– Здравствуйте, Петр Тихонович, – в свою очередь поприветствовал он психиатра и протянул руку. От Ворона тот подобного дружеского жеста так и не дождался.
Когда-то Хазаров был ведущим психиатром Московской психиатрической клинической больницы номер один имени Н.А. Алексеева, до середины девяностых прошлого века прозывавшейся «Кащенко» или «Канатчикова дача». Об этой психушке еще Высоцкий слагал песни, да и сейчас слава никак не желала обходить это заведение стороной.
Чего только не наслушаешься от сталкеров, которым посчастливилось (или, наоборот, не повезло) проходить рядом. Те же, кого нелегкая заносила в само здание из красного кирпича постройки девятнадцатого века с арочными окнами и высоченными потолками, обратно уже не возвращались. Прежними, во всяком случае, и в здравом рассудке.
Говорили о призраках – то ли людей, здесь томившихся когда-то, то ли воплощений больных фантазий, порожденных самим этим местом. Научники периодически проводили диспуты относительно влияния негативной психической энергии на аномалии и Зону – чисто теоретического свойства, потому что никто не повел бы их в «Кащенко» для проверки. Бытовало даже мнение, что психушка – это Зона в Зоне, государство в государстве – как Ватикан в Риме. Якобы никакие законы уже привычной Зоны там не действуют, как нет и знакомых аномалий.
Время от времени какой-нибудь новичок-сталкер, обладающий неумеренными амбициями и глупостью, заявлял, что побывал в «Кащенко» и вышел оттуда живым и в собственном уме. Один такой даже рассказал, что лично наблюдал, как призрак купца (скорее всего того самого Ермакова) заявил призраку (по всей вероятности, того самого Алексеева): «Поклонись при всех в ноги – дам триста тыщ на больницу». Алексеев грянулся лбом об пол и получил деньги. На поверку оказалось, новоявленный сталкер просто любил на досуге покопаться в архивах и немного знал об истории Москвы.
Хазаров уволился из больницы лет за пять до возникновения Зоны. О причинах не распространялся, а от излишне любопытных отгораживался чисто научными выкладками. Работу продолжил в частной клинике и на дому: с шизофрениками и аутистами. После катастрофы, постигшей Москву, связался с учеными и стал консультировать. Денис не знал да и не интересовался, на каком поприще тот сошелся с Шуваловым, но профессора, как говорится, давно дружили домами.
Денис и Ворон вели Хазарова в «Центр боевых искусств на Сумском», где собирались оборудовать несколько лабораторий по изучению Зоны изнутри. Чем эта затея обернулась, можно не напоминать – очень быстрой эвакуацией.
Для Дениса именно тот проход в Периметр оказался первым и повлек массу сложностей. Хазаров же выделял его из всех с самого первого дня и очень старался заслужить доверие. Не просто так, конечно, Денис для него, как и для большинства тогдашних знакомых, представлял прежде всего практический и научный интерес. Заполучить такой объект для исследований хотели многие. Вот только Ворон снова вытащил его из этой переделки. С тех пор между ним и Хазаровым шла необъявленная война, которая с годами даже не думала утихать.
– Я рад вас видеть, милостивые государи мои! – широко улыбнулся Хазаров и крепко пожал руку.
– Взаимно. – Денис кивнул и сел в кресло, не дожидаясь, пока это сделают остальные. Зла он не держал, но не собирался допускать тех же ошибок, что и в юности.
– Денис, как ты вырос! – Хазаров потянулся к нему и отечески потрепал по волосам. Дениса аж передернуло от такой фамильярности. – Стал совсем взрослым.
«И почти неотличим от человека», – словно бы услышал Денис и вздрогнул. А еще очень сильно ощутил досаду. Хазаров считал одним из личных поражений то, что Денис предпочел уйти с Вороном, а не остаться с ним.
Хазаров присел в соседнее кресло. Он изменился. Теперь, когда первое впечатление от встречи и узнавания прошло, Денис смог это оценить. По-прежнему крупный и моложавый, он почти полностью поседел. Лицо стало еще круглее, нос-картошка оплыл у переносицы. Три подбородка превратились в четыре. Раньше только тон голоса выдавал его отношение к окружающим – ласковое, терпеливое, но как бы свысока. Теперь подобное читалось и в осанке, и в позе. Так, должно быть, вел себя какой-нибудь царь-император или знатный помещик, одним видом показывающий значимость своей персоны и положения.
Денис относился к подобному спокойно. По его мнению, такое поведение можно было назвать обоснованным, Хазаров все же являлся светилом психиатрической науки.
