила ли ваша обитель убежище сестрам из Уэрвелля? Я разыскиваю одну из них, но не мог узнать о ее судьбе ни там, ни в Винчестере.
Привратница пристально вгляделась в усталое и запыленное молодое лицо. Всадник был один и, по всей вероятности, не представлял угрозы. Даже здесь, в Ромсее, сестры были настороже, однако на сей раз опасности не было. Погрузившийся в сумерки городок был тих и спокоен.
- У нас нашли приют приоресса и три сестры из Уэрвелля, - ответила монахиня,- но вряд ли они смогут сказать вам об остальных. Впрочем, заходите, я попрошу приорессу поговорить с вами.
Звякнул засов, дверь приоткрылась, и Николас вошел во двор.
- Кто знает,- добродушно пробормотала привратница, запирая за ним дверь,- может, одна из этих троих и есть та, кого вы ищете. В любом случае вам не помешает это проверить.
Она провела молодого человека по темным коридорам в маленькую, обшитую деревянными панелями комнату для посетителей, освещенную крохотной лампой, оставила там, а сама поспешила за приорессой. Было уже поздно, в обители отслужили повечерие, и сестры собирались отходить ко сну. Понятно, что в такой неурочный час визит нежданного гостя был особенно неуместен, и желательно было спровадить его из монастыря до наступления ночи.
Николас не мог усидеть на месте и метался по комнате из угла в угол, точно зверь в клетке, когда наконец дверь отворилась и на пороге появилась приоресса из Уэрвелля. Это была невысокая, кругленькая женщина средних лет, однако черты ее лица указывали на замечательно сильный характер. Николас поклонился ей, а она окинула его оценивающим взглядом проницательных карих глаз.
- Мне сказали, что вы спрашивали обо мне. Я здесь. Чем я могу вам помочь?
- Мадам, - нерешительно начал Николас, страшась услышать в ответ недобрые вести.- Я был далеко на севере, в Шропшире, когда прослышал о беде, приключившейся с Уэрвеллем. В той обители жила одна сестра, о чьем пострижении я узнал совсем недавно. Мне хотелось бы удостовериться в том, что она жива и нашла безопасное пристанище. Может быть, мне позволили бы поговорить с ней и убедиться, что у нее все в порядке. Я расспрашивал о ней в Уэрвелле, но никто не смог мне помочь, а я знаю только то имя, которое она носила в миру.
Приоресса сделала ему знак рукой, приглашая садиться, и сама села напротив, чтобы лучше к нему приглядеться.
- Могу я узнать ваше имя, сэр?
- Меня зовут Николас Гарнэдж. Я был оруженосцем Годфрида Мареско, пока тот не постригся в монахи в Хайд Мид. Лорд Годфрид прежде был обручен с этой леди, и теперь его не может не беспокоить ее судьба.
Приоресса кивнула, соглашаясь с тем, что это естественная тревога, и задумчиво нахмурила брови.
- Мне известно имя Мареско, этот брат был гордостью Хайда, но я не припоминаю, чтобы мне доводилось слышать... Как зовут сестру, которую вы ищете?
- В миру ее звали Джулиана Крус. Она из Шропшира. Сестра, с которой я говорил в Уэрвелле, никогда не слышала этого имени, что не удивительно, ведь, принимая обет, Джулиана могла взять другое имя. Но вы как приоресса должны знать оба ее имени - и мирское, и новое.
- Джулиана Крус? - повторила приоресса. Она сосредоточилась и прищурилась. - Молодой господин, а вы уверены, что не ошиблись? Вы точно знаете, что она постриглась именно в Уэрвелле, а не в каком-нибудь другом монастыре?
- Что вы, мадам, конечно, в Уэрвелле,- убежденно заверил ее Николас.- Я слышал это от ее брата, он не мог ошибиться.
Некоторое время приоресса молчала, недоуменно качая головой.
- А когда она вступила в орден? Надо полагать, это случилось недавно?
- Три года назад, мадам. Точно я сказать не могу, она отправилась в монастырь примерно через месяц после того, как постригся мой лорд, а он поселился в Хайде в середине июля. - Николас встревожился, не понимая, к чему все эти вопросы.
Приоресса вновь покачала головой, растерянно и сочувственно поглядывая на молодого человека.
- Может быть, тогда вы еще не получили свой сан, и потому...пробормотал Николас.
