Кузькин буквально задохнулся от негодования. Кровь так бросилась ему в голову, что даже толстая шея побагровела.
- Нашли летуна! - фальцетом (горло перехватило) произнес он.- Всю сознательную жизнь по Забайкалью мыкаюсь. Два раза тонул, когда шоферил, чудом спасся. Машиной попрекнула!.. Хороша машина, слов нет, так куда поедешь на этой машине? Дорог-то нет - ну, одна-единственная пока есть на стройку моста. К вертолету, что ли, ее подвесить, машину-то? Ждать, когда Байкал в январе замерзнет? На легковушке не очень-то по нему покатаешься.
Решили мы с женой в Иркутск переехать, что тут плохого? И в Иркутске люди нужны, не за границу же едем. Там теща живет одна в трехкомнатной квартире. Муж у нее умер, дети выросли и разъехались кто куда. Нас зовет. А насчет дочки... Уж очень Оленьке хочется учиться фигурному катанию. Способности у нее к этому имеются, опять - что тут плохого?
И разве детей учить фигурному катанию мы одни хотим? И никакая моя жена не мещанка - член партии. Хочется ей деньги потратить на мебель, на платье, не копить же нам деньги? Хотим тратить деньги там, где живем, и на то, что хотим. И не хочу, чтоб меня оскорбляли ни в райкоме, ни где - не позволю.
- Подумаешь, разошелся! - пробурчала Корякина.
Бесфамильная со вниманием выслушала Кузькина.
- Если получите цветной телевизор, современную мебель и тренера по фигурному катанию, то останетесь?
- Не так в лоб, Виринея Егоровна,- поморщился Кузькин.- Интересно, где вы тренера возьмете?
- Есть у меня один на примете. Надо его еще уговорить. Кстати, забыла представить этих ребят из Москвы: Евгений Скоморохов - механик, слесарь, шофер-гонщик. Автогонщик, понял?
Кузькин понял. Он аж присвистнул от удовольствия.
- Где работал? - спросил он, пожимая Жене руку.
- На автозаводе имени Лихачева.
- Виринея Егоровна, я его себе беру?
- Ну конечно.
- Как вот только с квартирой...
- Будет в свое время. Пока мы его устроим, не беспокойтесь. Но я представила еще не всех: Алеша Косолапое. Пекарь. Хлебом вкусным будет нас кормить. Учтите. А это Андрей Болдырев. Чемпион по фигурному катанию. Усекаешь?
Кузькин усек. Теперь он и на меня глядел с той же жадностью, что и на Женю. Алеше он просто пожал руку. Время Алеши еще не пришло! (Кажется, Кузькину уже не так хотелось сейчас ехать к теще.)
- Сын Болдырева? - спросил он насчет меня. Виринея Егоровна кивнула головой и обратилась к Алеше:
- Значит, так, Алеша, насчет тебя я договорилась. Будешь работать на хлебозаводе, когда его,- она смущенно кашлянула,- построят. А пока примешь заведование пекарней. Не очень механизированная, правда, но есть там тестомешалка и еще что-то. Полагается тебе помощник-подручный. Это на твое усмотрение. Возьмешь, кого хочешь. К работе приступишь с завтрашнего дня. Теперь насчет жилья... При пекарне есть квартира - две комнаты. Надеюсь, ты не будешь возражать, если с тобой поселится пока и Женя?
Оба приятеля просияли. Кузькин тоже.
- Вот что, Женя,- сказал заведующий автобазой, весьма довольный оборотом с квартирой.- Выделяю тебе машину "Ураган". Она дожидается тебя на станции. Завтра тебе день на всякие устройства, а послезавтра выедешь за ней с нашим водителем. Оформишь машину и пригонишь ее, а кстати прихватишь муку для своего друга. Лады? Жду тебя на базе.
На этом Кузькин попрощался и поспешил на свою автобазу.
Едва он вышел, Полина Осиповна, сидевшая с поджатыми губами,раздражение ее еще не утихло,- стала жаловаться на молодежь. И такие-то они, и сякие, и что им еще надо? Общежитие строим, батареи горячие, души. "Мы не такие трудности переносили и не требовали себе всяческих удобств".
