Когда-то в старом поселении имелись верфи и набережные, но они давно сгнили, поэтому к востоку от моста реку загромождали коварные гниющие сваи и обломки причалов, торчащие из реки, словно выбитые зубы. Новый город, как и старый, лежал на северном берегу реки; но лишь на низком западном холме, в половине мили вверх по течению, дома стояли вдоль прибрежной дороги, на усыпанном галькой берегу.
Я никогда еще не видел такого грязного берега, воняющего отбросами и дерьмом, заваленного мусором, из которого торчали ребра брошенных кораблей, и никогда еще не слышал такого громкого вопля чаек, но именно туда шли наши корабли, а значит, сначала нам предстояло миновать мост.
Только богам ведомо, как римляне такое построили. Можно было пройти весь Эофервик из конца в конец, и все-таки это было бы меньше длины лунденского моста. Хотя тогда, в 871 году, мост пришел в негодность и пересечь его из конца в конец не представлялось возможным. Две арки посередине давно обвалились, хотя опоры все еще держались, и вода завивалась вокруг опор белыми водоворотами. Чтобы построить мост, римлянам пришлось вбить ряды свай в дно Темеза и в ненадежную заболоченную землю на южном берегу; сваи эти стояли так близко друг к другу, что вода дыбилась горбом, ударяясь о них и с шумом катясь под пролетами моста. Чтобы причалить к грязному берегу нового города, нужно было проскочить в один из пролетов, но все они были слишком узкими, и корабль с веслами там бы не прошел.
– Интересно будет попробовать, – без выражения произнес Рагнар.
– А у нас получится? – спросил я.
– Они же это сделали, – он указал на корабли, стоящие на берегу за мостом, – значит и мы сможем.
Мы стояли на якоре, дожидаясь, пока подойдут остальные корабли.
– Франки, – продолжал Рагнар, – понастроили таких мостов через все свои реки. И знаешь для чего?
– Чтобы ходить с берега на берег? – предположил я.
Такой ответ напрашивался сам собой.
– Чтобы лишить нас возможности подниматься по этим рекам, – сказал Рагнар. – Если бы я был правителем Лундена, я бы починил мост. Слава англичанам, что они не удосужились этого сделать.
Мы проскочили между опорами, дождавшись верхней точки прилива: перед тем как пойти на убыль, он максимально повысил уровень воды в реке, и сила потоков, омывающих опоры моста, стала меньше. За это короткое время нам удалось провести под мостом семь или восемь судов. Мы гребли, разгоняясь, неслись на полной скорости к пролету, а в самый последний миг поднимали весла, чтобы протиснуться между гниющими сваями. Еще некоторое время судно двигалось по инерции и таким образом проходило под мостом.
Не все корабли удалось провести с первого раза. Я видел, как два едва не погибли: они ударились о сваи, ломая весла, а потом, под проклятия команды, их отнесло течением назад. Однако «Летучий змей» прошел сразу, правда, за мостом потерял скорость, но нам удалось выдвинуть передние весла, чуть сменить курс и, дюйм за дюймом, отползти от коварного пролета. С уже причаливших кораблей нам кинули веревки, оттащили от моста, а оказавшись на спокойной воде, мы смогли подгрести к берегу.
С южного берега, с низких лесистых холмов позади темных болот, за нами наблюдали всадники. То были западные саксы; наверное, они считали корабли, чтобы оценить размеры Великой Армии. Так назвал ее Хальфдан – Великая Армия Датчан, идущая захватить Англию. Но пока мы были чем угодно, только не великой армией. Нам предстояло ждать в Лундене, пока придут другие суда, пока по длинным римским дорогам подтянутся воины с севера. Уэссексу придется подождать, пока датчане соберутся.
И пока тянулось ожидание, мы с Бридой и Рориком исследовали Лунден. Рорик снова был нездоров, и Сигрид не хотела отпускать его с отцом в поход, но Рорик очень просил мать. Рагнар заверил ее, что морской воздух изгонит все болезни, и вот Рорик поехал с нами. Он был бледен, но его не тошнило, и он, как и я, сгорал от желания увидеть город.
Рагнар велел мне оставить на борту браслеты и Вздох Змея – дескать, в городе полно воров.
Сперва мы бродили по новой части Лундена, зловонными переулками, где мужчины обрабатывали кожи, стучали молотками по меди или раскаленному железу, а женщины сидели за ткацкими станками. В одном из дворов резали овец, в лавках торговали горшками, солью, живыми угрями, одеждой, оружием – всем, что только можно было себе представить.
Колокола церквей разражались оглушительным звоном каждый раз, когда наступало время молитвы или когда покойника несли на городское кладбище. По улицам рыскали стаи собак; повсюду сидели коршуны; дым, словно туман, стелился над соломенными закопченными крышами.
