Реакция Ла Туна оказалась на удивление замедленной, он выпрямился, обернулся, поправил всклокоченные волосы.
— А что такое? — спросил он.
— Ничего, ветка, — как можно спокойнее ответил Тан Тун. — Давай посмотрю, нет ли царапины.
Мы тщательно осмотрели плечо — царапин не было.
— А я думал, змея, — простодушно сказал Ла Тун, и мы все трое принялись хохотать как помешанные.
— Ну, что у вас там? — крикнула, заходя с другой стороны, Инка. — Нашли что-нибудь?
— Нашли! — отозвался я. — Камень отвернутый, на нем буквы высечены и цифры:
АД 1618.
— И больше ничего?
— Пусто.
Нам очень хотелось поскорее убраться отсюда, но все-таки мы обошли подошву ступы несколько раз, тщательно осматривая камни.
— Нет, — сказал наконец Ла Тун, — Боост знал, с какой стороны искать. Больше ничего не тронуто.
— Если это тронуто Боостом, — проговорил я.
— А кем же еще? — возразил Тан Тун. — Бирманец не тронет.
«А Зо Мьин?» — мог бы спросить я, но не стал, потому что эта мысль пришла в голову и обоим моим коллегам.
— Нет, пожалуй, это все-таки сделал Боост, — задумчиво проговорил Ла Тун. — Посмотрите, там что-то блестит…
Он хотел было вновь сунуть голову в нишу, но передумал. Пробормотав что-то по-бирмански, зашагал по камням вокруг пагоды. Если бы толстяк знал, что за ветка хлестнула его по плечу, он не ходил бы так уверенно. Оказавшись за ступой, он крикнул что-то рыбакам и через минуту вернулся с длинной суковатой палкой.
Мы молча наблюдали, стоя за его спиной, как он копается палкой в трухе на дне ниши.
— Ага! — торжествующе крикнул он, и Зо Мьин, давно уже приплясывавший внизу на мокром камне у самой кромки прибоя, начал подниматься к нам. — Нашел!
Но это была всего лишь пустая ампула.
— Вот здесь она его и ждала, — проговорил Тан Тун.
— Ну, хорошо, — сказал я, — а где перчатки?
Мы остановились в нерешительности. Я живо представил себе, как все это происходило: вот Хаген наклонился над нишей, вот запустил туда руку, почувствовал укус, выпрямился, может быть, прошипел «Х-химмель!», оглянулся. Вокруг — только небо и океан. Лихорадочно сдернул перчатки, достал шприц, сделал инъекцию, нажал кнопку селф-таймера на часах… Перчатки должны быть брошены где-то поблизости, но их не было ни в яме, ни среди камней. А шприц? А сумка? В чем-то надо ЭТО нести, не в пустых же руках. Спрятал? Зачем? Он понимал, что времени у него мало, надо возвращаться к людям, к нам, к Тимофею.
Мы осторожно спустились вниз, на песок.
— Что, пусто? — злорадно спросил нас Зо Мьин. — Герр Боост ничего там не забыл?
— Ты отдыхай, дорогой, — сказал ему Тан Тун. — У тебя впереди много трудностей.
И хотя он говорил по-русски, Зо Мьин отлично его понял. Отошел, угрюмо сел на борт своей лодки.
— По берегу он вряд ли пошел, — сказал Ла Тун. — Далеко, надо идти мимо леса, потом мимо поселка. А тут, — он показал рукой, — должна быть прямая дорога к Маумагану.
Мы огляделись: песок между камнями был весь истоптан. Пока мы находились наверху, Володя с Инкой и Зо Мьином в нетерпении бегали вокруг Змеиной горки.
Между тем солнце начинало садиться, через каких-нибудь полчаса станет смеркаться. Рыбаки с баркаса что-то кричали нам, пора было возвращаться.
— Смотрите, — сказала вдруг Инка, — вот здесь он сидел.
Мы подошли: возле большого покатого валуна в песке отпечатались следы ботинок.
— Осторожно, не топчитесь вокруг, — сказал я. — Надо смерить: может быть, это наши.
Нет, наши следы не подходили. Здесь и в самом деле сидел герр Боост. Должно быть, он уже почувствовал себя плохо: опустился на камень, вытянул ноги, глубоко врывшись каблуками в песок. Встал, пошел между камнями. Дальше, на гальке и ракушечнике, занесенных сюда длинным языком прилива, следов не было, но возле сухой жесткой травы у кустов они снова появились.
— Смотрите, упал, — сказал Володя.
И точно, песок изрыт, трава вмята в почву руками.
— У него руки были все в мелких порезах от травы, — я обратила внимание, — сказала Инка. — Пришлось обработать йодом.
— Значит, он уже был без перчаток, — сказал Володя.
