- Почему же попусту? - возразила спокойно мама.- Думаю, что Андрей каждой зимой будет возвращаться к фигурному катанию. А рекорды... Зачем ему рекорды... Блеснуть падающей звездой на небе, подумаешь - счастье! Одних, с непревзойденной-то артистичностью, чуть ли не вынуждают уйти, другие в разгар славы сами уходят, не в силах взглянуть в лицо тому, кто первый жестоко намекнет: "Пора уходить..." Да почему пора, если именно они столько радости доставляют людям. Объявить пятнадцатилетней способнейшей фигуристке, что она бесперспективна... Это... это жестокость!
Конечно, маму уже занесло. Но жестокости она не прощает. Чешков ушел надутый, не простившись.
- Какой неприятный человек! И как ты его терпел столько лет? - сказала мама, пожимая плечами.
А вечером пришел Алеша с хозяйственной сумкой, застегнутой на молнию. Сумку он оставил в передней. Я пошел на кухню и включил электрический самовар, которым мы пользуемся в особо торжественных случаях, а то просто ставим на плиту чайник с водой.
- Собрался? - спросила мама Алешу. Он смущенно кивнул.
- Собрался, Ксения Филипповна, да вот...- он запнулся.
- Какая-то "закавыка"?
- Кота некуда деть. Не везти же его в Забайкалье?
Меня поразило это "Забайкалье". Я обычно говорил: "на Байкал", но с чего я взял, что отец живет на самом берегу Байкала? Может, где-то в горах, в тайге? Еще придется его поискать... И с мамой нельзя посоветоваться... Придется запросить о нем в Иркутске. Наверняка о нем знают либо в редакции газеты, либо в горкоме КПСС, отец же член партии.
Мама скорчила комическую рожицу.
- Что же делать? Я могла бы его взять, но мне ехать на съемки. Куда я его дену? Как звать твоего кота?
- Кузнечик.
- Мама, а если Денису Федоровичу оставить?
- Так он же наш оператор, вместе едем.
- А у него мать. Она тебе не откажет.
- Разве что... Ну, давай твоего Кузнечика. Он в сумке, что ли?
В жизни не видел такого "страхиладика". "Кот" был чуть побольше мыши, белый, с рыжими подпалинами, длиннющим голым хвостом, раздутым брюшком, какой-то голенастый, а глаза явно следовало промыть борной. Алеша поставил его осторожно на пол и отошел. Кузнечик быстро пошел за ним, ноги его то разъезжались, то подгибались. Мордочкой походил он на летучую мышь.
- Страшненький какой! - не выдержал я.
А мама молча развела борную кислоту и протянула Алеше стакан вместе с ваткой.
- Промой ему глаза, они гноятся.
- Он же на днях только прозрел, он же и ходить-то еще не научился! - с укором возразил Алеша. Однако старательно промыл ему глаза.- Он еще и лакать не умеет,- виновато пояснил он.
- Как же его кормить? - испугалась мама.
- Сейчас покажу.
Алеша извлек из кармана пиджака аптечный пузырек с соской, пощупал, не остыло ли молоко, и, взяв на одну руку котенка, стал его бережно кормить. Кузнечик сосал охотно, обхватив пузырек обеими лапками.
- Слава богу, хоть сосать умеет. Где ты его достал? - с улыбкой поинтересовалась мама. Улыбка у нее хорошая, очень красит ее - все говорят.
Алеша поудобнее уселся в кресле, прижал к себе котенка (тот замурлыкал от удовольствия) и рассказал его историю. Нашел котенка муж соседкиной дочки Женя Скоморохов, шофер-испытатель автозавода. Нашел он его на улице. Кто-то выбросил трех беспомощных полуслепых котят, и они явно умирали от голода. Женя уговорил двух девушек взять по котенку и первый взял самого некрасивого, положил за рубаху и принес домой.
Свадьбу соседи справляли прошлой весной, теперь у молодых был уже ребенок, дочка Аленушка. Женя пришел в эту семью из общежития. Родители его были колхозники в каком-то приволжском селе.
Тесть, теща, бабушка, прабабушка и жена встретили котенка в штыки.
