– Я сказал – выйдите!
– Что вы собираетесь делать? – гневно воскликнул Руссе. – Будьте благоразумны. Верните мне оружие!
– Я вам приказал выйти. Одному. Если вы сейчас же этого не сделаете, я убью себя!
Рене направил острие шпаги себе в сердце, Катрин задрожала. Он был вне себя: лицо его выражало такую решимость, что можно было не сомневаться в его словах. Твердо, но спокойно она приказала:
– Делайте то, что он просит, Жак!
– Вы сошли с ума, Катрин? Вы собираетесь уступить…
– То, что я собираюсь сделать, касается лишь нас двоих. Оставьте нас на минуту, но не уходите далеко, иначе охрана заподозрит неладное.
Ни слова не говоря, возмущенный, но укрощенный Руссе развернулся и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась. С тем же спокойствием Катрин подошла к Рене, взяла из его рук оружие, которое он больше не удерживал, положила его на стол, затем, повернувшись к королю и глядя прямо ему в глаза, начала расстегивать свой кафтан, сняла его и бросила на скамью. Перед тем как расстегнуть просторную белую рубашку, заправленную в облегающие штаны, она вызывающе и несколько презрительно улыбнулась королю.
– Мне продолжать, сир? – холодно спросила она. – Кажется, вы приказали мне раздеться… так, как если бы я была развратницей, доставленной сюда для вашего удовольствия, а не посланницей вашей матери.
Рене отвел взгляд. Его била дрожь, трясущейся рукой он провел по лбу и отвернулся.
– Простите меня! – прошептал он. – Я забыл, кто вы. Я потерял рассудок! Вы само искушение! Почему моя мать послала ко мне не самую уродливую из своих приближенных, а Венеру во плоти? Она ведь меня знает! Она знает, как трудно мне пропустить прелестное личико, красивое тело, а вынужденное затворничество лишь обострило мои желания. И все-таки она послала мне вас, самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел!
– Она знала, что я еду в Бургундию, она доверяет мне… – Катрин умолкла. Неожиданно в голову ей пришла странная мысль: не было ли у Иоланды задней мысли, посылая ее к сыну, порадовать его немного? В принесенном ею письме не было ничего политически важного. Однако, передавая Катрин послание, королева горячо поцеловала ее со словами: «Вы мне сторицей вернете то, что я сделала для вас…» Иоланда прекрасно знала Катрин, ее сомнительные приключения, чтобы предположить, что она не откажет в часе любви несчастному пленнику. Матери позволительны такие странные мысли, и она может попросить подругу о такой услуге. Катрин тихо подошла к Рене, стоявшему к ней спиной. Слезы на его щеках блестели при свете свечей. Его тонкая рука с изумрудом, сверкающим словно глаз колдуньи, сжала руку Катрин.
– Это я должна просить у вас прощения, сир! Ваша мать прекрасно знает, что делает! Если я вам нравлюсь, я ваша…
Она почувствовала, как дрожит его тело. Он повернулся к ней, обнял за плечи и посмотрел на нее долгим взглядом, такую изящную и хрупкую в этих облегающих штанах, подчеркивающих округлость ее бедер, стройность ног, золотистые волосы, дождем спадающие на белую рубашку.
– Вы не только прекрасны, но и слишком добры, моя дорогая. Но вы слишком дороги мне, чтобы я воспользовался вашей добротой. О! Я не отказываюсь от мысли любить вас. Наоборот, я буду жить отныне в ожидании ночи, когда вы сами, без принуждения приедете ко мне и будете не жалеть меня, а хоть немного полюбите.
Он нежно поцеловал ее в лоб, поднял скинутый кафтан и помог ей одеться, затем отошел к камину, чтобы лучше видеть, как она причесывает волосы и прячет их под шапочку. Рене протянул ей накидку и, прежде чем накинуть ее Катрин на плечи, взял ее руку в свою ладонь и поцеловал.
– Вот вы опять сеньор де Майе, – вздохнув, сказал он. – Пора позвать вашего милого кузена.
Жак, видимо, был недалеко, так как появился, словно чертик из ларца.
«Он, должно быть, лишь прикрыл дверь и подслушивал, – подумала Катрин. – Слава Богу, что его мучение не было долгим!»
Руссе с облегчением выпустил Катрин из камеры. Он так торопил ее, что она едва успела попрощаться с королем подобающим образом. Он горел от нетерпения увести ее подальше и задать вопрос, который жег ему язык.
– Что произошло? – отчеканил он, схватив Катрин за край накидки на первом же лестничном марше. Она ехидно улыбнулась:
– Ничего, друг мой, ровным счетом ничего.
– Он вас не…
Она пожала плечами.
