Можно было не оборачиваться, чтобы понять: раздавшийся у меня за спиной лязг есть не что иное, как подготовка Скульптора к новому пенальти. Монстр извлек застрявший в витрине универмага шар, чтобы повторно запустить его мне вслед и посмотреть, смогу ли я опять увернуться. Похоже, пришла пора куснуть ублюдка в ответ. Метаться из стороны в сторону до удара нет смысла: все равно мне не сбить прицел мастеру телекинеза. Лучше дождаться, пока мяч не окажется в воздухе, и уже потом решать, куда отпрыгивать. А затем – как далеко метать гранату.
Я обернулся и встал во вратарскую стойку, когда Скульптор выгнал мяч на середину улицы. В каждой руке у меня было по гранате, которые я держал очень крепко – не хватало еще выронить невзначай «РГД-5» себе под ноги. Ну где же ты прячешься, Марадона? Выйди, засветись, а я тебе за это тоже кое-что покажу. Баш на баш, так сказать.
Прежде чем сорваться с места, сфера сначала завращалась, как сильно раскрученный глобус, и только потом отправилась в очередной полет. Ишь ты, чего удумал: удар с подкруткой! Трудно было поверить, что при такой массе мяч Скульптора способен выписывать в воздухе дугообразные траектории. Но учитывая, посредством какой энергии апостол Монолита двигал свою игрушку, от нее следовало ожидать всего, чего угодно. Даже того, что она может вдруг запорхать надо мной, как мотылек.
Сразу же после старта хорошо раскрученный и посланный вперед мяч сместился влево. Подозревая, что это уловка, я в свою очередь отпрыгнул вправо. После чего перекатился через плечо и встал на одно колено, успев при этом подумать, что вдруг уловки не было и, значит, сейчас я по собственной воле бросился под удар. Но нет, предчувствия меня не обманули. Сфера заложила в воздухе лихой финт и, отклонившись от первоначальной траектории полета, врезалась в то место, где я мог оказаться, если бы уклонился в противоположную сторону.
Впрочем, радоваться было некогда. Запомнив место, где шар находился перед ударом, я размахнулся и быстро, одну за одной, швырнул обе гранаты с таким расчетом, чтобы их общая зона поражения была максимально большой. А сам после этого без промедления метнулся за толстый ствол растущего на тротуаре тополя.
– Съел, паскудник?! – выкрикнул я уже из-за укрытия. – Попробуй увернись, сучий потрох!
«Потрох» и не подумал уворачиваться. Вместо бегства он продемонстрировал мне, что является не только отменным футболистом, но еще и обладает неплохими навыками игры в бейсбол и теннис. Поначалу я не сообразил, отчего в расположенной позади меня пятиэтажке разбилось стекло. Но когда вслед за этим оттуда раздался грохот и окно на четвертом этаже изрыгнуло наружу фонтан битой штукатурки и пыли, все встало на свои места. Пришлось с огорчением отметить, что это взорвалась моя граната, ловко перехваченная и отброшенная Скульптором как можно дальше.
Второй отправленный врагу презент также не достиг адресата. Отлетев в другую сторону, эта «РГД-5» рванула над крышей магазина «Березка», что находился на той стороне улицы. Скульптор явно не поймал гранаты, а лишь отбил их, потому что иначе, я уверен, обе они вернулись бы точно ко мне.
– Вот же дрянь! – с досадой сплюнул я и, отказавшись угощать противника второй порцией «десерта», бросился бежать со всех ног дальше по улице. Через пару сотен метров она выходила к заводи, на берегу которой еще сохранились речной вокзал и пристань.
К черту подвалы, решил я, окрыленный внезапной идеей, как мне отделаться от Скульптора. Имевшийся у меня шланг для подсоединения противогаза к носимому в ранце фильтру очистки воздуха мог мне сейчас помочь. Как далеко мне удастся забрести под водой, используя шланг в качестве дыхательной трубки? Это можно выяснить лишь опытным путем, но в любом случае Скульптор вряд ли угадает, где я потом вынырну. Разве только начнет усиленно баламутить воду, мешая мне заниматься дайвингом, ну да подобные беды мы как-нибудь переживем. Водица в заводи и без того мутная, так что надо кровь из носу добраться до водоема, пока я еще в состоянии быстро бегать и плавать.