- В квартире ребенок, еще заразы какой наберешься! - возмущались они. Когда Женя сказал, что в деревне дети растут вместе с собаками, кошками и телятами, теща презрительно заметила:
- Здесь не деревня, а столица.
По словам Алеши, жильцы этого девятиэтажного дома не любили животных, относились к ним агрессивно, считая это, видимо, признаком большой культуры. Старую женщину, прогуливавшую свою верную собаку, не пускали в лифт ("лифтом наши дети пользуются"), и она, жалуясь на сердце, с собакой поднималась на восьмой этаж. Так было прежде, а теперь собаку ей приносили то Женя, то Алеша, а старушка поднималась на лифте.
Так вот, новая семья Жени категорически объявила, что котенка они выкинут за окно.
Вспыльчивый Женя заявил, что, если они выкинут его кота, за ним уйдет и он сам.
Однако Алеше он потихоньку сказал, что некуда ему идти с котом, так как чертова комендантша не допустит кота в общежитие. Кроме того, он опасался, что тесть выкинет, как и грозился, котенка в окно (с шестого этажа!).
Пришлось бедняжку взять Алеше. Когда приятели в первый раз кормили котенка из пипетки, он проглотил пять капель молока и не то заснул, не то впал в обморок, до того он ослабел. - Он не страшненький,- вдруг сказала мама,- он еще похорошеет, станет пушистым и веселым. Просто он еще очень мал, я даже не видела никогда таких крошечных котят, их прячет кошка.
Мама просила передать этому Жене, чтоб он не беспокоился за своего кота. Разрешила дать ему свой телефон. Пусть не стесняется, звонит. Мама будет информировать его о состоянии здоровья и настроении Кузнечика.
Провожать нас явилось все семейство Ефремовых, ребята из нашей школы, добрейшая Мария Григорьевна Максимова. Пришел и Женя Скоморохов. Почему-то с рюкзаком, гитарой и металлическим шлемом в авоське. В шлеме лежали лимоны и яблоки нового урожая, еще зеленые.
Признаться, я так нервничал, что у меня сетка перед глазами стояла и все как-то смешалось. Вдруг увидел, что маму поддерживает под руку сияющий оператор (он откровенно радовался моему отъезду. Наверно, думал, что без моего влияния мама наконец выйдет за него замуж). Маринка еле удерживалась от слез. Дядя Яша подарил мне только что вышедшую свою книгу, фантастический роман, с доброй надписью, а Марфа Евгеньевна передала большой пакет с теплыми еще пирожками и всякой всячиной. Провожающий Женя почему-то старался не попадать на глаза Алеше. Поцелуи, пожелания, советы, кто-то жмет руку, кто-то обнимает - все у меня смешалось.
- Береги себя, пиши чаще,-- шепнула мама,- не огорчайся, когда он тебя не примет. Будь мужчиной. Найди себя.
- Андрей, ты не забудешь меня? - спросила Марина, голос ее прервался.
- Черт побери, может, и я приеду на Байкал,- сказал на прощание писатель Ефремов.
- Береги Алешу,- сказала Максимова, пожимая мне руку.
- Сберегу,- обещал я твердо.
И вот мы уже в самолете, Мое место у окна, рядом взволнованный Алеша, с краю какая-то полная женщина, едва уместившаяся в кресле. Откуда-то взялся Женька с гитарой через плечо. Он уступает свое место толстухе, "там не так укачивает", и, весьма довольный, усаживается рядом с удивленным Алешей.
Самолет скользит по взлетной полосе, нет - уже летит, а где-то внизу, на земле московской, остаются мама, Маринка, друзья. Мы поднимаемся к самым облакам, затем и облака остаются внизу, словно пасутся на синем лугу стада белых барашков.
- Откуда ты взялся, Женя? - спрашивает Алеша у Женьки Скоморохова.
- Продал мотороллер, купил билет, лечу с вами на Байкал. Шлем вот сохранил. Хороший шлем, я несколько раз брякался головой, и ничего, мозги не разлетелись.
Алеша вздыхает, кажется, он не особенно уверен насчет Женькиных мозгов.