– За десять минут? Вы не слишком обходительны, мой дорогой капитан! В любом случае я надеюсь, что вы вылечились от вашей подозрительности?
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что вы должны время от времени пускать сюда милую молоденькую и довольно глупую служанку хотя бы для того, чтобы привести в порядок этот сарай, куда вы посмели поместить короля. Спокойной ночи, мой дорогой кузен. Да, чуть не забыла, вы позволите дать вам еще два совета?
– Почему бы нет? Продолжайте.
– Хорошо, сначала постарайтесь найти двух– или трехмесячного щенка, хоть немного похожего на несчастного Раво, и еще – возьмите себе за правило заставлять пробовать все, что подается вашему пленнику.
– Вы думаете, что я сам бы до этого не додумался? – вне себя от гнева закричал Руссе. – Вы просто принимаете меня за кретина, мой кузен.
Катрин рассмеялась, ловко вскочила на лошадь, которую подвел слуга, и, пришпорив ее, галопом выскочила из дворца бургундских герцогов и скрылась в лабиринте темных дижонских улиц.
Подъехав к дворцу Морелей-Совгрен, она увидела, что Готье наконец вернулся. Явно уставший, он сидел с Беранже на кухне и жарил каштаны, попивая красное вино.
– Слава Богу, вы здесь! – воскликнула Катрин со вздохом облегчения. – Куда вы пропали? В какую еще авантюру пустились? Вы не знаете Дижона, и, только приехав, вы…
– Пусть я не знаю Дижона, но я знаю мужчину, за которым следил, он из отряда Дворянчика: я за ним следовал весь день, он меня познакомил с этим городом. А вы сами, госпожа Катрин, вы не пускаетесь в авантюры?
Она пожала плечами, сняла перчатки и, подойдя к огню, протянула свои озябшие руки. Она чувствовала себя уставшей, но голова была удивительно ясной.
– Мне удалось повидать короля, к счастью, так как, если вы видели кого-то из отряда Дворянчика, я встретилась с другим в Новой башне. Да к тому же за делом: сегодня вечером была совершена попытка отравить Рене д'Анжу!
Готье на минуту перестал помешивать каштаны на сковороде и удивленно поднял брови:
– В тюрьме, во дворце?
– Именно так, ему подали отравленное вино. К тому же если бы я не узнала этого человека, то сейчас был бы мертв не только король, но и капитан де Руссе, и я. Быстрая и безболезненная смерть!
Катрин рассказала о том, что произошло в тюрьме. Беранже прерывал ее рассказ возмущенными восклицаниями, а Готье все больше и больше хмурился.
– Выполнив свое грязное дело, этот человек исчез, не дождавшись исхода, – вздохнула она. – Несмотря на предпринятые попытки, найти его не удалось. Интересно, Готье, что вас так развеселило в этой истории? – добавила она, заметив, что ее конюх перестал хмуриться, улыбнулся и принялся чистить горячие каштаны, аромат которых заполнил всю комнату.
– Просто провидение вмешивается, когда дьявол уже заканчивает свою работу. Как выглядел ваш мужчина?
– Белое плоское, ничем не примечательное лицо, слегка рыжеватые волосы. Впервые мы его увидели в церкви Монтрибур, в разоренной деревне. Он составлял опись награбленного. Вы припоминаете?
– Я так хорошо все помню, что следил за ним весь день, прождал его весь вечер перед дверью на птичий двор и…
– Вы знаете, куда он пошел?! – воскликнула Катрин. – Это невозможно. Это было бы слишком большой удачей.
– Почему бы нет? Я вам сказал, что вмешалось провидение. Госпожа Катрин, послушайте, сядьте на эту лавку, съешьте несколько каштанов и выпейте стакан вина, вы выглядите уставшей.
Готье рассказал, как после длительного ожидания он увидел, как этот человек быстро вышел из дворца и побежал по улице в северном направлении. Заметив городские стены, Готье решил, что преследование окончено. Но беглец подошел к потайной двери, охранник которой уже крепко спал. Чтобы его разбудить, ему пришлось громко кричать, и Готье прекрасно все слышал.
Его пропустили. Не успел охранник снова заснуть, как подбежал пытающийся настигнуть беглеца Готье.
«Вот уже десять минут, как я бегу за ним, – поведал он караульному, – если я не задержу этого человека, завтра он совершит величайшую ошибку в своей жизни».
Затем, что-то сообразив, Готье выкрикнул пароль: «Вержи», попросив охранника его подождать, так как он не хотел провести остаток ночи за городскими стенами.
Все произошло, как он и задумал. Караульный пропустил его. К счастью, ночь была не слишком темной, и он заметил беглеца, направляющегося к постройкам, увенчанным шпилем, которые находились далеко в стороне от всех остальных деревенских домов, около рощицы.
