— Не стреляй, начальник, ради Аллаха, не надо — с просительными нотками в голосе заговорил один из бандитов — мы ничего не делаем!
— Руки! Руки держать на виду!
— Не стреляй, начальник, не стреляй. Хочешь, все возьми!
— Лечь на землю! Лечь на землю! Руки вытянуть, ноги расставить! На меня не смотреть! Не смотреть, убью!
Точно так же разведчик шмонал караваны в далекой стране. Караваны, обманчиво мирные, но несущие под грудами разноцветного тряпья смерть людям. Почти год в досмотровой группе — многому учит.
— Не шевелиться! Руки на виду! — младший сержант ударил одного из таджиков ногой по голове — оружие есть!?
— Нету начальник, нету! Мы мирные!
— Не смотреть, убью!
В кармане у разведчика — он привык к некоторым вещам с войны и так и жил на гражданке — нашлось пять метров крепкой веревки и трофейный душманский выкидной нож. Отхватив несколько кусков и используя их, как в Афганистане для таких целей использовали парашютные стропы — младший сержант связал преступникам руки, потому что наручников у него столько не было.
— Лежать, убью!
— Да лежим мы, лежим… больно…
Только обезвредив преступника, разведчик подошел к капитану. Тот, со скованными наручниками руками, прислонился к колесу КамАЗа, елозил, пытаясь встать.
— Как вы?
— Руки… наручники.
Разведчик посмотрел по сторонам.
— Ключа нет. Может… — он поднял пистолет.
— Ты что, охренел?
Младший сержант вернулся к бандитам, весело объявил…
— У кого ключи от наручников — бить не буду. Выкинули — сами щас ползать и искать будете. Или — собак натравлю.
— Не надо собак, начальник…
— Что, харам? Где ключи, гнида?
Собак беспомощно лежащие на земле задержанные боялись не меньше, чем сумасшедшего мента с пистолетом. Укушенный собакой не попадает в мусульманский рай, сержант это тоже знал — по Афганистану. И знал, как на этом играть.
— Ну?!
— У меня ключи, начальник. В левом кармане…
Младший сержант нашел ключи, освободил свого старшего. Тот неуверенно поднялся, держась за голову.
— Помочь?
— Я еще и тебе помогу…
Это было сказано для форса — голова и в самом деле раскалывалась. В темноте злобно рычали, грызлись из-за куска мяса собаки
Генеральная прокуратура Союза ССР Ночь
Задержанного Амангельды Бабуровича привезли не просто в какую-нибудь райпрокуратуру — а в генеральную, потому что дело было — особой важности. Там его уже ждал — дожидался поднятый с кушетки — раскладушки спецпрокурор. Спецпрокурор потому что этот прокурор был выделен исключительно для взаимодействия с криминальной милицией и для производства следствия по делам особой важности. Для того, чтобы исключить возможность давления, а так же попадания дел к прокурору, сросшемуся с организованными преступными кланами — следствие по этим делам вели военные прокуроры. Военные — потому что в рядах военных прокуроров была минимальная коррупция, они вообще не сталкивались с делами, с которых мог быть хоть какой-то навар. Что возьмешь с солдатика или шпиона? Кроме того — военные прокуроры отличались дисциплинированностью и даже соглашались вот так вот дежурить по ночам, в кабинете с раскладушкой. Правда за это было поощрение — за каждую отдежуренную ночь — сумка с продуктовым заказом и банка настоящего бразильского кофе, который было не достать.
Амангельды Бабуровича не били — но лопнул он почти сразу. Во-первых — специалисты криминальной милиции сознательно выбирали самое слабое звено в цепи, во-вторых — когда он увидел, что на прокуроре не синий, прокурорский, а военный, темно-зеленый мундир — с ним чуть не случился инфаркт, прямо на пороге кабинета. Военный прокурор — все прекрасно знали, какие категории дел расследует военная прокуратура и что положено за подобные дела. Тем более — он уже отсидел три часа в камере, устроенной для тех, кого привезли в автозаке, но пока не поднимают на допрос — а рядом кто-то включил пленку из фильма ужасов. Смелости таджикскому торговцу это не добавило.
Военный прокурор оказался сухим в кости, тщательно выбритым до синевы щек, несмотря на ночное время мужичком лет пятидесяти, военный мундир на нем сидел как влитой, на носу — дешевые очки, на рукавах — нарукавники, чтобы мундир не портить. Амангельды Бабуровича они напугали — он подумал, что это — чтобы кровь на мундир не попала.