- Значит, бросил семью? Из-за кота? Женька крутит головой.
- Кот - та самая последняя капля, что переполняет чашу.
- А говорил, что любишь жену?
- Ленку-то? А я... Я же не к другой ушел, а с друзьями еду. В Сибирь. Почетно даже.
- Не понимаю,- тихо роняет Алеша. Ему вроде как неловко за Женю.
- Эх, чего тут понимать!
- Но у тебя же дочь родилась.
- Дочь. Аленушка. Но он и этой дочке культ устроили. Мне подержать ее даже не дают. Сами только и вьются вокруг нее, а мне даже напоить ее из ложки не разрешают. Она уже сейчас такая капризная, требует, чтоб с ней беспрерывно говорили, сюсюкали. Уделяли ей внимание, значит. Против Ленки я ничего не имею, но ее родные... Это же махровые мещане.
32
У них два серванта в одной и той же комнате, полные хрусталя. Ковры они держат в прабабушкином сундуке: боятся, что выгорят. У меня прямо руки чесались перебить этот хрусталь. А бабка такая вредная, пеленает Аленушку и приговаривает: "Ой, бедная, ты бедная, отец-то у тебя дурак дураком. Совсем никудышный отец. Ему бы только песни петь да на гитаре бренчать. И мать твоя дуреха, за такого вышла. Шофер простой, что он понимает?" А я это все терпи?
- Как же вас жена отпустила? - спросил я.
- Можешь на "ты" меня называть. Она бы и не отпустила - ревнивая: задержался где, позвонишь ей, чтоб не волновалась, она сразу: "Чтоб через двадцать минут был дома или можешь совсем не приходить - не приму!" От друзей меня отвадила. В клуб заводской не могу пойти, а я ж пою. В читальню зайдешь, куда там, сразу: "Нет у тебя ни жены, ни дочери". Не верит, что я в читальне. Какой, говорит, там интерес сидеть? А была подписка, так половину списка у меня вычеркнула, даже "Науку и жизнь", любимый мой журнал, не смог подписать. Нет, она бы меня не отпустила ни на какой Байкал. Но я высказал им все, что о них думаю, и они сами меня выгнали.
- Жена с ребенком может потом приехать к вам... к тебе,- сказал я,если она тебя любит. Кто она по профессии?
- Агроном. Тимирязевский кончила в прошлом году. Работает в гостинице дежурной...
- Почему же?
- В Костромскую область ее распределили. Разве она поедет от матери! Да еще в деревню.
- Зачем же она в сельскохозяйственный поступала?
- Блат там есть у тещи.
- Пусть хоть сто блатов, но если ей агрономия не нужна...
- Теща говорит: "В нонешнее время без диплома никак нельзя". Она же и в гостиницу ее устроила, теща.
Он произносил "тешша".
- Стерва она, моя тешша. Никуда она Ленку не пустит, тем более в Сибирь. И дочку мне не видать как своих ушей.
- А кто она по профессии? - полюбопытствовал я.
- Портниха. Закройщица хорошая. Все к ней прутся. Подарки ей несут. Взятки. А тесть, слесарь-сборщик с нашего автозавода, под башмаком у нее. Тьфу!.. Подремлю я, ребята. Всю ночь сегодня не спал.
Он закрыл глаза и сделал вид, что дремлет. Не по себе ему было. Я подумал, что сколько разводов можно было избежать, если бы молодым прямо в загсе давали ключи от квартиры, отдельной. Пусть самой крохотной, но отдельной, без родни, без соседей.
Так мы втроем и прибыли в Иркутск... Семь часов лёта. Было раннее утро, солнце только что взошло, день обещал быть жарким, на безлюдных улицах оглушительно щебетали птицы. С первым автобусом мы добрались до центра города, позавтракали в только что открывшейся столовой и ровно в девять были у редакции "Восточно-Сибирской правды".
В редакцию я зашел один. Алеша и Женя остались с вещами в небольшом скверике.
Сначала меня гоняли из комнаты в комнату, потом я попал к бородатым парням, которые отлично знали моего отца.