Ворон тихо фыркал про себя и едва заметно поджимал губы. Кресло он проигнорировал и примостился на подоконнике, скрестив руки на груди, словно специально демонстрируя свою замкнутость и нежелание иметь с присутствующими ничего общего. Но этим на самом деле он вовсе не выказывал своего отношения, а на примере подчеркивал разницу. Хазаров всегда больше слушал, чем говорил, при этом постоянно подстраивался под интонации собеседника. Несмотря на свой внушительный вид, знания, умение вкладывать свои мысли в чужие головы и добиваться желаемого, попытки все и всех держать под контролем, он все равно проигрывал. Ворон же сидел поодаль, но не выпадал из обсуждения. Все присутствующие как по команде повернулись вполоборота, чтобы постоянно держать его в поле зрения.
Сталкер выглядел нарочито замкнутым и недовольным, чем-то неуловимо напоминая взъерошенную птицу. Он ютился на самом краешке и при этом, казалось, занимал все свободное пространство в комнате. К мнению Хазарова прислушивались и иногда поддавались его давлению. За Вороном – шли с радостью и готовностью ко всему.
– Что ж, други мои, – Хазаров потер руки, словно намыливая, и всплеснул ими, будто воду стряхнул, – я, признаться, очень удивился, когда Василий Семенович обрисовал мне вашу проблему.
Одет он был в привычный светло-серый свитер (несмотря на жару в кабинете) и темно-серые брюки. Из-под брючин выглядывали шерстяные носки, тоже серого оттенка. Ботинки, начищенные до блеска, отражали свет ламп.
– Проблем у нас нет, – заметил Ворон. – Есть вопросы.
– В данном случае это абсолютно не важно, – отмахнулся Хазаров. – Аллочка – кристальной души человечек, по определению не желающий зла, – заверил он. – Редко когда в женщине сочетаются красота и ум, у нее же присутствуют еще и высокие моральные качества. Собственно, я приехал именно затем, чтобы подтвердить это.
– Сомневаюсь, будто понятия о морали и безнравственности сходятся даже у двух людей, выросших под одной крышей, что уж говорить про всех прочих? – На губах Ворона заиграла легкая усмешка. – Однако у меня нет времени сражаться с вами на поприще демагогии. Вам известно о человеке, который меня интересует, его пол, мотивы и вероисповедание мне индифферентны. Больше важна информация: где и с кем работает, как найти.
– Насколько понимаю, она работала с вами, – вздохнул Хазаров.
– Поправка: она наняла нас. Не более того. – Ворон слегка скривился. – Люди, которые работают вместе, стараются вовремя отвечать на телефонные звонки, перезванивают и интересуются общим ходом дела.
– Вы тоже пропадаете для всего мира, войдя в Зону, – заметил Хазаров. – Пора бы понять, что для некоторых подобным свойством обладает работа.
– Не в моем случае!
– Вы эгоист, Игорь.
– Не льстите мне, привыкну.
Шувалов взял со стола небольшую статуэтку в виде вставшего на дыбы дракончика, синусоидой выгибающего змеиное тело и расправляющего серебристые крылья, и принялся рассматривать так, словно видел впервые.
Дракончик косил изумрудным глазком в сторону Дениса, а тот внезапно осознал, что сама собой эта перебранка не утихнет. Ну, если только один из участников не решит демонстративно уйти, хлопнув дверью. Пока подобный маневр враждебные стороны воспринимали бегством с поля боя, следовало действовать.
– Предлагаю говорить по существу. – Денис удобнее сел в кресле и закинул ногу на ногу. – Петр Тихонович, не знаю, что вам сообщил Василий Семенович, но для разъяснения нам нужна именно Алла Андреева. Именно она передала нам «радужку» и рассказала про место в Зоне, в котором мы позже обнаружили Валентина Сизова.
– Мертвым?
– Живее всех живых, – фыркнул Ворон. – Скажу больше, ему понравилось быть москвичом, и теперь он ищет друзей и соратников.
– По приблизительным подсчетам, в Зоне сейчас находятся около пятидесяти человек-универсалов, – проинформировал Шувалов, ставя дракончика на место.
– Что это значит? – спросил Хазаров.
– Они хорошо чувствуют себя как в Зоне, так и за ее пределами. – Ворон повел плечом.
– Почти как я, – припечатал Денис.
Хазаров нахмурился.
– Это возможно? – поинтересовался он у Шувалова.
– Посмотрите на меня и уверуйте, – усмехнулся Денис.
– Не шути с этим, мальчик, – посоветовал Хазаров и поморщился.
«Было бы странным, если б он не перенял у этого ходока в Зону с птичьей кличкой его отвратное поведение и философию», – снова промелькнуло у Дениса в голове, и он чуть сильнее, чем следовало, сжал подлокотники кресла. Только чтения чужих мыслей ему сейчас не хватало.