- Напрасно! - не выдержала Виринея Егоровна.- Нерадивые, бесхозяйственные люди играли на вашем патриотизме, а вы вместо того, чтобы у них потребовать, обходились. Да еще гордитесь этим. Зачем привычку к труду заменять привычкой к искусственно создаваемым трудностям? Хватит трудностей стихийных: необжитый, суровый край, вечная мерзлота, бездорожья, метели и морозы, высокая сейсмичность. Да что говорить!..- Ока пренебрежительно махнула головой.
Полина Осиповна покраснела, вернее, покрылась багровыми пятнами.
- Как хотите, Виринея Егоровна, но строить театр раньше, чем построена дорога, а ретрансляционную телевизионную станцию прежде моста... Мы все здесь живем и работаем лишь для БАМа...
- Ошибаетесь, прежде всего мы осваиваем край, обживаем его и должны добиться, чтоб люди не разъехались кто куда - все построено, после нас хоть потоп. Мы отвечаем за воспитание этих людей, их духовное, моральное и физическое состояние. Не одним хлебом жив человек, нужна ему и духовная пища - вот для чего театр.
Поджав губы, Полина Осиповна поднялась.
- Пойду, товарищ Бесфамильная. Вы не правы, и я верю, что вам это еще укажут свыше.
- Перечитайте то место у Чернышевского, о котором я вам не раз напоминала,- невозмутимо ответила секретарь райкома.- Хорошо сказано: "Важнейшим препятствием к развитию производства надобно считать те формы, которые неблагоприятны умственному развитию работника".
Полина Осиповна вышла, еле удержавшись, чтоб не хлопнуть дверью.
Виринея Егоровна, нахмурившись, посмотрела ей вслед:
- Бывшая бетонщица, электросварщица. До сих пор убеждена, что лишения, которые она переносила на стройках, ускорили строительство. Думать, что за большинство ее лишений кое-кого следовало бы судить, для нее непереносимо. Театр ее доконал. Отныне все жалобы на меня строчит в обком, в ЦК. Жаль ее. Ну, а теперь ты, Алеша, иди оформляйся.- Она растолковала, куда и к кому идти.- А затем перебирайтесь с Женей в пекарню. Ты, Андрей, наверно, пойдешь им помочь? Но сначала пообедайте, у нас неплохая столовая.
Мы, все трое, стали ее благодарить. Она улыбалась с довольным видом, скуластенькая, черноглазая, черноволосая, загорелая, явная примесь якутской крови, а прапрадед был наверняка бродяга без фамилии. Одета она была модно, со вкусом, но не молодилась, пятьдесят лет выдавались честно "на-гора".
Мне она понравилась.
Когда мы уходили, она как бы стала оправдываться перед Алешей за устаревшую пекарню. Просила потерпеть около года, пока отстроят и пустят в эксплуатацию хлебозавод.
- Да я, наоборот, рад,- сказал Алеша, лукаво улыбнувшись.
- Рад? Но почему, ведь тяжелее...
- Рецепт у меня есть один. Бывшего флотского хлеба. Давно мечтал такой хлеб людям испечь. Уговаривал мастера, главного инженера, директора, в партком ходил - куда там. Не стандартный. Знал рецепт от одного старого пенсионера-севастопольца. Все жалел он, что теперь такого вкусного ржаного хлеба не выпекают. Боялся, умрет, так и не передав никому способ приготовления. Приходил к нам в ГПТУ, но никто, кроме меня, не заинтересовался. Меня на дачу к себе приглашал - он там круглый год живет один: все родные у него умерли. Вот мы с ним несколько раз выпекали тот хлеб в русской печи... Он даже на другой день такой свежий, будто после выпечки, и так пахнет, и до чего вкусный! Вот увидите. Так вот, я этот флотский хлеб буду выпекать - пусть люди поедят пока... Может, и когда хлебозавод построят, потребуют...