Быстро покончив с заполнением шапки допроса — дело нудное, но необходимое — прокурор снял очки, уставился на него каким то странным взглядом, в котором была…
— Жалость…
Нет, не жалость. Что-то другое.
— Что смотрите? — не выдержал Амангельды Бабурович
— Да вот думаю… По нашим то делам понятно, за что расстрел. Таких и надо расстреливать. А вот по хозяйственным…
— А вы докажите!
— Докажем, дело не станет…
За что… За отправки налево… пусть докажут. Надо же ревизию, только после ревизии могут колоть. Нет ревизии… на пушку берут. Факт недостачи то не установлен!
— Ревизию сделаем — словно прочитал мысли спецпрокурор — дело не в этом.
— А в чем?
— Да вот в чем. Вы где родились, простите?
— В Ленинабаде, вы же спрашивали.
— Хорошо там?
Амангельды Бабурович не понял вообще, о чем речь
— Вы о чем?
— О городе? Хорошо там живется?
— Хорошо… — настороженно ответил Амангельды Бабурович, не понимая, к чему клонит спецпрокурор.
— А продукты там есть?
— На рынок сходи — все есть.
Спецпрокурор улыбнулся
— Я в туркестанском округе начинал… Как осень — все на базар. Какой изюм… А летом — какие дыни…
На взятку что ли намекает?
— У меня там знакомый есть из военных — сказал Амангельды Бабурович — полковник Ташаев, знаете?
— Нет, не знаком. Слышал только. Я давно там не служу.
— А что так, товарищ начальник?
— Квартиру дали… — просто сказал спецпрокурор — не отказываться же. Да и к тому же на округе начальство сменилось. С новым не сработались…
— Друзья просто так не меняются…
Пальцы прокурора выстукивали allegrо на поверхности стола
— Взятку намекаете, подследственный?
— Упаси Аллах. В мыслях не было.
Прокурор вздохнул.
— Я для чего с вами об этом говорю, подследственный… так и понять не можете. Думаете, вы один такой? Вот я думаю — за что вы людей так ненавидите?
— Людей? Почему я их ненавижу то…
Амангельды Бабурович и в самом деле ничего не понимал. Он никогда не отличался ненавистью к людям. Были соплеменники, которых надо пристраивать, помогать, продвигать — и они будут точно так же продвигать тебя. Были глупые русисты, которых надо стричь как баранов. Но разве ты, когда стрижешь барана — ты его ненавидишь? Нет, ты просто его стрижешь, вот и все, так?
Он начал вспоминать… ему не нравилось то, куда вел его прокурор. Они что, подкинули какую-то антисоветчину, гады? Вот гады… он вспомнил недавнюю историю, как директору гастронома Марку Исааковичу при задержании подкинули антисоветскую литературу, какие-то шпионские пленки и теперь дело вели под расстрел. Неужели и ему… а что, пока он тут сидит — в дом зашли да и подкинули. Не могут за одно — так за другое…
Гады!
— Почему ненавидите? Вот я тоже думаю — почему. Родина вам город построила — Ленинабад, город Ленина. Вы в детский садик, в школу ходили. Вам — все было, страна о вас заботилась, люди о вас заботились. Вот скажите — вы хоть одного голодного видели?
Амангельды Бабурович — вспомнил из детства — был в их городке дивана. Сумасшедший, какой-то старик без родных, с длинными седыми волосами… он был безвредный, просто ходил по улицам города, его кормили, кто чем мог, он принимал без благодарности, да и не нужна была никому его благодарность, кормили потому что так требует традиция, дивана близок к Аллаху. Потом подонки из КГБ схватили его, увезли… люди говорили, что те сфабриковали дело, что дивана какой-то шпион. Потом говорили, что его положили в больницу.
Но он этого тут не скажет. Ждете, пока он разговорится, а потом — антисоветская агитация? А вот хрен вам!
— Не видел!
— Правильно… — кивнул головой следователь — потому что их не было. Вот скажите — у вас стариков уважают?
Вопрос был внешне безобидный. Амангельды Бабурович думал — думал — и не придумал, чем он может навредить.
— Уважают…
— А что бы эти старики сказали, если бы узнали, что вы продукты целыми машинами на свалку вывозите?
О, Аллах… за это что ли?
— Какие продукты?
— Мясо. Сегодня.
Неужели сдали…
— Так это мясо… Оно же испорченное. У него трихноз врач нашел. Торговать в магазин нельзя.