— А может быть, перчаток и вообще не было? — спросил Тан Тун.
Мы вопросительно посмотрели на Инку.
— Были! — уверенно сказала она.
Мы сделали еще несколько шагов. Меж кустами чернела опрокинутая вверх днищем полусгнившая лодка. Она лежала здесь уже давно: борта ее глубоко ушли в почву. Я обернулся: «коитаду» Зо Мьин тупо смотрел в нашу сторону, он ведь не знал, что Хаген ушел отсюда с пустыми руками.
— А если перевернуть? — Володя решительно взялся за киль лодки.
— А если там змейки? — проговорила Инка.
Володя отпрянул.
Дальше следы выходили прямо на тропинку. Тропинка была настолько плотно утоптана, что на ней ничего нельзя было обнаружить.
Тан Тун обошел вокруг лодки, наклонился и показал нам на дыру, зияющую в борту.
— Здесь, — сказал он с уверенностью. И без колебаний сунул руку в дыру.
Столпившись вокруг, мы с беспокойством за ним наблюдали. Вдруг Тан Тун коротко охнул и сел на песок.
— Что? — вскрикнула Инка. — Тан Тунчик, миленький, что? Дай руку! Покажи руку!
Странно улыбаясь, Тан Тун потянул руку из-под лодки, в пальцах ее было зажато черное, длинное, блестящее, пугающе длинное. Мы оцепенели.
— Испугался, — виновато сказал Тан Тун и вытянул черную сумку на «молнии» и на длинном ремне. — Фу, противно.
Присев на корточки, мы наблюдали, как Тан Тун открывает «молнию». Внутри были длинные перчатки из плотной темно-зеленой резины, вывернутые наизнанку, блестящие от сухого талька, коробочка со шприцем…
И вот мы увидели это.
— Чинлон, — улыбаясь сказал Л а Тун.
И правда, размерами и внешним видом это было похоже на плетеный, полый внутри мяч для местной национальной игры. Только мяч этот был весь сплетен из спаянных брошей, серег, колец, заколок, медальонов, нагрудных украшений, браслетов, ожерелий, вензелей, фигурок павлинов, бабочек, цветов, обезьян, лебедей, львов и газелей, танцоров и карликов, чудовищ с высунутыми языками и вывороченными ноздрями… и все это было усыпано темно-красными, темно-зелеными, темно-синими и просто черными бугорками, в которых угадывались потемневшие от времени камни…
Подняв шар обеими руками, Тан Тун передал его Ла Туну. Тот взял «чинлон» на плечо, словно спортивное ядро, крикнул:
— Ого! Девять висов.
Ла Тун ненамного ошибся: шар весил около пуда, а украшений, из которых он был составлен, в спокойной обстановке мы насчитали больше двухсот. И все из чистого золота: взяв горсть песку, Ла Тун потер легонько бок шара, и мы увидели, как засветился красноватым металлом кованый обруч, инкрустированный тремя рядами могонских сапфиров. А на верхушке шара сиял темновато-прозрачный огромный бриллиант, называвшийся в свое время «Звезда Сириама».
Так вот какой сюрприз готовил нам (или себе одному) профессор Боост. Вот из-за чего мы чуть не рухнули со своим «джипом» под откос. Это было маленькое круглое чудо, сделанное с изяществом и с любовью — с любовью, тем более нам непонятною, что видеть эту красоту на верхушке пагоды могли одни только птицы: снизу, от подножия ступы, шар казался бы лишь крохотной золотой искоркой. Теперь эта искорка будет мерцать там, где ей полагается, или займет свое место в музее. Жадные до чужого руки не стали бы беречь это сокровище в целости: дивное сплетение безумных фигур было бы разбито на части, сплющено, расплавлено, распродано, исчезло бы. Теперь не исчезнет.
— Зо Мьин! — крикнул, подняв голову, Тан Тун. — Маун Зо Мьин! Иди сюда, посмотри!
Зо Мьин медленно встал и снова опустился на борт своей лодки. Ноги отказывались ему служить…
* * *Годы прошли после этого, и молодость наша с Инкой прошла. Мир, конечно, тесен, но не настолько, чтоб мы встретили снова наших друзей, чтоб мы вновь оказались в далекой Бирме. Ла Тун, Тан Тун, Тимофей, Оля! Узнаете ли вы себя в этом рассказе? Примите его как привет, полный благодарности и любви.
Александр КЛИМОВ ПОВЕЛИТЕЛЬ
Фантастический рассказ Художник Владимир НЕВОЛИНРавнина была уныла и камениста.