- Спасибо, Алеша! - от всей души сказала Виринея Егоровна. Она была тронута.
Глава шестая
АЛЕШИН ХЛЕБ
Пекарня находилась на берегу Ыйдыги - своенравной таежной реки, впадающей в Байкал. Мы спустились к ней по крутой тропе (мальчишки показали, где поближе пройти). Это был старый бревенчатый дом с надстройкой над серединой дома и крытой галереей вокруг надстройки.
Рядом лепились по сопке такие же бревенчатые дома, потемневшие от времени, почти черные. Старый город, серый, обомшелый Сен-Мар,- не таким быть Зурбагану!
Под пекарню, видимо, отвели один из таких сибирских домов прошлого столетия.
-Дверь открыла крепкая чернобровая женщина лет сорока, в цветастом платке. Алеша представился.
- Наконец-то! - воскликнула она обрадованно.- Сижу на вещах, жду нового пекаря. Вышла замуж и никак не могу уехать к мужу - уж он осерчал на меня. Да что ж я, проходите, пожалуйста.
Мы прошли просторные сени с прорезанным в наружной стене маленьким окошком - через него, наверно, отгружали хлеб - и очутились в самой пекарне. Узенькая лесенка в глубине вела в мезонин. Дверь налево в две жилые комнаты с видом на реку. Хозяйка провела нас в первую, проходную комнату, и мы с облегчением поставили там тяжелые вещи (книги!).
- Меня звать Васса Григорьевна. Я сегодня в ночь и уеду. Чемоданы давно собраны. Вещи эти не мои - казенные, вам останутся,- она показала на большой квадратный стол, деревянный диван, испорченную фисгармонию, стулья. В соседней комнате еще были деревянные кровати, полки для книг, старомодная стеклянная горка для посуды, на тумбочке возле двери стоял телефон.
- Мне уж звонили насчет вас,- сказала бывшая завпекарней Алеше.- В этих комнатах будете жить. Вы, механик Женя и подручный, если возьмете его из общежития либо из палатки. А верхнюю светелку для приезжей врачихи определили. Научный работник она, что ли. В институте будет работать, как его - "Проблемы Севера".
- Христина! - вскричал в полном восторге Алеша. Женя быстро взглянул на него - грустно и неодобрительно.
- Вот-вот, Христина. Фамилия у нее какая-то чудная - Даль, но она из здешних, не то что мы, понаехали бог знает откуда. Вы ее знаете?
- Знаем! - весело ответил Алеша, а Женя смотрел на него сочувственно, чуть нахмурив тонкие темные брови.
- Мне уж в горсовете наказывали, чтоб никого не пускала в мезонин-то. Для начальника орса берегли. Он третий месяц в гостинице проживает. В командировке сейчас. Проездил комнату, сердешный.
- Покажите, пожалуйста, пекарню,- попросил Алеша. И мы вернулись в пекарню.
- Вот, конечно, печь. В отличном состоянии теперь,- начала Васса Григорьевна,- а уж помучилась я с ней, не приведи господи! Сверху хлеб печется, снизу - сырой. Спасибо, в отпуск на родину хороший печник приезжал, так потрудился для людей и сделал. Вот тестомешалка. Опять же шефы помогли из мостоотряда. А то ведь одни бабы работали, просто без рук оставались. Теперь же чудо, а не тестомешалка! Уж так довольна! - Васса Григорьевна подвела нас к неуклюжему, безобразному сооружению, на которое она взирала с восхищением.
- Вы только взгляните, круглая квашня! Может на колесиках передвигаться, тесто месится трехлапчатым рычагом, ну словно три руки, правда? Содержать в чистоте гораздо легче, чем эти дежи.
- А чем нагревается печь? - озабоченно спросил Алеша.
- Дровами. Уже заготовлены на зиму. Под полом сложены. Прежде ведь дом-то на сваях стоял. А мы отгородили их, получился внизу дровяник. И дрова сухие, и брать их легче зимой.
- Сколько дней пекарня простаивает?
- Как одна осталась - четвертый день.