– Я видел, как он вошел туда, – заключил Готье, – и вернулся домой. Я смогу найти это место, к сожалению, я не знаю, как называется эта окраина, а спросить у охранника не осмелился. Что же касается построек, то скорее это похоже на монастырь. Это большой участок, обнесенный высокими стенами, а напротив, у обочины, стоит большой каменный крест. Не скрою, местечко показалось мне пустынным и жутковатым.
– Надо перейти речку, чтобы туда добраться? – спросила Катрин таким мрачным голосом, что юноши с удивлением посмотрели на нее.
– Да, действительно. Мужчина прошел по маленькому мостику. Это место окружено речушкой. Вы так побледнели! Это монастырь…
– Это не монастырь. Это ля Малядьер, лепрозорий, если так понятнее. Если Жако-Моряк там прячет своих гостей, то это надежное укрытие. Нам ни за что не удастся убедить солдат войти туда. Людям Дворянчика, видимо, хорошо платят. Жилища прокаженных и тех, кто за ними ухаживает, четко разделены, но все же… Вы не знали, что это было, – сказала она, пытаясь придать своему голосу твердость, – почему же вы сказали, что надо подождать рассвета, чтобы отправиться туда? Ночью наше появление было бы неожиданно.
– Вполне возможно, но надо осмотреть значительную территорию, а беглецу легче в темноте скрыться в траве, перелезть через стену. Днем никто не сможет ускользнуть. К тому же ночью вооруженный отряд наделал бы много шума. Днем же часто можно видеть солдат, выходящих за пределы города. Впрочем, мы все это сейчас обсудим с вашим другим капитаном.
Озадаченная Катрин пожала плечами:
– Зачем? Самые бесстрашные солдаты пугаются, когда речь заходит о Малядьер. Это проклятое место, где царит страшное зло. Если только было бы возможно окружить его, чтобы никто не смог выйти! Хотя, чтобы вытащить оттуда людей Дворянчика, надо туда сначала войти.
– Но ведь сбежавшие преступники и люди Дворянчика входят туда! Ваш капитан, может быть, так же смел, как они, и сможет найти нескольких отважных мужчин. Лично я готов!
– И я, – промямлил ему в тон Беранже, стараясь перебороть свой страх.
– Прекрасно! Тогда, госпожа Катрин, если мы хотим атаковать на рассвете, надо решиться сейчас. Пошли посмотрим, насколько храбр ваш друг.
То, что произошло в Новой башне, было слишком серьезно, чтобы Руссе позволил виновному проскользнуть сквозь пальцы. Не могло быть и речи, чтобы кто-то из его людей отказался выполнить свой долг. Впрочем, капитан никогда не оставлял за ними права выбора.
– Тех, кто отступит, ждет виселица! – объявил он своим солдатам, ни живым ни мертвым при мысли о посещении Малядьер. Но, заботясь о здоровье своего отряда, Руссе приказал выдать им повязки и уксус, чтобы их смачивать.
Через два часа беглец и несколько головорезов были задержаны, но не в лепрозории, а на соседней ферме, где разместился обслуживающий персонал. Они были закованы в цепи и под охраной доставлены в тюрьму.
Сошествие в ад
Ни за что на свете Катрин не согласилась бы участвовать в варварском зрелище на площади Моримон, где сегодня должны были казнить негодяев, пытавшихся отравить короля, а заодно с ними и Филиберта Ла Верна, которого, как выяснилось на следствии, звали Колен Длинный: он недавно избежал правосудия лионского котла, куда его завел талант к изготовлению фальшивых пистолей. Руссе добился того, чтобы всех преступников объявили фальшивомонетчиками. Нельзя же прилюдно объявить, что было совершено покушение на короля, которое едва не удалось. Такое заявление поставило бы самого Руссе в очень сложное положение. И, как фальшивомонетчиков, приговоренных к смерти должны были сварить заживо.
Предполагая, как Беранже отреагирует на смерть в одном из самых диких ее проявлений, Катрин сделала все, чтобы помешать ему пойти с Готье. Но паж, догадавшись, что у его друга было серьезное основание туда пойти и что поход был небезопасен, решился не отпускать его одного.
Катрин вынуждена была сдаться. Ей же нужно было перед отъездом из Дижона заняться делами дядюшки. Здоровье его внушало опасение: после двухдневной эйфории больной погрузился в оцепенение. Аппетит исчез, он отказывался от пищи, и в течение нескольких дней Катрин думала, что он долго не проживет.
Но, к счастью, тревога оказалась ложной. Крепкое здоровье спасло Матье и на этот раз. Благотворную роль сыграл и заботливый уход Бертиллы, которая с каждым днем все сильнее привязывалась к больному.
В день казни Катрин выехала за город на одну из дядюшкиных ферм, чтобы разрешить там спор.