А Скульптор будто прознал о моей задумке и взялся с маниакальным упорством мешать мне достичь спасительного берега. Предприняв третью попытку прикончить меня мячом, враг запустил его с такой силой, что тот, просвистев надо мной, унесся вдаль, пробил навылет павильон прибрежного кафе и плюхнулся в заводь. Шум от приводнения шара-убийцы был слышен, наверное, даже на ЧАЭС, а поднятый им столб брызг взлетел вровень с вышкой причального комплекса.
Немыслимо, но мне трижды повезло увернуться от атак мастера телекинеза! Играй мы с ним по джентльменским правилам, за это достижение мне полагался бы сейчас какой-нибудь бонус. Впрочем, можно считать, что я его получил. Не бог весть какая награда, но все же утрата Скульптором оружия придала мне воодушевления. Я мчался вперед как на крыльях и уже видел оранжевые блики солнца, играющие на черной глади заводи. Едва успев мало-мальски просохнуть после нашего предыдущего купания, я вновь готовился окунуться в холодную осеннюю воду. Отсоединив на бегу шланг от приемника фильтра, я прицепил конец дыхательной трубки, который должен был торчать на поверхности, к автоматной мушке, а второй вставил в рот. Половина дела сделана. Осталось лишь натянуть на глаза маску, и импровизированный акваланг готов. За годы отчуждения Припяти ивы у пристани сильно разрослись и низко нависли над заводью. И если я не стану удаляться от берега, выступающий из воды кончик шланга не будет бросаться в глаза… Очень хотелось бы надеяться.
Со всей этой беготней, возней с противогазом и высматриванием места для погружения я не оглядывался назад, понадеявшись на то, что, пока Скульптор отвлекся на поиски нового оружия, Леня Мракобес успеет переквалифицироваться в ихтиандра. Увы, не подфартило! Воплотиться моей мечте в жизнь помешало банальное автомобильное колесо, так некстати подвернувшееся под руку моему противнику. Я уже достиг речного вокзала, и мне оставалось лишь сбежать по лестнице на пристань, чтобы нырнуть с нее в заводь. А потом будь что будет. Сумею обдурить хитрого противника или нет, все равно отступать мне больше некуда…
Брошенное Скульптором колесо от грузового автомобиля пронеслось по воздуху с легкостью игрушечной тарелки-фризби. Угоди оно мне в голову или спину, и я был бы размазан об одну из бетонных опор, что поддерживали навес над пассажирской площадкой; ее следовало пересечь, чтобы попасть на лестницу. Но вражеский метательный снаряд находился почти на излете и потому шибанул меня по ногам. Я даже не успел сообразить, с чего это вдруг мои ботинки оторвались от земли и устремились в небо, как уже, задрав ноги, валялся навзничь. Благо ранец смягчил падение, не дав стукнуться затылком о бетон, однако сила, с которой меня припечатало к полу, не позволила мне как ни в чем не бывало вскочить и продолжить бегство.
Примерно так я ощущал себя, когда однажды в армии вышел шутки ради побороться с сослуживцем, мастером спорта по греко-римской борьбе. Тогда я тоже долго не мог понять, как нехилый вроде бы человек, до этого крепко стоявший на ногах, может за какой-то миг очутиться лежащим на обеих лопатках. Вот и сейчас мне потребовалась аж четверть минуты на то, чтобы прийти в чувство и осознать, что же стряслось. На целых пятнадцать секунд я выпал из реальности, успев побывать черт знает в каких эфемерных вселенных и параллельных измерениях! Мимолетный срок по меркам обычной жизни, но для меня он оказался фатально долгим. И когда мне удалось собраться с силами и подняться на ноги, в этом мире я являлся уже никем. Потому что теперь он целиком и полностью находился под властью нового бога – Скульптора. И бог этот был очень на меня разгневан.