- Сын мой,- печально отвечала монахиня, - я была приорессой Уэрвелля целых семь лет. Среди наших сестер нет ни одной, имени которой я бы не знала - как принятого при постриге, так и мирского. Никто не был принят в нашу обитель без моего ведома. Мне жаль огорчить вас, я не могу понять, как произошла эта путаница, но, увы, леди с таким именем не принимала обета в Уэрвелле и даже не обращалась с подобной просьбой. Я никогда не слышала этого имени и ничего не знаю о той, кому оно принадлежит.
Николас не мог поверить своим ушам. Схватившись за голову, он в изумлении уставился на монахиню:
- Но как же?.. Этого не может быть! Она выехала из дома в сопровождении вооруженной охраны и везла с собой ценности, предназначенные для вклада в обитель. Она сама заявила о своем намерении отправиться именно в Уэрвелль, домашние знали об этом и согласились с ее выбором. Ручаюсь, мадам, здесь не может быть никакой ошибки. Она поехала в Уэрвелль.
- Если так,- озабоченно промолвила приоресса,- боюсь, что у вас есть серьезные основания для беспокойства. Ибо, поверьте мне, точно так же, как вы не сомневаетесь, что девушка направилась именно к нам, так и я могу заверить вас, что она так и не постучалась в ворота Уэрвелльской обители.
- Но что,- вскричал Николас, теряясь в догадках,- что же могло случиться по пути от ее дома до Уэрвелля?
- От ее дома до Уэрвелля путь, наверное, неблизкий, - заметила приоресса, - а вам пора бы уж знать, что в этом мире далеко не всем планам суждено благополучно осуществиться, ибо он далек от совершенства. Превратности войны, дикие звери, разбойники - мало ли какие опасности могут подстерегать в дороге.
- Но ведь с ней же была охрана! Они должны были доставить ее в обитель!
- В таком случае с этими людьми вам и следует поговорить в первую очередь и выяснить, почему она не добралась до Уэрвелльской обители.
Подавленный и растерянный, Николас погрузился в молчание. Не было смысла донимать монахиню дальнейшими расспросами. Мать приоресса знала, что говорила, и она указала ему единственное оставшееся направление поисков, чтобы доискаться до истины. В этих краях ему больше нечего было делать. Нужно воспользоваться советом мудрой монахини, вернуться в Лэ и проследить путь Джулианы оттуда, откуда он начался. Трое слуг поехали с ней, а во главе их ловчий, который знал ее с детства и был ей предан. Должно быть, они и сейчас в Лэ, служат у Реджинальда. Ну что ж, ему будет о чем их порасспросить.
Приоресса поднялась, давая понять, что разговор окончен и припозднившемуся гостю пора уходить, но тут ей в голову пришла еще одна мысль.
- Вы сказали, что она везла с собой вклад, который собиралась внести в обитель. Я, конечно, не знаю, велик ли был этот вклад, но не исключаю, что кто-то мог на него польститься...
- Но ее же охраняли четверо вооруженных людей! - вскричал Николас.
- А как по-вашему - эти четверо знали, что она везет? Бог свидетель, мне бы ни за что не хотелось бросить тень на честного человека, но, увы, мы живем в таком мире, что из четверых людей по меньшей мере один может оказаться негодяем.
Николас покинул аббатство в полной растерянности, не зная, что ему думать и на что надеяться. Уже темнело, и он был слишком измотан, чтобы отправляться в обратный путь, не передохнув, к тому же надо было позаботиться о коне. Он разыскал постоялый двор, где нашлись стойло и охапка сена для лошади и жесткая постель для ее хозяина. Снедаемый тревогой молодой человек долго ворочался без сна, пока наконец усталость не сморила его.
Он получил ответ, но какой! Не приходилось сомневаться в том, что Джулиана никогда не въезжала в ворота Уэрвелля, а это значило, что она не могла погибнуть в огне. Но ни одного слова, ни единой весточки за три года! Братец ее вовсе и не думал о единокровной сестре, которую едва знал, тем более что был уверен, что она живет той жизнью, какую сама для себя избрала. Ему и в голову не приходило удивляться тому, что от нее нет никаких известий: ведь она монахиня и спокойно живет в обители среди сестер, у нее свои заботы, и нет нужды напоминать о себе. Да, все эти три года молчание Джулианы могло представляться вполне естественным, но теперь выяснилось, что девушка словно в воду канула, не оставив следов.
Николасу ничего не оставалось делать, кроме как поспешить в Шрусбери и признаться Хумилису в том, что поиски его не увенчались успехом, а потом отправляться в Лэ, чтобы рассказать всю эту печальную историю Реджинальду. Только там мог он надеяться найти ключ к разгадке этого таинственного исчезновения. Рано поутру он сел на коня и поехал в Винчестер.