– Не шути с этим, мальчик, – посоветовал Хазаров и поморщился.
«Было бы странным, если б он не перенял у этого ходока в Зону с птичьей кличкой его отвратное поведение и философию», – снова промелькнуло у Дениса в голове, и он чуть сильнее, чем следовало, сжал подлокотники кресла. Только чтения чужих мыслей ему сейчас не хватало.
Стало досадно. Во-первых, из-за того, что его считают глупцом, не умеющим пользоваться собственными мозгами. А во-вторых, за Ворона, который в отличие от того же Хазарова не искал оправданий, не подтверждал теорий и не выдавал собственное любопытство за намерение облагодетельствовать других.
– Я, Петр Тихонович, и не думал шутить, – ответил Денис. – Валентин и люди, подобные ему, чувствуют аномалии, более того, те их не трогают. «Белые сталкеры», как мы их прозвали, не страдают физически при выходе из Зоны. Наверняка Василий Семенович уже поведал вам о киллере?
– Возвращаться с нами Валентин отказался и делал все с его точки зрения доступное, пытаясь переманить нас на свою сторону, – заметил Ворон.
– Это может оказаться очень серьезной проблемой, – вставил Шувалов.
Хазаров вздохнул.
– Алла Андреева остается единственным человеком, способным пролить свет на происходящее, – вернул разговор к главному вопросу Ворон. – К нам она пришла, не слишком умело сыграв роль убитой горем жены.
– Бедная девочка. – Хазаров снова «помылил» руки.
– Кто она вам? Родственница?
– Почти, – повздыхал Хазаров. – Дочь очень хороших знакомых. Когда-то я мечтал, чтобы она стала женой моего сына. Увы, Аллочка предпочла научную карьеру, и, возможно, к лучшему.
– Несомненно, – согласился Ворон. – По крайней мере у нее хватило совести не закрыть глаза на возникшую проблему.
– Ей может угрожать опасность, – вдруг понял Денис. – Потому что…
– Сценариев развития событий может быть очень много, – перебил его Ворон. – За ней, например, придет сам Валентин и его друзья. Также работодатель наверняка будет недоволен, если она прервет эксперименты. А ведь она именно так и поступит, не желая навредить еще кому-нибудь.
– Вы давите на меня, Игорь! – Хазаров впервые за все это время повысил тон голоса.
Ворон развел руками и усмехнулся:
– Когда-нибудь и вам следует ощутить подобное на себе, не все же в чужих головах ковыряться. Интересный опыт.
– Безумие какое-то, – покачал головой Шувалов. – Что вы все трое тут устроили?
– Безумие, да, – Ворон спрыгнул с подоконника и переместился на край профессорского стола, – дистиллированное и концентрированное. Безумие чистое, как слеза младенца. А Зона разве не безумие? А вся наша жизнь? Господин Хазаров, я жду от вас адрес. Потому что если с этой Аллой случится что-нибудь более безумное, чем я, ответственность падет именно на ваши плечи.
– И что вы собираетесь сделать? – сдался Хазаров.
– Украсть ее у Дмитриева.
– Но это же…
– Тоже безумие, – согласился Ворон. – Вопрос лишь в том, сработает ли оно как надо.
Глава 2
Ворон заглушил мотор. Машина остановилась, чуть-чуть не доехав до ворот. Наверняка, даже припарковавшись непосредственно возле них, она не вызвала бы вопросов у сторожей в синей форме, сидящих в будке у шлагбаума. Однако в данном случае следовало перебдеть.
Здание, адрес которого указал Хазаров, с виду не отличалось от всех прочих, расположенных в новом районе подмосковного города Одинцово, отхватившего у леса очередной кусок. Все здесь казалось каким-то коробочно-белым и миниатюрным. В широких дворах располагались и детсадики со школами, и двухэтажные постройки местной администрации, и ДЭЗ. Между ними росли деревья, кусты, и играла на детских площадках ребятня, которой точно не было никакого дела до теть и дядь в костюмах или униформе, спешащих по своим взрослым делам. Ну, висит на одной из оград табличка «Частная клиника мозга», что с того?
Дети знали, что мозг – это то, чем положено думать, и мало ли как его можно изучать. Некоторые из них, возможно, и хотели бы пощекотать себе нервы, посмотрев на пациентов этой клиники, у которых с мозгами явно ненормально, но подобного зрелища им не предоставлялось. Как и их родителям. Случись иначе, те наверняка созвали бы общедомовый совет и обратились бы с каким-нибудь протестом вроде тех, что так любит освещать местная пресса: «Группа активистов выступила против строительства новой автомагистрали», «Не дадим осушить наше болото! В этом пруду в прошлом году была замечена одинокая утка», «Собачников пора принудить убирать за своими питомцами» и все подобное в этом роде.