Я видел телегу, до того тяжело нагруженную тростником для крыш, что она была полностью скрыта под ним, и казалось, будто ворох тростника едет сам – скребет по дороге, цепляется за стены домов по обеим сторонам улицы, пока два раба орут и хлещут волов, покрытых кровавой пеной. Люди ругали рабов за то, что воз слишком большой, но те продолжали нахлестывать волов. Когда телега снесла порядочный кусок подгнившей крыши, завязалась драка.
Нищие были повсюду: слепые детишки, безногие женщины, мужчины с мокнущими язвами на щеках. Здесь был народ, говоривший на неведомых языках, люди в странных нарядах, приехавшие из-за моря; а в старом городе, куда мы отправились на следующий день, я видел двух человек с кожей цвета лесного ореха. Равн потом сказал, что они из Блаланда, хотя он не знал толком, где это. Эти люди носили одежду из плотной ткани, имели при себе кривые сабли и разговаривали с работорговцем, у которого во дворе было полно пленных англичан, – пленникам предстояло отправиться в таинственные земли Блаланда.
– А вы трое принадлежите кому-нибудь? – полушутя окликнул нас работорговец.
– Ярлу Рагнару, – ответила Брида, – он будет счастлив тебя навестить.
– Передайте вашему господину мое почтение, – ответил торговец и сплюнул, провожая нас взглядом.
Дома в старом городе были поразительные: римской работы, высокие, крепкие, они впечатляли, несмотря на проломленные стены и провалившиеся крыши. Некоторые имели три и даже четыре этажа, и мы гонялись друг за другом по их пустым лестницам.
Англичане здесь почти не жили, но, по мере того как прибывала армия, дома заселялись датчанами. Брида сказала, что умные люди не станут жить в римском городе из-за привидений, которые обычно водятся в старых домах. Возможно, она была права. В Эофервике я ни разу не видел привидений, но когда она упомянула о призраках, мы забеспокоились и принялись всматриваться в пролет между лестницами – в темный, обнесенный колоннами провал.
Мы провели в Лундене несколько недель и, даже когда пришла армия Хальфдана, не сразу двинулись на запад. Конные отряды отправились за провиантом, но Великая Армия все еще собиралась. Некоторые ворчали, что мы слишком долго ждем, теряем зря драгоценное время, давая саксам возможность приготовиться, но Хальфдан желал дождаться всех. Западные саксы время от времени приближались к городу; дважды между их всадниками и нашими завязывались схватки, но потом саксы, должно быть, решили, что мы ничего не предпримем до конца зимы (приближался Йоль), и больше их отряды не подходили близко.
– Мы не станем ждать весны, – сказал Рагнар. – Выступим посреди зимы.
– Почему?
– Потому что ни одна армия не воюет зимой, – осклабившись, объяснил он. – Значит, саксы будут сидеть по домам, вокруг огня, и молиться своему немощному богу. А к весне, Утред, вся Англия станет нашей.
В эту зиму все мы работали. Я возил дрова, а когда не тащил в город бревна с заросших лесом северных холмов, упражнялся с мечом. Рагнар попросил Токи, нового рулевого, учить меня управлять судном, и тот оказался хорошим наставником. Но, увидев, как я повторяю основные фехтовальные приемы, Токи велел их забыть.
– В клине и «стене щитов» побеждает жестокость. Будет неплохо знать приемы, и хитрость тоже придется кстати, но побеждает там все-таки жестокость. Возьми вот это. – Он протянул мне тесак с широким лезвием, даже шире, чем мой старый.
Мне не понравился тесак, он был гораздо короче Вздоха Змея и некрасивый, но сам Токи носил точно такой же вместе со своим прекрасным мечом. Он убедил меня, что в клине короткое широкое лезвие лучше всего.
– Там нет места, чтобы размахиваться и рубить, зато можно колоть, а короткому клинку нужно меньше места в общей свалке. Пригнись и ударь, целься прямо в пах.
Он велел Бриде держать щит, изображая врага. Я встал слева от Токи, и он замахнулся на нее сверху, а она интуитивно подняла щит.
– Стой! – крикнул он, и Брида застыла. – Видишь? – обратился он ко мне. – Твой сосед заставляет врага закрыться щитом, а ты колешь его в живот.
Он научил меня дюжине других приемов, и я часто упражнялся, потому что мне это нравилось. И чем больше я упражнялся, тем крепче становились мои мышцы, тем лучше у меня получалось.
Он велел Бриде держать щит, изображая врага. Я встал слева от Токи, и он замахнулся на нее сверху, а она интуитивно подняла щит.