Когда Николас подъезжал к городу, солнце стояло уже довольно высоко. Молодой человек благоразумно предпочел не въезжать в Винчестер через западные ворота, поскольку они находились неподалеку от замка, где засел отчаявшийся гарнизон императрицы. Он решил свернуть с Ромсейской дороги и обогнуть город с юга, чтобы попасть в него более безопасным путем. Однако, не успев доехать до поворота, Николас услышал впереди неясный гул и вскоре смог различить топот копыт, выкрики и лязг стали. Совсем близко шла отчаянная битва. Чуть слева от него, на некотором расстоянии от города, в воздухе висело облако пыли, поднятой конскими копытами.
Николас отказался от мысли ехать к епископской больнице Животворящего Креста или к восточным воротам и, пришпорив коня, поскакал прямо в город. У западных ворот бурлила толпа горожан, улицы были забиты народом, все шумели, галдели, тормошили друг друга, требуя новостей, или делились тем, что знали, стараясь перекричать толпу. Страх, так долго сковывавший жителей Винчестера, покинул их - они позабыли об осторожности и дали волю обуревавшим их чувствам.
Николас ухватил за плечо какого-то долговязого парня и прокричал ему в ухо:
- Эй, что там такое? Что случилось?
- Они убрались - вот что! Вышли из замка и убрались. Все: и эта чертова баба императрица, и ее дядюшка из Шотландии, и лорды, и рыцари - все до последнего солдата! Небось, когда мы с голодухи мерли, это их не заботило, а как самих прихватило - совсем другое дело. Выступили они строем, в добром порядке - но это до поры до времени! Фламандцы просто дали им выйти из города, и слава Богу - простому люду лучше держаться подальше и от тех, и от других. Но далеко они не уйдут и свое получат - это уж точно. А там, глядишь, и нам будет чем поживиться!
Николас понял, чего с такой мстительной радостью дожидались торговцы и ремесленники Винчестера, с нетерпением прислушиваясь к удалявшемуся грохоту боя. Еще до наступления ночи им будет что собрать на дороге. В полном вооружении, с кольчугой на плечах и шлемом на голове далеко не убежишь. Многие наверняка и мечи побросают, лишь бы их кони скакали быстрее. А ведь были, надо полагать, и такие, кто, рассчитывая проскочить благополучно, прихватил с собой все свои ценности. Да, к вечеру горожанам и впрямь будет чем поживиться.
Итак, как и следовало ожидать, императрица предприняла попытку прорвать железное кольцо армии королевы, но сделала это слишком поздно, чтобы можно было надеяться на успех. Однако и другого выхода не было - после разгрома в Уэрвелле даже императрица Матильда, должно быть, поняла, что здесь ей долго не продержаться.
На северо-западе, вдоль Стокбриджской дороги, клубились облака пыли. Николас решил отправиться туда на разведку, и за ним увязалось несколько горожан - то ли самых бесстрашных, то ли очень озлобленных, а может, и просто самых жадных. Он несколько опередил их и первым добрался до волнистых холмов, где разразилась битва, сломившая армию императрицы. Он увидел мертвого воина - первого из многих,- отброшенный в сторону тяжелый щит и заблудившуюся охромевшую лошадь. А примерно на милю дальше земля была усеяна оружием, обломками доспехов, иссеченных мечами или просто брошенных при бегстве, шлемами, кольчугами, седельными сумами, дорогими одеждами, монетами, золотой и серебряной утварью. Все это было брошено, ибо ничто не имеет цены перед лицом смертельной опасности, но не всем владельцам этих вещей удалось спастись. В траве валялись изувеченные мертвые тела; насмерть перепуганные лошади, обезумев, носились кругами, пока без сил не валились на землю. Это была не битва, а настоящий разгром - беспорядочное, паническое бегство.
Николас остановился, с удивлением оглядывая представшую перед ним картину - шум погони и клубы пыли удалялись по направлению к Тесту и Стокбриджу. Николас не мог сейчас принять участие в преследовании неприятеля, поэтому он, повернув коня, поскакал к городу. Противник был уже разбит, а участвовать в мародерстве ему претило. На обратном пути ему попались первые горожане, которые, позабыв о страхе, с жадностью подбирали брошенные трофеи.