Ворон жил когда-то очень давно возле станции «Баковка», в одной из трех «высотных» башен на холме. По тем временам эти дома считались чуть ли не элитными, несмотря на вид, открывающийся из окна десятого этажа на какую-то автобазу. Потом началась массовая точечная застройка, а деревня стала считаться частью города и как-то внезапно радикально изменилась: исчезли двух– и одноэтажные домишки, обладающие своей очаровательной индивидуальностью. Штакетники скрылись за одинаковыми заборами из крашеной доски – очередной инициативой благоустроителей пригорода. А затем постепенно и прочие постройки прежних времен уступили место коттеджам.
Конечно, подобное можно было лишь приветствовать. Ворон сам мог назвать сто и одну причину, почему его дом-крепость не выглядит избушкой прошлого века. Однако колорита это не отменяло и ностальгии – тоже.
«Институт мозга» располагался за решетчатым забором, через который легко просматривалась территория. Разумеется, она была в меру облагорожена, дабы не бросаться в глаза. Газоны с аккуратно подстриженной травкой, выкрашенные в полоску бордюры, кустовая ограда, пяток чахлых деревцев да пара железных лавочек, присесть на которые зимой решился бы только суицидник, а летом – супермен, не боящийся ожогов на заднице.
– Ты нахрапом, я – через забор. – Ворон вытащил ключи из замка зажигания, сунул в карман, но потом, подумав, отдал их Денису. – И смотри, осторожнее. Роман за «Паджеро» нам головы свернет.
– Почему тогда не взяли что-нибудь свое? У тебя в гараже целый автопарк.
Ворон поморщился. Парк парком, но автомобили были нестандартными и бросались в глаза. Сейчас же требовалось, наоборот, привлекать к себе как можно меньше внимания.
– А под камеры попасть не боишься? – спросил Денис.
– В нашем с тобой случае это уже не имеет значения. Дмитриев и так узнает, кто похитил одну из его сотрудниц. Однако я рассчитываю на эффект неожиданности и наглости. Пусть знает. Главное, увезти Андрееву к нам, а там забаррикадируемся и выдержим длительную осаду, временами бегая по подземному ходу в местный ларек за провиантом и выпивкой.
– Ты ж не пьешь бурду местного производства. – Денис фыркнул.
– Поверь, со скуки научусь.
– А у нас есть тайный ход?
Ворон лукаво прищурился и улыбнулся.
– Тогда отчего мне не известно, где он находится? – нахмурился Денис.
– Потому что мы его пророем. Ложками. – Сталкер расхохотался и открыл дверь.
– Погоди, а что, если не пропустят?
– Подождешь в машине.
– Ну уж нет!
– Расскажи им анекдот. М-м… – Ворон немного помолчал. – Идут два латиноамериканца по Москве… Нет, лучше по Питеру, а впереди них – молодая девушка-блондинка с формами кинозвезды и соответствующей внешности. Один другому и говорит: «Suka». Второй, согласно кивая: «Curva y bonita». Девушка оборачивается и бьет обоих сумкой по головам.
– Я бы тоже ударил, – заметил Денис.
– Suka по-испански – сахарная, светлая, то есть блондинка. Curva – фигуристая, а bonita – красавица.
– Я сомневаюсь, что сторожа знают испанский.
– Думается мне, они станут смеяться все равно. – Ворон шутливо ударил его в плечо и ушел.
Денис видел, как он, совершенно не прячась, прошел вдоль забора, а потом подпрыгнул, каким-то образом ставя ноги между прутьями так, чтобы те не скользили, и с легкостью, вызвавшей приступ белой зависти, взобрался наверх. Перекинул ноги и бесшумно спрыгнул по ту сторону. Денис выждал некоторое время, но охрана и не подумала выходить из будки, кричать или вызывать по рации подкрепление. Не появилось и серьезных вооруженных людей, которые здесь наверняка тоже присутствовали.
Подождав для верности еще немного, Денис взял с заднего сиденья объемный синий конверт – мнимый предлог для прохода в клинику, – вылез из машины, щелкнул брелоком сигнализации и, как можно ниже надвинув капюшон, побрел к будке охраны.
Будь его воля, он еще и темные очки надел бы для пущей конспирации, но Ворон поднял его на смех тотчас, стоило лишь заикнуться об этом.
В будке работал телевизор, показывая футбол, так что охране было явно не до камер слежения. Впрочем, матч явно не казался им интересным. Они прихлебывали из больших красных кружек с кофейными подтеками на стенках чай и травили анекдоты.