– Стой! – крикнул он, и Брида застыла. – Видишь? – обратился он ко мне. – Твой сосед заставляет врага закрыться щитом, а ты колешь его в живот.
Он научил меня дюжине других приемов, и я часто упражнялся, потому что мне это нравилось. И чем больше я упражнялся, тем крепче становились мои мышцы, тем лучше у меня получалось.
Обычно мы тренировались на римской арене – так называл это место Токи, хотя ни он, ни я понятия не имели, что означает это слово. Арена входила в число удивительных, поражающих воображение построек. Представьте себе огромное поле, окруженное кольцом каменной стены, где из швов кладки пробивается трава. После я узнал, что мерсийцы устраивали здесь фолькмот[10], но Токи сказал, что римляне когда-то использовали арену для боев, в которых гибли люди. Возможно, он рассказал свою очередную байку, но арена была громадной, невообразимо громадной, и от нее веяло тайной. Ее соорудили гиганты, и там мы ощущали себя гномами: вся Великая Армия могла бы запросто на ней уместиться, а еще две такие армии расселись бы на каменных ступенях.
Пришел Йоль, начались праздники, и половина воинов блевали на улицах, а мы так и не выступили. Но вскоре после праздников командиры собрались в замке рядом с ареной. Мы с Бридой, как обычно, были глазами Равна, а он, как всегда, растолковывал нам то, что мы видели.
Совет состоялся в замковой церкви, римской постройке с крышей, похожей на разрезанный пополам бочонок. На своде были нарисованы луна и звезды, но голубая и золотистая краски выцвели и осыпались. Посреди церкви развели огромный костер, от него под крышей клубился дым. Хальфдан стоял за алтарем, вокруг него собрались самые уважаемые ярлы, в том числе уродливый человек с тупым лицом, с большой каштановой бородой, без одного пальца на левой руке.
– Это Багсег, – сказал нам Равн, – он называет себя королем, хотя не лучше всех остальных.
Как оказалось, Багсег пришел из Дании летом и привел восемнадцать кораблей и почти шесть сотен воинов. Рядом с ним стоял высокий угрюмый человек с седыми волосами и подергивающимся лицом.
– Ярл Сидрок, – пояснил Равн. – Наверное, и его сын с ним?
– Такой худой, – сказала Брида, – с сопливым носом.
– Ярл Сидрок Младший. У него вечно течет из носа. А мой сын там?
– Да, – сказал я, – рядом с очень толстым человеком, который что-то шепчет ему и посмеивается.
– Харальд! – сказал Равн. – Я все гадал, явится ли он. Это еще один король.
– Настоящий? – спросила Брида.
– Ну, он называет себя королем, но на самом деле правит несколькими грязными полями и стадом вонючих свиней.
Все эти люди прибыли из Дании, но явились воины и из других мест: ярл Фрэна, который привел отряд из Ирландии, ярл Осберн, чьи воины стояли гарнизоном в Лундене, пока собиралась армия, – всего у этих королей и ярлов набралось больше двух тысяч человек.
Осберн и Сидрок предлагали пересечь реку и ударить с юга. Тогда, утверждали они, Уэссекс окажется разделенным на две части, и восточную часть, бывшее королевство Кент, можно будет захватить быстро.
– В Контварабурге должно быть полно сокровищ, – прикинул Сидрок, – ведь там находится их главная святыня.
– А пока мы идем к этой святыне, – возразил Рагнар, – нас обойдут сзади. Их силы не на востоке, а на западе. Покорим запад, и Уэссекс падет. А когда падет запад, мы сможем захватить Контварабург.
Вот об этом и шел спор. Либо захватить менее защищенную часть Уэссекса, либо атаковать главные крепости на западе. Слово попросили два купца: оба были датчанами, всего две недели назад торговавшими в Редингуме, который стоял в нескольких милях вверх по реке, на границе Уэссекса. Торговцы клялись, будто слышали, что король Этельред и его брат Альфред собирают армии западных графств; по мнению купцов, в объединенной армии будет не меньше трех тысяч человек.
– Из которых только три сотни настоящих воинов, – насмешливо заметил Хальфдан, и в ответ мечи и копья застучали о щиты.
Эхо все еще отдавалось под сводом, похожим на половинку бочонка, когда вошли новые воины под предводительством очень высокого и крепкого человека в черной накидке. Он выглядел весьма внушительно – чисто выбритый, свирепый с виду, явно очень богатый: его черный плащ был заколот громадной брошью из оправленного в золото янтаря, руки сплошь в золотых браслетах, на шее висел на толстой золотой цепочке золотой молот Тора. Все расступались, пропуская его, оказавшиеся с ним рядом умолкали, и чем дальше он шагал по церкви, тем становилось тише, словно недавнее веселье вдруг показалось совершенно неуместным.