Жуков вышел из шлюзовой камеры и внимательно огляделся. «Почти как на Земле», — с грустью подумал он и пошел к видневшемуся вдали зданию станции. На секунду он обернулся и помахал рукой «Альбатросу», серебристой иглой застывшему посреди равнины. Несколько лет звездолет был его домом или, вернее, частицей того — настоящего дома, по которому инспектор Жуков отчаянно скучал в последние месяцы своего дежурства. Ночами ему снилась степь, волнующаяся разнотравьем, играющая тонкими, чуть горьковатыми запахами…
Где-то в песках скрипнуло невидимое животное. Инспектор даже не остановился. Работа в службе спасения научила его чувствовать опасность. С годами в нем будто поселился крошечный наблюдатель, вовремя предупреждавший о надвигающейся беде. Иногда эта раздвоенность угнетала, и тогда Жуков становился угрюм и раздражителен. Так бывает — устаешь быть сильным, хочется почувствовать себя обычным человеком, а не тем, кто все может.
Станция выросла, превратившись в огромный стальной куб с пучком антенн на верхней грани. Багровое солнце поползло на закат Поднялся ветер. Песчинки летели к станции, но до нее не долетали, наткнувшись на невидимую преграду.
«Неплохо, — подумал Жуков. — Значит, система энергоснабжения еще функционирует».
Он подошел поближе и выставил руку вперед. Ладонь уперлась в «силовой колпак».
Инспектор расстегнул жилет и вытянул из кармана небольшой цилиндр с антеннкой. Жилет автоматически застегнулся, прикрыв грудь тонкой полимерной броней. Сотни вшитых датчиков прильнули к телу. Жуков повертел шкалу настройки и нажал кнопку резонатора. Силовой колпак растаял.
Мертвая станция — самое удручающее зрелище во Вселенной…
Над входом яркой светящейся краской был оттиснут зелено-малиновый, с мечами и драконами флаг.
Жуков напряг память, но извлек из нее до обидного мало: крошечное тропическое государство, вечно кипевшее и бурлившее, исчезнувшее с карты Земли лет сто назад, еще до объединения народов… Не поймай инспектор случайно слабенький сигнал аварийного маяка, о неучтенной станции не подозревали бы еще много веков.
Кусты и корявые деревца почернели, превратились в высушенные невесомые скелеты. За станцией — переплетение труб, кабелей, опор — все грубо, массивно и ненадежно. Тишина и запустение…
Жуков тяжело вздохнул. Инспекция изматывала и морально и физически. Но морально все-таки больше. Это тяжело — бродить среди руин и выяснять, почему случилось то, чего по всем расчетам не должно было случиться.
Погруженный в невеселые мысли, инспектор обогнул трансформаторную подстанцию и остановился. Перед ним из земли торчал кривой, сваренный из обрезков труб крест. На табличке лучевым пистолетом были выжжены инициалы:
«А. К.»
По традиции Жуков минуту постоял в молчании и, не оборачиваясь, пошел прочь.
Откуда-то сверху разнесся тонкий пульсирующий свист. Инспектор замер. Свист забрался куда-то в ультразвуковой диапазон, и Жуков с удивлением обнаружил, что в нем прослеживается странная и сложная мелодия.
Дверь шлюзовой камеры оказалась приоткрытой. Если бы не силовой колпак, тамбур давно бы забило леском и пылью.
Жуков прильнул к щели и осторожно запустил руку в темноту. Следовало отключить электронную защиту. Щелчок. — потухли ненасытные глазки разрядников. Инспектор потянул ручку-баранку и сразу же переключился на инфракрасное зрение. Темнота жила своей скрытой жизнью: холодный мрак пола, мерцающее и зыбкое тело потолка, испещренные звездами стены… И было что-то тревожное в этой светящейся черноте. Что-то, чего ни сам Жуков, ни его «наблюдатель» понять не могли.
Вторая дверь оказалась запертой снаружи. Жуков несколько минут возился с хитрым кодовым устройством, радуясь в душе, что не встретит внутри станции следов давней трагедии. В радости этой было что-то детское, трусливое, словно ребенком зажигаешь свет в пустом доме и открываешь створки платяных шкафов, боясь и в то же время с нетерпением ожидая, что вот-вот обнаружишь в пахнущей нафталином темноте лопоухого волосатого домового.
Дверь поддалась. Жуков пошарил по стене и включил освещение. Вспыхнули холодные голубые светильники, и разом оборвался тонкий нервный свист.
Инспектор огляделся и в который раз подивился простоте и неустроенности быта первых покорителей космоса: три узкие кровати, кресла, стол, заваленный пожелтевшими бумагами.
На стене — три цветные объемные фотографии. С первой сверкал белозубой улыбкой негр-гигант. Выпуклые лиловые глаза искрились весельем. На таких очень удобно снимать накопившееся раздражение.
Половину второй фотографии занимали солнцезащитные очки. Над очками удивленными птичками взлетели брови, словно удиравшие от тонкого орлиного носа и недоброй ухмылки почти безгубого рта. Две большие звезды на воротничке рубашки указывали, что это — командир станции.