- А как же?..
- В Сен-Маре ведь две пекарни.- Она посмотрела на часы.
Скоро машина за мной придет. Дай-ка я пока самовар вздую да напою вас, ребятки, чайком. Время еще есть.
За чаем словоохотливая Васса Григорьевна рассказала нам жуткую историю.
Дом этот когда-то принадлежал зверолову и золотоискателю. Он жил в нем с женой, матерью и тремя маленькими детьми. И вот в ноябрьскую ночь 1929 года бандиты вырезали всю семью, перерыли все вещи, видно, золото искали...
- И детей?! - ахнул я.
- И деток. Родных у них не было, и дом отошел в горсовет. Жить в нем никто не захотел. Отвели под пекарню.
- Привидения не водятся? - в шутку поинтересовался Женя.
- При нас не бывало. А при вас не знамо, как будет. Может, и черти появятся...
Васса Григорьевна фыркнула. Скоро за ней пришла машина, мы погрузили чемоданы, узлы, подсадили ее в кабину, пожелали семейного счастья и остались одни.
Медленно вошли в дом. Почему-то вздохнули. Надо было разбирать вещи. Устраиваться. Хорошо, хоть везде было выскоблено, чисто. Бывшая завпекарней сдала все в образцовом порядке.
- Ну что же, давай, Алеша, устраиваться,- сказал Женя. Но Алеша уперся.
- Сначала мы должны навестить Виталия. Уступчивый, кроткий Алеша если упрется, то уж все... Мы с Женей переглянулись и отправились вслед за Алешей в больницу. Мы еще застали палатного врача, полную седую женщину, обратились к ней с расспросами.
- Значит, вы его друзья?
Мы с Женей с возмущением переглянулись, но смолчали.
- Друзья,- подтвердил Алеша спокойно.
Врач пытливо и внимательно разглядывала нас. Разговаривали мы в вестибюле больницы.
- Что у него, собственно? - спросил я, отнюдь не питая к этому подонку нежных чувств.
- Давайте сядем и поговорим,- предложила врач и завела нас в какую-то приемную, пустую в этот час.
- У больного Виталия Сикорского сильнейший стресс, юношеская гипертония, неврастения. Он потрясен гибелью товарищей, но главное, у него непереносимый страх перед жизнью вообще, и это, по-моему, накапливалось у него давно. Я осторожно расспросила его о прошлом. Он единственный сын военного. Отец держал его в строгости, мать необузданно баловала. Родители оба - погибли в автомобильной катастрофе. Виталий тогда учился на третьем курсе факультета вычислительной математики и кибернетики. Но после смерти отца, который заставлял его заниматься, мальчика отчислили за неуспеваемость.
Врач вздохнула.
- Как я понимаю, решающим обстоятельством послужило то, что инфантильный, слабовольный юноша оказался хозяином отдельной квартиры. Он поменял родительские четыре комнаты на однокомнатную (видимо, с доплатой). Все, кому не лень, шли к нему с бутылкой. Собирались компаниями. Ни на одной работе он дольше испытательного срока не удерживался. Жил на то, что продавал отцовы вещи, мебель, книги... Кончилось плачевно: видимо, его выселили из Москвы. Не узнала, был ли он выслан или сам забрался в наши края. И что именно он здесь пережил? Молчит об этом, только трясется. О погибших товарищах без ужаса не может вспоминать. Он их боялся, но не хватало воли уйти. Как я понимаю, вы его случайные попутчики?.. В больнице он чувствует себя хорошо. При одной мысли о выписке у него поднимается давление. Трудный больной. Даже не знаю, как его спасать... Вы помягче с ним... Кстати, у него сегодня день рождения. Всего доброго.
Врач ушла, а мы, надев белые халаты, стали искать Виталика.
Он лежал довольный, успокоенный (пока не выписывают, а докторша жалеет по-матерински) и читал. Нам не очень-то обрадовался, скорее, испугался. Смотрел настороженно. Мы передали ему яблоки, конфеты, банку меда (взяли по пути в магазине) и присели возле кровати на табуретки.