Что за… Справку ветврача купить… пятьдесят рублей, у него эта справка есть… не такие они дураки. Неужели за это…
Что за… Справку ветврача купить… пятьдесят рублей, у него эта справка есть… не такие они дураки. Неужели за это…
— Трихиноз… — помрачнел следователь.
— Ну да! Справка есть, в кабинете! Можно, поедем, я покажу! Мясо — есть нельзя!
Остальные… послал же баранов… будут молчать… свои.
— Вот я и думаю — сказал следователь — за что вы так людей ненавидите. Людям мяса не хватает — а вы мясо на помойку вывозите! Ладно, если бы из-под полы… я бы понял. Ну, имеете свой гешефт с государства, людей обираете — но мясо-то все равно съедят, не одни так другие. Но вы не так, вы его на свалку и собакам. Трихиноз, мать вашу.
— С какой целью Пушков приказывал вам гноить, а потом вывозить продукты на свалку? Вы понимаете, что это вредительство? Вы понимаете, что там были и годные продукты?
— Да понимаю я… Понимаю.
— Так для чего?
— Сидели… в бане… года четыре назад. Это не Юрий Михайлович начал, до него еще было. Под коньяк и придумали.
— Что — придумали?
— Да то… Продажа-то у нас как идет — с подсобок. Чем дороже продал — тем лучше. А если на полке лежит — так кто пойдет с подсобок покупать, верно?
— Продолжайте, продолжайте.
— Вот мы и придумали. Не я… мне просто нельзя, если по-другому работать — сожрут. Надо продукты, которые на базы привозят… в торговлю не пускать, потом комиссия, актировать — и на свалку. Чем больше так — тем меньше на прилавках. Значит — люди будут у нас покупать, а не где-нибудь еще. И по дорогой цене. Опасно же… посадить могут — поэтому, чем больше наценка, чем дороже ты продаешь — тем лучше.
— Но почему вы вывозили на свалку не только испорченные, но и еще качественные продукты? Ведь их же можно было… хотя бы продать через подсобку.
— А цены то… Откладывали… что через подсобку продавать. Цены высокие, не всем по карману. Что осталось — куда девать? Ну, сам я себе возьму… ну у меня две собаки дома — но и они столько не съедят. Ну… людям подарю. Ну… кто у меня работает без куска не останется. Все равно много остается. Это — и выкидывали.
— И сколько вы так выкинули?
Амангельды Бабурович закрыл лицо руками.
— Я не помню, товарищ следователь. Не помню…
Москва, Лубянская площадь
Дом-2[83], второй этаж
11 декабря 1987 года
То ли чего то опасаясь, то ли желая продемонстрировать несмотря ни на что свою близость к органам и понимание их проблем, генерал-майор госбезопасности Гейдар Алиев приказал оборудовать себе, помимо кабинета на Старой площади и в Кремле — еще и кабинет в Доме-2. Когда-то давно, еще работая к КГБ АзССР, он мечтал о том, что рано или поздно у него будет кабинет в этом здании. Это, кстати, нормально — когда у солдата в ранце маршальский жезл. Сейчас же, когда ему оборудовали кабинет в восстановленном после нападения террористов Доме-2, когда его ввели (не имея на то права) в коллегию КГБ с правом совещательного (лично настоял, чтобы только совещательного) голоса, когда он впервые вошел в подобранный для него кабинет — он не испытал ничего кроме чувства усталости. Русские в таком случае говорят — глаза бы ни на что не глядели.
Тем не менее — Председатель Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиев не имел права ни на усталость, ни на то чтобы закрыть глаза. Враги рядом, он это отчетливо чувствовал чутьем старого партаппаратчика, выходца из контрразведки. Теперь, когда они победили — его начнут валить.
С собой он привез из Азербайджана несколько человек, отобранных, преданным только ему и никому другому, каждого он учил и воспитывал лично. Внедрение он проводил очень осторожно, стараясь светиться в самой меньшей мере, чтобы не подставлять этих людей и не подставиться самому. Больше половины из этих людей были не азербайджанцами, а русскими, Баку еще с тех времен, как там нашли нефть, стала интернациональным городом, а Алиев и вовсе был интернационалистом, национальный фактор учитывал, но на национальность хорошего, верного человека ему было наплевать, русский — так русский. Часть людей он демонстративно внедрил в КГБ — для того, чтобы запудрить глаза людям, которые за ним следят, часть осторожно и планомерно двигал наверх. Они двигались даже не из Азербайджана, поскольку первое, что сделал Алиев, когда вышел на союзный уровень, стал членом Политбюро — вывел наиболее верных и преданных ему людей из республики, разбросал по всему Союзу, добился для них наилучших стартовых позиций — севера, Дальний Восток, Германия, Ленинград… Теперь часть из них должна была оставаться на местах, часть — аккуратно перевестись в Москву. Это был процесс не месяца, не двух, Алиев знал, что против него уже что-то готовится — не может не готовиться! Но не спешил — в таком деле спешка хуже измены.