– Кто там? – шепотом спросил Равн.
– Кто-то очень высокий, – ответил я, – весь в браслетах.
– Угрюмый, – вставила Брида, – весь в черном.
– А! Ярл Гутрум, – сказал Равн.
– Гутрум?
– Гутрум Невезучий.
– Это при стольких-то браслетах?
– Гутруму можно отдать целый мир, – пояснил Равн, – и он все равно будет считать, что его обделили.
– У него в волосах кость, – удивилась Брида.
– Непременно спросите его, что это такое. – Равн явно развеселился, но больше ничего не сказал о кости. Кажется, это было ребро, окованное золотом.
Я выяснил, что Гутрум Невезучий – датский ярл, зимовавший в Бемфлеоте, местечке на востоке от Лундена, в северной части устья Темеза. Поприветствовав собравшихся вокруг алтаря, он объявил, что привел с собой четырнадцать кораблей. Никто не восхитился. Гутрум, у которого было самое печальное, самое кислое лицо, какое я когда-либо видел в жизни, оглядел собрание с видом подсудимого, ожидающего сурового приговора.
– Мы решили, – прервал неловкое молчание Рагнар, – идти на запад.
Решение еще не было принято, но никто не стал спорить.
– Те корабли, которые уже миновали мост, – продолжал Рагнар, – пойдут вверх по реке, а остальная армия двинется пешком или верхом по суше.
– Мои корабли пойдут вверх по реке, – сказал Гутрум.
– Они миновали мост?
– Они пойдут вверх по течению, – настойчиво повторил Гутрум, и всем стало ясно, что его флот пока еще за мостом.
– Лучше всего выступить завтра, – сказал Рагнар.
В последующие дни вся Великая Армия подтянулась в Лунден, покинув поселения на западе и востоке от города, и чем дольше мы ждали, тем меньше оставалось драгоценных припасов.
– Я иду на кораблях вверх по течению, – безо всякого выражения повторил Гутрум.
– Он боится, – зашептал мне Равн, – что не сможет вывезти на лошадях все богатства. Ему нужны суда, чтобы нагрузить их золотом.
– Зачем брать его с собой? – спросил я.
Было ясно, что никто не любит ярла Гутрума, его приход оказался нежданным и неуместным, но Равн даже не стал отвечать на мой вопрос. Гутрум уже здесь, а если он здесь, он примет участие в походе. Это было выше моего разумения, а еще я никак не мог понять, почему Ивар и Убба не приходят завоевывать Уэссекс. Они и вправду были очень богаты и больше не нуждались в сокровищах, но они годами говорили о покорении западных саксов, а теперь оба просто умыли руки. Гутрум тоже не нуждался ни в сокровищах, ни в землях, но считал, что нуждается, поэтому и пришел. Это было очень по-датски. Люди участвовали в походе, если хотели, а если не хотели – сидели дома. У датчан не было единого правителя. Хальфдан возглавлял Великую Армию, но люди не боялись его так, как двух его старших братьев, поэтому он не мог повлиять на решение других ярлов. Армия, как я понял потом, нуждается в одном предводителе, который ее поведет. Поставь над армией двух начальников, и она станет вдвое слабее.
Прошло два дня, прежде чем корабли Гутрума сумели пройти под мостом. У него были красивые суда, длиннее остальных, с черными змеиными головами на носу и на корме. Многочисленные люди Гутрума носили черную одежду и даже щиты красили в черный цвет. Хотя я считал Гутрума самым неприятным из всех виденных мною людей, я не мог не признать, что войско его производит впечатление. Пусть мы потеряли два дня, зато приобрели черных воинов.
Да и чего нам было опасаться? Великая Армия собралась в разгар зимы, когда никто не воюет, враг нас не ждал, к тому же вражеские король и принц предпочитали молиться, а не сражаться. Перед нами лежал Уэссекс, и было известно, что это богатая страна, одна из самых богатых в мире, может, даже богаче Франкии, населенная монахами и монахинями, чьи монастыри набиты золотом и серебром и просто ждут не дождутся своего часа. Все мы станем богачами.
Итак, мы отправлялись на войну.
* * *Суда на зимнем Темезе. Суда, скользящие мимо зарослей камыша, голых ив и безлистой ольхи. Мокрые весла сверкают в лучах бледного солнца. На носах наших кораблей укреплены головы чудовищ, чтобы отпугнуть духов той земли, на которую мы вторглись, а это хорошая земля, с богатыми полями, хотя и пустыми в такое время года.