- Как себя чувствуешь? - спросил Женя. Виталий страдальчески скривился.
- Плохо. Не знаю, что буду делать, когда выйду из больницы. Пропал я!.. Из милиции приходили... Спасибо докторше... пока не пустила ко мне.
Я поздравил его с днем рождения.
- Есть с чем поздравлять,- остановил он меня.- И почему я не погиб вместе с родителями!
- Ну, зачем же так! - укоризненно попенял ему Алеша.
- Жить не хочется,- уныло пояснил Виталий.- Отвращение к жизни у меня. Тэдиум витэ по-латыни.
- Может, работать не хочется? - добродушно предположил Женя.
- Да нет, отчего же... смотря какая работа.
- Профессия у тебя есть?
- Нет никакой профессии.
- Но что-то умеешь делать?
- Ничего не умею.
- У отца была машина?
- Была, конечно.
- И не научился ее водить?
- Это я умею. У меня даже водительские права есть.
- Вот чудак человек, так поступай на автобазу. Шофера знаешь как нужны.
На лице Виталия выразился неподдельный ужас.
- Да ты что, друг! Зимой трасса проходит прямо по Байкалу - по льду.
- Ну и что?
- А то, приберет меня Байкал, раз уж нацелился.
- Ну, это, брат,- мистика!- усмехнулся Женя.
- То говоришь - жить не хочется, а то боишься утонуть,- удивился я.
- Жить не хочется, но тонуть в ледяной воде тоже что-то не поманывает...
- А где бы ты хотел работать? - сочувственно спросил Алеша.
- Сам не знаю. Все равно, какая работа, никуда от нее не денешься... В тепле чтоб, и народа поменьше. Не надо об этом говорить. Успею еще... когда выпишут из больницы. Чего заранее расстраиваться. Вы сами-то где устроились?
Мы рассказали. У несчастного парня вдруг заблестели потускневшие глаза. Он с завистью уставился на Алешу.
- Вот бы мне в пекарню. Тихий уголок. Хлебом пахнет. Помощник тебе не нужен?
Алеша внимательно посмотрел на него.
- Нужен. Как раз мне нужен помощник. Но... работа не легкая. Тяжелая, прямо скажу, работа. Если ты будешь отлынивать, одному мне не справиться. Никак.
- А жить где?
- При пекарне две комнатки. Там и будем жить. Вот и Женя с нами.
Виталик аж задохнулся от волнения.
- Ребята! Возьмите меня к себе! - взмолился он.- Честное слово, не буду отлынивать!
Очень ему захотелось работать в теплой пекарне. Да и мы все, видно, не внушали ему больше страха. Он прямо-таки уцепился за эту мысль.
- Придется тебе тогда завтра выписываться из больницы,- строго сказал Женя.- Один Алеша не справится. Я бы помог, но еду на станцию за машиной. А как получу, меня сразу пошлют на ней куда-нибудь.
- Выпишусь, что же делать. Завтра попрошу меня выписать,- заверил нас разволновавшийся Виталий.
Алеша пробовал его разубедить, все же парню не мешало хоть недельку полечиться после всех его испытаний, но Виталий только мотал головой. Он действительно панически боялся жизни, а пекарня представлялась ему, видимо, кельей, где он укроется от жестоких людей, Байкала, непогоды, напастей и страха. Он чуть не заплакал, умоляя Алешу укрыть его в пекарне.
И мне вдруг стало жалко этого несуразного парня. С детства мне было присуще одно свойство: я почему-то легко ставил себя на место другого человека, даже совсем не похожего на меня, проникаясь его настроением и ощущениями.
- Вот что мы сделаем,- предложил я.-Ты, Алеша, оформляй его с завтрашнего дня на работу, а я за него неделю поработаю, пусть он лежит в больнице. Я пока свободен, занятия на курсах начнутся недели через две-три.
Виталий сначала даже не поверил, а когда понял, что я это всерьез, умилился до слез. На этом мы распрощались - куда теплее, чем встретились.