Первым делом он намекнул мне, чтобы я и думать забыл о дальнейшем бегстве. Не успел я оглянуться, как между мной и пристанью, прямо поперек лестницы рухнул с неба ржавый пожарный автомобиль. Левое переднее колесо у него отсутствовало – именно им Скульптор швырял в меня до этого. Я отшатнулся и, уже с трудом осознавая, что делаю, начал в ярости поливать из автомата улицу Дружбы Народов. Стрелял я наобум, широким веером от бедра, поскольку все еще не видел перед собой ни одной цели. Опустошив магазин, тут же поменял его на полный, но едва вновь спустил курок, как стоявший по правую руку от меня железный фонарный столб резко перегнулся пополам и рубанул верхушкой по «Абакану». Удар вышиб оружие из рук и погнул ствол, отчего последний выстрел с грохотом разворотил не только его, но и затворный механизм. Осколки разорвавшегося на части автомата брызнули во все стороны. Один из них шибанул меня по нагрудной пластине комбинезона, а искореженная крышка ствольной коробки вонзилась острым краем в левое бедро. Неглубоко, но настолько болезненно, что в первое мгновение я сгоряча подумал, что мне оторвало ногу.
А затем там, куда я стрелял, поднялось с земли и двинулось в мою сторону нечто огромное и полупрозрачное. Как и тогда, возле траншеи, приближение Скульптора сопровождалось зловещей какофонией, разобрать в которой отдельные звуки было совершенно невозможно. Казалось, будто по Припяти ползет огромный дракон, под чешуйчатым брюхом которого скрежещат, шуршат, скрипят и трещат тысячи разнообразных объектов: от обыкновенного гравия до автомобилей и деревьев, раздавливаемых пресмыкающимся монстром. Впрочем, растительность все-таки оставалась нетронутой. Расплывшаяся по земле бесформенная гадина не выворачивала тополя и вязы, а обтекала их подобно вулканической лаве, только холодной. На что, интересно, я надеялся, пытаясь прищучить из автомата слизняка таких размеров? Которому тем не менее не понравилось, когда в него стреляют. Так же, как, очевидно, не нравятся человеку комариные укусы.
А затем там, куда я стрелял, поднялось с земли и двинулось в мою сторону нечто огромное и полупрозрачное. Как и тогда, возле траншеи, приближение Скульптора сопровождалось зловещей какофонией, разобрать в которой отдельные звуки было совершенно невозможно. Казалось, будто по Припяти ползет огромный дракон, под чешуйчатым брюхом которого скрежещат, шуршат, скрипят и трещат тысячи разнообразных объектов: от обыкновенного гравия до автомобилей и деревьев, раздавливаемых пресмыкающимся монстром. Впрочем, растительность все-таки оставалась нетронутой. Расплывшаяся по земле бесформенная гадина не выворачивала тополя и вязы, а обтекала их подобно вулканической лаве, только холодной. На что, интересно, я надеялся, пытаясь прищучить из автомата слизняка таких размеров? Которому тем не менее не понравилось, когда в него стреляют. Так же, как, очевидно, не нравятся человеку комариные укусы.
Скульптор приближался, однако двигался он при этом донельзя странно. Не полз, как мне почудилось вначале, а продолжал подниматься, словно расстеленная на земле и накачиваемая турбореактивным компрессором гигантская надувная подушка. Впечатляет, слов нет. Даже не имея клыков, когтей, щупалец и иных канонических атрибутов, этот монстр мог повергнуть в трепет кого угодно. Хотя, если судить лишь по внешнему виду Скульптора, трудно было счесть его разумным. И еще труднее было представить, как выглядят те существа, которые эту тварь породили. Вздумай когда-нибудь они выйти за пределы Зоны, нам пришлось бы из кожи вон вылезти, сдерживая их нашествие, не говоря уже о том, чтобы загнать эту армию тьмы обратно.