Спустя три дня, ближе к полудню, верный своему слову Николас снова въехал во двор Шрусберийского аббатства. Хумилис в это время, удобно устроившись в тени, сидел вместе с братом Кадфаэлем в его садике. Там же был и Фиделис: склонившись над грядкой, он тщательно отбирал побеги и усики переступеня и воловьего языка, а также цветки васильков, с которых собирался срисовать виньетки, чтобы украсить манускрипт растительным орнаментом. Юноша проявлял большой интерес к травам и их свойствам и иногда помогал брату Кадфаэлю в приготовлении снадобий, которыми травник пользовал Хумилиса. Он вкладывал в это занятие всю душу, как будто верил, что его любовь к старшему другу и его преданность превратят травяной настой в чудодейственный эликсир.
Привратник узнал Николаса и, не задавая никаких вопросов, показал всаднику, где он может найти брата Хумилиса. Молодой человек стреножил коня и оставил его возле сторожки, ибо после разговора со своим лордом намеревался без промедления отправиться в Лэ. Он торопливо обогнул высокую, недавно постриженную живую изгородь и размашистым шагом по усыпанной гравием тропинке направился туда, где на притулившейся к южной стене каменной скамье сидел брат Хумилис. Все внимание Николаса было приковано к Хумилису, он прошел мимо склонившегося над грядкой Фиделиса, лишь скользнув по нему взглядом. Встрепенувшись, молодой монах на миг обернул к Николасу непокрытую голову, и солнце осветило его лицо. Впрочем, он тут же надвинул капюшон и в обычной своей манере скромно опустил глаза, чтобы не мешать разговору своего старшего друга с преданным оруженосцем.
- Милорд, - произнес Николас, преклонив колено перед Хумилисом и пожимая худощавые руки, которые монах протянул, чтобы обнять его,- я недостоин быть вашим слугой.
- Никогда не говори о себе так! - твердо возразил Хумилис. Он усадил молодого человека рядом с собой и пытливо взглянул ему в глаза. - Ну что ж, - промолвил он со вздохом и грустной улыбкой,- по твоему лицу я вижу, что ты не добился удачи. Но я готов поклясться, что это не твоя вина, что ты сделал все, что мог, а остальное не в человеческой власти. Как я понимаю, если бы ты вовсе ничего не узнал, то не вернулся бы так скоро, однако надежды твои, видно, не оправдались. Ты не нашел Джулиану. Во всяком случае,- Хумилис понизил голос,- ты не нашел ее живой...
- Ни живой, ни мертвой,- выпалил Николас, чтобы сразу развеять худшие опасения.- Нет, того, чего мы все боялись, не случилось.
Собравшись с духом, он рассказал Хумилису все без утайки.
- Я искал ее повсюду, и в Уэрвелле, и в Винчестере. В конце концов поиски привели меня в Ромсейское аббатство, где нашла убежище мать приоресса из Уэрвелля. Эта леди была приорессой целых семь лет, она знает по имени всех сестер, принимавших постриг за это время, и уверяет, что Джулианы Крус среди них не было. Что бы ни стряслось с Джулианой, одно мы знаем точно: она так и не добралась до Уэрвелля, не приняла там обет, никогда не жила там, а стало быть, не могла там умереть. И пока это все, что я знаю.
- Не добралась до Уэрвелля? - удивленно прошептал Хумилис, глядя на залитый солнцем садик из-под нахмуренных бровей.
- Да, так и не добралась! - с горечью повторил Николас. - Я, как всегда, опоздал, снова опоздал на три года. Три года! Где, ради всего святого, могла она находиться все это время? И ведь ни слова, ни весточки, никто о ней ничего не слышал - ни в родительском доме, ни в монастыре, куда она направлялась. Что могло случиться с ней по дороге из Лэ в Уэрвелль? Ведь в ту пору страна еще не была объята войной и дороги были безопасны. Ее же охраняли четверо вооруженных слуг!
- И они, надо полагать, вернулись домой,- задумчиво произнес Хумилис.Конечно, они вернулись, не то Крус встревожился бы и снарядил поиски. Что же, во имя Господне, они ему рассказали? Скорее всего ничего худого. Если бы по пути на них кто-то напал и похитил Джулиану, их господин послал бы людей в погоню. А если они сами совершили злодейство, то зачем им было возвращаться? Голова кругом идет...
- Я еду в Лэ,- заявил, поднимаясь, Николас.- Надо рассказать обо всем Реджинальду Крусу. Пусть разыщет и расспросит тех, кто сопровождал его сестру. Слуги его отца скорее всего служат сейчас ему и живут, наверное, в Лэ или в каком-нибудь другом имении. Если она почему-либо отослала их с полдороги, я по крайней мере смогу узнать, где они с ней расстались. Я не успокоюсь, пока не разыщу ее. Если она жива, я ее найду!