Третья карточка пламенела на стене, как осенний кленовый лист. Таких ярко-рыжих волос Жукову видеть не доводилось. Все тона — от желтого до пурпурного — слились в огненную гамму, в которой само лицо, серое и сморщенное, совершенно терялось. Фотография была подписана инициалами «А. К.». Жуков вспомнил крест из обрезков труб и отвернулся.
Взгляд погибшего — вечный укор живым.
Инспектор обогнул видеотеку и прошел в рубку управления. Приборы продолжали жить. На пульте светились неоновые мазки, докладывавшие пустоте внутри станции, что происходит в пустоте за ее пределами.
Половину рубки занимал огромный компьютер неизвестной инспектору модели. Жуков попробовал мысленно пробежаться по логическим цепочкам, но уже на втором витке окончательно запутался. Сгустки органики, вживленные в стандартные схемы, перечеркивали все представления о вычислительной технике. А между тем ЭВМ-мутант работала.
Инспектор нажал кнопку вывода, и компьютер выплюнул чистый лист.
— Однако, — вслух произнес Жуков. — Хотел бы я знать, кто работал с этой машиной.
Он собрался еще что-то добавить, но не успел. Зашелся в визге дремавший «наблюдатель», напряглись тренированные мускулы инспектора. Жуков развернулся, в руке его блеснул излучатель.
Прошло несколько секунд, прежде чем он убрал оружие. Датчики молчали, но он мог поклясться, что за его спиной КТО-ТО БЫЛ! Смутная тень, неуловимое колебание воздуха, дыхание — словом, что-то, его быть не могло на запертой снаружи, умершей десятки лет назад станции…
Жуков нервно рассмеялся. Кто же может быть, когда не может быть никого?! Нервы? Усталость? Что же ему в конце концов не нравилось в станционных отсеках?
И вдруг он понял! Удивительная чистота и порядок! Не было главного следа времени — пыли! Бурой, невесомой, домашней пыли!
Инспектор немного постоял в задумчивости и подошел к распределительному щитку. Откинув жестяную крышку с нанесенной на ней расшифровкой схем, он нажал кнопку индикатора. Загорелась красная лампочка. Станция «съела» почти весь запас энергии.
«Надо поискать бортжурнал», — сам себе сказал Жуков. Он осмотрелся и не сразу заметил притаившийся в углу цилиндр электронного дневника. Кассеты аккуратно, под номерами стояли на полочках, и только одна — незаправленная, с оторванной магнитной вставкой — валялась на столе. Казалось, ее вынули всего лишь несколько минут назад.
«Последняя», — догадался инспектор и протянул к ней руку. И вновь что-то неуловимо изменилось за его спиной.
Внезапно Жуков почувствовал страшную усталость. Она давила, пригибала к земле, путала мысли… В голове закрутился красно-черный хоровод.
Инспектор нетвердым шагом добрался до койки и бессильно повалился на нее.
«Завтра. Все завтра…» — вяло подумал он и нажал на пуговицу жилета. Из карманов выскочили и разбежались по отсеку крохотные, похожие на муравьев киберстрелки. Жуков нашел в себе силы включить индивидуальное защитное поле и провалился в темноту…
Проснулся Жуков оттого, что кто-то гладил его по лицу.
Он мгновенно вскочил и краем глаза успел заметить, как в стороны отпрянули узкие серые тени. Кокон силовой защиты исчез, но кибернетическая охрана не подавала и признаков беспокойства.
Инспектор улыбнулся. Он почувствовал себя свежим и отдохнувшим, а странные тени?.. Так ведь это и была его работа.
Собрав электронных стрелков, Жуков пошел слушать бортжурнал. Неизвестная сила сумела обмануть охрану и отключить защитное поле, однако вреда инспектору не причинила. Дневник мог пролить свет на происходящее.
Кассета без вставки лежала на своем месте, кончик ленты свисал со стола.
«Эпоха голого оптимизма, — подумал Жуков. — Много энтузиазма и мало хорошей техники. Отсюда и беды».
Он смотал катушку, протянул язычок сквозь шеренгу роликов и нажал кнопку. Легкое шипение и, наконец, бесконечно усталый голос:
— Среда, 18 часов 32 минуты по времени станции. Сегодня умер А. К. Он был гениальным компьютерщиком и плохим другом. Мы похоронили его и поставили над могилой крест. А. К. верил в бога. По крайней мере, он так говорил…
В записи наступила долгая пауза. Жуков уже догадался, что услышит дальше. В нем проснулось раздражение. Почему он видит только станции, попавшие под удар стихии? Ведь есть же другие, где строят, работают, просто живут. Но смогут ли люди строить, ничего не опасаясь, если не будет Жукова и его товарищей?..