Выдрав из бедра торчавший осколок, я вдруг почувствовал себя настолько обессиленным, что мне стало откровенно начхать, каким образом разделается со мной этот разумный слизняк. Наверное, нечто подобное испытывают перед смертью кролики, коими в зоопарках кормят удавов. Абсолютная безнадега. Какой смысл метаться от прожорливой змеи по тесному террариуму, если тебя затем сюда и бросили, чтобы ползучая гадина утолила тобой голод?.. Как там любил напевать пьяный любитель экстремального сафари Рауль Диас, которого мы с Бульбой брали с собой в пару рейдов по отстрелу мутантов?
Таракашка, таракашка Уже не может убежать, Потому что у нее нет, потому что нет Двух задних ног…
И при этом наш мексиканский приятель еще отплясывал, словно подражал тому покалеченному таракану, о котором пел. «Кукарача» – так назывался шуточный танец, который Рауль исполнял всегда, когда праздновал с нами в «Сто рентген» удачное окончание охоты. Многие из нас успели научиться у Диаса «Кукараче» – и танцевать, и даже наигрывать на гитаре, прежде чем Рауль покинул Зону после того, как в очередном сафари псевдособака отгрызла ему правую ступню. «Накаркал, компаньеро», – заметили тогда по этому поводу сталкеры. Они не шибко жаловали появлявшихся здесь туристов из дальнего зарубежья, но в веселом бесшабашном мексиканце нашли-таки родственную душу. И с тех пор, когда очередной бедолага-сталкер лишался руки или ноги, в разговоре о нем кто-нибудь непременно да замечал: «Кукарачу сплясал». В общем, если в солнечной Мексике этот танец считается праздничным, то у нас с некоторых пор он стал ассоциироваться с пляской смерти.
Которую, похоже, настал черед исполнять и мне.
Вряд ли я взялся бы делать это буквально – в конце концов, Мракобес ведь не эскимос и не индеец! – если бы мысль о наступившей для меня «Кукараче» не воскресила вдруг в памяти историю куприяновской бабки, которая, узрев готовую обрушиться на нее смерть, не придумала ничего лучше, как встретить ее громогласной песнью. С певческими данными мне по жизни не повезло, так что столкнись я нос к носу с тем тигром и запой, он не только не удрал бы, а, наоборот, поспешил бы избавить и меня, и себя от мучений. Пытаться огорошить Скульптора моим жалким пением было и вовсе глупо, ибо он попросту не расслышал бы его из-за собственного шума. Но для исполнения «Кукарачи» особых вокальных талантов не требуется, что в свое время не раз демонстрировал нам в дупель пьяный Рауль Диас. А изобразить несколько незамысловатых танцевальных па мне по силам даже с раненой ногой.
– La cucaracha, la cucaracha, ya no puede caminar! – заголосил я, пускаясь в пляс, и, вынув из разгрузки две последние гранаты, взялся трясти ими как маракасами. – Porque no tiene, porque le falta, las dos patitas de andar!..
«Помирать, так с музыкой!» – говаривали семеро сказочных козлят, завидев на пороге своей хижины голодного серого волка. Воистину, правы были и они, и бабка Тимофеича, царство небесное этой отважной женщине! Стоило только припомнить уроки Рауля и взять нужный ритм, как ноги сами начали выделывать коленца, как у заправского мексиканского плясуна. И даже постигшая меня хромота отнюдь не вредила, а придавала моей «Кукараче» еще больше комичности, что при исполнении шуточного танца пришлась как раз в пору. Я же ничуть не сомневался, что окончательно и бесповоротно рехнулся, и от осознания этого еще сильнее впал в раж. В ушах у меня звенели гитары, щелкали кастаньеты, пиликало концертино, били кимвал и тамбурин, а также дул в трубы маленький духовой оркестр. Порождаемый Скульптором шум уже не мог пробиться сквозь эту музыку, слышимую лишь мной одним. Не самая подходящая отходная молитва, ну да ведь редко кому везет отправиться в мир иной, весело отплясывая «Кукарачу», а не лежа на смертном одре и слушая горестные причитания родственников. При всей популярности последней смерти в рейтинге самых желаемых человеком смертей первый вариант мне все равно импонировал больше. Ибо как любой из сталкеров, я всегда сомневался, что доживу до преклонных лет, и потому совершенно не представлял себя умирающим старцем.