- Посиди пока, сейчас придет завотделом Данилов, он тебе все устроит.
Не знаю, что он мне должен был "устроить", но я послушно присел в уголке комнаты. Мне сунули "Огонек", и я стал его просматривать, но ничего не видел и не понимал. В ожидании своего зава бородачи оживленно заспорили, обсуждая моего отца, пока один из них не кивнул многозначительно в мою сторону. Все тотчас умолкли. Однако я кое-что усек из их разговора: Андрей Болдырев - это тот Болдырев - штучка! Упрям, настойчив и неуступчив! Болдырев уже имеет немало врагов в районе, из них самый для него опасный директор леспромхоза Чугунов.
Наконец пришел Данилов, в отличие от всех гладко выбритый, худощавый, загорелый и не в джинсах, а в костюме. Узнав, что я сын Болдырева, он несказанно удивился:
- Никогда не слышал, что у Андрея Николаевича есть сын. Скрытный какой! А похож ты на него как! Ну, парень, тебе повезло: ведь Болдырев сейчас в Иркутске. Не волнуйся так, аж побелел. Когда видел отца последний раз?
- Давно. А где он?
- Гостиница "Ангара". Тут недалеко. Все же позвоню ему, а то еще уйдет куда. Ты списался с ним?
- Нет. Прочел о нем в журнале и приехал.
- Это неважно. Присядь пока.
Он набрал телефон и попросил отца подождать в номере.
- Сын тебя разыскивает,- пояснил он,- да, твой сын, из Москвы. Какой сын? - Данилов расхохотался.
- У тебя что, их много? Гм, гм! Так я направляю парнишку. Переволновался он, видно, еле на ногах держится. Привет, Андрей Николаевич!
Он повернулся ко мне:
- Так вот, гостиница "Ангара", это неподалеку, в центре. Комната 303. Да не волнуйся так. Может, проводить тебя?
- Нет, нет! Спасибо. За все спасибо!
Я, чуть не спотыкаясь, бросился к выходу. Такой удачи я не ждал. Отец здесь, в Иркутске, и ждет меня в гостинице. Данилов все же догнал меня на улице, хотел проводить. Чудак, боялся, что я упаду в обморок. Неужели у меня такой вид, будто падаю в обморок? Он успокоился только при виде Алеши и Жени. Когда мы пошли, он еще махал нам вслед, пока мы не скрылись за углом.
Скоро мы были в вестибюле гостиницы "Ангара". Я усадил ребят в уголке. Они тоже были взволнованы.
- Ты не торопись,- сказал Женя,- мы подождем. Хоть весь день разговаривай. Это же первая ваша встреча. Иди, ни пуха тебе ни пера.
Алеша обнял меня.
- Иди, Андрейка!
Номер был на третьем этаже. Нашел я его легко, но у дверей немного постоял. Надо было успокоиться.
"Как странно,- подумал я.- Нашел родного отца... Каков он, мой отец? Пусть он будет добрым и справедливым. Я полюблю его". Я постучал.
Дверь открыл сам отец и пропустил меня вперед... Мы стояли посреди гостиничного номера и молча смотрели друг на друга. Мне хотелось броситься и обнять его, все существо мое стремилось к нему - отцу, но я услышал снова голос матери: "Не огорчайся, когда он тебя не примет". Похоже, что она была права... Я на мгновение зажмурился. Надо взять себя в руки. Взять себя в руки. Ну! Спокойно. Спокойно, Андрей! Вспомни, как ты иногда с размаху шлепался на лед. И как бы ни было больно, уверенно продолжал выступление. Я спокоен, я совсем спокоен!
Я вдруг действительно успокоился и решительно посмотрел прямо в лицо отца. И тогда, я увидел, что он волновался еще более, чем я.
Высокий, широкоплечий, мужественный, первопроходец и путешественник, он от волнения покачнулся, будто его ударили. Я видел, как стремительно уходили краски с его обветренного, загорелого лица, а на высоком лбу вдруг выступили крупные капли пота. Жалость пронзила меня, как удар электрическим током.