Сейчас Гейдар Алиев совершал то, за что его — если информация попадет не в те руки — могли обвинить в чем угодно и уничтожить прямо сейчас. Он читал документы последнего сталинского периода, в частности — материалы Девятнадцатого съезда КПСС, последнего при жизни Сталина, а так же часть из имеющихся следственных документов по делу так называемой "Банды Берии". Материалы этим были взрывоопасны до сих пор, если глава государства — а Алиев был главой государства на данный момент — читает эти материалы, то объяснение может быть только одно. Он задумал отстранить партию от власти и стать реальным, а не опереточным главой государства. Партия — он это отлично понимал — была живым, разумным организмом, и людей с такими замыслами уничтожала неотвратимо. В свое время — она уничтожила самого Сталина, куда уж ему…
Советский союз изначально отличался двойственностью власти. Есть государственный аппарат — советы, совнарком, потом совет министров — и есть партия. Генеральный секретарь ЦК КПСС — фактически являлся главой государства — но юридически же он им не был, юридически главой государства являлся он, Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Тем не менее — партия поставила под контроль государство, в ЦК КПСС был фактически параллельный аппарат управления страной, который давал обязательные к исполнению указания. Среди этого партийного аппарата — на взгляд Алиева — примерно треть (в самом аппарате ЦК КПСС) была дельными людьми, реально тянущими воз управления огромной страной, третья часть — пустозвоны и пустобрехи, оставшаяся треть — конченые ограши, которые собирались и собираются разрушить страну. В аппарате ЦК толком не провели никакой чистки… Шеварднадзе, Яковлев — это хорошо, конечно — но ведь только дурак не понимает, что они не сами по себе были. Они росли в стране, учились в тех же школах, выдвигались по партийной линии, над ними были начальники, и не один, а несколько — и что, ни один не разглядел? Бред. Значит — разглядели, но либо попустительствовали, либо еще хуже — сознательно потворствовали, потому что сами были единомышленниками этих предателей и хотели того же самого, чего хотят они. Хотели разрушить страну.
Проблема была в том, что если обязанности у одних, а права у других — начинается бардак. Министерства — низведены до роли технических управляющих, ЦК и профильные отделы взяли на себя координацию и разрешение конфликтов, а так же принятие окончательных решений. Это, конечно, хорошо — но почему бы тогда аппарат ЦК, занимающийся техническими вопросами не перевести в Совет министров и поставить их заниматься тем же самым. А идеологов?
А что — идеологов? А идеологов — гнать надо! Яковлев, который должен был заниматься идеологией — оказался предателем, о какой идеологии, о какой агитации может идти речь, если главный агитатор — предатель? Как председатель КГБ АзССР Алиев отлично знал настроения людей — в семидесятые годы пятое управление захлебывалось в делах анекдотчиков и антисоветчиков[84]. Что такое анекдотчик? Это человек, который не верит тому, что говорят и в жесткой, доступной народу форме высмеивает действительность. Но если этих анекдотчиков так много — значит, не верит значительная часть народа, значит с идеологией полный крах! И кого наказали? Кого сняли с должности? Если у вас такая работа — языками чесать — так и чешите, как положено! А если не можете — так и гнать поганой метлой! Улицы мести!
Попробуй, погони…
Перед тем, как читать подобные вещи — генерал Алиев запирал дверь, приказывал ни с кем не соединять. Час — вот все время, что он мог себе позволить, документы брал в кейс, носил с собой, нигде не оставлял. На папках не было никаких пометок…
Час. Не больше.
Сегодня, он взял с собой дело Берии. В официальном деле, которое ему удалось достать в копии — он моментально заметил подлог, все дело было липой. Но, как ни странно — больше, намного больше информации содержалось в делах "Банды Берии" — то ли решили, что нет уже смысла липовать, то ли еще что…
Итак, дело Берии явилось всего лишь продолжением "дела Сталина", окончательным разгромом группировки, которая пыталась выдернуть Советы из-под власти ЦК КПСС. Одно из обвинений так и звучало — Берия во время работы Спецкомитета давал поручения партийным органам и требовал их выполнения, это ему поставили в преступление. По видимому — точно такие же мысли были у Сталина, Берия всего лишь пытался воплотить их в жизнь.