– La cucaracha, la cucaracha, – продолжал горланить я, выдергивая из «маракасов» чеки, – ya no puede caminar! Porque no tiene, porque le falta…
Всего за минуту я практически вошел в транс, который был хорошо знаком пляшущим с бубном шаманам. Правда, никакие духи со мной при этом в контакт не вступали – видимо, мой отвратительный испанский акцент и фальшивое пение резали слух чувствительным обитателям высших сфер. Что делать с гранатами, я еще не решил. Швырять их в Скульптора было бесполезно, а подрывать себя, пока он позволял мне радоваться жизни, как-то не хотелось. Я поглядывал на растущего слизняка и тщился угадать его реакцию на мое выступление. Единственное, что было очевидно, зритель не швырял в меня тухлыми яйцами, хотя мог в любой момент устроить горе-артисту такую обструкцию. Впрочем, сдержанность Скульптора еще ни о чем не говорила. Возможно, он всего-навсего подбирался поближе, как кот к расчирикавшейся на ветке птичке.
Я же отплясывал как заведенный, вновь и вновь распевая один-единственный заученный мной куплет испанской песенки. Несомненно, сегодня я был просто в ударе. Видел бы меня сейчас покойный Бульба, ни в жизнь не поверил бы, что Леня Мракобес способен отколоть такой фортель на трезвую голову. Да что там Бульба! Я сам почти не верил в то, что со мной творилось. Не верил и все равно продолжал свою пляску смерти, понятия не имея, как ее остановить. Я был убежден в том, что, едва это произойдет, мне моментально придет конец.
La cucaracha, la cucaracha Уже не может убежать…
Солнце скрылось за горизонтом, и до наступления полной темноты остались считаные минуты. Не ее ли, случаем, дожидается Скульптор? Меня и его разделяло теперь не более десятка шагов, однако тварь упорно медлила с атакой. Не то увлеченному пляской, не то уже впавшему в предсмертную агонию, мне было некогда пялиться по сторонам, но не рассмотреть своего палача я просто не мог. Тем паче пока это позволяли последние крохи меркнущего солнечного света.
Выяснить, из какой серой мути сотворен слизень, оказалось проще простого. Да и не слизень это был вовсе. Пыль, гравий, сухие листья, прочий сор – все, что устилает улицы мертвого города и что может быть поднято в воздух, к примеру, ураганом, отрывалось от земли и оставалось висеть над ней. Но не пеленой и не облаком, которые могут двигаться под порывами ветра, а цельной массой, как будто растворенной в прозрачном киселе. Именно из-за полной неподвижности зависших в атмосфере миллиардов частиц и мелких объектов возникала иллюзия, что некая бесформенная масса разрастается словно на дрожжах и заполняет собой улицы. В действительности же, надо полагать, подножный мусор и пыль удерживались на месте той силой, которая до этого изничтожила здесь мутантов, а потом швыряла в меня что ни попадя. Неужто она существует сама по себе, а Скульптором ее прозвали монолитовцы, тоже, небось, ломающие головы над тем, как выглядит этот могучий монстр?
Чудеса, да и только!
Впрочем, спустя еще минуту мне пришлось признать собственное открытие несостоятельным. Не успел я в очередной раз пропеть Скульптору о трагической судьбе таракана-калеки, а застывшая в воздухе, как на стоп-кадре, пыль вдруг оттаяла, будто кто вывел ее из режима паузы. Огромная серая масса ухнула вниз, кроме наиболее летучих частиц, тут же отдавшихся воле подхватившего их ветра. В одно мгновение «слизень» обмяк и растекся, превратившись в быстро оседающую завесу обыкновенной пыли.