- Не волнуйся, папа! - сказал я.- Давай лучше сядем и поговорим. Садись! - Я подвел его к дивану. Мы сели рядом.- Если ты не захочешь меня знать - мало ли по какой причине, ведь я ничего не знаю о вас с мамой, она мне не рассказывала,- я уйду, и ты меня больше не увидишь. Честное слово!
Как он тяжело шел к дивану и скорее упал на него, нежели сел. Он усмехнулся виновато и смущенно.
- Наверно, следовало списаться сначала,- продолжал я, так как он молчал,-- но я прочел о тебе в журнале и решил приехать на Байкал. Я просто должен был повидать тебя, давшего мне жизнь, узнать, что во мне от тебя. Узнать - какой ты. Я всегда мечтал, что мы когда-нибудь, да встретимся. Видел тебя во сне, будто мы говорим, говорим и никак не можем наговориться. Пусть вы с мамой разошлись, но я люблю вас обоих, хотя и не помнил тебя. Ты знаешь, я еще в шестом классе прочел все твои письма к маме. Она их хранит.
- Ксения... Мать знает, что ты здесь?
- Я сказал ей, что еду на Байкал, но не скрывал, что хочу найти тебя, повидаться. Мне ведь ничего от тебя не надо.
Мама заменила мне обоих родителей. Я просто хотел повидать тебя. Понимаешь?
- Что она тебе на это сказала?
- Мама... Она уверена, что ты меня не примешь...
- А почему... Она не объяснила?
- Мама только сказала, что я тебе не нужен. И ты... (голос у меня охрип) ты... не примешь меня.
- У тебя есть фотографии матери... последних лет?
- Есть, в чемодане. Есть и самая последняя. Мама специально снялась перед моим отъездом. Ты ее с тех пор... ни разу не видел?
- Видел несколько раз по телевидению. Раз в кинопанораме... Другой раз... фигурные катания... Видел тебя, мать и тренера. Ты получил тогда вторую премию. Где ты оставил вещи?
- С ребятами, они ждут внизу.
- Какими ребятами?
- Алеша Косолапое. Мой самый лучший друг. И его сосед по квартире Женя Скоморохов. Тоже приехали на Байкал работать.
- Профессия есть у них или еще школьники?
- Оба уже отслужили в армии. Алеша пекарь. Женя шофер, слесарь, механик.
- А-а. Это хорошо. Люди в Сибири нужны. Поди, хотят только на БАМ?
- Нет, мы на Байкал приехали. У меня еще нет профессии. Но умею водить машину. Можно сдать экзамен на шофера. Если дадут права...
- Откуда умеешь водить машину?
- В школе на уроках труда изучали автомобиль. У нас даже девчонки почти все умеют водить машину. А я к тому же практиковался на мосфильмовских машинах, когда ездил с мамой на съемки. И друзья ее давали мне иногда вести машину. В общем, могу тоже шофером.
- Это хорошо. Но условия в Забайкалье... суровые.
- Понимаю, я не боюсь. Отец понемногу успокаивался.
- Надо вас устроить в гостинице. На Байкал мы выедем послезавтра. Я вас захвачу с собой, всех троих.
- Спасибо!
Он было направился к телефону, потом раздумал, решил лично переговорить с директором гостиницы, так как мест не было и разговаривать с администратором не имело смысла. Мы вместе спустились в вестибюль.
- Ну, знакомь меня с твоими товарищами,- сказал он.
Я подвел его к ребятам и познакомил. Он пожал им обоим руки, велел ждать его и пошел к директору.
Меня он не поцеловал, не обнял, даже не пожал руки, 36
как Алеше и Жене. Может, забыл? И хотя обида уже жалила исподтишка, не буду его торопить с признанием нежданно-негаданно явившегося сына. Посмотрим, что будет дальше.
Дальше было вот что. Мест в гостинице не оказалось, и, поскольку отец один занимал двухместный номер, он договорился, что к нему поставят раскладушку для одного из нас, другой ляжет на диване, а третий займет вторую кровать. Мы живо заполнили листочки, уплатили за два дня, и скоро все трое, очень довольные, сидели в номере Андрея Николаевича Болдырева.