Она убедилась, что дела Готерена не пострадали от вмешательства в них Амандины Ла Верн, так как она собиралась стать единственной владелицей и мудро вела хозяйство.
Возвращаясь из поездки, Катрин подумала решить сегодня же вечером с Бертиллой и Симоной вопрос о будущем дядюшки. Из-за Матье она и так надолго задержалась в Дижоне. Катрин устала заниматься делами других, в то время как ее собственные были так плохи.
Когда Катрин выехала из Шатовиллена, она лишь немного отстала от Арно, и если бы ей не надо было мчаться на помощь плененному королю, спасать от смерти дядю и возвращать его на верный путь, ведущий к тихой старости, она бы уже наверняка догнала своего супруга. Состоялось бы новое бурное объяснение, но она бы покончила с недоразумениями, ревностью, обидами.
Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы открыть ему глаза и вырвать его из обманчивых иллюзий о псевдо-Жанне д'Арк. Она провела несколько дней рядом с Девственницей и могла развеять двусмысленность, заставив самозванку снять маску. Уже сейчас все бы вернулось на круги своя, и они вместе поспешили домой, чтобы провести Рождество со своими детьми. Но лишь Богу известно, где сейчас Арно. Богу… или дьяволу. Всегда, когда Катрин думала о муже, она терялась в своих чувствах. Конечно, она его по-прежнему любила, так как ее любовь умерла бы лишь вместе с ней, но чувство ее уже не было таким безупречно чистым, как в первые годы. Ревность, возмущение жестокостью Арно, обида за недоверие к ней смешивались с жалостью матери к своему несчастному чаду. Арно выжил, но зажили ли раны на его теле и в его душе? Это как раз больше всего и волновало Катрин. Чтобы узнать это, она и ехала в Лотарингию.
К тому же через несколько дней Симона Морель собиралась уехать из Дижона с детьми и половиной домочадцев. Она отправлялась в Лиль к герцогине Изабелле и ее супругу, пригласившим ее на рождественские праздники. Катрин собиралась проехать часть пути вместе. Пора было заканчивать хлопоты с дядюшкой.
«Сегодня же вечером я поговорю с Симоной!» – пообещала она себе.
Остановившись перед входом в дом, украшенным резной каменной оградой, она увидела Бертиллу. Укрывшись черной мантией от ветра, она, казалось, ждала кого-то, вглядываясь в ночные тени.
Передав мула сопровождавшему ее слуге, Катрин подошла к Бертилле.
– Кого вы здесь высматриваете? Я надеюсь, не меня.
– Нет, госпожа графиня, не вас, хотя я очень рада, что вы вернулись, а ваших мальчиков, конюха и пажа! Их нет целый день, они даже не пришли на обед, которым, однако, очень дорожат.
– Они все еще не вернулись? Но ведь казнь, посмотреть на которую они отправились, была рано утром?
– Вот именно. Еще задолго до полудня мэтр Синяр приготовил свое жаркое, и эти неверные отправились к Люциферу. Но юноши не вернулись.
– Но где же они могут быть?
– Понятия не имею. Я послала слуг на площадь Моримон. Они ничего не узнали. Признаюсь, я таила надежду, что мальчики поехали встречать вас.
– Вы слишком добры, беспокоясь об этих двух оболтусах, – недовольно воскликнула Катрин. – Я умоляю вас вернуться в дом. Вы простудитесь и тем самым лишь усугубите их вину.
– А вы не волнуетесь?
– Да нет, Готье – отчаянный парень, он сует свой нос в самые неподходящие места, а Беранже следует за ним словно тень. Пойдемте! Они скоро вернутся.
Бертилла, следуя за Катрин, бранила безрассудную молодежь. Войдя в дом, Катрин поцеловала дядю и отчиталась ему о поездке. Затем поднялась в свою комнату, чтобы перед ужином привести себя в порядок. Но когда совсем стемнело и наступило время ужина, она начала волноваться, так как юноши до сих пор не вернулись.
Ужин был тягостным, несмотря на предпринимаемые Симоной усилия, чтобы успокоить ее, поддержать разговор и услышать от гостьи похвалу ее стряпне. Катрин выпила лишь немного бульона. С каждой минутой горло ее все больше сжималось, и она не могла есть. Со вздохом облегчения вышла из-за стола, накрытого у горящего камина. Было бы хорошо подольше посидеть здесь, если бы не снедающее беспокойство.
– Может, послать за сеньором Руссе? – предложила Симона. – Вы так взволнованы, моя дорогая, что я не представляю, как вы проведете ночь, если эти двое вскоре не вернутся.
– Это не поможет. Мы же не знаем, где искать. Да и что можно сделать среди ночи? Все-таки я надеюсь, что они появятся с минуты на минуту.